Настоящий «Кровавый меридиан»: как охотники за скальпами превратили США и Мексику в кровавую баню.Ч.1
«Всадники-призраки в накатывающихся волнах зноя, бледные и безликие от пыли. Помимо всего прочего, они, казалось, действовали абсолютно сами по себе, словно некая первобытная, условная, неупорядоченная сила. Словно существа, которые вызваны из вселенской тверди — безымянные, похожие на собственные тени — и которым назначено скитаться ненасытными, обреченными и бессловесными воплощениями ужаса по диким пустынным пространствам Гондваны во времена, когда еще не было имен и всякий был всем».
— Кормак Маккарти, «Кровавый меридиан».
«Не говорите мне о Кассии, Бруте, Цезаре, Помпее или Александре Великом! Мы добились большего, чем любой из них! Мне доставляет удовольствие думать, что мы растерзали, распотрошили и перебили целое племя! Всю нацию целиком!».
— Один из Пакстонских парней после жестокого нападения на индейцев.
«Кровавый меридиан» — монументальный американский роман Кормака Маккарти. Брутальная сага об охотниках за скальпами с завораживающей природой, лаконичными диалогами и натуралистичными подробностями из жизни жестоких мерзавцев.
Эта книга наносит нокаутирующий удар американской мечте. Великое государство выросло не на демократических идеалах и возвышенных принципах, а из кровавого геноцида.
Фронтир покоряли не благородные странствующие рыцари с прищуром Клинта Иствуда, а вонючие проходимцы, у которых в жизни две ценности —нажива и бухло.
Они носили ожерелья из человеческих ушей, без малейших сомнений насиловали женщин, убивали детей и пренебрегали любыми договоренностями ради удовольствия и выгоды.
В центре повествования — юноша, которого зовут просто Малец. Череда передряг приводит его в мексиканскую тюрьму. По стечению обстоятельств он выходит оттуда благодаря предложению вступить в отряд Джона Глэнтона, профессионального убийцы апачей.
Тот заключает с местным губернатором контракт на уничтожение терроризирующих местные земли индейцев.
Американцы выполняют свою часть сделки, но устраивают в мексиканских городах такое месиво, что по сравнению с ними дикари кажутся вежливыми туристами.
Маккарти рассказывает о зверствах охотников за скальпами настолько беспристрастно и одновременно красочно, что «Кровавый меридиан» из переосмысления Фенимора Купера и Майн Рида превращается в роман ужасов.
Поразительнее всего то, что «Кровавый меридиан» — практически документальная книга. Можно подумать, что автор сознательно преувеличивает и переходит от реализма к абсолютной жести, но множество источников подтверждают, что почти все описываемые события происходили на самом деле. Авантюристы, которые считаются культовыми героями американского фольклора и благородными покорителями фронтира, действительно жестокостью часто превосходили даже самых суровых индейцев. Маккарти облек их скитания в художественную форму и добавил символизм, но в остальном рассказал абсолютно правдивую историю — вплоть до конкретных героев.
По примеру великого американского писателя попытаемся чуть глубже разобраться в событиях двухсотлетней давности, когда кровь и огненная вода лились в равном объеме, а жизнь некоторых людей почти полностью сводилась к уничтожению других.
Как свидетельства о кровожадности индейцев подтолкнули переселенцев к методичному истреблению, а многодетная мать учинила массовое убийство.
«Коренные американцы были реальны и остаются таковыми, но индеец – это изобретение белого человека».— Историк Роберт Беркхофер.
«Если по молодости лет житель глубинки тяготеет к знанию, в основном он услышит от учителей, этих летописцев леса, только о лживых индейцах, грабителях индейцах, вороватых индейцах и индейцах мошенниках, покушающихся на сознание индейцах, кровожадных индейцах и дьявольских индейцах».— Писатель Герман Мелвилл.
Утром 14 декабря 1763 года несколько десятков вооруженных мужчин из городов Пакстон, Донегал и Хэмпфилд напали на спящих индейцев в поселке Конестога в 90 с лишним километрах к западу от Филадельфии. Деревушку спалили дотла, сонные холмы Пенсильвании окрасились в цвет крови. Шестерых аборигенов жестоко убили, четырнадцати удалось укрыть в близлежащем Ланкастере, но 27 декабря еще более крупная банда из Пакстона ворвалась на склад, где прятались индейцы, и порубила их на кусочки.
Убийцы вооружились ножами, томагавками и винтовками. Когда они ускакали, перепуганные очевидцы отправились на место бойни.
Первыми они нашли хорошо знакомого им миролюбивого пожилого индейца по имени Билл Сок и его жену. Затем двоих детей примерно трех лет.
Головы им проломили томагавками. Чуть дальше во дворе валялся толстый индеец, которому выстрелили в грудь, отрубили ноги и руки. От еще одного выстрела в рот его голова взорвалась, как арбуз, по которому со всего маху ударили кувалдой.
Мозги разлетелись на несколько метров вокруг. Остальные выглядели не лучше. Мужчины, женщины и дети.
Застреленные, оскальпированные и расчлененные.
Губернатор колонии Джон Пенн объявил награду в 200 фунтов за поимку преступников, но ни одного из Пакстонских парней, как они себя называли, так и не задержали. В феврале 1764-го поползли слухи, что правительство прячет полторы сотни делаваров в приходе Моравской церкви. Пакстонские парни выдвинулись на Филадельфию маршем, чтобы уничтожить тех, кого считали дикарями. Отстоять город получилось лишь благодаря квакерам, вставшим на защиту домов и хозяйств с оружием. Осада продолжалась несколько дней.
Массовые убийства коренных американцев зимой и весной того года чуть не спровоцировали гражданскую войну и вызвали вспышку жестокости против не проявлявших никакой агрессии индейцев. Тех обвиняли в лживости, кровожадности и всех смертных грехах. Когда в следующем десятилетии вспыхнула Американская революция, сепаратисты поубивали многих влиятельных делаваров и шауни, которые поддерживали их, просто потому, что те попадали под расплывчатое определение индейцев.
В 1776 году генерал Уильям Генри Драйтон из Южной Каролины приказал солдатам уничтожать все кукурузные поля, принадлежащие индейцам, сжигать индейские поселения, а самих индейцев угонять себе в собственность, чтобы от варварской нации ничего не осталось, а ее земли и имущество перешли республике.
На стыке XVIII и XIX веков многие интеллектуалы подводили под идею уничтожения философское и обоснование: белые переселенцы по умолчанию не могут сосуществовать с местными дикарями, поэтому первые, находящиеся на более высокой ступени развития, с неизбежностью должны прикончить вторых.
В конфликтах переселенцев и индейцев редко можно безошибочно определить героев и злодеев. Практически никто из их участников не проявлял ни гуманности, ни сочувствия. Одна из ранних и самых противоречивых стычек произошла в 1697 году в Хейверхилле в провинции Массачусетс. Череда ссор за территорию закончилась тем, что 15 марта отряд индейцев из племени абенаков напал на колонистов.
Аборигены убили 27 человек, включая женщин с детьми. Еще нескольких похитили. Среди них оказались женщина по имени Ханна Дастон и ее новорожденная дочь с няней. Мужу с восемью другими детьми удалось скрыться. Всего в плен попали около 10 переселенцев.
Позже Дастон рассказала священнику, что индейцы прикончили ее ребенка таким сильным ударом об дерево, что содержимое маленького черепа разлетелось во все стороны. Затем ее с няней заставили идти несколько недель и наконец поселили с семьей индейцев-островитян на реке Мерримак. Там, вдохновленная библейским сюжетом об Иаиле и Сисаре, она подговорила няню и другого пленника, юношу по имени Сэмюэль Леонардсон, устроить побег.
Ночью 30 апреля они дождались, пока индейцы уснут, и схватили оставленные без присмотра томагавки. Краснокожие не особо беспокоились о безопасности — не думали, что женщины и ребенок сумеют им навредить.
Картина Юниуса Брутуса Стернса «Ханна Дастон убивает индейцев» 1847 года
Колонисты забили четверых взрослых и шестерых детей. Затем Дастон скальпировала покойников, чтобы подтвердить свой рассказ и получить вознаграждение. За 10 скальпов, шесть из которых принадлежали практически младенцам, беглецам вручили 50 фунтов.
За следующие 100 с лишним лет история Ханны забылась, но в первой половине XIX века ее оживили писатели Генри Дэвид Торо и Натаниэль Готорн. Они чествовали Дастон как героиню. «Вероятно, именно память об убийстве своего ребенка ожесточила ее сердце, когда настал час расплаты», — писал Готорн.
Внезапный интерес к личности Дастон оказался вызван растущим напряжением в отношениях переселенцев и индейцев. Дискурс о кровожадных дикарях набирал силу, вместо мирных договоров между разным народами спорные вопросы все чаще решались силой, а конфликты на законодательном уровне трактовались в пользу бледнолицых.
С середины XIX века памятники по всему северо-востоку США увековечили побег Дастон. Один монумент возвели в Массачусетсе, еще два в Нью-Гэмпшире.
Памятник Ханне Дастон
Даже тогда некоторые американцы считали возвеличивание беглянки пропагандистским фарсом. Конечно, нельзя критиковать ее за желание освободиться из плена и сбежать, но трудно считать героиней убийцу маленьких детей. Для властей продвижение личностей типа Дастон и их историй под определенным углом стало мощным ходом. Так они убедили многих граждан, что «индейский вопрос» можно решить исключительно с помощью насилия.
История превращения Льюиса Ветцеля из обычного подростка в одного из самых эффективных охотников за скальпами напоминает драму Ханны Дастон. В 1777-м или 1778-м, когда сыну германских иммигрантов было 13 лет, его с братьями похитили индейцы гуроны.
Краснокожие ворвались на ферму Ветцелей в землях, которые позже вошли в штат Западная Виргиния. Льюис получил болезненную рану в грудь и шрам на всю жизнь, но его жизни ничто не угрожало. Индейцы погнали его с другими мальчиками через реку Огайо в свои поселения.
Пленники оказались не так просты — посреди ночи вырвались из пут, забрали винтовку с порохом и скрылись в темноте. Меньше чем через год после спасения Льюис стал регулярным участником вылазок против индейцев.
Подросток проявлял большую жестокость, чем большинство взрослых. Он незаметно подкрадывался, быстро плавал и стрелял еще быстрее. Его братья Якоб и Мартин оказались намного менее «талантливыми» убийцами.
Уничтожение индейцев Льюис воспринимал как общественно важную миссию вроде охоты на волков или других опасных хищников.
В 1781-м Ветцель присоединился к экспедиции полковника Бродхеда, который надеялся заключить перемирие с племенем делаваров. Те были настроены по отношению к американцам намного более миролюбиво, чем апачи или навахо, но Льюиса это не остановило. Когда двое индейцев в каноэ прибыли на переговоры с военным, Ветцель подошел к одному из них сзади и мощным ударом вогнал томагавк тому в череп.
Поступок юноши взбесил Бродхеда, но арестовывать белого парня за убийство дикаря полковник все-таки не рискнул.
Ветцель относился к индейцам намного принципиальнее, чем охотники за скальпами в XIX веке. Те при необходимости вступали в союзы с краснокожими или просто мирно расходились. Льюис считал, что с индейцами невозможно дружить или даже сосуществовать. Их обязательно нужно истребить. Он никогда не присоединялся к профессиональным военным и действовал с группой помощников как вольный рейнджер, но в своем деле стал одним из лучших.
Об уровне Ветцеля говорит хотя бы тот факт, что он научился перезаряжать оружие на бегу; два с половиной столетия назад это считалось практически невыполнимой задачей. В одной из самых известных стычек Льюис подстрелил индейца, но трое соплеменников смело преследовали рейнджера, зная, что у того не осталось зарядов.
Сложно представить их удивление, когда бледнолицый после скоростного забега неожиданно развернулся и накрыл противников шквальным огнем. Ветцель убил еще двоих индейцев.
Последний поступил разумно и отступил.
Писатель Роберт Говард назвал Ветцеля мономаньяком, уничтожение краснокожих превратилось для него в навязчивую идею. У него не было ни постоянного жилья, ни семьи. Он не занимался никакой другой работой, только убивал индейцев и периодически сопровождал путников в качестве телохранителя.
Волосы он специально отращивал как можно длиннее, чтобы подразнить охотников за скальпами. В 1787-м в стычках с индейцами погибли его отец и братья, и смерть родных еще сильнее ожесточила Ветцеля.
В 1788-м он нанялся стрелком в недавно основанный форт в поселении Мариетта на современной территории штата Огайо. Там он хладнокровно убил и оскальпировал еще одного мирного индейца — Тегунте из племени сенека, которого переселенцы хорошо знали, уважали и прозвали Джорджем Вашингтоном. Умирающий вождь успел описать убийцу: на него напал мужчина в треуголке с волосами почти до пояса. Нашедшие его американцы сразу поняли, о ком идет речь.
Убийство Тегунте возмутило даже белых, которые сами регулярно участвовали в стычках с индейцами. Командующий фортом генерал Джосайя Хармер написал военному министру Генри Ноксу: «Мы полностью доверяли индейцу по имени Джордж Вашингтон (Тегунте). Он был хорошо знаком с губернатором. Я уверен, что невозможно отыскать более достойного индейца. Меня проинформировали, что ранившего его злодея зовут Льюис Ветцель. Я надеюсь задержать его и доставить к судье, хотя было бы намного лучше, если бы у меня были полномочия вешать подобных мерзавцев без разбирательств».
Хармер направил отряд к хижине, где жил Ветцель, но тот успел сбежать. Военные все-таки нашли его дома у приятеля и задержали, но когда после транспортировки в форт сняли с арестанта кандалы, он припустил к лесу с такой прытью, что солдаты не успели даже поднять ружья. Ветцель переждал шумиху в глуши и вернулся в Виргинию, где единомышленники снабдили его оружием и припасами. Дальше кровожадный охотник за скальпами двинулся в Кентукки.
Спустя несколько недель его опознали по листовке и схватили во второй раз в городке Мэйсвилл, где Ветцель просаживал последние деньги в таверне. Его заперли в очередном форте, но навстречу военным выдвинулась вооруженная толпа.
Две сотни накачанных дешевым спиртным колонистов требовали одного — освободить героя нации, легендарного убийцу индейцев. Перепуганный судья выпустил популярного преступника под предлогом незаконности ареста.
К ответственности Ветцеля так и не привлекли. После освобождения он рванул в испанскую Луизиану, где угодил в тюрьму за мошенничество, но снова легко отделался и присоединился к банде флибустьеров, собиравшихся основать новую страну на юго-западе континента. О дальнейших похождениях легендарного охотника за скальпами известно только то, что умер он от желтой лихорадки где-то на Миссисипи в 1808 году.
Личности вроде Ветцеля обострили «индейский вопрос». Прийти к компромиссу никак не получалось. Одни брались за оружие, чтобы отстоять земли предков, другие — потому что считали, что только так обеспечат счастливое и безопасное будущее молодой нации. Третьи относились к истреблению индейцев как к бизнесу и грамотно пользовались предрассудками обывателей, испытывавших почти суеверный страх перед дикарями.
К началу XIX века понятие «индеец» превратилось в социальный конструкт. Десятки народов, проживавших на континенте до вторжения европейцев, объединили под одним ярлыком. Культурные, этнические и религиозные различия между ними игнорировали, зато сходство возводили в абсолют. Когда очевидцы рассказывали о жестокости индейцев, они обязательно опускали тот факт, что набеги аборигенов — логичная реакция на попытки чужаков отобрать землю, веками принадлежавшую их племенам.
Вместо этого многие переселенцы из отдельных сообщений о коварных индейцах делали вывод о том, что все индейцы одинаково отвратительны. Это служило решающим аргументом в пользу теории, что существовать с ними мирно нельзя. Их можно лишь уничтожить.
В отличие от французских переселенцев, изначально ориентированных на торговлю, британским колонистам требовалось моральное и юридическое основание, чтобы выгонять индейцев с земель и присваивать чужие территории.
Обвинение индейцев в любом преступлении и во врожденной склонности к насилию послужило предлогом и позволило обрушить на аборигенов такие гнев и жестокость, с которыми до этого не сталкивались даже самые далекие от цивилизации дикари.
