Огонёк #9⁠⁠

Огонёк

Глава 8

ссылка на Первую главу

Егор Куликов ©

Последующие дни, туман не покидал головы Виктора Федоровича. Правая сторона лица опухла, словно он чего-то набрал в рот, а проглотить так и не решился. Хромал. По телу расползлись синяки как чернильные кляксы. Глаз заплыл. Но все это было не больно. Единственное от чего было больно, так это от потери Женьки. И еще от того, что сам его затащил в эту авантюру. Сам придумал идеальный план, который не сработал. Все сделал сам, да вот только сам и жив остался. А Женька уже все – отчалил на тот свет.

Пришлось встретиться с его сыном. Рассказать, как было. Ничего перед ним не утаивал. Все выложил.

А после, выслушивал упреки. Проклятия и обвинения. Выслушивал стойко. Понимал, что сам виноват. Понимал, что хоть какое-то наказание должно быть. Пусть даже такое безобидное как не самые приятные слова от Женькиного сына.

Виктор Федорович ничего не говорил в свое оправдание. Он только слушал и смотрел. И видел, как сын сдерживает себя, чтобы не наброситься на него. Не поколотить и без того побитого деда. Смотрел и думал: «Пусть бьет. Я заслужил это. Пусть лупит. И чем сильнее лупит, тем будет лучше для меня. Пусть будет так. Пусть…»

- Можно мне хоть с ним попрощаться? – спросил Виктор Федорович.

- Нет. – Коротко бросил сын. - Советую вам отвязаться от этих… иначе закончите так же как мой отец. После похорон я займусь этим вопросом.

На похороны, как в лучших традициях кинематографа – лил дождь. Поначалу был ливень, а после, небо иссохло и словно выжимало из себя последние капли. Народу было не так много и от этого Виктору Федоровичу стало как-то обидно. Неужели за столь долгую жизнь Женька не накопил себе достаточно друзей и родственников, чтобы они пришли прощаться с ним. Неужели только вот эта небольшая горстка в десять-пятнадцать человек выкроила время, чтобы прийти. Чтобы отдать дань. Чтобы проститься.

Виктор Федорович наблюдал за процессией издалека. Скрывался за толстой кроной векового тополя. Смотрел за похоронами и ждал пока все разойдутся. И как только разошлись, он вышел из укрытия. Подошел к свежей могиле. Прикоснулся к черной земле. Поправил венки, расправил яркие цветки. Присел на корточки, приложил ладони к земле и закрыл глаза.

- Ну что Женька, насытился эмоциями? Утолил свой голод? Или уже жалеешь, что ввязался в эту авантюру? Извини меня… я не хотел, чтобы все так вышло. Наверное, я сам запутался. Помочь хотел. А в итоге вон оно как вышло.

Долго он так сидел. До тех пор, пока ноги окончательно не задеревенели. До тех пор, пока могильный холод не добрался до локтей. До тех пор, пока тьма не спустилась на кладбище.

Домой вернулся поздно. Дрожал как дворовый пес. Ладони грязные.

Вошел, стянул башмаки и бросил на пороге. Снял куртку и, промахнувшись мимо крючка, обронил под вешалкой; поднимать не стал. Увидел свет, включенный в комнате и тихие, приглушенные голоса Лизы и Кати. Думал зайти – не решился.

Вошел на кухню, вытащил из дальней тумбочки бутылку. Давненько он к алкоголю не прикасался. Но сегодня именно тот день.

Из холодильника вытащил колбасу, покромсал грубыми кусками, высыпал в тарелку. Закрыл дверь. Откупорил бутылку, налил стакан, поставил на стол и накрыл хлебом. Налил второй, схватил, встал. Помянул и выпил.

Обожгло горло и огненной лавой ворвалось в нутро. И там все обожгло к чертовой матери. Пусть жжет. Пусть там всю жалость выжжет. Пусть выжжет там все чувства. Чтобы наверняка закончить с этим делом. Пусть и как Женька закончу, пусть. Главное, чтобы Лиза с Огоньком жили спокойно. Поэтому пусть жжет. Огнем жжет.

За временем не следил. Следил лишь за тем, как быстро исчезает водка в бутылке. И когда последние капли упали в стакан, Виктор Федорович уронил бутылку на стол. Схватился за стакан, опрокинул и не осилил. Повалился на пол вместе со стулом и остался там лежать, дергая руками и ногами, как черепаха на панцире. Улыбался, истерически смеялся. Говорил что-то. Бубнил. Плакал и молился. А после уснул.

Уснул тяжелым, блудным сном. А туман в голове стал плотнее и гуще.

Виктор Федорович уже не помнил, как Лиза вошла на кухню. Как тащила его к кровати. Как снимала с него рубаху и укладывала спать. Как сидела рядом с ним.

Он продолжал говорить. Жаловался. Сознание оторванными клочьями выбрасывало мысли. И Виктор Федорович хватал их. Говорил несвязно. Едва двигался. А после уснул. Беспокойно и удивительно крепко.

***

Давно Виктор Федорович не испытывал такого стыда. Какая там к черту пенсия!? Оказывается тогда и стыдно вовсе не было. Было непривычно и может быть немного грустно. А вот сейчас стыдно. По-настоящему стыдно!

Он до вечера не покидал комнату. Да, ему было плохо. Плохо вдвойне. Помимо того что тело болело от ссадин и ушибов, так теперь и голова раскалывалась от вчерашнего алкогольного угара. Лиза пыталась наладить контакт, заглядывала, спрашивала все ли хорошо. Интересовалась.

- Мне надо побыть одному, - отговаривался Виктор Федорович и отворачивался к стенке.

Наверное, он бы и не встал с кровати, если бы Лиза не собрала Катю и они не ушли на прогулку. Только убедившись, что в квартире никого нет, Виктор Федорович оторвал тяжелую голову от подушки и схватился за виски. Кое-как доковылял до ванной, включил холодную воду и сунул голову под струю. На мгновение полегчало. Но лишь на мгновение. Стоило привыкнуть к ледяной воде, как в голове снова начало пульсировать.

Понимая, что дальнейшее пребывание под водой не принесет облегчения, Виктор Федорович закрутил кран, выпрямился. Уперся руками о раковину и посмотрел в зеркало.

- Как молодо выглядит моя правая часть, - сострил он, разглядывая опухшую сторону. – Морщин совсем нет. Может мне и левой стоит врезаться где-то об косяк. Сразу лет двадцать скину.

Мокрые седые волосы липли ко лбу и как водоросли заползали в глаза. Виктор Федорович не убирал их, хоть и испытывал из-за этого легкий дискомфорт. Он знал, что стоит ему пошевелиться, напрячься. Закашлять или начать дышать не так равномерно, то боль тут же вернется. Не душевная боль, а физическая. В таком состоянии душевная отходит на второй план. Хм… может из-за этого люди и напиваются до потери памяти, чтобы обмануть свой организм, подменив одну боль, болью другой. Той, что легче переносится.

С такими мыслями он оторвался от раковины, накинул на голову полотенце и в потемках пошел на кухню. Кое-как заварил себе чай. Кое-как затолкал в себя чуть-чуть супа, который Лиза предлагала еще утром. Кое-как вернулся в комнату и повалился на кровать.

Как все-таки хорошо, - думал Виктор Федорович. Как все-таки прекрасно, что он встретил эти две заблудшие души. Так бы сидел сейчас в одиночестве на даче или здесь же, в квартире. И тихо было бы. Тоскливо. Как в склепе. А с ними все иначе.

Сейчас вернутся с прогулки, создадут какой-то шум. Оживят квартиру. Наполнят ее уютом и радостью. Огонёк будет звонко тараторить, а Лиза, как обычно будет шикать на нее и постоянно напоминать, что они в гостях и им не следует вести себя слишком вольготно.

Ведите! – дал мысленное добро Виктор Федорович. – Ведите себя так, как будто меня тут вовсе нет. Ведите и не думайте ни о чем. Может быть, их у себя оставить. Плевать на ту комнатку. Продать ее за копейки, которые они готовы дать и забрать их к себе. Пусть живут. Благо площадь позволяет. А когда наступит лето, все вместе отправимся на дачу. Там я построю бассейн для Катьки. Лиза будет крутиться на грядках. Я буду колоть дрова. Хорошая ведь будет жизнь. Настоящая. Не такая скучная. И не будет казаться, что я доживаю. Нет. Я буду жить по-настоящему. Будем выкапывать картошку, собирать овощи и ягоды. Будем делать варенье. Будем выковыривать косточки из вишни. Испачкаемся ей с ног до головы. А когда устанем ковырять, что сил больше не будет, я возьму одну косточку и запущу в Огонька. Она взвизгнет, улыбнется и пульнет обратно в меня. А после и Лиза подключится. И будем мы перестреливаться скользкими косточками. И смеяться будем. Как в детстве. Как в далеком и как будто не моем детстве.

Эти мысли подействовали как обезболивающее. Перестало болеть не только тело, но и душа. Забылся Женька. Ссадины с синяками и опухолями забылись. Осталось только тепло от мечтаний. По телу разливалась нежность от воображаемой жизни. Счастье озарило огрубевшую душу. Даже дышать стало легче.

Примерно в таком состоянии Виктор Федорович уснул. Почти с улыбкой на устах. Почти спокойный и умиротворенный. Почти счастливый…

***

- …гммм. – Промычал он и открыл глаза, не понимая, что происходит. Сколько прошло времени: час, два, пять или сутки. Вместе с сознание, которое отказывало возвращаться, начали просачиваться и голоса. Тревожные, завывающие, грустные.

Он не сразу узнал голос Лизы. В голове еще был сонный туман и сознание как бы фильтровало любую информацию, поступающую из реального мира. Но когда Виктор Федорович услышал, как плачет Катя. Услышал всхлипывающий голосок его рыженького Огонька, то мгновенно включил сознание и выдворил туман из головы.

Не чувствуя боли он встал… нет, он вскочил с кровати и твердым шагом, несмотря на хромоту, направился в коридор.

- Что стряслось? Вы целы? – спросил Виктор Федорович, осматривая Катю, которая плакала и жалась матери. Затем он осмотрелся в квартире, думая, что чего-то не увидел. Чего-то не заметил. Должна же быть какая-то веская причина для их слез.

- Они нашли нас, - сжимая скулы, чтобы не сорваться в плач, сказала Лиза. – Когда мы возвращались, они как раз выходили из подъезда.

- Они вас трогали? Били?

Лиза помотала головой.

- Лишь сказали пару не очень приятных слов, - Лиза посмотрела на Катю. – Сказали, что у нас не получится от них скрыться. Виктор Федорович, я думаю, нам стоит уйти от вас.

- Стоп, стоп, стоп… - замотал руками Виктор Федорович. Для надежности он подошел к двери и, закрыв на защелку, остался стоять на пороге. – Никуда вам уходить не надо. Как нашли, так и забудут. Ничего страшного не случилось. Они вас не трогали и тронуть не посмеют. А теперь успокойтесь и идите попейте чаю. Хотите, я вам сейчас что-нибудь приготовлю. Хотите?

- Спасибо, не надо.

- Огонек, ты чего-нибудь хочешь?

Поджимая нижнюю губу, Катя помотала головой.

- Тогда… тогда раздевайтесь и идите мультики смотреть. Или… придумал. Давай включим наше волшебство. Давай я тебе диафильмы почитаю. Помнишь, мы с тобой смотрели. Ты крутила штучку и картинка менялась. Помнишь?

Это отвлекло Катю и слезы теперь не скатывались по щекам, а лишь скапливались в глазах.

- Вот и хорошо. Раздевайся и иди в комнату, а я сейчас принесу аппаратуру и простынь натяну на стенке. Иди, иди…

- Это еще не все. – Сказала Лиза, когда Катя убежала в комнату. – Выйдите в подъезд.

- Они там? – вздрогнул Виктор Федорович и сразу подумал о ножах на кухне.

- Нет. Но они оставили там свои следы.

- Какие следы? Грязь что ли?

- Почти.

- Говоришь какими-то загадками.

Виктор Федорович открыл дверь и с беглого взгляда, понял, о чем твердила Лиза.

Жирная краска каплями стекала с зеленых стен подъезда. Красные буквы неприличных слов в адрес Виктора Федоровича красовались со всех сторон. Надписи уходили ниже, вдоль лестницы. Надписи были на дверях соседей. А собственная дверь была изрезана и исполосована. Пожелтевшая набивка как куски мяса выползла из-под надрезов дерматина. Металлическая проволока порванными струнами скрутилась в спираль.

Несколько минут Виктор Федорович осматривал подъезд. Читал не самые приятные высказывания в свой адрес, где говорилось, что он очень и очень плохой человек. А девушка, которую он приютил на свою голову, как бы это выразиться – является девушкой не самого достойного поведения. Да и сам Виктор Федорович человек довольно-таки нехороший и гнусный. Если оглядываться на надписи, то и ориентация у Виктора Федоровича не совсем традиционная. В общем и целом, художники постарались отлично.

Виктор Федорович закрыл дверь, понимая, что надо будет идти писать заявление об акте вандализма. Вряд ли конечно, это как-то повлияет на ситуацию, но написать надо.

Он стоял на пороге, ощущая возвращение утренней боли. Возвращается сама и тянет за собой злобу, гнев и ненависть. Ладони сжались в кулаки. Хотелось прямо сейчас, позвонить этому Мите, назначить встречу, прийти туда с ножом и располосовать его на тряпки. Воткнуть нож ему в сердце и чувствовать, как дергается рукоятка вместе с умирающим органом. Почувствовать горячую кровь на руках. Почувствовать и насладиться местью.

Что-то лопнуло внутри Виктора Федоровича. Оборвалось и исчезло в пустоте. Он никогда не замечал за собой столь огромную ненависть. Не представлял такие жуткие страсти, которые сейчас лезли в голову. Не ожидал от себя такого. И даже обидно стало, что смерть Женьки. Смерть его лучшего друга не всколыхнула в нем эти чувства, а разукрашенный подъезд и изрезанная дверь вдруг вселили в него безграничную месть. Наверное, это стало последней каплей. Наверное, лимит терпения и лимит надежды, что все образуется, исчерпались. Наверное, пора приниматься за работу и делать ее качественно. Наверное…

Виктор Федорович закрылся в своей комнате, достал из шкафа старый пиджак, где хранил свои сбережения. Пересчитал, хотя прекрасно помнил, сколько там денег. А денег было достаточно. Последние годы он только и делал, что работал и никуда не тратился. Отпуск проводил на даче. Жил от дома до работы. Жил и собирал себе на похороны. Ему было стыдно признаться в этом даже себе, но так оно и было. Виктор Федорович не планировал отправляться на тот свет, но в силу возраста допускал такой вариант, что однажды может не проснуться. Или его может помутить в квартире, он упадет, раскроит себе голову об угол и поминай как звали. Найдут его и даже похоронить не на что будет. А с денежками будет легче.

Виктор Федорович сидел на кровати и держал в руках банкноты. Лиза и Огонек, закрылись в комнате и не показывали носа. Скорее всего, Лиза опять думает, как бы уйти от него, чтобы его не трогали. Чтобы оставили в покое. Она не понимает, что этого не произойдет, даже если они навсегда уйдут из его жизни.

Как говорится, машина уже запущена и ничто ее не остановит. Вместо обычной выгоды – вступило дело принципа.

Принципы…

В дверь позвонили. Не успел Виктор Федорович встать, как кто-то настойчивый нажал на кнопку еще раз. И еще раз… и еще… звонили не переставая.

Виктор Федорович, злой и негодующий, вскочил с кровати, глянул в глазок и лишь, после открыл:

- Слушаю! – довольно грубо сказал он.

- Вы это видели? – сосед, мужчина лет за сорок только вернулся с работы и еще не успел побывать дома. Поэтому стоял официально, в пиджаке, брюках при галстуке и с папкой. – Что все это значит?

- Вандализм, вот что это значит. Сегодня или завтра, пойду писать заявление.

- А… а кто будет оплачивать ущерб. У нас вся дверь исписана. И стены… да тут все красить по новой надо.

- Смею предположить, что оплачивать будут вандалы, если их, конечно, найдут по горячим следам. – Виктор Федорович нарочно говорил таким спокойным и провокационным тоном. Его подмывало на ссору. Хотелось выплеснуть то, что накопилось.

Сосед никак не поддавался. Он хлопал глазами, разводил руками, показывая масштабы ущерба, но голос не повышал. И даже намека не было на ссору.

Виктор Федорович уже было подумал, что все на этом и закончится, но тут открылась вторая дверь и показалась голова соседки. Было видно, что ее глаза расширяются пропорционально тому, чем больше она смотрит на разукрашенные стены. До сих пор не веря в происходящее, она протиснула грузное тело в подъезд, осмотрела дверь, охнула, прикрыла рот дрожащей рукой, и в мгновение, сменив удивление на гнев, посмотрела на Виктора Федоровича.

«Эта точно не будет молчать», - успел подумать Виктор Федорович, прежде чем услышать пронзительный вопль своей давней соседки Люды; женщины тучной, одинокой, ворчливой и очень шумной. Она даже мусор не могла спокойно выбросить. Обязательно увидит что-то неприемлемое на улице и начнет горланить. Она мало кому нравилась, а если быть правдивым, то не нравилась она ни кому. Но в этот момент, ее крик был усладой для Виктора Федоровича.

Он едва сдерживал улыбку, пока слушал не самые приятные замечания в свой адрес. Спустя пару минут, повылезали и другие соседи. Своим неугомонным криком Люда заразила всех остальных. Даже сосед с портфелем и в пиджаке, повадками сильно напоминающий Буншу из «Иван Васильевич меняет профессию», начал тыкать на стены и недовольно ворчать.

- Я не буду за это платить…

- Он виноват, пусть он и покупает краску. Пусть красит…

- И морда у него побитая. Недавно, приличный человек был, а сейчас скатился до алкаша.

- Надо что-то делать, а то мы милицию вызовем.

Виктор Федорович с легкостью сносил все оскорбления. Он облокотился спиной о дверь, скрестил на груди руки и молча слушал, периодически посматривая на своих соседей одним нормальным и одним заплывшим глазом.

- Ну, чего молчишь…

- Давай, скажи, как это вышло? У кого деньги занял!? Кому квартиру заложил?

- Что это за баба у тебя поселилась. На молодух потянуло?

До этой фразы, сборище соседей и крики были весьма приятны Виктору Федоровичу. Но после того как несчастную и бедную Лизу назвали бабой и оскорбили, Виктор Федорович не сдержался.

- Чего вы все разорались тут! – в ответ прокричал он и, тем самым, заглушил их вопли. – Понапридумывали себе историй про меня и жуете их как беззубая бабка хлебный мякиш. Хоть кто-то из вас, знает правду! Знает!? – Виктор Федорович презрительно осмотрел всех. – Эта баба сама с ребенком на руках отбивалась от стаи бандитов. – Сказал он немного тише и закрыл дверь. – Они у нее мужа недавно убили, оставив одну. Одну в этом свете…

Виктор Федорович рассказал всю историю про Лизу. Рассказал и о том, как ее выдворяют из квартиры. Как они встретились, познакомились. Как он ходил к этому Мите и отчего у него сейчас рожа вся в буграх.

Поначалу соседи смотрели на него с жалостью. Ему казалось, он смог достучаться до их сердец. Даже громогласная Люда молчала в тряпочку, опустив взгляд. Всем как будто стало стыдно за их слова. Как будто они готовы были помочь Виктору Федоровичу. Как будто они стали на его сторону.

Как будто…

- Это все хорошо. У нас у всех проблем хватает. Отмывать в итоге кто это будет? – спросил кто-то. И волна безумия вновь захлестнула соседей.

- Идите вы все к черту! – напоследок крикнул Виктор Федорович и хлопнул дверью. За спиной слышалось бурное обсуждение, но его это уже не заботило.

Он зажмурился от резкого приступа боли, постоял минуту и пошёл в комнату.

- Виктор Федорович! – окликнула его Лиза. – Я правда не хотела смотреть, но когда зазвонил звонок, я вышла и… и увидела деньги у вас на кровати. Зачем они вам?

- Фильм, «Ворошиловский стрелок» видела?

- Не смейте этого делать, - быстро сообразила Лиза.

- Я шучу, - улыбнулся он. – Дай мне в эти тяжелые дни, хоть немного посмеяться. И да, пока не забыл. Не вздумай уходить и убегать вместе с Огоньком. Это могло бы помочь в самом начале нашего пути, но не сейчас. Сейчас за дело взялись принципы и даже если вы уйдете, от меня они не отстанут. Так что оставайтесь. Вместе мы сильнее. А теперь, давай покушаем что ли?

Покушали.

В тишине и молчании. А после, разошлись по комнатам. И не было в этот вечер диафильмов и волшебства для Огонька. Не было и душевных разговоров и воспоминаний. Была лишь бессонная ночь, которая принесла Виктору Федорович несколько, по его мнению, очень здравых идей.

Продолжение следует