Маска ( дополнил историю)⁠⁠

Убийца

Бирюлевская ул. Понедельник, 22. ч. 34 мин.

Я трогаю черную шершавую поверхность маски. Она восхищает. Оранжевый лоб, обведенные золотом глаза… И всё это на налепленных друг на друга кусках бумаги, которые от одного неловкого движения могут сломаться. Все настолько изящно, ровно, как и просто и прекрасно. И главное, это не заказная работа, это сделал обычный ребенок. Или не совсем обычный.

Аккуратно просверлив в ней дырку, я вешаю её над кроватью. Это мой тотем. Он будет отгонять злых духов, злые сны, точнее кошмары. Ведь они постоянно приходят ко мне. Мешают моему сну. Но теперь эта маска отпугнет их.

Почему я так думаю? Все просто. Я ощущаю это. Я чувствую её силу. Чувствую, как мы неразрывно связаны. Как, увидев её среди детских поделок, я сразу понял, что мы – единое целое, а потому сразу, при первой же возможности, забрал её себе, вытащив из стеклянного квадратного короба.

Спустя ровно сутки после одной хорошей ночи, когда старые кошмары отпустили меня, я снимаю её со стены. Она справилась. Она сделала то, чего не сделали до неё распятие и икона. Она отогнала моих демонов, отогнала лица, которые преследуют меня. Или же скрыла от них моё. Точно. Возможно, это сработало именно так. Маска скрыла моё лицо.

Вытащив из трусов резинку, я продеваю её через края маски. Да, вы верно поняли, я хочу её надеть. Ведь это её основная задача – скрывать наше лицо. Возможно, даже и днём. Возможно, это ещё и так работает. Я пока не знаю. Все так неожиданно. Ведь прошло всего несколько дней с того момента, как я забрал вещь из садика, где работал сторожем.

Да, я обычный сторож. Разве что старый, впрочем, это для моей профессии норма, стандарт, по которому нас выбирают. Кого же ещё взять на такой оклад в детский сад? Не молодого же полицейского.

Прижав маску к лицу, я хожу по комнате. Она действительно успокаивает меня. Влияет. Делает меня сильнее. Только стоило для начала продырявить глаза. Чтобы она лучше легла на лицо, чтобы я мог видеть, не снимая, сквозь это прекрасное черное шершавое изделие. Внутри она белая.

Сев на кровать, аккуратно и бережно обхватив её руками, я снова являю миру свое безобразное затравленное лицо. Наверное, так правильнее назвать то, что я ношу теперь каждый день. Морщинистое, мрачное, серое, отвратительное рыло, по которому так крепко прошлась жизнь. Оно видело так много, и следы прошлого неизменно преследуют его.

Забив в интернет всё, что можно найти по маскам, я прочитал пару книг. Большинство психологов утверждает, что маска вовсе не прячет нас, наоборот, дает шанс нашей второй психологической половинке. Дает освобождение ей. И, знаете, я не считаю, что это полная брехня. Что, если я действительно что-то такое освободил и оно сильнее моих невзгод?

Я поворачиваю лицо к зеркалу. Кто же я? Кто? Кто тот человек, кто смог избавить меня от этих снов? Почему это произошло? Неужели все дело в нас, в наших подсознательных мотивах? Я смотрю на себя в зеркало, ничто не напоминает в нём обо мне. Лишь зрачки, которые видно сквозь глазные вырезы в этой черной маске.

Следователь

Полицейский участок. Среда, 18 часов.

Сальников потушил окурок. Вся эта ситуация со смертью старухи не могла выйти из его головы. А главное, кому вообще понадобилось её совращать, а потом убивать. Кажется, мир совершенно сошел с ума. Впрочем, по ходу, это беспокоило лишь его.

— Дичь. Куда мир катится? – он снова прикурил.

— Ты всё успокоиться не можешь насчет того убийства? Да забей, – сказал Потапов, дописывая рапорт. – Сейчас к делу прицеплю, у меня тут хватает фигурантов для такой возни.

— Да не это пугает. Зачем? – Сальников потушил окурок. – Как она вообще додумалась лечь в кровать? Неужели ничего не понимают. Ей же под шестьдесят лет. Зачем она вообще на это пошла?

— Тебе вот будет шестьдесят, посмотрим, как ты завоешь. Кстати, тебе недолго-то и осталось. Лучше бы вон порадовался за бабку. Сперва потрахалась, потом умерла. Не всем так везет. Вон у меня – одну тупо тором зарубил киргиз. И без всяких прелюдий.

— Да отстань ты со своими нелегалами, всю плешь уже проел. Нет, тут что-то другое. Самое обидное, я почти уверен, что она и сама бы отдала концы через пару недель, но нет, надо поэкспериментировать, надо залезть в кровать и помереть там, а ещё эти родственники. Убийство, убийство…

— Согласен, это просто большая любовь, – улыбнулся капитан Потапов. – Так что с едой-то? Мне сходить или сам пойдешь?

— Давай сам. Ты все равно заканчиваешь. Я пока чай поставлю.

— Ты ж знаешь, я твою бурду не пью. Я колы возьму, пусть почистит желудок.

— И сожжет его подчистую.

— Да тут всё его жрет, – бросил Потапов и вышел за дверь.

Сальников проводил его взглядом и вернулся к фотографиям. Странные они были, эти фотографии. Вроде всё обычно, и в тоже время что-то там было. Чувствовал он это, кожей, нутром чувствовал.

Убийца явно ничем не замотивирован был. Ни квартирой, ни наследством, старуха как расписалась в завещании пять лет назад, так и не меняла ничего. Просто решила потрахаться напоследок. И смех, и грех. Он отодвинул пару последних фоток и снова посмотрел на эту выпадавшую из всего интерьера детскую маску, которую раздавили на полу.

Откуда она? Внуков у нее не было, разве что в садике взяла? Но зачем? Не похоже, что бабка способна притащить в дом маску из садика. Значит, убийцы? Ещё нелепее. Зачем? Зачем брать маску из садика и оставлять на месте убийства? Что за бред. Значит, всё-таки, её. Но, опять же, больше детских вещей не было в квартире.

Сходить в сад около её дома? Посмеются ведь. Скажут, опять он везде маньяков видит. Все перед пенсией выслужиться хочет. И все же, вот так повесить на одного из алкашей Потапова? Нет. Было бы конечно лучше разобраться. Но как? Это просто убитая старуха, которой перед смертью сексуально повезло. Главное, судмедэксперт подтвердил, там действительно была сперма. Кто вообще мог додуматься до того, чтобы переспать, а потом убить эту бабку. Зачем?

Убийца

Бирюлевская ул. Пятница, 21. ч. 15 мин.

Да. Да. Да. Ещё раз да. Я действительно убил эту старую суку. И сделал это легко. Играючи. Положил на морду подушку и все. Отошла, тварь, в ад. Чудовище, мразь. Надо наступить на неё, уничтожить. Боже, какая же тварь! Ненавижу. Что теперь мне делать? Ведь эти монстры, эти демоны, эти воспоминания… Они снова, снова придут ко мне. Снова не дадут спать по ночам. Все снова завертится в болезненном круговороте.

Неужели я мало страдал? Неужели я не расплатился? Зачем, зачем забирать то, что было столь щедро подарено. Маленькая слепая вера в силу детского подарка, точнее, искусства, который смог справиться, высвободить что-то, что помогло мне. Даже больше, освободило меня, позволив впервые за долгие годы прийти в дом к женщине. Ошибка? Несомненно. Глупость, расплата за которую – мои неспокойные ночи. Мои кошмары. Мои наваждения.

Смогу ли я жить дальше? Нет. Груз вины, он теперь куда сильнее. Если оставить прежнего Василия, то реальность сожрёт его. Уничтожит. Ведь он убил человека.

Женщину. И ради чего? Ради мести за раздавленную во тьме маску, которую он нацепил для страстной безудержной ночи? Это не оправдание. Это только глупая отмашка. Увы, Василий, будет сожран совестью. Так что же делать?

Ответ прост. Прост настолько, что думать почти не пришлось. Ведь если кто-то смог сделать маску, то он сможет это сделать ещё раз. Нужно просто найти его и сказать, что подобное изделие требуется снова. Хрупкая детская магия не передаётся через его старые руки. Пробовал же. Склеивал. Снова вешал на стенку. Но ничего, увы. Жена и дети всё так же приходят во сне. Это не работает.

Правда, теперь всё куда сложнее. Из сада его уволили, подобраться к детям, а уж вычислить того, кто это сделал, сложнее. Точнее, как вычислить, имя и номер группы у него есть, это было нарисовано мелким почерком на обратной стороне маски. Так что полдела сделано. Надо лишь найти его. Найти этого ребенка.

Василий поднял маску и посмотрел на неровный почерк. Вряд ли это был мальчик. Так пишут в основном девочки. Он тихо вздохнул и посмотрел на звезды. Близилась ночь. Без работы, без средств к существованию, без маски он чувствовал себя таким одиноким. Обычным стариком, все дни которого были сведены к ожиданию смерти, несколько замедлившейся в его скомканной судьбе.

Следователь

Детский сад. Понедельник, 14 часов

Сальников изобразил улыбку. Вышло неуклюже. Эта молодая воспитательница просто не могла принять его таким. Впустить со всеми его историями, его запахом, его одеждой в этот мир детских историй, сказок, правил и устоев. Слишком уж он выбивался из всего этого, навязавшись старым потертым полицейским саквояжем.

— Извините, Екатерина Михайловна.

— Катя. Я же сказала: отчество – это излишне, – снова нахмурилась девушка.

— Да, Катя. Простите. Давайте попробуем ещё раз, – потер лоб Сальников. – Смотрите, очень важно правильно рассмотреть. Постарайтесь не обращать внимания на тело. Сфокусируйтесь на маске.

— Но зачем?

— Это нужно для расследования.

— Нужно знать, знакома ли я с этой маской?

— Да. Может, кто-то из ваших воспитанников её смастерил. Знаете, детские поделки, их часто делают в садах.

— Серьезно? Удивительно. Откуда мне знать.

— Мне кажется, вы немного предвзяты ко мне. Нет?

— Почему вы так думаете? – скрестила руки Екатерина.

— Чувствую. Я же полицейский.

— А, понятно. Хорошо, я так думаю, лучше это не затягивать, к тому же, скоро начнутся занятия, давайте еще раз посмотрю на эту вашу картинку. Только у вас есть что-то менее страшное?

— Боюсь, нет.

— Господи боже!

— Экономия даже на фотографе.

— Нет, это просто ужасно, кто вообще мог пойти на такое?

— Кто-то, да пошел. Так что? Узнаете?

— В принципе, да. Это очень похоже на маску Володи Петрова. Но я не слышала, чтобы она пропадала.

— А где она?

— В витрине. В коридоре. Там мы выставляем наши поделки.

Сальников посмотрел в сторону коридора, потом на Екатерину. Она кивнула и указала на бахилы. Савельев вздохнул. Ох уж эта чистота. Но спорить не стал, просто взял и одел. Не хватало ещё конфликтов, да и упертая мадам попалась. Пусть и красивая.

Он подошёл к небольшой квадратной формы витрине или, правильно сказать, фигуре. В общем, это были три стеклянных квадрата, поставленных друг на друга с открывающимися дверцами. И, между прочим, маски там тоже были, только голубые.

— Значит, она была здесь? – спросил он, покусывая губу.

— Да. Но я не помню, чтобы её кто-то забирал. Неужели её и вправду вытащили?

— Как видите, – Савелий открыл дверцу и вытащил голубую, если он был прав, то убийца мог потрогать и эту. И, если сверить отпечатки… Впрочем, это нюансы. Сначала надо понять, у кого мог быть доступ. Кто мог быть рядом с ней. Он снова посмотрел на Екатерину. Она была взволнована.

Убийца

Детский сад. Понедельник. 16. ч. 00 мин.

Этот странный мужик. Неприятный. Неопрятный. Как он раздражает. Как он неприятно отталкивает. Словно налипшая на подошве куча навоза. Нет. Надо ждать. Он ведь так же опасен. Нужно подождать, пока мальчик выйдет из сада. Потом посмотреть, есть ли там ещё. Или нет? Затаиться?

Но нет. Вместо этого я просто иду за мальчиком. Просто иду следом, не зная, что предпринять. Ведь я обычный сторож. Обычный человек. Без сил что-либо изменить. Что я могу в этой кромешной тьме? Или нет? Что-то я могу.

Ой! Он обернулся. Он узнал меня. Он не бежит от меня и не опасается. Как же я забыл, что он не раз видел меня в саду… Ну конечно! Все, что мне надо, это просто попросить его сделать точно такой же подарок. Просто попросить и он все сделает.

Иди сюда. Иди ко мне. Я просто спрошу тебя о маске. Как же тебя звали? Володя?

Следователь

Медынская ул. Понедельник, 18. ч. 00 мин.

Сальников вздохнул, но тираду выслушал. Он уже понял, всё это дело добром не кончится. Тут одно на другое. Труп бабули. Вредная воспитательница. Теперь ещё и нервная мамаша, явно неудовлетворенная. Ещё бы, сына ещё нет дома, а она особо и не трясется. Как вообще можно малыша отпускать одного туда и обратно? Как это – забрали? Как это – давно так делаем? Савелий покачал головой, от неё ещё и несло порядком. Твою ж мать, что не так с этим городом?!

— Я уже говорила, так бывает редко. Он придет. Володя сам все делает. Он самостоятельный.

— Я вижу. Только отсюда путь не близкий. Мало ли что. А скажите, он эти свои поделки только в садике оставляет?

— Нет. Нет. Эти черныши везде у нас. Любит он свои маски лепить. Делает своих монстров. Не пойми для кого. Искусство это такое, когда в садике, я не против, но дома… Дома я не потерплю всю эту погань! Нет, дома у меня этого не будет!

— Да, я вижу, что дома у вас не для искусства все, – тихо вздохнул Савельев. – Не возражаете, я подожду его?

— Да нет, не возражаю. К чему эти возражения? Сиди, жди. Он скоро будет.

И все. На этом все. Никакого волнения, ничего. Просто поход на кухню к своему мужику, который так и не выглянул к незваному гостю. Норма. Норма жизни. Савельев похрустел шеей, в последнее время она болела.

А потом пришел Володя. Русый, симпатичный, крайне серьезного вида. По такому и не скажешь, что в садике – минимально первый класс. Савельев даже улыбнулся, особенно, когда мальчик начал деловито раздеваться и вешать свою сумку. Даже мамины сапоги подправил. Чтобы все было по порядку.

— А вы кто? – строго спросил он, повернувшись к нему.

— Полицейский.

— За мамой?

— Нет.

— Тогда зачем?

Савелий посмотрел на кухню. Там даже никто не шелохнулся. Вроде, как и не приходил никто. Он снова повернулся к Володе.

— Видел в саду твои маски. Мне очень понравились. Скажи, ты и вправду сам её сделал?

— Да.

— А почему черную?

Володя несколько замялся. Потом нахмурился. Даже украдкой посмотрел на кухню. Но, видимо, что-то надумав, ответил:

— Мне так показалось лучше.

— Просто другие были голубые.

— Я знаю. Но мне показался черный цвет лучше.

— Немного пугает.

— Да. Но именно это и правильно. Она отпугивает злых людей.

Савельев невольно почувствовал, как по спине пошли мелкие мурашки. Злые люди. Кто же это, мальчик? Пьяный отчим? Или твоя никудышная мать?

— Скажи, а у тебя никто не хотел её взять? Может, кто-то тоже хотел отвлечься от злых людей? Было такое?

Володя пристально посмотрел своими чистыми светлыми глазами. Да, взрослости в них было побольше, чем у некоторых тридцатилетних. Потом покачал головой и продолжил раздеваться. Нет, с такими детьми всегда непросто, нужно, чтобы он привык. Чтобы с ним стало проще общаться. Иначе никак. Да и время позднее, эти алкаши наверняка скоро поймают свой градус и пойдут в атаку. Нет, пора уходить. Главное, есть зацепка.

Убийца

Медынская ул. Вторник, 18. ч. 00 мин.

Он сказал, что сделал её от страшных людей. Тех, кто ходит к его маме. Что она помогает ему уснуть. Что ему не снятся кошмары и в этой маске ему хорошо. И это объясняет все, помогает понять силу. Силу этого мальчика, который смог вложить часть души в свое произведение и дать отпор злым силам, которые атакуют и меня. Именно поэтому она так мне помогла. Усилила мою душу.

Он настоящий творец. Он смог сделать чудо. И я за это ему благодарен. Более того, узнав, что я сломал ту маску, он отдал свою, которую прятал дома и благодаря которой мог спокойно спать. Забывая крики материи, её мужиков. Он сказал, что держал её под кроватью, чтобы больше не нашли.

Грустно. Грустно услышать это от ребенка. Особенно с такими чистыми глазами. Он хороший мальчик и я обязательно помогу ему. Помогу ему забыть всю эту боль и ужасы, которыми так щедро наградила его жизнь. Ведь именно благодаря его силе я изменился, почувствовал в себе способность сделать что-то по-настоящему необходимое. Но сначала я должен отблагодарить своего дарителя.

Следователь

Полицейский участок. Вторник, 20 часов

Сальников прошел мимо задержанного, на руках которого уже успела запечься кровь, оно и понятно, наручники изрядно потерли кожу. Он открыл двери. Из кабинета несло табаком, спиртом, старой бумагой.

— Опять воюешь?

— Так точно. Война внутри нас, – буркнул Потапов, отложив ручку. – Ну что? Как твои розыскные действие в детском саду? Нарыл что-нибудь? Поймал преступника?

— И кто уже в курсе?

— Честно?

— Да.

— Почти все, – усмехнулся капитан. – Но ты не переживай, я оправдывал тебя как мог. Детские сады вообще опасная зона. А тем более для такого холостяка, как ты.

— Не знаешь, кто засветил?

— Учительница какая-то. Упертая дамочка. Позвонила после твоего прихода. Очень уж переживала.

— Не Екатерина, случаем?

— Вроде, она. Сказала, что ты весь из себя подозрительный. Дежурный принял и разнес по всему отделу.

— До хвостика дошло?

— Нет, вроде.

— Значит, время у меня ещё есть. А это там кто?

— А, приезжий. Засадил кирпичом по голове одному парню. Не поладили. Ещё теплым взяли. Теперь вот пусть до утра пока в обезьяннике посидит. А ты что, реально в саду убийцу искал?

— Вообще, да.

— Знаешь, как говорится, во всем сторож всегда виноват. Так что зря ты училку эту дербанил.

— Сторож?

— Да. Или охранник. Они всегда во всем замешаны.

— Я что-то не подумал.

— Бесплатный совет. Вроде к сорока, а все ещё можешь чему-то у капитана научиться. Верно, а? – Потапов похлопал его по плечу. – Всё, я домой, моя уже все провода оборвала. Пирог, говорит, необыкновенный.

— Шарлотка?

— Она самая. Хотя, честно, эти яблоки – вот где! – Потапов провел по горлу.

Сальников посмотрел в окно. Тяжелый снег. Ночь. Охранник. Как же всё это вроде просто. Конечно, проще всего это сделать охраннику. Да и по возрасту они схожи. И бабка тут к делу придет. Охранники, как правило, за пятьдесят, молодых в сады редко берут. И маска. Ну конечно! Все сходится. Маска, охранники. Вот он, убийца! Осталось лишь найти. Он развернулся и выбежал на улицу. Все же, Потапов зря думал, что получится уйти домой пораньше.

Убийца

Медынская ул. Вторник, 20. ч. 30 мин.

Он плачет. Он боится. Он говорит, что хочет к маме. Что очень хочет к маме. Но так ли это? Так ли это на самом деле? Зачем ему такая мама, которая то и дело приводит домой разных мужиков? Разве не из-за неё он сделал свою маску и не разбудил его, скованного внутри сильного человека?

Да. Все предначертано. Мальчик страдает. Мальчик создает предмет. Предмет будит в слабом сильного и вот, сильный спасает ребенка от его бед. Благодарит за подарок, который он ему преподнес. Благодарит покоем и тишиной, которую маленький так ждет. Ведь вся его мечта – это сон без кошмаров.

Но пока есть день, это нереально. Пока есть мрачная существующая действительность, маленький Володя заперт. А потому я кладу ему руку на плечо и пытаюсь успокоить. Я говорю, что всё будет хорошо. Что с мамой он обязательно увидится. Но потом. Слезы. Слезы. Он просто не понимает, какой подарок я ему подарю.

Аккуратно подняв маску, я медленно одеваю её на себя. Я уже просверлил дырочки, вставил туда резинку, а в глазах сделал по отверстию, сквозь которые прекрасно вижу лицо Володи. Не надо, не бойся. Ведь это твоя маска. Так зачем же этот страх?