Макар-мертвяк. Байки Митрича. Часть 4⁠⁠

Ч1. Медведь-зомби
Ч2. Мертвые воды
Ч3. Древние

Ещё больше годного контента в телеграмм-канале УЖАСАРИУМ

В этот момент в дверь постучали...

От неожиданности я вздрогнул. Мне показалось, что и пламя в керосиновой лампе задергалось сильнее. Я посмотрел на Митрича, он напрягся, повернув свое единственное ухо ко входу, прислушался. Стук повторился. Митрич поднялся и заковылял к двери.

- Хто? - хрипло спросил он.

- Это… это Федя… Полевской, - сказали из-за двери.

- Шего нада? - Митрич не спешил открывать.

- Там это… У меня журналист из города гостит. Должен был к тебе зайти. Не вернулся, что-то еще. Не знаешь, где он?

- Уехал можа… Мне почем знать?

- Чёрт!

Федор замолчал. Митрич сильнее подался к двери, потом спросил..

- А ты чегой ищешь-то?

- Нууу… Митрич.., ты же знаешь… Он парень неплохой, заплатил мне хорошо. Я помню… ты говорил, что дождь этот и туман неспроста, но… ты знаешь же… Ну ты же вроде… как… ну пугалки свои рассказываешь всегда… Туман тут этот… Странный..

Митрич некоторое время стоял напротив двери. Затем шагнул вперед и начал поднимать засов. Я забеспокоился, наверное, больше от того, что я, получается, сбежал из дома Фёдора, вроде как не доверяю ему, неудобно как-то...  Дверь открылась Федор вошел внутрь, взглянул на меня, по лицу пробежало легкое удивление, но тут же исчезло. Он всё понял, даже кивнул.

Митрич задвинул засов обратно, пару раз махнул рукой в сторону кухни, указывая Феде, куда идти, и, прихрамывая, пошел сам. Федя сел на свободный табурет у стола.

- Я... - начал было я оправдываться, но Федя прервал меня.

- Да ничего, ничего...

- Хорошо, - сказал я, но все же чувствовал себя несколько неуютно. - Слушай, я там... в сарай зашел...

- Аааа,  вот оно что! Понимаю теперь, - Федя хлопнул себя рукой по колену. - Я же продаю все. Скотину забил, на ферму как раз ездил мясо сдавать. Уехать хочу, но вот, видимо, не успел.

- А всё-таки, что здесь происходит? Что не так с дождем?

Я переводил взгляд то на Митрича, то на Федора. Федя молчал и тоже смотрел на Митрича. Старик сидел за столом, сжимая в ладони граненый стакан с остатками водки, и смотрел на него, не поднимая глаз. Потом залпом осушил, стукнул о стол, вытащил из шкафчика еще два стакана, поставил рядом и разлил остатки водки из бутылки и подвинул их нам. Свой сжал в морщинистой ладони и сказал:

- Эххха… Ну… Шлушайте.

Четвертая Байка Митрича.

Это мне еще бабка моя рассказывала. Есть у нас в тайге топи, глубоко в лесу, за дальними горами. Вокруг бурелом и болота - не пройти, смрад от испарений и гнили - дышать нечем, вокруг туман холодный - вдохнешь и сердце холодеет,  а на болотах все время идет дождь.  Но даже до буреломов этих еще дойти надо, место-то, говорили, ограждено заклятием отворотным - как бы ты не шел, все равно мимо пройдешь.

Слухи ходили, что там сокрыты сокровища и богатства, и если найдешь способ пройти сквозь топи и туманы, то получишь не только их, но и могущество невиданное. Говорили еще, что и цена за это не малая, но это уже мало кто слушал.

Многие пытались, но все возвращались ни с чем, а некоторые в вовсе не возвращались.

Как-то стали шептаться в деревне, что один мужик - Макар - все же смог найти дорожку к сокровищам. Сам он этого не говорил, но внезапно стал богатеть. Везде у него удача. На охоту пойдет - шкуры телегами вывози, на рыбалку - сети рвутся от улова, урожай растет, поговаривали - в огороде копнет случайно и золотые самородки находит. Выдумывали, конечно, но везло ему и правда сильно.

Но счастья это ему не приносило, люди его сторонились, может, от зависти… по началу, а после и все стали говорить, что от него как холод могильный исходит и запах затхлый, болотный. Неуютно было рядом с ним. Макар-мертвяк прозвали.

А потом жена у него забеременела. Рожать пора, а повитухи нивкакую. Не пойдем, говорят, в нечистый дом. Насилу он уговорил одну, наобещал денег, она все-таки согласилась.

Долго рожала жена его… Затемно уже было как по деревне крик разнесся. Из дома проклятого повитуха выскочила с криками и прочь по улице побежала… Макар-мертвяк за ней, кричит чтобы вернулась, деньгами размахивает, но повитуха даже не обернулась. Убежала и закрылась у себя в доме.

Потом людей впустила и рассказала. Роды тяжело шли, думала уже, что помрут и ребенок и мать. Но как солнце село, схватки усилились и началось. Мать кричала, мучалась и наконец родила… Но… Повитуха увидела это и еле устояла на ногах… Бес говорит, не человек. Совсем без кожи, как вывернутый мясом наружу… на голове только глаза белые, мутные и пасть во всю голову и все в зубах острых и мелких. Она бросила бесенка этого и выбежала из избы с криками.

Поп с дьячком местных собрали жителей самых возмущенных и к дому проклятому пошли. Надо же разобраться, что за бесовское отродье. Макар их на пороге с ружьем встретил. Не пущу, говорит. Нечего там смотреть. Ребенок родился мертвым и жена при родах умерла, а повитуха ваша из ума выжила, дура пьяная. Нечего тут смотреть, кто сунется, получит картечью в харю.

В общем помялись у крыльца, под выстрел лезть никто не захотел, да и непонятно чего лезть к человеку, если и вправду горе у него. Разошлись.

Похоронил он их сам. Никто не помогал. Ни похорон, ни поминок. Макар-то после случившегося совсем замкнулся. Его почти и не видели. Дом запустил. Двор зарос. Забор покосился.

Девять лет прошло. Уже многие и подзабыли, да и повитуха та вскоре умерла, и рассказывать было некому. Дом, правда, все же обходили стороной, уж очень стал он жуткий.

И вот этим  летом туман накрыл деревню, густой, не видать ничего и на три шага. Не то чтобы туман у нас редкость, но этот был непростой. Всем стало как-то неуютно, тревожно, выходить в него не хотелось и холод. Лето же, а в тумане холод как зимой, причем не снаружи, нет. Как будто изнутри холодеешь. А вокруг дожди стеной окружили, причем в самой деревне ни капли, только туман. И дожди эти непростые - отворотные. Дороги, конечно, размыли, но не в этом беда… Те кто в дождь этот попадал плутал и обратно в деревню возвращался, даже если с дороги не съезжал и не поворачивал. Такая вот чертовщина.

В общем сидят люди по домам, на улицу не суются без надобности. Но вечером как-то в избе одной слышат, вдруг скотина в сарае забеспокоилась. Коровы, овцы ревут, в стены бьются. Хозяйка успокоить пошла, и через мгновение домашние слышат уже её крики. Мужики, муж и сыновья, бросились на помощь. В сарая забежали и видят: скотина в углы забилась,  в центре туша коровы разорванная валяется, рядом пара овец, вокруг кровь, шерсть, куски мяса вырванные прямо со шкурой, рядом с тушей хозяйка, а над ней тварь какая-то нависает.

Костлявая, сгорбленная, сама небольшая - с собаку крупную, но больше на человека похожа. Кожа бледная, в трещинах и язвах мелких вся.

Тварь на звук повернулась, морду свою подняла… Глаза мутные белые и пасть во всю морду окровавленная, зубы длинные, острые как иглы, а лапами когтистыми в тело хозяйки вцепилась.  Тварь с её лица кожу содрала и жует, кровь со слюной капает…

Мужик взревел, ружье вскинул, он прихватил, когда крики услышал, выстрелил из обоих стволов. Попал, но не убил.  Тварь завизжала, бросилась метаться по сараю. Сыновья не оплошали, вилы схватили и к стене прижали, отец уже ружье перезарядил, к башке твари приставил и дуплетом снес уродливую голову.

Тут же и туман рассеялся, и дождь кончился.

Бросились мать спасать, но уже поздно… Не спасли…

Пока возились в сарай Макар-мертвяк ворвался, увидел у стены тварь эту и взбесился. Заревел как зверь, и бросился на отца с сыновьями. Силища у него невероятная. Накинулся, раскидал в стороны, первым делом попер на отца, тот ружье успел схватить. Пока на него пёр сыновья опомнились, старший топор нашел, подскочил и рубанул по плечу, почти напрочь отсек. Рука на остатках кости и кожи повисла, крови почти нет, дрянь какая-то густая, вонючая. Из раны тонкие белые черви или отростки какие-то к руке тянутся, младший сын подоспел с вилами. В бочину Макара воткнул,  а тут  уже и отец успел ружье перезарядить, и влепили два заряда картечи почти в упор. Макар отлетел от выстрела, но еще дергается. На крики и шум деревенские сбежались. Помогли. После  все вместе останки Макара-мертвяка и исчадия этого собрали, сожгли и закопали далеко за деревней, в болотах докуда смогли дойти. В дом их проклятый даже заходить не стали, тоже спалили…

С тех пор вроде тихо стало… В деревне старались не говорить о том, что случилось. Забыли уже все. Только вот старики иногда предостерегали такими… историями…

Я этого никому не рассказывал. Бабка моя строго-настрого запрещала. Говорила: зло это древнее, с болот тянется, и насовсем его никому не истребить. Место то запретное, заговоренное, но зло все время дорожку ищет и выйти только через людей может.

Митрич замолчал. Свой стакан он уже давно осушил и вертел его в руках, поглядывая на наши с Федором, так и не тронутые. Хмыкнув, он заговорил вновь.

- Ну, значица, так вот и было… Так что когда на деревню туман шнова опуштилша я шразу неладное почуял. Когда это было-то? Тожа девять лет назад?

Фёдор закивал.

- Да... Да. Девять.

Митрич посмотрел на него, прищурив единственный глаз, снова хмыкнул и продолжил.

- Он холодный, туман то. Вдохнешь и будта ижнутря холод пробирает… до кишок. В тот туман многие пропали… И раньше пропадали, но штоба шразу такого не было… Но шумели не шибко. Дажа родштвеники бывало, не бешпокоилишь. Дешкать, вше уезжают, и эти уехали…

Митрич снова замолчал. Мы сидели на кухне в свете керосиновой лампы, не решаясь заговорить.

- Ща, пождите, - сказал вдруг Митрич, поднимаясь из-за стола. - Я шечаш.

Он зашаркал в комнату, что там было сложно разглядеть, я дальше кухни в его доме никуда и не заходил. В проходе висела старая замызганная занавеска, когда он, заходя, отодвинул, я увидел с трудом различимые силуэты старой мебели шкаф, кровать, вроде бы стулья…

В комнате заскрипела дверца шкафа, что-то шуршало, стучало, словно он шарится в тряпках и ящиках. Затем все стихло и послышались шаги - Митрич возвращался. Занавеска колыхнулась, и он появился в кухне с ружьем в руках. Два ствола были направлены в нашу с Фёдором сторону.

- Эээ.. это чего?.. - успел сказать я, прежде чем раздался выстрел и из ствола полыхнуло пламя.

Я оглох. Я не понимал. Я жив? Я ранен? Кухню затянуло дымом. И все-таки жив. Тишина в ушах сменилась гудением, сквозь которое пробивались какие-то стуки и барахтанье. Напротив меня, за столом, где сидел Федор, никого не было. Только его ноги торчащие из-за края стола дергались и стучали по полу.

Я попытался вскочить, но Митрич тут же навел на меня ружье.

- Шиди, дура! - приказал он и быстро заковылял к столу, не сводя с меня стволов, один из которых все еще дымился.

Он подошел к двигающемуся Фёдору и склонился, присматриваясь.

- Иди шуда, быштро! - гаркнул он, тряся ружьем.

Я подошел. Федор лежал на полу  в луже крови, он был жив, моргал глазами и пытался то ли вдохнуть, то ли что-то сказать, разевая рот. Я попытался отвернуться, но Митрич заметил.

- Шмотри!

Я посмотрел туда, куда он тыкал стволом ружья. На груди и шее Федра зияла страшная рана. Выстрел с близкого расстояния вырвал огромный кусок мяса, белели кости… и растекалась густая темная жидкость, но не кровь как мне вначале показалось, слишком темная, почти черная, а по краям жуткой раны и внутри извивались тонкие, белые черви сплетаясь и цепляясь друг за друга, словно пытаясь стянуть жуткую рану.

Меня замутило. Митрич, не предупреждая, резко поднес ружье прямо к лицу Фёдора и снова выстрелил. Я не успел ничего сказать, только отвернулся. Грохот выстрела повторно оглушил меня.

Я почувствовал крепкую руку Митрича сжимающую мой локоть, он дернул меня, разворачивая к себе.

- Видал?

Я закивал.

- Полевшкой он, ага. Полевшкой лет пять как приехал. Девять лет он помнит… И водку Федька бы не мял в штакане. Федька выпить не дурак был.

- Что... Что это? - наконец смог произнести я.

- Што? Беш знает! Но не Федька уже…

- А что… Что делать?

Митрич задумался.

- Ты штрелять умеешь?

Я замотал головой.

- Эх.. мать… Шмотри. Вот рычажок вправо и штволы вниз шгибаешь. Шуда патроны. Шнова вверх. Щелк. Два крючка - два штвола. Оба пальнул. Шнова заряжай. Понял?

Я закивал.

- Держи! - Митрич протянул мне ружье.

Я не решался брать.

- А вы? Может, лучше..

- У меня ешо ешть. Школько в деревне таких, - он махнул в сторону тела того, что когда-то было Федором. - Не знаю… Можа вше... Наверное, вше. Тут наш выкурят живо. В зимовье моё пойдем. В леш. Утром, ежли дожжь не кончитшя, ещё будем думать как быть…

Я взял протянутое ружье. Митрич развернулся и пошел в комнату, рукой делая знак идти за ним.

В комнате он достал из шкафа тряпку, в которой были завернуты  части второго ружья. Собрал и протянул мне. Снова залез в шкаф и достал два патронташа и коробку с патронами.  Мы воткнули в недостающие гнезда патроны, остатки распихали по карманам.

Митрич кинул мне какой-то старый, пахнущий дымом и сыростью свитер, который тоже выудил из темноты шкафа. Я надел, поверх него, затянул ремень патронташа, глядя на то, как сделал это Митрич со своим.

Митрич осмотрел меня. Наверное, я нелепо выглядел, по крайней мере чувствовал себя я по-идиотски.

- Ну, вше, идем! Там темно, туман. Держишь рядом и тихо штоба.

Я часто закивал в ответ.

Митрич подошел к двери. Постоял прислушиваясь, затем открыл засов, толкнул дверь, и мы вышли на улицу в объятия холодного тумана.

Продолжение следует