Не все листья падают в безмолвии
Из открытых источников
Бывают миги… Нет, увы, не те, что делает КБ Микояна-Гуревича. Совсем другие миги, секунды о которых невозможно думать свысока. Ибо в эти мгновения синяя таблетка социопатии перестает быть протектором от одиночества.
И, разумеется, по закону группового передвижения бед – главному правилу мироздания, план «Б» тоже делается неработоспособен. Алкоголь словно утрачивает воздействие на центральный нейроузел.
Приводы шасси адски сбоят, все сенсоры почти утрачивают чувствительность, а мысли и не собираются терять отстойную ясность.
А ещё начинает вериться в синхронистичность по Юнгу – обычно задалбывающие бесконечными сработками «Мидгарда» суперволки бесследно пропадают из детектируемого сектора.
И совершенно некого становится пристрелить, чтобы немного развеяться. Доступно остаётся одно последнее развлечение – заброшенные по цене доставки на МКС почти, бумажные книги.
Ибо кремни-транзисторы и всё с таким связанное на «Таймыр-700» не особо долговечнее, нежели цветение сакуры.
Только вот беды действительно кучно шастают – и Гегель с Фейербахом, и даже приключения веселого маньяка по кличке «Сборщик пенисов» вдруг тоже совершенно перестают занимать.
Наступает невозможно невыносимая легкость бытия в полный рост, на весь штык, по самое просто не могу.
Остаётся последняя надежда — надежда на очередное появление вызывающего каталепсию гарпуна, эмерджентного импульса, депривационной накидки-савана из специальной упаковочной плёнки, субреалистического, угнетающе-тонизирующего источника вдохновения для создания алкоэнергетиков — крайнего средства и предпоследнего довода — Радио Промороженных Пустошей.
Это единственная штука, способная придать тень тени смысла наличию и функционированию чрезвычайно старого, почти древнего, потёртого, облезлого и поцарапанного, недоброго и ненавидящего всё на свете существа, нашпигованного клубком патологических зависимостей-аддикций, ценителя несуществования и замогильного покоя — Джона-Ледяные-Яйца.
Чрезвычайно ледяные.
И сегодня у него настроение поговорить о стремлении-тяге к смерти – т.н «мортидо». Полном антиподе прыщавого возвратно-поступательного «либидо», незаслуженно обделенном рекламой.
Для начала, если чутка напрячь мозжечок, то оказывается очень большой вопрос — что из тандема мортидо и либидо более мощный стимулятор витальности.
Джон надеется, у всех, кто сумел пережить пубертат, вопросов о либидо нет. Даже у тех, кто ещё не, нет — скучный примитив. А вот мортидо, о мортидо — явление куда как забавнее.
Цитируя один анонимный, но великий ум: «На борту падающего самолёта люто стоит даже у абсолютных импотентов». Таки да — правильная доза разрушения, крови и смерти чрезвычайно антидепрессивна.
И очень освежающе действует на людей, подстегивая все функции организма и особенно основной инстинкт к половому сунь-вынь.
И сюрприз-сюрприз, у большинства горожан, утомлённых тягомотно-тоскливым бытием жвачного зверья, наблюдается ужасное падение всего, что только можно, включая желание кидать-получать палки.
Победить эту пежню не под силу ни кофеину с никотином, ни алкоголю, ни всей рати бигфармы с ее пилюльками. Нет — только домкрат мортидо способен приподнять эти дела обратно.
Отсюда и растут ноги страстной любви к чернушно-криминальным новостям — пахнущее тленом дыхание безносой парадоксально освежает круче любого дезодоранта. Конечно, с условно-безопасной дистанции.
Оргазм, с которым, кстати, у сити-травоядных существ тоже обычно огромные проблемы — жалкая тень упоительного переживания, когда костлявая промелькает рядом, но не задерживаясь, мимо, к другим в гости.
К не таким вот няшным везунчикам, теперь раскидавшим руки, ноги и кишки в радиусе пары километров. Те, кому мало новостей, создают популярность фильмам ужасов.
Ведь ещё круче тонизирует представлять себя на месте их главного героя, щедро разбрасывающего багровые неправильной формы семена на мглистых полях у Стикса.
Скажем, Фредди Крюгера с его эргономическими, приятно скрежещущими лезвиями. Или легендарного Техасского Потрошителя, драйвово орудующего своей верной бензопилой. Ну, там понятно.
Власть — есть кайф.
Быть неумолимым серпом, снимающим брыкающуюся и вопящую жатву — максимальная власть.
Быть инструментом самого большого страха, а значит, фактически иметь к нему дипломатический иммунитет — есть ли больший кайф?
Ох уж это оргиастически яркое ощущение делового партнёрства с мрачным жрецом: «Я служу тебе, мы одной крови, ты и я»... И предвкушение скидок и бонусов «для сотрудников».
Это словно адреналиновый укол в сердце делает снулых от бесконечной тусклой рутины горожан ненадолго практически живыми.
Однако некоторым быстро перестаёт хватать и такого допинга — о них потом и вещают взахлёб криминальные новости, вдохновляющие новые ужастики, дающие мотивацию новым «героям» для «маньячных» новостей.
Такой вот круговорот хоррора в природе, пушистики.
Трансляция №17
В эфире было Радио Промороженных Пустошей
Из «Объекта» в аномальной зоне Таймыр-700
Побережье Моря Мрака (Лаптевых)
(… протяжный стон, завернутый в пожирающие его шорохи… скрип давно не смазанного боевого протеза… лязгание торопливо вращаемого верньера…)
Гильотиной обрубающий помехи, неестественно четкий размеренный голос:
«Мортидо и либидо — две стены одной пропасти, в которую падаешь, ожидая своего серпа. В этих ледяных пустошах техногенное и паранормальное сливаются в новое чёрт знает что, порождая радио, вещающее о непредсказуемом и неизбежном. О кошмарах, где ты расстаёшься с собой, как с надоевшим костюмом на маскараде. О воспоминаниях, превратившихся в абсурдный салат из забытых имён и несбывшихся поцелуев. И, конечно, о хорроре и его круговороте в природе».
(… металлический вой, сливающийся с механическим скрежетом… эхо пушечно лопающегося льда, раскалывающее тишину… внезапный хруст прорывающейся аномалии и тишина, прерываемая далёким ледяным треском, как будто сама зима зевает…)