Ложечка⁠⁠

- Девочки, отпустите. Вы же меня знаете. Я Зина, в соседнем доме живу. Не брала я ваших ложек. Ей богу! — Зина попыталась встать и тут же упала на кровать.

- Сядь и молчи, — прикрикнула на Зину брюнетка с короткой стрижкой. – Достала уже!

- Девочки, меня Люба знает. Вы ей позвоните, телефон на кухне, – не унималась Зина.

Брюнетка оскалилась и замахнулась железной клюкой:

- Сил моих больше нет. Да заткнись ты.

Зина замолчала, пытаясь сообразить, как сбежать от товарок, с которыми час назад веселилась под беленькую, и куда подевалась чёртова Любка — хозяйка дома?

За окном виднелось высокое синее небо, слишком весеннее для октября. Чернел заплаточной крышей Зинин дом. На кровельном железе уродливыми пластинами лежал волнистый шифер. Вот и крыльцо с покосившимися ступенями, рукой подать.

- Хотите, я разденусь. Обыщите, — не унималась Зина, постоянно скидывая ноги на пол.

Готовилась к побегу, выжидала.

Четыре пары глаз зло уставились на неё, и Зина обмякла, легла. В голове роились мысли. Фото! Вот доказательства.

- Девочки, — в очередной раз поднялась Зина. - Давайте фотографии посмотрим. Они в нижнем ящике серванта. В зал, как зайдёшь, налево. Вы не подумайте, что я здесь шарилась. Мы с Любой часто их перебираем. Там и я, и муж мой, и дети.

На последнем слове Зина осеклась. Дети. Скоро Митька со школы придёт, а дома не варено. Куда пойдёт? Ясное дело, к Любке. А здесь эти твари. Куда же подевалась Любка?

Тишина. Зина не сразу осознала, что все улеглись, успокоились. Вот он шанс. Скинула в очередной раз ноги на пол и, превозмогая боль, поднялась. Ныло где-то внизу, в щиколотке. Но сейчас не время разглядывать себя. Главное — добежать до двери, прорваться в сени, дёрнуть щеколду и свобода.

- Да угомоните вы её, это невозможно, — закричала брюнетка, и Зина упала на пол.

Набежали люди, подняли, обложили матом, отправили на кровать.

«Чего им надо? Денег? — думала Зина, ворочаясь в поисках сумки со вчерашней зарплатой. - Не требуют. Ждут, когда я предложу. Хрен им».

В комнату заходили новые девки, кричали на Зину или безучастно смотрели мимо, словно нет её здесь, словно не умоляет она отпустить. Зина крутилась на кровати, думая о том, что залётные шаболды превратили комнату подруги в проходной двор, притон наркоманов. Звенели бутылки, громыхали таблетки, лежали в продолговатых тарелках шприцы. Пытались подсунуть и Зине, но та не далась. Билась из последних сил.

Сварливая брюнетка кричала, шикала, жаловалась приходящим. Те сочувственно кивали и уходили, оставив пленницу во власти товарок.

Солнце скатилось к земле, окрасив багрянцем небо, а Любы все не было. «Убили, точно, убили Любаню и в подполье сунули, а меня не выпускают, чтоб не растрепала да к участковому не пошла, — догадалась Зина и притихла. - Только бы Митька не пошёл искать мать».

Стемнело. Товарки улеглись. Зина тоже молчала, ждала, пока ночной сон не заберёт к себе душегубок, не утащит в жуткое логово.

Храп и стоны заполнили комнату. Полночь. Зина решилась, поднялась и побежала. Вот и двери, за ними свобода.

- Да ловите вы её, уйдёт, тогда вам крышка! Главный заявится, всем бошки поснимает! — кричала брюнетка.

Зину вернули в кровать, связали, напичкали чем-то, обкололи вдобавок. «Не плачь, сынок, я вернусь, я выберусь», — думала она, проваливаясь в безмятежность.

Утром Зина очнулась от крика.

- Решите вопрос! — ругалась брюнетка с мужчиной в синем костюме. - Иначе мы всё здесь крышей поедем вслед за старухой. Уже сутки нам мозги компостирует. Привезли нормальную вроде, и дети к ней ходили, а после операции началось. У неё нога кровоточит, встаёт постоянно. Я на коляске, другие совсем не встают. Мы не уследим. Да и сколько можно слушать бред сумасшедшей?

- Успокойтесь, — одёрнул брюнетку дежурный хирург травматологического отделения. - Решаем вопрос.

Доктор подошёл к Зине и осмотрел аппарат. Вывернутые спицы требовали повторной операции. «Общий наркоз нельзя. После первой начался психоз. После второй старуха кони двинет», — думал он, осматривая ногу пожилой пациентки. Затем повернулся к окну, за которым выстроились ряды девятиэтажек, вдохнул полной грудью и, выдавив: «Пу-пу-пу», — позвал медсестёр.

Через час санитары выкатили Зину из палаты. Уезжая, она благодарила Бога за спасение, хитро посматривала на товарок и думала, прижимала к груди чайную ложечку, взятую с соседней тумбочки: «Съели, твари. Не обеднеете! Митьке отдам, он такие любит. Но где же Люба?»