Мутоновая шуба
Я невзлюбила его сразу. Эти холодные голубые глаза, белая кожа, рыжие волосы - он весь был какой-то кукольный, пластиковый, неживой. От него за версту несло мерзавцем, но мне было 12, что я могла знать о людях? А он платил нам с мамой копеечку за постой.
- Наш новый квартирант, Игорь, - представила его мама. Тот неопределённо взмахнул рукой - мол, привет, - и как-то по-свойски оглядел квартиру. Нашу бедную квартиру с деревянными полами, где в кладовке пахло мышами, а по ночам всё скрипело и охало от старости.
О, эта извечная мамина мечта о пассивном доходе. Много лет, с упорством питбуля, вцепившегося в горло какого-нибудь бедолаги, она увеличивала жилплощадь. И не для того, чтобы нам жилось вольготнее, а для того, чтобы пустить на эту жилплощадь больше квартирантов. Я её не осуждаю, потому что это были девяностые. Трудно осуждать кого-либо из девяностых - если он не преступил закон, конечно.
Так что, с самых юных лет я могла наткнуться в нашей квартире на кого угодно - разговорчивого гастарбайтера из южной республики, хмурого и небритого работягу с цепким взглядом, женщину неопределённых лет, крепко побитую жизнью...
Тогда мы жили в мерзейшей из наших квартир, старой двушке, которая до сих пор снится мне в кошмарах - но об этом я как-нибудь напишу отдельно.
Одна комната была проходной, а одна изолированной - в ней-то и стал хозяйничать Игорь. Именно что хозяйничать - он часто врубал на всю громкость Depeche Mode и подпевал, тоже громко и как-то отчаянно. Я многажды просила его убавить громкость. В конце-концов, мне надо было делать уроки. Но он не реагировал - мне было 12 лет, говорю я, и за моей спиной не было никого, в том числе и моей несчастной мамы, которая добывала нам пропитание.
Однажды я, мелкая засранка, поймала его в коридоре и заявила что-то вроде: не забывай, что ты здесь не хозяин. И для убедительности ткнула пальцем в его чахоточную грудь. Он взял меня за этот палец и выгнул его так, что у меня потемнело в глазах от боли. Спокойно и страшно он произнёс: "Ещё раз..." - и, не докончив фразу, ушёл в свою комнату.
...В тот день он очень нервничал. Это был последний день его постоя, у двери стояли баулы с его скарбом, и должна была прийти мама, уладить с ним какие-то формальности. Но мама не шла. И он, как-то наспех собирая остатки вещей, всё спрашивал меня с беспокойством : "Идёт?.. А сейчас?"
"Нет", - каждый раз отвечала я, выглянув на лестничную площадку.
"Ну, я подожду её у подъезда",- сказал наконец Игорь, подхватил свои баулы и был таков.
То, что произошло дальше, я не хочу помнить, но помню, увы.
Вскоре пришла мама. Оказалось, он не стал дожидаться её у подъезда и просто исчез. Будто предчувствуя неладное, мама первым делом подошла к платяному шкафу, где висела её выстраданная, немыслимо на тот момент шикарная мутоновая шуба.
- Юля! - горестно, как-то на выдохе вскрикнула мама, и в этот момент я всё поняла.
Поняла и бросилась на лестничную площадку, а оттуда на улицу, но рыжего Игоря и след простыл, а я стояла и плакала.
... Я знала, что он живёт в нашем городе. И несколько лет после того случая - я подросла, стала сильнее и быстрее - я высматривала в толпе людей его рыжую макушку, его сутулые плечи. Зачем? План был прост и безумен - схватить его и притащить в ближайшее отделение милиции. И пусть накажут!.. И пусть отдаст мамину шубу!..
И, когда однажды я увидела его в троллейбусе, я даже не удивилась, потому что последние годы призывала его всей силой своей ярости. Помню, троллейбус ехал по кольцу, я не сводила глаз с Игоря, и тут он увидел меня, узнал и бросился к дверям. Растолкал народ у двери, выскочил на остановке, растворился в толпе. Я снова его упустила, и на этот раз навсегда.