Кто последний в очереди на тот свет? | Татьяна Кузьмина⁠⁠

Сначала был свет, а потом появилось небо.

Большие кудрявые облака, похожие на сонных овец, пасущихся на бескрайнем голубом пастбище — небосклоне, проплывали над лазурной бездной, полускрытой туманом.

Иллюстрация Ольги Тамкович.

Солнце, возвышающееся над всей этой картиной спокойной и прекрасной нежизни, размеренно светило жемчужно-белым и скорее напоминало огромную энергосберегающую лампу, нежели пламенную звезду — центр системы, гордо именующейся Солнечной.

На фоне умиротворённого пейзажа выделялись только три вещи: громоздкие кованые ворота, запертые на замок, стоящий посреди неизвестности мужчина с взъерошенными волосами цвета сена и простая деревянная скамейка у стены, состоящей из спрессованных облачных блоков и уходящей куда-то вверх, так что конца ей не было видно. Кругом стояла мёртвая, как её обычно называют, тишина. Хотя было сложно в самом деле определить, мёртвая она или всё же живая. Если живая, то, будучи её частью, он, сотрудник юридической компании, Йохан Новак, тридцати трёх лет от роду, недавно приобретший шпица и квартиру-студию в южном районе его любимой Праги, тоже может считаться живым? А если тишина мёртвая, то значит ли это, что мёртв и он? И всё же: живое или мёртвое? Как понять, в каком из двух не имеющих аналогов состояний пребываешь, когда не можешь даже предположить, где сейчас находишься и как тут очутился?

Долго Йохану думать не приходилось — он вообще редко философствовал, чаще его вопросы были прямыми и нацеленными на получение чёткого ответа. Лишённый богатого выбора, чех направился прямо к высоким кованым воротам. Идти было на удивление легко, облако под ногами напоминало спрессованную вату, вроде бы мягкую, но очень прочную. Бросив быстрый взгляд вниз, мужчина обнаружил, что он босой. Две большие розовые ступни с явно выраженным плоскостопием выделялись на фоне пушистого белоснежного ковра. Остановившись и пошевелив большими пальцами, Йохан удостоверился, что ноги всё-таки его. И тут впервые он решил оглядеть себя. К его удивлению, на нём оказались спальная рубашка в синюю полоску, такие раньше носили заключённые концлагерей, и хлопчатые бледно-серые шорты, достающие ему до колен. Почему он был так одет, чех не знал, но решил, что так, вероятно, выглядят все умершие. Ведь в конце концов никто не выбирает, джинсы какого бренда он будет носить на том свете. Или для Йохана он уже стал «этим»? Где же расположена та грань между привычным и правдивым?

Когда мужчина очутился у самых врат, то заметил, что они не просто закрыты, а заперты, и ключа по близости нигде не было. Замóк выглядел старым, местами его немного покрывала ржавчина. Создавалось ощущение, будто его давно никто не открывал... Эта мысль, лампочкой засветившаяся в мозгу, показалась чеху неправильной и нелепой. Ведь если здесь стоят ворота, значит, кто-то их закрыл на ключ. А если их кто-то закрыл на ключ и ушёл, значит, он должен вернуться и открыть их. Тогда почему же их так давно не открывали? Быть может, хозяин заблудился?

В непривычной для него задумчивости Йохан повернул голову и увидел справа деревянную скамейку, которой ранее не придал большого значения. На ней сидели двое: девочка лет одиннадцати, в меру смуглая, с горбатым носом и большими тёмными глазами, похожими на лягушачьи, у неё были кудрявые чёрные волосы, собранные в неаккуратный хвостик и достававшие до плеч, и очки «кошачий глаз» в роговой оправе; и женщина лет двадцати семи. Она была худой, даже худощавой, как тростинка, угловатой, но с приятными, хотя и немного резкими чертами лица, на котором особого внимания заслуживали ярко вычерченные скулы. Тщательно выпрямленные шелковистые каштановые волосы образовывали идеально ровное каре, а чёлка лишь слегка прикрывала брови, из-под которых на мир смотрели цепкие болотисто-зелёные глаза. Мужчина подошёл ближе и, поздоровавшись, протянул руку девочке.

— Цофия, — тут же перестав болтать ногами, серьёзно представилась еврейская девочка и, с неподдельным любопытством разглядывая Йохана с головы до пят, крепко сжала его пальцы мягкими ладошками.

— Вивьен, — менее охотно отозвалась сидящая рядом, недоверчиво щурясь.

— Очень приятно, — обрадовался мужчина, просветлев лицом, и вежливо поинтересовался: — Можно присесть?

— Присаживайся, — безразлично пожала плечами женщина, явно обладающая приятным французским акцентом, и подвинула к себе поближе девочку, так что свободное место на скамейке оказалось с краю. Чех присел.

В воздухе, который отчего-то казался весенним, стояла тишина. Леденцовые небеса смотрели на спокойную картину небытия исподтишка, не желая тревожить собравшихся. Солнце светило прямо, откуда-то сверху, но жары не ощущалось. Наоборот, была даже лёгкая прохлада с привкусом мяты, какая бывает только ранним утром после холодных ночей, когда мир начинает потихоньку оттаивать, выходить из спячки. Вселенная беспечно дремала под колыбельную, ласково напеваемую ей этими высокими небесами икс, и только люди не хотели спать. Каждый из них ощущал бодрость духа и трезвость рассудка. Но что со всем этим делать в загробном мире?

— Мы же с вами сидим в очереди? — внезапно поинтересовался Йохан и посмотрел на маленькую еврейку, поправляющую немного съехавшие на нос очки.

— Ага, — Цофия кивнула и отчего-то мечтательно вздохнула, устремив испытующий кофейный взгляд на врата.

— И кто последний?

На этот вопрос она лишь недоумевающе пожала плечами.

«Стоять в очереди — это судьба всех временно проживающих на земле», — подумал мужчина и погрустнел.

— А куда, собственно, очередь?

— На тот свет, видимо, — без доли сарказма, сухим, как вкус вина «Шато Лафит-Ротшильд», тоном ответила Вивьен.

— Да уж...

Наступило молчание: каждый погрузился в мысли о нерадостной действительности; они не знали, что их ждёт, понимали только, что навсегда расстались с любимым местом на земле — домом.

Наконец их вернул в реальность тихий голос Новака:

— Никогда бы не подумал, что так закончится мой обычный рабочий день... Закурить бы сейчас.

— А что случилось? — к слову уточнила женщина, чтобы как-то поддержать слабо завязывающийся разговор.

В конце концов никто не знал, сколько им ещё предстоит тут находиться, а говорить явно приятнее, чем сидеть в тишине. Тишина всегда побуждает к мысли, а в этом случае она была сродни самобичеванию. Если и можно чем-то заполнить разряженное пространство, то почему не словами?

— Знаете, как обычно это бывает… Шёл я себе на работу… — чех немного призадумался и добавил: — Я работаю секретарём нотариуса. Офис у нас в Смихове, это такой район Праги, относительно новый и не самый красивый — там много офисных центров. На работу иду я всегда рано, людей почти не встречаю. Тишина такая мистическая, хорошо... И тут вижу, что парень какой-то тащит в машину ревущую девочку. Та хоть и при косметике да в серебристом платьице, довольно коротком, но видно, что дитя дитём. С хвостиком высоким, такая, знаете... Я и подошёл к ним. Сначала попросил парня отпустить девочку, но он ещё резче дёрнул её на себя — она чуть не упала и наступила ему каблуком прямо на ногу. Он аж посинел от злости — лицо стало такое грубое, будто убить готов, — и быстро схватил девчонку за волосы, чтобы, думаю, тащить за них. Я попытался преградить ему путь, но получил сильный удар в живот. Скрючился, боль была такая, что мама не горюй. Не привык я к решению проблем силой. Родители так воспитали. Или не так. После чего меня, кажется, ещё отходили раз-другой дверью машины. Помню только, что я упал и та девочка что-то кричала. Кажется, я неудачно ударился головой или попал под проезжающую мимо машину каким-то образом. Точно не скажу. Такая вот история.

— Прямо герой, — француженка задумчиво покачала головой. В её мутно-зелёных глазах звенело разбитое стекло взыгравшего на миг сопереживания.

— Да как сказать... — мужчина развёл руками. — Я ведь так и не понял, зачем вмешался.

— Жалеешь, что ли?

— Да нет, не то чтобы... Просто не моё это дело, наверное. Да теперь-то уж чего горевать. Сам нарвался. Сам получил. Надеюсь, хоть с девочкой всё хорошо.

— М-да уж… А почему полез тогда?

— Да не подумал как-то. Когда сообразил, в глазах уже темнело.

— Невесело, — заключила Вивьен и скрестила руки на груди.

Цофия смотрела на свои ступни, не моргая: ей вдруг представилось, как будут грустить по ней мама и папа, младшая сестра Ева — а ведь ей ещё только восемь.

— А ты как... — Йохан, обратившись к Вивьен, немного замялся: он пытался быть мягким, но никак не мог подобрать нужное слово.

— Здесь очутилась? — подсказала ему внезапно встрепенувшаяся девочка. Она помотала головой, словно отгоняя злых духов, и несколько тёмных пружинок, выбившихся из хвоста, упали ей на глаза, попав под стёкла очков. Ей пришлось снять их и поправить волосы.

— Мы с подругой отмечали её день рождения в баре, — начала рассказывать Вивьен. — Ну и, собственно, к нам стали клеиться ребята, мы вместе выпили. Вообще, было очень весело. Мы с Феличе потом вышли подышать свежим воздухом, поговорили о личном, о девичьем, покурили. Такая дымка стояла у входа, как туман, и пахло химической, щекочущей нос мятой и вишней, как дешёвые леденцы в супермаркете. Люди вокруг уже плохо оценивали реальность, глупо хихикали, кто-то едва держался на ногах, да и мы сами были уже далеко не трезвые. А на пьяную голову разговоры всегда легче идут. Меня недавно бросил парень, у Феличе проблемы на работе: она подрабатывает официанткой в клубе, клиенты домогаются периодически, а в конфликты вступать начальник запрещает. Вот слово за слово... Даже прослезились вдвоём. Хороший, конечно, праздник вышел. Вернулись в бар уже без всякого желания развлекаться, хотелось просто домой, под одеяло и включить сопливую корейскую мелодраму... Вскоре, впрочем, нам или мне, как минимум, полегчало. Тревожные мысли потихоньку стирались, забывались. Уже ближе к утру нам предложили пойти на второй круг в другом баре. Только Феличе была уже совсем никакая, поэтому, несмотря на все протесты, в том числе её, я вызвала такси и затолкала её туда. И тоже собиралась сесть, но парни так просили не уходить и составить им компанию ещё ненадолго, что я в итоге согласилась...

Вивьен замолчала, то ли оборвав, то ли закончив рассказ. Голос у неё не дрожал, и не сбивалось дыхание, она казалась очень спокойной, настолько, что во рту оставался лёгкий привкус горечи, щекочущий горло. В её зелёных глазах смешались отчаяние и тоска — ужасные спутники жизни. Слушающие тоже молчали. Молчали и небеса. Леденцово-голубые, и чистые, и такие глубокие, как чьё-то взращенное в мягких домашних условиях одиночество. Можно ли сказать, что молчание затянулось, как шнурки? Нет? Тогда какие временные промежутки сопоставимы с вечностью? Быть может, одной вечности можно противопоставить только другую, как и одному одиночеству — второе, чужое одиночество? А оторванные от земли люди вечно одиноки или просто вечны?

— А что дальше? — осторожно спросила Цофия, крючковатыми пальцами раздвигая вновь лезущие в лицо мелкие кудряшки.

— А дальше... — француженка непонятно улыбнулась, без всякого выражения. — Мы погуляли ещё, выпили. Мне было хорошо, и тревога как-то отступила... Затем всё стало совсем ярким и смазанным, как случайная фотография, так что я уже точно и не скажу. А проснулась я здесь. Ну и... как-то так вот.

— Что же с тобой сделали-то? — ужаснулся Йохан, передёргивая плечами и неприятно ёжась.

— Да кто их знает, — безразлично проронила Вивьен. — Надеюсь, хоть мой труп найдут, чтобы похоронить. Может, Феличе даже показания какие даст. Ох, бедная Феличе. Моя бедная белокурая девочка. Как же она без меня? А я без неё?

— Ну-у, — серьёзно протянул чех. — Ты ей, можно сказать, жизнь спасла, так как домой отправила.

— Ой, да ну, — женщина отмахнулась. — «Спасла». Сама же её туда и притащила. Плохой подарок получился. Некрасиво так, хоть вешайся с позора.

— Этого тебе делать уже не придётся, — приободрил её Новак — на что та лишь лениво пожала плечами, — и обратился к маленькой еврейке: — А ты, Цофия, как здесь очутилась?

Девочка посмотрела на него удивлёнными лягушачьими тёмными глазами, похлопала ресницами и сложила на коленях руки. Ей не хотелось делиться своим маршрутом до этой скамейки у кованых врат. Она находила его не то примитивным, не то неправильным. А решать эту дилемму не хотелось. Хватало и того, что теперь Цофия чувствовала себя совершенно одинокой и никто ей в этом не мог помочь. Ведь её семья осталась там, на земле, и было бы крайне эгоистично желать им поскорее оказаться здесь.

— У нас в Иерусалиме была обычная школьная эвакуация из-за атаки военных. Я... — Цофия, нахмурившись, замолчала и, почти бормоча, продолжила: — Просто не успела, потому что шла последней, — надо было следить за младшими.

Ей вспомнился привычный тёплый день, такой же, каких в году бывает до двух сотен. Пыль на вымощенных светлым камнем дорогах, детские рассеянные лица и взрослые, уже ко всему привыкшие, серьёзные и торопливые. И зачем она вернулась за потерявшейся одноклассницей, когда могла просто укрыться в убежище? Сейчас ответить на этот вопрос Цофия не могла. Ей было стыдно за себя перед семьёй и очень хотелось домой, куда она уже никогда не попадёт. Но каждый раз, когда девочка думала об этом, то тут же вспоминала о Реут, с которой они, несмотря на разницу в возрасте, дружили. Если их редкие разговоры «ни о чём» можно было, конечно, назвать дружбой. «Возможно, — полагала Цофия, — если бы это была не Реут, я бы не вернулась. А возможно, и нет...» Если бы был хоть кто-то, кто смог бы ей сказать, правильно ли она поступила, и объяснить, почему она решила так поступить, Цофии стало бы легче дышать. Она не знала, но надеялась, что очень скоро ей помогут с ответом, нужно лишь подождать. А сколько? Небольшой кусочек вечности. Это, впрочем, не так уж и много, как кажется изначально.

— Я вот хотел спросить: а откуда вы знаете чешский? — попытался перевести тему Йохан, видя девочку, заблудившуюся в своих размышлениях и явно не собирающуюся делиться сокровенным.

— Чешский? Ужасный язык, — брезгливо подметила Вивьен и смерила презрительным взглядом собеседника.

— Но мы же с вами говорим на чешском? — слабо возразил мужчина, приподнимая в удивлении светлые кустистые брови.

— На французском, — парировала женщина.

— Но я совсем не знаю французского, — растерялся он, не зная, что ещё противопоставить заявлению француженки.

— Видимо, мы все говорим на каком-то другом языке — загробном, — почти шёпотом заметила Цофия, тогда как её взгляд оставался всё ещё лишённым выражения, словно она ещё не выбралась из пучины спутанных, как спагетти, мыслей.

— А разве ангелы в раю поют не по-французски? — искренне поразилась Вивьен, подпирая худенькой бледной, почти фарфоровой, ручкой подбородок.

— Всё может быть, — покачала головой еврейка и прикусила нижнюю губу, мгновенно почувствовав слабый укол боли, — это придало ей живость.

Ничто не отрезвляет лучше ужаса осознания свершившейся реальности и ничто не даёт такого яркого ощущения жизни, как боль. Да и нет на свете ничего более терпкого на вкус, чем невозможность изменить произошедшее. Каждое чувство имеет свои особые аромат и привкус. Каждый человек уходит на небеса, оставляя на земле свой шлейф — запах свежего крыжовника и цитрусовых, лаванды и соевого молока, кардамона и мускатного ореха с гвоздикой… А какой оставим мы после себя? Хороший вопрос. Он требует тщательного обдумывания и личного ответа.

— А эти ворота, — внезапно встрепенулся Йохан, и в его взгляде проблеском мелькнул бесконечно белый потусторонний свет, — когда обычно открываются?

— Эти-то... — Вивьен перевела тяжёлый взгляд на высокие кованые врата и как-то безразлично пожала плечами. — Да кто их знает. Пока вот сидим, не открыли.

— А их когда-нибудь вообще открывают? — всё же уточнил чех, стараясь не терять надежды, которая сыпалась сквозь пальцы, как песок.

— Нам это, видимо, и предстоит узнать, — спокойно, будто бы говоря не про себя, логично заключила Цофия и тоскливо заболтала в воздухе затёкшими ногами, посверкивая в солнечном свете гладкими нежно-персиковыми пятками. Грусть в её душе постепенно сменялась более лёгким и светлым чувством смиренного ожидания. Новаку и Вивьен вдруг подумалось, что всю свою жизнь они чего-то ждали, но не понимали, чего именно. Может быть, этого бесконечного ожидания под вечно горящей белоснежной звездой и леденцовым глубоким небом?

Редактор Алёна Купчинская

Другая современная литература:
https://chtivo.spb.ru/all-books.html