Ночь

Предыдущие главы

Однорукий «первый» вывалился из-за машины и захромал к Марине.

Сзади.

Ещё далеко.

К ним уже неслась свора разномастной нежити. «Первые». «Вторые». Даже «третьи».

А тут ещё этот.

«Калека».

Так как ступню левой ноги «бывший» уже где-то потерял, он протыкал грязь голой костью и цокал ей об асфальт. Ручища, которой он тянулся к жертве, не досчитывалась нескольких пальцев, вместо них только чернели дырки. Медленный, покромсанный «нежизнью», он собирался урвать свой кусок из тела человека.

«О божечки, о боже, о боже…» — только и повторяла про себя испуганная женщина.

Она почувствовала, что попала в западню. «Первый» вынудил её отступать назад, навстречу целой своре «немертвецов».

«Куда бежать?» — возникла и пропала мысль, потому что, сделав несколько шагов назад, Марина поскользнулась.

Пытаясь поймать равновесие, она взмахнула руками и, наступив на какой-то мусор, с шумом свалилась на спину. Тут же сверху на неё прыгнул «бывший» и в полёте ударил своей лапищей по голове.

Марина остановила «первого», выставив для защиты руки вперёд. Он повис на них, клацая гнилыми зубами у её лица.

Лёгкий.

От омерзения женщина с криком выгнулась как кошка. С неестественной силой, руками и ногами оттолкнула «бывшего», перекинув через себя. Послышался звук удара о машину. Человек бы от такого, в лучшем случае, потерял сознание, но тварь только несколько раз тряхнула головой и начала подниматься.

Правда, Марина встала первой.

Поскользнулась.

Упала.

Снова вскочила.

И опять поскользнувшись, в падении обрушила холодный металл топора на затылок мертвеца.

Череп хрустнул.

Убила почти случайно.

Почувствовала, как приятное тепло разливается внутри при виде поверженного врага. Эта неизвестная энергия плавила страх и освобождала покорённое ему тело. Если бы у Марины была минутка для самоанализа, она бы поняла, что просто получает удовольствие от убийства тех, кто разрушил её жизнь. И, возможно, это справедливая награда. Хотя на справедливость в этом мире уже никто не рассчитывал.

Поверженный «первый» зашевелился.

Глаза женщины расширились от удивления.

Но времени на размышления не осталось. Стая разномастных «бывших» стремительно приближалась к ней. Не пытаясь добить однорукого «первого», Марина бросилась со всех ног к своему дому. В очередной раз за последние несколько минут.

Спотыкаясь и почти упав снова, пересекла проезжую часть и ворвалась во дворы.

«Теперь только дом обогнуть, и будет мой подъезд!»

Стараясь не сбрасывать скорость на поворотах, не заметила, как что-то попало ей под ноги. Это перебегала дорогу «бывшая» кошка. Хотя возможно, мёртвое животное пыталось даже напасть. Но выбрало неудачный момент. Кошачий череп хрустнул под подошвами зимних ботинок, а глаза выдавились наружу. Не успев даже захрипеть, зверёк испустил свой теперь уже точно последний дух.

Из-за блохастого монстра женщина снова растянулась на грязном асфальте. Издав жалостливый стон, едва нашла в себе силы подняться. Встав, шатаясь побежала к видневшейся уже двери в подъезд. Она не заметила, но и у этого «бывшего» животного тоже были странные зубы, словно сделанные из обломков чёрного камня.

Вбежала в свой двор. Из разбитого окна соседнего дома, прямо напротив её подъезда, высунулась морда «бывшего». У него не хватало части черепа, носа и верхней губы, можно было даже разглядеть его почерневшие зубы.

«Ох, мамочки, гадость какая!» — пропищала она, замешкавшись на секунду, и с удвоенной силой заработала ногами. Но «первый» не сдвинулся с места, а лишь наблюдал. Возможно, именно эта его странность спасла ей жизнь.

Подбежав к подъезду, Марина ловко перепрыгнула через лежавшую у входа покрышку, рванула на себя дверь и внеслась в здание.

«Иначеживой», что выглядывал из окна дома напротив, медленно растворился в темноте квартиры.

С рекордной скоростью преодолела три этажа ступеней. Подбежав к своей двери, быстро вставила ключ в скважину. Два раза провернула и потянула на себя. Почувствовала сырой запах дома и юркнула внутрь.

Но закрывая дверь, она успела заметить, что на площадке между третьим и четвёртым этажами сидел ещё один «бывший»!

Весь голый, с увеличенной головой и неестественно длинными конечностями от локтей и колен. У существа была болотного цвета кожа и большие жёлтые глаза, которые глядели на женщину с… любопытством. Так ей показалось за те доли секунд, что она успела его рассмотреть. Монстр выглядел страшным, но не опасным. Не пытался напасть, а просто смотрел вытянув голову. С грохотом закрыв дверь и провернув щеколду замка, Марина приникла к глазку и сразу же отпрянула. Существо за секунду преодолело лестничный пролёт и уже стояло перед дверью!

Снова медленно приблизилась к глазку. «Бывший» уже уходил вниз по лестнице, но неожиданно застыл на месте. Слегка повернул голову назад в её сторону, как будто прислушиваясь.

«Уходит».

Обессиленная Марина опустилась на пол.

А где же Миша?

Предыдущие главы

Саша нервничал.

Его можно было понять. Его спасительница случайно сказала «у нас» вместо «у меня», хотя и утверждала, что живёт одна. Вела себя слегка странно. Часто во время разговоров смотрела куда-то в сторону.

А ещё.

Он не заразился.

Хотя должен был.

И это, пусть и радовало, но выглядело слишком подозрительным, чтобы расслабиться и просто получать удовольствие от... ран.

«Значит, с ней был кто-то ещё, — продолжал размышлять мужчина. — Но кто? И где этот человек?»

С того момента, как Маша проговорилась, гостю её поведение стало казаться подозрительным. Навязчивая мысль поселилась в его голове. Подпитываемая действием препаратов и скованная квадратными метрами «больничной палаты», эта идея не желала никуда уходить.

— Есть хочешь?

Саша кивнул.

«Отравит?»

Женщина зашуршала чем-то в другой комнате.

— Хотя нет, — услышал он, как Маша сказала это сама себе и вернулась к нему в комнату.

Она оценивающе посмотрела на больного и спросила:

— Лёжа-то ты есть не сможешь? — обрисовала женщина перед ним проблему.

«А я и не подумал об этом».

— Давай мы тебя поднимем, и я ещё одну подушку диванную под спину подсуну… — сказала Маша, сняла с дивана большой упругий прямоугольник и поставила рядом.

Саша протянул женщине руки, за которые та уверенно взялась, и медленно подняла его вверх. Скорчил гримасу от боли:

— Ух, ё!

— Так, потерпи!

Отпустив одну руку больного, она ловко подсунула ему под спину подушку и плавно его на неё опустила.

— Больно сильно? — спросила Маша, увидев перекошенное лицо своего гостя.

— Да мне так в жизни больно не было, — прохрипел Саша с облегчением устроившись на обновлённом лежаке.

Болели не только ноги. Конечно, они пострадали сильнее всего, но и на руках горело много ссадин и ранок. Снова опухли губы, которые едва успели зажить после схватки со странными «бывшими» — дедом и внуком. Зудела и побаливала спина, на голове выросло несколько шишек, а в левом ухе иногда появлялся посторонний шум. Да и просто было сложно сконцентрироваться на чём-то одном — подташнивало. Скорее всего, он в добавок ко всему получил лёгкое сотрясение. Ну и вишенка на торте — противная температура.

— Вот, — хозяйка поставила на колени гостю деревянную разделочную доску, как поднос.

На маленькой тарелочке лежало несколько крохотных солёных огурчиков, две светло-розовых помидорки и половина очищенной луковицы, порезанной крупными дольками. Рядом стояли кружка с водой и вскрытая банка с мясом цыплёнка, в неё воткнули гнутую алюминиевую вилку.

— Чем богаты, — с хмурой улыбкой сказала Маша.

«И чем же?» — спросил про себя Саша, но вслух лишь ответил:

— Тем и рады. Спасибо, — мужчина поднял руки, и их развязали. Взял вилку негнущимися пальцами, чтобы проверить свою моторику, и попробовал наколоть сначала огурчик.

Получилось. Положил в рот.

«Кислый», — сморщил он лицо.

— Так зачем ты шёл сюда?

Саша едва не подавился от такого вопроса.

— За смертью, видимо, — попробовал отшутиться.

Он наколол кусок тушёного, как обещала этикетка, мяса цыплёнка на тупые зубчики вилки.

— Нет. Я серьёзно, — настаивала собеседница. — Не просто же так ты вдруг спустя столько времени пошёл к этому дому.

Саша понял, что первую трапезу после его чудесного спасения придётся потратить на рассказы. Он не хотел спорить или раздражать хозяйку жилища, ведь она всё-таки спасла ему жизнь. Причём сильно рискуя своей собственной. А ещё у неё был пистолет. И нож. И кажется, странности.

«Вот только почему она не использовала оружие тогда? — задал себе Саша резонный вопрос. — Гораздо проще было издалека застрелить эту штуку, чем подходить вплотную и разрезать мне одежду».

Его взгляд остановился на Маше, и та, подняв брови, кивнула как бы обыгрывая фразу: «чего не рассказываешь?»

— Ладно. В одной квартире я нашёл записку и ключи от машины. Судя по записке, некие люди должны были собраться у какого-то магазина, но не все пришли на встречу. И этот старик вернулся домой.

— Какой ещё старик? Это он тебе про всё это рассказал?

— Старик умер. Я осматривал его квартиру в поисках еды и нашёл записку в тумбочке. Так вот. Где-то, недалеко от какого-то магазина, должна стоять машина, от которой у меня есть ключи.

«Стоп. А где собственно они?»

Саша нахмурился и ощутил покалывание в голове.

«Шёл к той машине с ключами в руке. Но когда увидел это чудовище, то должен был положить их в карман».

— А ты не находила в моей одежде ключи от машины?

Женщина задумалась на секунду. Отрицательно покачала головой.

— Плохо, — расстроенно произнёс Саша.

Он почувствовал, как шанс выбраться из этого города снова растворялся в темноте будущих дней.

— Но если ты не находила, значит, они лежат где-то там...

— Или выпали по дороге. Ты же падал. И одежда твоя была сплошными лохмотьями, — подключилась к его рассуждениям Маша. — Так, а что в той машине такого должно лежать?

— Не знаю. Просто на ней они собирались уезжать.

— Куда?

— Не знаю.

— Хм.

— Да и… — Саша замолчал.

—Иии? — в ожидании продолжения фразы нетерпеливо произнесла Маша.

— Да и шёл я, видимо, не туда, — он задумался.

Женщина с подозрением посмотрела на него.

— Та машина, если память мне не изменяет, должна была стоять под окнами. Кажется.

— А записка где?

— Дома.

— Почему ты не к той машине тогда пошёл?

— Марка указана на брелке с ключами. Она подходила. Я решил попробовать.

— Ага. И нарвался.

Маша посмотрела в коридор. Скорчила грустную гримасу, покачала головой. Сильно зажмурилась, потом широко открыла глаза, как после долгой работы за компьютером. Проморгалась.

— То есть, какого-то плана, как действовать, у вас нет? — как будто утвердительно спросила она.

Саша покачал головой.

— Благодаря своему плану я здесь…

— А жена твоя… медсестра, врач какой-нибудь, может, с военными как-то связана?

— Нет. Мы обычные люди.

— Машину водить умеет? Самбо какое-нибудь, может, знает?

— Водить умею я.

Женщина снова с силой зажмурила глаза. Как будто пыталась не заплакать.

— Плюс маленький ребёнок… — словно для самой себя прошептала она.

— Да, Миша его зовут.

Грустно покачала головой будто из-за чего-то расстроилась. Лицо её стало совсем невесёлым.

— А что это за тварь такая на меня напала? — решил разорвать неприятную тишину гость.

— О, мы за ним давно наблюдаем.

Саша поперхнулся.

Когда у меня спрашивают, что случилось с моей правой рукой, я каждый раз отвечаю одно и то же: в детстве меня покусала собака, злая и кровожадная. После многих лет повторения этой «липы» я и сам хотел бы верить, что так оно и было, но никакая собака меня не кусала.

Моя рука, от запястья и почти до плеча, покрыта хаотичным узором из отвратительных шрамов и рубцов, поэтому я не ношу обычные футболки, даже в жару предпочитаю длинные рукава. Пострадали сухожилия, связки и суставы, но руку каким-то чудом врачи спасли. Двигательная функция так и не восстановилась: рука почти не сгибается в локте, а пальцы не сжимаются в кулак. Со временем я привык использовать левую руку при выполнении повседневных задач, с которыми правая не могла справиться, но к чему я так и не смог привыкнуть, так это к тому, что рука болит и ноет в сырую и холодную погоду, перед снегом или дождём. А ещё боль приносит с собой воспоминания о том, что произошло на самом деле.

Васильевна выглядела лет на сто, и её боялись все – как дети, так и взрослые. Никто точно не знал, когда она поселилась в нашем городе, откуда приехала и чем занималась в молодости. Но откуда-то приехать она должна была, потому что город образовался вокруг крупного месторождения медной руды намного позже её появления на свет.

Обычно старушки в столь преклонном воздухе маленькие, хрупкие и невесомые, уже готовые проститься с долгой жизнью, но Васильевна была другой. Под два метра ростом, с костлявыми, но широкими плечами, массивной грудной клеткой и длинными руками. Носила она всегда одно и то же, чередуя засаленный домашний халат с синей юбкой и кофтой на пуговицах, а седые волосы, похожие на жёсткую проволоку, прятала под белой косынкой.

Халат и юбка хоть и доходили старухе почти до пят, но иногда её икры оголялись, и от вида серой, морщинистой кожи, оплетённой набухшими синими и фиолетовыми венами, мне становилось дурно. Такими же были её руки, но, несмотря на дряблость и атрофировавшиеся мышечные ткани, в них ощущалась скрытая сила. Лицо Васильевны, исчерченное множественными морщинами, походило скорее на топографическую карту местности или на причудливый ледяной рисунок на замёрзшем стекле. Из-под складчатых, опухших век, с ненавистью и презрением ко всему живому смотрели её выцветшие глаза. Под мясистым носом с багровыми прожилками, шевелились, постоянно что-то нашёптывая, синюшные губы.

Но самое жуткое в образе старухи – железные блестящие зубы, из-за искривлённой формы похожие не на простые металлические протезы, а на «родные», естественным образом выросшие резцы, клыки и моляры. В моём присутствии она любила прищёлкивать зубами и с отвратительной ухмылкой наслаждаться моим ужасом.

Кем она мне приходилась? Никем. На выходные родители частенько отправляли меня в гости к бабушке – она жила на другом конце города в двухэтажном деревянном бараке из тех, что наскоро строились для жителей рабочего посёлка, чтобы обеспечить кровом прибывающих со всего Союза людей. Рассчитанные на несколько лет и построенные руками «зэков», многие из них до сих пор являются жилыми; в таких домах два подъезда по три квартиры на этаж, плюс два нулевых этажа по четыре или пять квартир – самые настоящие трущобы. Бабушка жила на первом этаже, соседствуя с инвалидом, почти не выходившим на улицу, и алкоголиком, выходившим в магазин и обратно. Наверху квартировала одна из многочисленных местных сумасшедших (говорили, что она сошла с ума после смерти единственного сына), а также средних лет женщина, зарабатывавшая на том, что гнала и по-дешёвке продавала самогон. В квартире номер шесть, прямо над жильём бабушки, обитала Васильевна.

Но картина, на которой прилежный внук с удовольствием навещает любимую бабушку на выходных, не соответствует реальности – родители просто-напросто сбывали меня с рук на два дня или даже на целые школьные каникулы, не обращая внимание на мои протесты. Бабушку я не любил, и она отвечала взаимностью, но на глазах у родителей непременно делала вид, что души во мне не чает. Домой я возвращался в одежде, насквозь провонявшей дымом папирос «Прима», которые она безостановочно курила прямо в квартире.

Бабушка дружила с Васильевной, они проводили вместе много времени, но мне всегда казалось, что это не обычная человеческая дружба, основанная на симпатии, общности взглядов на жизнь и так далее, а нечто другое, будто Васильевна имела над моей бабушкой существенную, гипнотическую власть. Когда та говорила, она всегда соглашалась и поддакивала, и вообще, всячески прислуживала и заискивала.

Любили они и выпить вместе, точнее, напиться соседкиной самогонки, и чаще всего делали это в квартире Васильевны. Если моя бабка после такого застолья едва могла добраться до квартиры, опираясь на стены, чтобы не упасть, то подруга её совершенно спокойно спускалась по лестнице и садилась на лавочку, не выказывая ни малейших признаков опьянения. Или, оставив мою бабушку за столом, бодрым шагом уходила и поднималась к себе.

Васильевна словно чувствовала моё приближение к дому и каждый раз поджидала меня на крыльце, встречая фразами вроде таких:

– Явился! Как мать-отец, не подохли ещё? Ну погоди, первым подохнешь…

Или:

– Милок, давеча бабке-то твоей, Игнатьевне, голову отрезала. Зайди, погляди…

Ещё я считал, что проклятая старуха никогда не спала, потому что днём она, по обыкновению, сидела у подъезда, а ночью туда-сюда расхаживала по квартире так, что половицы под ней отчаянно скрипели, а люстра на белёном потолке качалась точно маятник. Васильевна знала, где я сплю, и не раз и не два я слышал, как она ложилась на пол прямо надо мной и клацала железными зубами.

И всё-таки она умерла первой, среди бела дня околев на лавочке. Я обрадовался, как никогда в жизни: небо, затянутое чёрными тучами, вмиг прояснилось, и вышло солнце, а каменная глыба сошла с души и обернулась в пыль.

Самое интересное началось после её смерти. Выяснилось, что по бумагам в квартире номер шесть проживал совершенно другой человек, давным-давно пропавший без вести. Жил он «бобылём», родственников и друзей не имел, и после исчезновения про него благополучно забыли все ответственные лица. Кто такая Васильевна, когда именно и откуда взялась, никто точно сказать не мог. Никаких сведений о ней в органах государственной власти не обнаружилось, пенсию она не получала, документов в квартире не оказалось. Да что уж тут, даже имени-фамилии её никто не знал – Васильевна да Васильевна.

Бабушке явно было известно больше, чем остальным, но она предпочитала молчать. Но вот что она сделала: сняла со сберкнижки свои скудные сбережения, выгребла наличность из-под матраса и пришла с этим в морг – просить, чтобы её подругу кремировали, а прах выдали ей на руки, и она, якобы повинуясь последней воле усопшей, развеяла бы прах над рекой. То ли денег она предложила мало, то ли работники оказались принципиальными, но ей отказали. Мол, закон запрещает сжигать неопознанные тела, а она покойнице никем не приходится, поэтому не положено.

Родители посчитали, что кремация – это ещё и не по-христиански, и предложили не ждать, когда государство раскошелится и похоронит Васильевну, а сделать это самостоятельно. Тут-то и пригодились бабушкины деньги. Отец за копейки купил место на старом кладбище, где уже почти никого и не хоронили, собственноручно сколотил гроб и деревянный крест, втихомолку взял на работе УАЗ «буханку» для перевозки трупа.

Конечно же им понадобилось тащить на похороны и меня: мама почему-то решила, что старая карга ко мне относилась хорошо, как к «родному внуку». И вообще, было сказано мне, ты уже не маленький, привыкай к взрослой жизни, а во взрослой жизни люди умирают.

Когда за мной заехали в школу, открытый гроб с телом старухи уже находился в машине. Отец сидел за рулём, мать справа, а бабушка в кузове, рядом с гробом и прислонённым к сидению деревянным крестом, на котором отец паяльником выжег следующее: раба божия, Васильевна, вопросительный знак вместо даты рождения и дата смерти. Отец и сам боялся старуху, и, видимо, в отместку решил проводить её в последний путь с издевательским юморком.

Тело одели в ужасающий чёрный балахон, и в нём она выглядела ещё страшнее, чем в своей привычной надежде. Сморщенное лицо Васильевны имело вид безмятежный и спокойный, а губы почему-то без конца расползались, обнажая кривые железные зубы, которые ещё и клацали, стукаясь друг об друга. Бабушка то и дело прикрывала их и плотнее смыкала челюсть, да без толку.

Я сидел ни жив ни мёртв от страха, готовый к тому, что тело, подпрыгивающее на очередной кочке, выскочит из гроба и вцепится в моё горло холодными пальцами покойницы. В какой-то миг мне почудилось, что один глаз её открылся и посмотрел на меня бесцветным зрачком.

На кладбище нас встретили два пьяных мужичка, вытащили гроб из кузова и понесли к подготовленной могиле; отец закинул крест на плечо, и мы пошли вслед за ними. Вопреки моим опасениям, всё прошло довольно быстро: мы кинули по горсти земли на гроб, отец сказал несколько ничего не значащих фраз о покойнице, и работники взялись за лопаты. Скоро проклятая бабка оказалась засыпана землёй, и над ней вознёсся самодельный отцовский крест.

Дома мама и бабушка накрыли стол на четверых, и о том, что это не просто торжественный обед, а именно поминки, указывало лишь наличие кутьи, блинов и киселя. Меня это совершенно не интересовало, и я просто ел в своё удовольствие, как и отец, который воспользовался обоснованным поводом хорошенько выпить.

Спустя три дня, глубоким вечером, в нашей квартире зазвонил телефон, мать сняла трубку и позвала отца, он немного поговорил, пообещав кому-то на том конце провода приехать завтра. На следующий день я подслушал разговор родителей, из которого следовало, что свежую могилу Васильевны учуял медведь и вышел из леса, чтобы разрыть её и сожрать труп. Вообще-то такое случалось нередко, и никого в наших краях это не удивляло. Но отец, понизив голос почти до шёпота, сказал, что никаких следов тела Васильевны нет, – ни частиц плоти или платья, – зато у могилы нашли разорванную в клочья тушу медведя, да переломанный в несколько раз крест. Мать предположила, что медведь мог прийти не один, и убить другого, чтобы не делиться добычей, но всё же согласилась, что это довольно необычно.

Как же я хотел верить, что труп старухи действительно уволок медведь! Вот только всем известно, что медведи, в отличие, например, от волков, склонных сбиваться в стаи, животные одиночные. Поэтому очень сложно представить, что два медведя или, тем более, несколько, разрыли могилу, а потом ещё и не смогли поделить её содержимое.

В ожидании и страхе прошла неделя, затем ещё одна, и я стал понемногу успокаиваться. Однажды вечером родители отправились праздновать день рождения кого-то из друзей, наказав не смотреть допоздна телевизор, а лечь спать как положено. Проверить бы они не смогли всё равно, так что я не собирался упускать такую возможность.

Часов в десять кто-то постучал в дверь, явно не родители, потому что они бы просто открыли ключом, да и не должны были вернуться так рано. Я на цыпочках подошёл к двери, заглянул в глазок, но лестничная площадка была пуста. Пожав плечами, я вернулся к просмотру кровавого боевика, смотреть который мама ни за что бы не позволила, будь она рядом.

Несколько минут спустя стук повторился, на этот раз продолжительнее и настойчивее. Я снова отключил звук телевизора и тихонько направился к двери, но в глазок опять никого не увидел.

«Да что же такое», – подумал я.

Немного поколебавшись, я накинул нашу довольно крепкую металлическую цыпочку на крючок и открыл дверь. Я поднёс голову к дверному проёму, чтобы убедиться, что никого тут нет, но в то же мгновение передо мной возникла рожа Васильевны, нисколько не изменившаяся после смерти. Блеснули в хищном оскале железные зубы, и я инстинктивно поднял перед собой правую руку, защищаясь. Тут же старуха схватила меня за эту руку, потянула к себе и вгрызлась в неё острыми резцами. Кровь брызгала в разные стороны, точно из маленького фонтанчика, а старая карга продолжала грызть, будто бы обгладывая куриную кость.

Не знаю, сколько это продолжалось, но, видимо, недолго, потому что на мои истошные вопли сбежались соседи и застали меня с раскромсанной рукой в полном одиночестве. С трудом сняв цепочку, я впустил их в квартиру и потерял сознание. Операция продолжалась несколько часов и, как я писал ранее, руку по удачному стечению обстоятельств врачи сумели спасти. Но в прежнее состояние она, конечно, никогда не вернётся.

До и после наркоза я кричал, что на меня напала выбравшаяся из могилы старуха, а, когда пришёл в себя, решил сказать всем, что это была собака. В эту версию все охотно поверили, однако, естественно, никакой собаки не нашли.

Через полтора месяца меня выписали из больницы на амбулаторное лечение. Дома выяснилось, что бабушка без вести пропала спустя два дня после нападения – просто мама не хотела меня расстраивать и беспокоить. Но я и не думал расстраиваться.

Вот так я и получил свои жуткие шрамы и рубцы, вот почему я стараюсь лишний раз никому не показывать свою руку, потому что выдумка с кровожадной собакой заставляет невольно вспомнить случившееся – следы и без того навсегда со мной. Васильевну с тех пор я вижу лишь в ночных кошмарах и воспоминаниях, а ноющая боль в руке делает их настолько реальными и осязаемыми, что порой я слышу, как где-то рядом клацают её железные зубы…

Предыдущие главы

Марина вскрикнула.

«Первый» висел в воздухе, насаженный на кривой костяной крюк странной конечности — она тянулась от существа из соседней машины. Убиваемый что-то шепелявил губами в чёрно-красной крови. Из его живота торчал коготь. Через секунду он захрипел, а безымянная особь подняла его выше, стремясь размозжить о Маринину машину.

Этот удар принёс больше пользы, чем предыдущий. Монстру удалось запихнуть «мертвочеловека» в окно пассажирской двери. От удара плечо «неживого» вмялось в тело, рука неестественно выгнулась и безжизненно повисла.

Но «бывший» не отключился.

«Возможно ли это вообще?»

Страшная конечность совершила новый рывок, но жертва успела схватиться своей неповреждённой лапищей за предплечье Марины! Помогло. Безымянный намеревался вытащить «первого» из машины. Но женщина, невольно препятствуя этому, крепко вцепилась в руль и кричала от испуга и боли.

Мёртвый человек от натяжения повис в воздухе почти горизонтально земле. Марине казалось, что он сжимает её руку так сильно, что кость предплечья вот-вот превратится в труху.

— А-а-а-а-а-а! — сквозь зубы хрипела она. — Мерзкая гадина!

Из носа и рта «бывшего» пузырилась чёрная пена, а глаза вылезали из орбит. Когда крупные пузыри его кровавой слюны лопались, тёмные частички плоти, плававшие в них, летели в лицо вопившей от ужаса Марины.

В какой-то момент «первый» крякнул, будто отрыгнул, и рука-крюк энергичным движением разорвала его пополам! Смертоносная конечность взмыла вверх с мелкими ошмётками красно-чёрной плоти.

Нижняя половина туловища «первого» упала на землю.

Монструозная рука-крюк вернулась на место, к своему обладателю. А через несколько секунд он снова ей «выстрелил»: мощным ударом разрубил брошенную часть добычи, и отделённые ноги разлетелись в разные стороны.

То, что осталось от мертвеца, повисло на руке Марины.

«Бывшего» разделили пополам! Но, как и в случае с дождевыми червями, это не значило, что он сыграл в ящик. Ведь эту игру, пусть и с оговорками, «нечеловек» завершил уже давно… Сейчас он тяжело выдыхал воздух, а его зыркалы замерли и смотрели в одну точку. В глаза Марине.

Женщина уже не кричала.

Её вроде бы даже не особо трясло. Или она этого просто не замечала. Кровь бурлила от адреналина и остальных вброшенных в неё организмом веществ. Сердце бешено стучало, качая кровь и поставляя химический допинг туда, куда нужно. В мышцы! Бей или беги!

Почти отнявшаяся рука начала отходить после того, как разорванный «первый» ослабил свою хватку. Вместе с болью в пережатую часть руки возвращалась кровь, и уже совсем скоро Марина со стоном, но смогла двигать пальцами.

Половина «первого» впала в лёгкое беспамятство и не совершала пока активных пожирательных действий.

«Собирается с силами?»

Странная тварь из соседней машины наколола на крюк одну ногу «бывшего» и затащила в себя.

«Сожрала, гадость поганая, — подумала женщина. — Времени зря не теряет».

Внезапно страшная мысль ворвалась в её голову:

«Это чудовище так, наверное, и Сашу убило! — на глазах Марины навернулись слёзы. — Гадюшница вонючая!»

Злость захлестнула её!

Неуклюжими движениями, она левой рукой достала из кармана сырой куртки свой маленький топорик. И перехватив его поудобнее, начала колотить по голове «первого», всё ещё сжимавшего её руку.

— Кусок гнили мерзкой!

— От, — удар.

— Пу, — ещё.

— Сти! — снова.

Повторить!

«Неживой» человек полностью провалился в машину и лежал на правом боку на коленях у трупа, который обосновался здесь раньше всех. Старожил…

Сначала у неё не получалось. Марина попадала по голове «первого» то обухом, то боковой стороной лезвия. Но злость, точнее желание причинить боль твари и освободиться, помогла ей сообразить, как нужно держать ручку и какой замах возможен в салоне машины.

— Хочешь ещё топорика, гад криволапый? — зло шептала она, затравленно оглядываясь по сторонам.

Теперь женщина старалась наносить удары уголком лезвия в висок «бывшего». Левой рукой бить было неловко, но правую всё ещё сжимала тварь, поэтому выбора у Марины не осталось.

Тут, тук, хрусщь.

«Ага!»

Хрусь, хрусьщь.

Она пробила мертвецу череп, и теперь от виска до переносицы чернела одна сплошная дыра. Со следующим ударом топорика пальцы «первого» разжались.

Марина вздохнула с облегчением и начала высвобождать свою руку. В твари, что сидела в машине напротив, что-то булькало и хрипело, её туша то вздрагивала, то замирала.

«Переваривает? — подумала женщина, пытаясь отдышаться. — Голодная гнилюка! Всё ещё? А вдруг… Раз она голодная, может, Саша смог убежать? И она его не сожрала?»

Её глаза вспыхнули надеждой. Из них брызнули тёплые слёзы, сделавшие лицо Марины ещё грязнее.

«Может быть, он убежал, а на его крики принеслись эти "бывшие"? — развивала женщина свою спасительную версию. — Но тогда, где же он? Надо его найти! Куда он мог спрятаться?»

С усилием толкнув дверь, Марина вышла из своего убежища на колёсах.

«А где другой?»

Второй «первый» сидел у автомобиля, брошенного перпендикулярно тем двум, в которых развивались последние события. Все вместе они складывались в букву «П».

«Нечеловек» опирался спиной на переднее колесо. Его тело вздрагивало, но он не делал попыток встать. Отойдя чуть-чуть в сторону, Марина разглядела, что он был разрублен вдоль, начиная с головы и примерно до живота. Его левая часть висела как отдельный кусок и покачивалась от вздрагиваний.

Женщина, подавив рвотный рефлекс, быстрым шагом направилась в сторону своего дома.

У Марины шла кругом голова от увиденного. Пережитого. И убитого. Оглядываясь по сторонам, она семенила в сторону своей красной пятиэтажки. Лицо и волосы были вымазаны грязью, а мокрые штаны противно липли к ногам.

Холодно.

Слева!

На дороге. В тумане. На пределе возможностей её зрения возникали маленькие фигурки. Это «первые» не спеша брели в сторону поднятого странным существом шума.

«Три. Пять. Семь. Божечки мои…»

Твари двигались медленно, видимо, с такого расстояния они ещё не видели женщину. Марина ускорилась и уже выскочила на середину проезжей части, когда вдалеке из тумана вынырнули «вторые», а затем и «третьи». Она на секунду замерла и присмотрелась.

Теперь ей стало понятно, почему Саша всегда безошибочно определял, что именно за «бывший» перед ним. Походка, движения рук, сутулость и скорость у каждого «вида» были разными. Только увидев их всех вместе, Марина смогла заметить то, что для её мужа уже давно казалось очевидным.

Внезапно справа раздался скрежет!

Марина нервно повернулась и увидела, как из-за брошенной машины вывалился однорукий «первый». Женщина громко вскрикнула от испуга. И в тот же миг фигурки вдалеке перешли на бег.

Влад крутил педали своей бордовой, немного облезлой «Камы» и оглядывался проверить, не отстаёт ли Катя, но она уверенно держалась за ним. Золотистые волосы её развевались и искрились в солнечных лучах, а на загорелой, слегка веснушчатой коже, поблёскивали капельки пота, точно утренняя роса на траве.

– На Тихвинскую земляника-ягода поспевает! – весело крикнул парень, сбавив ход.

– Да-да, знаю, красных девок в лес зовёт… – отозвалась девушка.

Скоро на фоне лазурно-голубого неба показались мачты электроподстанции, а, значит, они близко. Распределительные устройства и силовые трансформаторы гудели, вибрировали и устрашали мощью скрытого в них электрического тока.

– У меня от таких штуковин голова начинает болеть, – пожаловалась девушка, – Давай скорее их проедем. И вообще, долго ещё?

– Совсем нет. Догоняй! – ответил Влад и налёг на педали.

Они промчались мимо жужжащих электроустановок, и дальше дорожка пошла на спуск. Скатившись по ней, ребята слезли с велосипедов и стали осторожно пробираться по длинному извилистому оврагу, заросшему крапивой и лопухом.

– Козьи тропки… – ворчала Катя, но продолжала идти и тащить велосипед.

Влад смотрел на синеглазую девушку, и на мгновение задумался, что он мог бы всё бросить и уехать с ней подальше, создать семью. Или хотя бы выбрать вместо неё кого-нибудь другого. Но нет, он нахмурился и мотнул головой, словно хотел вытряхнуть из неё эти непрошенные, глупые мысли.

– Ну вот мы и пришли, – провозгласил парень, когда они поднялись на вершину.

За оврагом огромным пёстрым ковром расстилалась поляна, окружённая тёмной полосой густого леса. Из чащи выходила едва различимая дорога с глубокой колеёй, давно не используемая и покрытая сочной ярко-зелёной травкой, – она вела к нескольким заброшенным, полуразрушенным гаражам.

– Красиво. И тихо, – восторженно проговорила девушка.

Тишина, установившаяся над поляной, прерывалась лишь тревожным шелестом листвы, которую трепал лёгкий ветерок, да облаками, что с шуршанием и треском ползли по голубому небу, словно дрейфующие льдины.

– Это место много для меня значит, поэтому я хотел, чтобы ты здесь побывала, – сказал Влад, спускаясь.

– Это связано с твоим отцом?

– Да, именно здесь он пропал, когда я был маленьким. Двадцать шестого июня, как раз в праздник по старому календарю.

– То есть сегодня годовщина?

– Точно.

– Соболезную. Ты не рассказывал, как это произошло.

Они остановились перед останками гаражей, и парень прислонил к кирпичной стене велосипед, Катя последовала его примеру. Из земли, усыпанной битым камнем, стеклом и мелким мусором, пробивались молодые осинки и тянулись к трухлявым перекрытиям гаражной крыши.

– Природа берёт своё, – сказала девушка, осматривая запустение, – И дорога заросла.

– Берёт, ещё как.

Влад прошёл к следующему строению, от которого остались четыре стены да распахнутые ржавые ворота, осевшие в землю. Он приложил ладонь к горячему металлу и закрыл глаза.

– Папе нравилось здесь ковыряться в машине, что-то мастерить. Иногда он брал меня с собой. После его исчезновения мать хотела продать гараж, но покупателей не нашлось. Инструменты, всё ценное и не очень, растащили родственники и знакомые.

Катя внимательно его слушала и в то же время разглядывала валявшуюся под ногами выцветшую бейсболку. Бледно-синяя, с пластиковыми застёжками на затылке и прямым козырьком, она, кажется, пролежала здесь не меньше года. На ней был изображён мультяшный персонаж и несколько иероглифов.

– Где-то я её видела.

Влад покосился на кепку и пожал плечами.

– Так что случилось с твоим отцом? – спросила девушка и уселась на мягкую, тёплую траву.

– Сейчас уже мало что напоминает о гараже в том виде, в каком я его запомнил, – продолжил он, усаживаясь рядом, – Всё рассохлось, сгнило, испарилось. Я любил папу и очень ценил время, которое мы проводили вместе. Гараж для меня был особым местом, почти волшебным. Ни на что не похожий запах… Такая смесь, знаешь, из машинных масел, бензина, овощей и из погреба. Сложно передать словами…

На глазах его заблестели слёзы, и Катя, заметив это, прижалась к нему и нежно провела рукой по его волосам.

– Мне казалось порой, что это не гараж, а самый настоящий музей. У отца была огромная коллекция пустых бутылок разных размеров, цветов. Многие с этикетками, каких я не видел ни до, ни после. Множество интересных инструментов и приспособлений, старых журналов, газет, игрушек. Чего только не было.

Но не только из-за гаража мне нравилось здесь бывать. На поляне росла, и сейчас растёт, божественно вкусная земляника. Каждый раз папа незаметно отлучался и возвращался с маленькой баночкой, полной ягоды. Душистая, ароматная, сладкая с кислинкой; я ел её и чувствовал себя самым счастливым в мире ребёнком. Это стало нашей маленькой традицией, что я сам не ходил на поляну за ягодой, а ждал, пока папа её принесёт.

И вот однажды, двадцать шестого июня, я играл около гаража и видел, как он собирал ягоду на поляне. Я на что-то отвлёкся, отвернулся, а когда вновь посмотрел на поляну, папы на ней уже не было.

Все думали, что он ушёл в лес и заблудился, поэтому сразу после того, как я добрался до города, организовали поисковый отряд – добровольцы, спасатели, служебные собаки, вертолёты. Всё как полагается. Но ничего не нашли, ни следа. «Как сквозь землю провалился» – говорили они.

– Ужасно, – посочувствовала Катя, – Ты, наверное, тяжело это переживал?

– Да, непросто поначалу было. Теперь-то и год сложно пережить.

– То есть?

– Я каждый год здесь бываю двадцать шестого числа. Посидишь, повспоминаешь – и как будто отца повидал.

За разговором ребята не заметили, как внезапно изменилась погода: поднялся сильный ветер, и лес зашумел, затрепетал; голубое с белыми льдинами облаков небо затянули тёмно-серые тучи, похожие на стаю лохматых псов.

– Скоро дождь начнётся. Может, поедем? – предложила Катя.

– Нет, давай ещё немного побудем. Если что, укроемся под крышей.

Девушка с сомнением посмотрела на прохудившуюся крышу, но всё же согласилась остаться. Влад взял её за руку и повёл на поляну, где, среди ромашек, васильков и клевера, росли кустики земляники с маленькими алыми ягодками.

– Ух ты! Как много земляники! Никогда столько не видела, – восхищалась Катя, поглаживая зубчатые листья и тонкие стебельки растения, – А какая вкусная!

– Да, очень вкусная.

– Попробуй, – предложила Катя и протянула ему сорванную красную ягоду с белым бочком.

– Нет, ешь сама.

Девушка попыталась положить землянику в рот Владу, но он отшатнулся, прикрикнув:

– Сказал же, не надо!

– Ну как хочешь, – надулась она.

Они забрели в самое сердце поляны и остановились, наблюдая, как ветер всё сильнее трепал деревья, словно выталкивая их крепкие, мощные стволы из леса. Тучи сгустились, и на землю легла их стальная тень.

– Пошли! Тут страшно! Будет ураган! – прокричала Катя и, взяв Влада за руку, потянула за собой.

– Нет! – рявкнул он и схватил её за плечи.

– Почему? Отпусти меня!

Катя вопила и пыталась освободиться, но вдруг утихла и, дрожащим голосом, прошептала ему на ухо:

– Мы тут не одни. К нам кто-то приближается, и он взялся из ниоткуда. Не знаю, что на тебя нашло, но умоляю, бежим отсюда!

Влад ухмыльнулся, но не ослабил хватку, и зажал ей рот ладонью.

– Всё правильно, так и должно быть. После того, как папа исчез, мне было очень одиноко. Мать не могла его заменить. И, спустя несколько лет, в годовщину, я пришёл сюда, но не один, а со своей кошкой. На удачу, знаешь ли, а вдруг! И это сработало! Кошка в обмен на возможность увидеть папу, поесть любимую ягоду из его рук! Пустяк!

– Отпусти меня, псих! – заорала девушка после того, как он убрал ладонь.

– Я тебя не держу, – ответил он и развёл руки в стороны.

Она хотела бежать, но, вместо того, чтобы спасаться, стояла как вкопанная. Катя с ужасом посмотрела себе под ноги и увидела, что кусты земляники, полевые цветы и трава обвили её как дикий плющ.

Деревья, взявшие поляну в плотное кольцо, стояли неподвижно и спокойно – казалось, что ветер переключил своё внимание на златовласую пленницу и носился теперь лишь вокруг неё. Он разрывал на ней одежду, плевал в лицо сырым, колким воздухом, драл за волосы, будто хотел оставить шикарные локоны в качестве трофея.

Земля под ней размякла, просела, и несчастную стало затягивать в топь. Катя отстранённо смотрела как Влад обнимал нескладного, неправдоподобного человека. Кривые ноги разной длины, перекошенные плечи одно ниже другого, свисающая мешком, кое-как надетая одежда, изогнутые под неестественными для человека углами руки. Лицо, как будто наскоро слепленное из пластилина, имело человеческое подобие, но не более – девушка видела, чувствовала, знала, что это живая, но всё же копия.

– Дурак, как ты не видишь, что это не твой отец! – закричала она, но тут же замолкла – в рот ей набились корни растений и земля.

Человек мотнул головой в её сторону, и Катя увидела, как из его глазницы вывалилось глазное яблоко и повисло на скуле. В его кривых руках появилась маленькая баночка земляники, которую он протянул Владу. Парень очень осторожно принял её и стал жадно есть, чавкая и в спешке раздавливая ягоды в руке; по лицу его текли слёзы счастья.

– Спасибо, папа, я так скучал!

Он положил руку на голову Влада и неуклюже погладил. Это последнее, что Катя смогла рассмотреть: земля поглотила её, укрыв пёстрым покровом из травы, земляники и полевых цветов…

Парень открыл глаза и тотчас зажмурился, на мгновение ослеплённый солнечными лучами. Он немного понежился в душистой, пахнущей сладостью траве, а затем поднялся и побрёл к оставленным у гаражей велосипедам. Там он подобрал бейсболку, на которую обратила внимание Катя, и запихнул в карман.

– Кепку-то забыл, дед!

Влад подумал, что будь у девушки память поострей, наверняка бы вспомнила местного попрошайку и алкоголика Михеича, что ходил в этой кепке круглый год, зимой натягивая поверх шапки. Когда он пропал, никто в городе не удивился, и искать старика не стали. Влад наплёл ему, что своими глазами видел, как заезжие мужики перегружали у гаражей водку из грузовика в грузовик, и несколько ящиков припрятали в погребе одного из них. И так год за годом, заманить людей было совсем не сложно.

Парень соскоблил краску с велосипеда Кати, снял цепь, колёса и шины, с помощью булыжника превратил его в жалкую кучку металлолома и бросил к другому мусору. Влад отряхнулся, сел на свой бордовый потёртый велосипед «Кама» и, в объезд, по старой дороге, поехал домой. Он не спеша крутил педали и насвистывал лишь ему известную мелодию, напевая:

– Собирай по ягодке, наберёшь кузовок. Собирай по ягодке, наберёшь кузовок.

Предыдущие главы

Когда Саша растворился в тумане, Марина всё так же оставалась у окна. Она следила за улицей. Мысли её были связаны с переживаниями о, мягко говоря, неважном состоянии их дел.

Тело сковало напряжение. Женщина чувствовала такую усталость, какая бывает вечером после переезда на новую квартиру. Хотя она почти не двигалась сегодня. И вчера. И позавчера...

«Стресс… Всё вокруг стало как-то… ужасно. Есть ли смысл искать что-то здесь? Или кого-то? Вытянет ли нас Саша?»

Тяжело выдохнув, она плохо гнущимися пальцами поправила тюль и повернулась к сыну. Мальчик строил башенки из банок с соленьями и тушёнкой.

Марина скривила напряжённое лицо — улыбнулась.

Веко на левом глазу несколько раз дёрнулось. Женщина быстро заморгала, чтобы не выпустить слёзы, но они прорвались. Внешне Марина оставалась спокойна, потому что привыкла плакать так, чтобы этого не замечал муж. И тем более ребёнок.

«Странное состояние, когда всё валится из рук, — продолжала она разговор с собой. — Можно было бы заниматься ребёнком. Чаще учить его читать, чтобы занять на день. Или что-то ещё такое делать. Но зачем? Есть ли за этими стенами мир для нас? Или всё вокруг изменилось так, что лучше и не видеть такое?»

Съедаемая противоречивыми чувствами, женщина сжала губы так, что они побелели. Её руки в это время неконтролируемо мяли давно нестираный тюль. Сын тихо играл.

«А может быть, ребёнка уже пора учить убивать зомби? Сейчас никому не поможет умение читать стишки, нужно знать, как бить этих тварей… Ч-чёрт, да что с моими мыслями…»

Марина взяла большую диванную подушку и положила у балконной двери, чтобы прикрыть сквозившие холодом щели. Взглянув в окно, она, кажется, увидела расплывчатую фигурку Саши.

«Далековато, чтобы всё разглядеть в этом тумане», — нахмурилась она.

Женщине показалось, что он шёл обратно. Но, приглядевшись, Марина поняла, что её муж, скорее всего, направлялся в сторону машин, стоявших во дворе.

Неожиданно мальчик быстро посмотрел на мать и, почесав мизинцем ухо, продолжил свою молчаливую игру.

Когда женщина услышала крик, то, вздрогнув, не сразу сообразила, что произошло. Потом ещё крик! Марина вскочила со стула и прижалась лицом к стеклу в надежде увидеть, что случилось.

Но Саши видно не было. Уставшим глазам удавалось разобрать какое-то мельтешение, которое, возможно, являлось её фантазией.

«А вдруг и крика никакого не было?»

— Миша, ты слышал? — обернувшись к сыну, спросила она, но не увидела ребёнка на месте.

Мальчик уже стоял рядом с ней у окна и смотрел на улицу.

«Значит, и он слышал. Не показалось! Это всё на самом деле. Чёрт подери! То, чего так боялись! Л-ладно, мы справимся».

Её руки затряслись, а голосовые связки издали слабый вой. Навернулись слезы, нос засопливил, дыхание спёрло, в глазах потемнело. Сердце дёрнулось и замерло, будто обмотанное стальной тонкой проволокой…

… Сын крепко держал мать за руку. В его глазах читалось сожаление о непонятном для него происходящем, мальчик тихо скулил и плакал. Тихо, очень тихо, ведь он знал правила.

Когда реальность перестала расплываться из-за слёз, и Марина смогла разглядеть испуганное лицо сына, это почти мгновенно вернуло её обратно в мир всё ещё живых.

Она всё вспомнила.

— Так, где топор? — скорчив гримасу боли и схватившись за сердце, сама у себя спросила женщина и тут же услышала шуршание. Миша вытащил названное ей оружие из-под подушки на стуле и двумя руками протянул матери.

Марина неуверенно взялась за короткую деревянную рукоятку и застыла. Она посмотрела в глаза своего сына, у которого, как ей показалось, последние события вызвали не только испуг, но и интерес.

«На сколько же я отключилась? Или дети от всей этой фигни отходят быстрее?»

В голове прошёл спазм боли. Левое веко дёргалось не переставая.

Всё время «до этого» Марине хотелось, чтобы что-то произошло. Изменилось. Появился вектор. Чтобы стало понятно, куда двигаться. Сдвинулись чаши весов жизни и смерти… И когда это случилось, стало страшно от того, как меняется привычный уклад. Уклад?

Женщина держала в своей бледной тонкой руке топор и не понимала, что ей делать дальше. Точнее понимала. Очень хорошо понимала, что делать. Но не знала, правильный ли это поступок?

— Главное выйти! Потом — дойти! А там Саша подскажет!

«Нельзя же бросать ребёнка здесь одного! Нельзя!»

Марина направилась к двери квартиры, ведущей в подъезд. Ей казалось, что она идет очень медленно, а всё вокруг вдруг стало таким красивым и ярким. Не чёрно-белым, как виделось обычно, а настоящим, живым.

«Но Саша бы меня там тоже не оставил!»

Взгляд женщины упал на скрипучий стул возле выхода из зала. Потом на оторванный кусок обоев на стене в прихожей, который раньше они всегда завешивали календарём, на обувь и одежду возле той двери, к которой она шла.

«Я имею право помочь мужу или нет? Или мне нельзя оставить ребёнка?»

Сын топал по пятам за матерью. Мальчик сейчас походил больше не на ребёнка, а на маленького человечка. У него было нечистое хитрое или даже злое личико. А глаза внимательно следили за той большой женщиной, что ступала впереди. В детских глазах был страх, любопытство и, возможно, что-то ещё...

Нельзя сказать, что в Мишиных глазках можно было найти действительно некую злобу. Произошедшую перемену в ребёнке вообще очень сложно перевести на язык взрослых. Но если бы кто-то и смог, то это, вероятно, означало бы, что в них проявился тот животный интерес ко всему происходящему, который толкает людей на рискованные поступки. Здесь же одновременно присутствовало и понимание того, что никакого его собственного участия не будет. Поэтому и страха в этих глазах было не так много. Пока мама не ушла.

Марина услышала позади себя детские шаги. Обернулась в последний раз к сыну, чтобы сказать, что…

Она даже немного отшатнулась, увидев странное выражение на детском лице. Но через секунду это наваждение прошло, и Марина снова «разглядела» своего мальчика в обычном его тревожно-молчаливом состоянии.

— Я сейчас вернусь. Схожу спрошу, что там у папы случилось, и приду назад. Понимаешь?

Сын бодро кивнул и отвернулся, сделав вид, что не испытывает интереса к происходящему.

— Постой, слушай. Ключи есть на вешалке. Длинный ключ — от двери. Закрыта будет на один замок. Внутри ключ оставлять нельзя, иначе я не смогу открыть. Понял?

Миша, уже глядевший на связку ключей, кивнул матери, не поворачивая головы.

— Зайка, я тебя очень люблю и сейчас вернусь. Просто посиди спокойно и не подходи к окнам, чтобы тебя никто не заметил.

На глазах наворачивались слёзы, и Марина не смогла поцеловать мальчика. Женщина чувствовала, что делает что-то не так, но и остаться дома не могла. Ей казалось, что она уже совершила «свою» непоправимую ошибку и дальше только глубже проваливается в яму.

Резко развернувшись, Марина открыла дверь и вышла.

Предыдущие главы

Сашу прошиб пот. Но он и не подумал бежать. Наоборот быстрым шагом направился к неизвестному существу, решив первым напасть на него. Инстинкты или нечто другое, что управляло им сейчас, просто приказали телу действовать, не объясняя ничего мозгу.

Саша приближался и вглядывался.

Эта машина когда-то горела. Но пламя быстро погасло, едва успев опалить передние колёса и капот. Лобовое стекло почернело и растрескалось, но осталось на месте. Двери слетели и уже покрылись ржавчиной.

Но, разумеется, не это привлекло внимание Саши.

На переднем сидении находилось что-то живое или бывшее когда-то таковым. Но выглядело «это» непривычно даже по нынешним временам.

Саша замер перед машиной с существом.

Топор был занесён и готов рубить — осталось сделать только шаг. Но он не решался начинать. Сначала хотелось рассмотреть это нечто.

«Иначеживой» занимал оба передних сиденья автомобиля. Он выглядел как большой кожаный мешок, с редкими вставками из длинной, жидкой шерсти, больше даже напоминавшей пряди волос. А на его коже можно было разглядеть прозрачные пузыри-гнойники, словно бурлящие изнутри. Гнойные микровулканчики.

Саша подумал, что такого не видел даже он, один из немногих последних людей. Точнее не так: подобного не ожидал увидеть даже он, возможно, единственный человек, классифицирующий зомби.

Но на этом прелести «мешка» не заканчивались. В разные стороны из твари торчали неведомого назначения вздрагивающие отростки, напоминавшие молодые корни деревьев.

Сверху, только несколько справа, словно из плеча, у существа торчала голова. Бугор с глазами и маленьким ртом, из которого выглядывали камневидные зубы. Увидев их, Саша сразу вспомнил, что такие же «каменные» клыки вылезли из пасти у той собаки. Убитой им во время первого выхода на улицу. И у мальчика, который едва не загрыз его самого. Что бы это значило?

У твари отсутствовали ноги ниже колена. Торчали лишь обломанные жёлтые кости, обвитые тонкими чёрными пульсирующими нитями. Они тоже уходили куда-то вниз... под землю?

«Вены?» — поморщился от своего предположения Саша.

— Что ещё за дрянь здесь выросла? — оценил он одной фразой всю ситуацию.

Бледные розовые губы существа были перепачканы в зелёной засохшей пене. Нечеловеческие глазки внимательно смотрели на Сашу.

Стоп! Смотрели?

— Ну и что ты тут, урод, разлёгся? — дребезжащим голосом спросил он у чудовища.

Существо, как ему показалось, понимало, что происходит.

«Понимало?»

И оно осознавало, кто перед ним стоит. Вот только «мешок» не мог двигаться, потому что был просто кучей наполовину гнилого мяса с атрофированными трёхпалыми лапами. И это состояние дел устраивало человека, сжимавшего в своих руках топор.

Этот огромный гнойник выглядел отвратительно, пугающе, не вызывал жалости или сострадания. Но в то же время не казался опасным. Ну что эта огромная мясная картофелина может сделать? Просто пленник гнилой плоти...

«Бывшего» покрывал слой пыли. Вероятно, увидев Сашу, он заволновался и начал потеть от страха. Теперь по открытым участкам его тела текли чёрные ручейки пота, превращавшие пыль в грязь.

Наблюдая за тварью, Саша не забывал регулярно оглядываться. Вдруг они здесь не одни.

— У-и-и, у-и-и, — свернув свои страшные губы в трубочку, «ответила» тварь.

— Что? — от удивления Саша даже открыл рот. — Ты что-то там тявкнул?

Невероятно! Неужели «это» умело пользоваться голосом? И, видимо, в какой-то мере делало это осмысленно. Точнее создавалось именно такое впечатление.

Дрожь стала колотить сильнее.

Он подошёл ближе, чтобы постараться разобрать звуки. Возможно, буквы.

— У-и-и, у-и-и, — снова завораживающе протянул «бывший».

Дрожь стала всем телом Саши.

Мужчина решил классифицировать существо пока как «простого бывшего». Ещё оставалось непонятным — бывший ли он человек или просто нечто новое? Может быть, родился таким?

«Родился? — от этой мысли у Саши прекратилась дрожь. — Как можно родиться "этим"? И кто же такое мог родить?»

Руки и ноги затряслись снова.

— Как же ты тут выжил без еды? — задал он резонный вопрос, нагнувшись к твари, чтобы лучше её разглядеть.

Но ничего вразумительного «кожаный мешок» не ответил. Тело твари начало изредка вздрагивать, видимо, она боялась человека. Её глаза покраснели, и из них текли слезы, как будто существо напрягалось или тужилось. Саша даже улыбнулся — хоть кто-то его боялся!

— Уходи, идиот! — услышал он женский крик, и сделав шаг назад, резко развернулся.

В этот же момент тварь взорвалась! Её толстое шарообразное брюхо словно разошлось по несросшемуся шву! Из него брызнула странного цвета кровь или слизь, вывалились извивающиеся внутренности. Но не это самое страшное, что успел боковым зрением выхватить Саша. Вместе со всем добром из нутра «бывшего» выстрелила рука-крюк с костяным когтем. Она пробила Сашину куртку и, словно насадив свою жертву на рыболовный крючок, начала притягивать её к себе. Сматывать леску.

Человека подбросило в воздух от рывка. Но к счастью, он успел выставить вперёд руки и помешал существу затащить себя внутрь машины. Оно смогло лишь сильно ударить его о кузов.

— Отбивайся! Бей по крюку! — услышал он крик незнакомки, которую так и не успел увидеть.

И этот голос заставил его вернуться на Землю.

Рука-крюк продолжала с поистине чудовищной силой тянуть его в салон автомобиля. Хрустели кости. Новые мелкие крюкастые отростки твари стали цепляться к одежде и рвать её. Резко вывернувшись и порвав куртку подмышкой, Саша с силой рубанул по крюку существа. К его удивлению, топор просто отскочил от конечности «бывшего», как будто от удара по резиновой покрышке автомобильного колеса.

Саша почувствовал, как смерть замаячила на горизонте.