Ольф⁠⁠

12

Корабль сел на диком песчаном пляже. Я специально нашел место подальше от человеческого жилья. Сам неоднократно оказываясь случайным или, еще хуже, неслучайным свидетелем, теперь я не люблю свидетелей.

– Купаться, Челеста. Буль-буль. Идти.

– Ке белецца!*

*(Какая красота)

Восторги простительны – природа сверкала нетронутой красотой, солнце палило, песок переливался мириадами маленьких бриллиантов. Я создал проем, приглашающая отмашка руки показала на тихо шепчущее море:

– Давай.

Очередной Тарзаноподобный вопль ликования взорвал джунгли, моя подопечная ринулась к воде. На ходу на песок полетели шортики, руки схватились за топик…

Девушка обернулась. Я был далеко. Пробежав дальше, у самой кромки она все же скинула его, оставшись лишь в набедренной повязке, и веселый смуглый дельфин ушел под воду.

– Девчонка. Как есть девчонка, – с улыбкой хмыкнул я себе под нос.

Тоже нестерпимо хотелось купаться, но я остался у корабля. Мало ли. Кто-то должен смотреть по сторонам. Защищать. И строить планы. То есть – заниматься настоящей мужской работой.

Так я решил, чтоб не признаваться себе, что боюсь остаться наедине с непредсказуемой полуобнаженной итальяночкой. В чувственной стихии моря. В антураже райского сада. Уф, от одних образов защитные системы дают сбой.

Взор пробежался по сторонам. Опасностей не видно. Пока. Ни четвероногих диких зверей, ни двуногих.

Ошибочка. Нельзя зацикливаться на джунглях, беда может прийти отовсюду, в том числе из воды. Никогда не задавался вопросом, водятся ли в этих широтах акулы. Узнавать опытным путем не хотелось. Девочка мне доверилась, а уж она точно не знает, кто и где здесь водится.

В конце концов, чего стеснятся? Я охраняю! Часовой обязан контролировать ситуацию, значит, обязан смотреть за всем и везде.

Либо Челеста не всю жизнь была горожанкой, либо кто-то в роду согрешил с русалкой. Волны любили ее, как дочь, она любила воду, как мужчину. Даже завидно стало. Почему я сейчас не с ней?

Потому. Серьезней надо быть, товарищ кораблевладелец. Косивший на море взгляд со скрипом вернулся в рубку. По мановению мысли перед лицом возник виртуальный глобус.

Вспомнилось одно место, которое не успел посетить в одиночестве. Ладно, что делать, поглядим вдвоем. Даже интересно, что вдвоем. Посмотрим, как напарница отреагирует. И как я. И вообще – посмотрим.

Возвращаясь обратно, накупавшаяся Челеста сияла ярче версальской люстры. На топике задорно вздымались две острые кнопки. Кожа, вся в зябких пупырышках, оживала от липнущих солнечных объятий. Глаза блестели, как начищенные пуговицы новобранца кремлевского полка, мокрые волосы умиротворенно змеились по гордо расправленным плечам. С узелков капало. Нимфа.

– Заходи, располагайся. Сейчас слетаем кое-куда, покажу удивительное сооружение. Единственное в своем роде.

Челеста не возражала. Если и возражала, я все равно не понял.

Перелет в довольно близкую отсюда Индию (близкую, естественно, по сравнению с прошлыми перелетами) прошел незаметно. Прямо от береговой линии с высоты облаков расползлись кляксы многомиллионных термитников, немного похожих на Каир, но более красочных. Тот был один на всю пустыню, а здесь их – десятки. Если не сотни. Если не тысячи. И вокруг не пустыня.

Иногда корабль снижал скорость и спускался, когда попадалось что-то особенное. Хотя особенным было все. Но еще через час я все же довел летучее судно до городка в Мадхья-прадеш, назывался он Кхаджурахо. Сам городишко ничем не примечателен, и выветрился бы из памяти, если бы не случившаяся на наших глазах кража. Первой происходящее заметила глазастая Челеста.

– Гварда Ольф!*

*(Смотри)

От запущенного камня стекло машины, что стояла у магазина, со звоном разлетелось. Из подворотни мелькнула тень, салон машины расстался со спортивной сумкой, а совершивший это подросток бросился наутек. Прохожие подняли шум, но малый улизнул дворами, через какие-то лачуги. Вскоре он оказался в оживленном переулке на соседней улочке, сумка висела на плече, ноги небрежно шагали вдоль.

Корабль следовал за ним сверху. Переглянувшись, мы с Челестой поняли друг друга без слов. Моя рука потянулась за масками.

Скученность строений, множество проводов и натянутых веревок не позволяли снизиться до приемлемой высоты. Приходилось просто следить.

Трущобы становились все запутаннее. Позыркав по сторонам, паренек юркнул в кособокую хижину, где, судя по виду из окна, жила большая семья. Жила настолько бедно, что даже жаль стало отбирать у парнишки добычу. Правда, жалость не смогла конкурировать в душе с жаждой справедливости. И присутствие Челесты, не понимавшей моей заминки, тоже сыграло роль. Я приготовился к выходу. Проверив наличие ножа, глаза скосились на карабин. Со вздохом я снарядил новую обойму. Мало ли. Кабан многому научил.

Пацан, которому на вид не больше тринадцати, открыл сумку, лицо вмиг скуксилось, собираясь заплакать. Внутри лежало не то, что ожидалось. Лямка снова легла на плечо, мальчуган помчался на улицу.

Мы следовали за ним. Точнее, над ним. Вот, наконец, удобное место, чтобы снизиться прямо до проезжей части…

Я едва успел остановить корабль.

Мальчишка замер, как вкопанный, а его окружили несколько таких же. Только главарь маленькой банды был выше, крепче и старше.

У них возник спор о чем-то. Наш воришка открывал сумку, показывал, оправдывался. На него наседали. Главарь вынул и поднес к его лицу кривой нож, одновременно пытаясь взять за руку.

Не успел. Вывернувшись, воришка бросился наутек. Шпана рванула за ним. Мелкие быстро отстали, а главарь резво настигал отчаянно лавировавшего беглеца. После небольшой погони парнишка понял, что уйти не получится. Решительно остановившись, он обернулся.

– Ольф?! – В глазах Челесты я прочитал почти такое же отчаяние, как у нагоняемого мальчишки.

Я схватил старый лук, который оказался чуть ближе нового, вторая рука потянулась за колчаном. В момент, когда метрах в пяти от жертвы здоровяк замедлил ход, стрела ударила ему под ноги.

Остолбенели оба. Головы завертелись, словно флюгеры во время смерча. Затем главарь попробовал осторожно переступить стрелу. Рядом мгновенно воткнулась вторая. Почти в ногу.

Оба вновь начали озираться в поисках невидимого стрелка.

– Отдай, – прошипел я тихо, приоткрыв проем и сдирая сумку с плеч мальчишки.

Взамен в испуганно вздернутые руки упали лук и стрела.

Взгляд главаря вернулся на беглеца… и он побежал. Назад. В ужасе. Что-то крича.

Беглец бессмысленно улыбался, сжимая лук и оседая на подогнувшихся ногах. Улыбалась Челеста. Улыбнулся и я, подняв перед собой сумку, оказавшуюся почти невесомой.

– Надо вернуть.

Немало покружив, мы нашли место, где произошла кража, но машины у магазина уже не было.

Челеста потянулась к сумке, деловито вжикнула молния, и мы синхронно заглянули, чуть не встретившись лбами.

Сумка оказалась под завязку набита застежками-молниями. Разными. Короткими, длинными и очень длинными. И все. Понятна реакция мальчишки. У Челесты была почти такая же. Я переместил сумку в кладовку. Авось, сгодится на что, выбросить всегда успеем.

Когда подлетали к месту назначения, уже издали Челеста ужаснулась:

– Пирамиди?! Ди нуово?!*

*(Пирамиды? Опять?)

Что-то я не разобрал интонации. Возникло ощущение, что ей больше не хочется воплощать мечту. Но как такое возможно?

– Ну-у… – протянул я. – Да. Тоже своего рода пирамиды. С другими пирамидками по бокам. А вообще – храмовый комплекс. Точнее, три комплекса.

Под нами проплывала вереница храмов, их красиво подсвечивали разноцветные лучи, и окружали ухоженные газоны.

– По древней легенде, бог луны тайно полюбил земную женщину, и их потомки основали династию, которая построила эти храмы, чтоб искупить грех матери.

Жаль, девушка не поняла ни слова. Но слушала так воодушевленно, что хотелось рассказывать бесконечно. Наверное, в ее глазах я был таким же богом луны. «Бог луны тайно полюбил земную женщину, и их потомки основали династию, которая построила эти храмы, чтоб искупить грех матери…» Звучит божественно. И с намеком. Для меня. А не было ли у бога луны невидимой летающей колесницы?!

Вокруг храмов бродили туристы, фотографировали и фотографировались на фоне. Кто-то горячо обсуждал и показывал пальцем, кто-то старательно отворачивался от чего-то неприятного.

– Который сложен из гранитных блоков – это самый древний. – Челеста приникла к теплому подобию стекла, следя за моим пальцем, и кивала, будто что-то понимала. – Он посвящен богине Кали. А самый большой, с аркой, полной застывших в камне небесных существ, посвящен Шиве. Следующий храм – богу солнца Сурье, вон и сам Сурья, на колеснице с семью конями.

Плечо ощущало плечо Челесты. Мы стояли рядом, глаза смотрели в одну сторону. Кажется, мы снова подружились. Сейчас проверим, насколько можно доверять друг другу. Итак, испытание смущением.

– А это – Деви Джагдамба.

Когда мы приблизились к храму, где многие отворачивались, а детей вообще старались не подпускать, Челеста тоже конфузливо опустила глазки. Ненадолго.

Я с некоторым злорадством глядел, как она пытается помирить в душе любознательность с застенчивостью. Точнее, дикое любопытство с природным стыдом. Известные всему миру храмовые скульптуры сочетались между собой по одному и группами, с людьми и животными, всеми возможными способами. Да уж, чужая религия – потемки.

Периодически девушка нервно косилась на меня, но продолжала рассматривать подробности со все возрастающим вниманием. Не выдержав моего разглядывания, она выстрелила длинной фразой:

– Си, иль мио куоре е джа оккупато ма нон о пердуто иль густо делла вита. Тутто ми интэрэссо.*

*(Да, мое сердце занято, но я не потеряла вкус к жизни. Мне все интересно)

– Насчет пердуто сильно сказано, – кивнул я. – Респект. Тоже считаю, что здесь с этим перебор. Си, Челеста, пердуто слишком густо для святого места.

Смуглое личико обернулось, губки улыбнулись нелепым попыткам общения на ее языке. Поддерживая беседу, девушка сообщила:

– Комэ квелли нон о май висто. Костуми либери.*

*(Такого я никогда не видела. Вольные нравы (в презрительном контексте))

– Правители династии Чандела, которые сотворили это безобразие, были последователями тантризма. Это такое ответвление буддизма, где потакание чувственным желаниям есть путь к нирване.

Не понимает. Жалко. Любопытно, что сказала бы в ответ. Или сделала.

– А в догматах индуизма сексуальная любовь считается формой передачи энергии, – забил я еще один гол в абсолютно пустые ворота.

Странный такой футбол. Играли две команды, но на разных полях. Без судей и болельщиков. И забивали, забивали…

Челеста внимательно осмотрела последний барельеф и на некоторое время замерла, конфузясь и словно боясь обернуться. Садившееся солнце оплело ее красивую фигурку сиянием, длинная тень уперлась мне в ноги. Я ждал. Наконец, девушка совершила подвиг, мимикой изобразив: «Ни в какие ворота. Но – история. Чужая культура. Что поделаешь». И почему-то молитвенно сложила ладошки.

Я перегнал корабль в пустыню. Здесь никто не побеспокоит. Приземлившись вдали от всего, мы поужинали.

После необходимых вечерних процедур вместе поглядели на чувственный закат. Другому такого зрелища хватило бы для разрыва сердца. Мы просто повосхищались, зная, что завтра найдем не хуже. Человек не быстро ко всему привыкает, а мгновенно.

Я поднялся.

– Ну что, мадмуазель, твой бог луны объявляет отбой. Жаль, что ты не тантричка, а то бы, для здоровья…

Решив не договаривать, я обреченно махнул ей внутрь будуара. Как там брякнулось недавно: до желания или просьбы? Желанием не пахло, а просьбы не дождетесь. Я гордый. Негоже владельцу мира просить подачки.

Сидевшая на краю постели девушка беспрекословно повиновалась жесту. Мягкая масса слегка спружинила под влезшими ладонями и коленями, тело легло на бочок, глазки закрылись. Но она не заснула сразу. Пальцы взялись за нательный крестик, губы что-то зашептали.

Должно быть, молится.

Да, спутница у меня аховая. С такой не покхаджурахаешься, как я выразился, «для здоровья». Это большой маленький ребенок, птенец, выпавший из гнезда. Живем на разных планетах. Не понимаем друг друга ни в словах, ни в делах.

Но… может оно и к лучшему?

Я лег. Спать на полу столь же тепло и мягко, как на постели, никакой разницы. К тому же, подушка здесь вырастает прямо под приклоненной головой. Именно такая, как надо. Но общее ощущение неуютности…

От неожиданного прикосновения меня подбросило:

– Что? Где?

Надо мной склонилась Челеста, зачем-то выползшая из будуара.

– Но. Иль туо посто ста ла. – Пальчик требовательно показывал на меня и на постель, а затем на себя и в пол. – Ква дормо ио.*

*(Нет. Твое место – там. Здесь теперь буду спать я)

Ни слова не понял. Но жесты красноречивы.

– Хочешь поменяться? Думаешь, откажусь?

* * *

– Иль буон джорно си коноше даль маттино.*

*(Хороший день узнается поутру)

Звонкий юный голосок наполнил рубку весной и счастьем. Я протер глаза.

А на постели действительно удобней. Потому что привычнее, что ли?

– Вольо ти аютарэ. Коза поссо фарэ пер тэ?*

*(Хочу тебе помогать. Что могу сделать для тебя?)

(продолжение следует)