О КРАСНОМ ГРАФЕ и ЧЁРНОМ ПИАРЕ
Про Алексея Николаевича Толстого (1883-1945) давно — ещё с его молодых лет — известно, что по рождению он совсем не Толстой, а Бостром, внебрачный сын шведского помещика от жены графа Николая Толстого. Но парень оказался цепким, фамилию подгрёб вместе с титулом — и выжал из неё 146%, как сейчас принято, если не больше.
Его имя навсегда сохранится в истории политической пропаганды и "чёрного пиара": Алексей Николаевич — автор фальшивых "Дневников" императорской фрейлины Анны Александровны Танеевой-Вырубовой (1884-1964), на основании которых по сей день живёт в гладких мозгах массовой аудитории фальшивая история о разнузданных оргиях Григория Ефимовича Распутина (1869-1916), о его безудержном пьянстве, о превращении императорского дворца в притон разврата... Закон пропаганды: чем дебильнее и чудовищнее ложь, тем охотнее в неё верят насекомые граждане.
Алексей Николаевич Бостром, также известный как Толстой, — ловкий гешефтмахер, голодный эмигрант 1920-х, ставший советским "красным графом"; журналист, писатель и общественный деятель — не раз упомянут в моём эпическом романе "1916/Война и мир".
Но в первую очередь интересны, конечно, не мои упражнения с этим персонажем, а воспоминания о нём коллег и современников. Например, Надежды Александровны Лохвицкой, также известной как Тэффи.
<...> Алёша подсел ко мне, потянул носом.
— У тебя, — говорит, — хорошие духи.
— Да, — говорю, — это мои любимые, "Мицуко" Герлен.
— Герлен? Да ведь он страшно дорогой!
— Ну что ж, вот подарили дорогие.
Потом опять разговор стал общим. Но вот, вижу, Алексей встает и идёт ко мне в спальню. Что-то там шарит, позвякивает, а лампы не зажигает. Кто-то позвал:
— Алёша!
Вышел. Все так и ахнули.
— Что такое? Что за ужас!
Весь от плеча до колен залит чернилами.
Оглядел себя, развёл руками и вдруг накинулся на меня.
— Что это, — кричит, — за идиотство, ставить чернила на туалетный стол!
— Так это ты, стало быть, решил вылить на себя весь флакон моих духов? Ловко.
— Ну да, — негодовал он. — Хотел надушиться. Теперь из-за тебя пропал костюм. Форменное свинство с твоей стороны.
Ужасно сердился.
Любил он на каком-нибудь званом чаю сказать жене тоном остряка:
— Наташа, попроси лист бумаги или коробку, нужно забрать бутербродов Фефе на завтрак в школу.
Хозяйке приходилось делать вид, что это забавная шутка, и упаковывать ему сандвичи и пирожные. А Толстой помогал, выбирал и подкидывал.
Занятная история произошла у Толстого с пишущей машинкой.
Машинку эту он взял у Марьи Самойловны на две недели, да так и не вернул. Марья Самойловна, человек очень деликатный, прождала больше года, наконец, решилась спросить.
— Не можете ли вы вернуть мне пишущую машинку? Она мне сейчас очень нужна.
Толстой деловито нахмурился.
— Какую такую машинку?
— Да ту, которую вы у меня взяли.
— Ничего не понимаю. Почему я должен вернуть вам машинку, на которой я пишу?
Марья Самойловна немножко растерялась.
— Дело в том, что она мне сейчас очень нужна. Это ведь моя машинка.
— Ваша? Почему она ваша? — строго спросил Толстой. — Потому что вы заплатили за неё деньги, так вы считаете, что она ваша? К сожалению, не могу уступить вашему капризу. Сейчас она мне самому нужна.
Повернулся и с достоинством вышел.
Последняя забавная шутка перед отъездом была продажа чайника. Чудный, большой, толстый, белый фарфоровый чайник для кипятка.
— Вот, пользуйся случаем, — сказал он мне. — Продаю за десять франков. Себе стоил двадцать. Отдам, когда буду уезжать, пока ещё самим нужен. А деньги плати сейчас, а то потом и ты забудешь, и я забуду.
Заплатила. После отъезда Толстых оказалось, что желающих набралось больше двадцати человек, и все заплатили деньги вперёд. А чайник, конечно, укатил в Берлин. <...>
Оборотистый был парень этот Бостром, он же Толстой, что и говорить. И у меня в романе "1916/Война и мир" про него интересно написано.
И когда меня приглашают читать студентам лекции по историко-приключенческому роману — после Вальтера Скотта, Роберта Льюиса Стивенсона, Виктора Гюго, Александра Дюма, Марка Твена и Артура Конан-Дойля в разделе российских авторов обязательно упоминаю про Алексея Николаевича Бострома, он же Толстой.
