Крысиный хвост⁠⁠

Сын впервые прилетел на море. Его атопический дерматит, с которым мы не могли справиться с самого его рождения, почти прошел на пятый день без какого-либо лечения.

— Значит, каждый год будем ездить на море, — сказал я тогда, радуясь, что наконец-то нашлось средство от его болезни.

Но отдых отдыхом, а отпуск не бесконечен, да и скучать я начинаю по своей малой родине, какой бы она не была. Вернулись домой.

Всю зиму я провел в движении: сутки-институт-дом-сутки. Работа над диссертацией на тему: "Интеллектуальный анализ данных" не прекращалась ни на день, но после отдыха на море я, в принципе, справлялся. Скажу больше, мне становилось всё интереснее и интереснее.

***

Крыс в учреждении было чуть больше, чем много. Днём их почти не было видно, но зато ночью они выползали изо всех щелей. Характерный крысиный запах мне запомнился навсегда. За несколько дней до инспекторской проверки начальник учреждения дал команду тыловой службе разобраться с крысами. Если и не истребить всех до единой, то хотя бы значительно сократить их численность. Тыловики достали какую-то мощную отраву, крысы стали дохнуть. Они, наевшись этой отравы, среди белого дня выползали из своих убежищ и тихо погибали. Уборщики отряда хозяйственного обслуживания собирали крысиные трупы и выбрасывали их на помойку, которая находилась на хоздворе. Информация о количестве собранных крысиных трупов ежедневно утром и вечером доводилась начальнику во время совещаний.

— Сегодня будет инспекторская проверка, поэтому надо проверить пищеблок как следует, — сказал мне начмед на утренней оперативке. — А то ведь знаешь, как оно происходит, когда не находят замечаний?

— Ну да, знаю, — ответил я. — Если проверяющий не нашёл замечаний, то он смело идёт на пищеблок. Там замечания есть всегда.

— Верно, — согласился начмед.

Я отправился на пищеблок, где мне предстояло проверить всё, что так или иначе касалось санитарного состояния.

На пищеблоке, который арестанты называли "Кафе Баланда", трудилось около пятнадцати человек осужденных из отряда хозяйственного обслуживания. Бригадиром пищеблока был осужденный Василий Рябов. Высокий и худощавый, но веселый, жизнерадостный.

— Здравствуйте, док! — поздоровался Вася. — Вы пробу снимать?

— И не только, — просто ответил я. — Что у тебя сегодня вкусного?

— На первое щи и борщ, на второе пюре картофельное с путассу, компот из сухофруктов...

— Из сухотрупов! — пошутил я. — За что сидишь-то?

— Народная, — ответил он.

— Наркоманил, что ли? Вроде не похож на наркомана.

— Покурил неудачно, — махнув рукой, ответил он.

— Бывает, — обреченно протянул я и спросил. — Расскажешь как-нибудь?

Я ожидал, что Вася сейчас начнет отпираться, ссылаясь на какую-нибудь занятость или нежелание рассказывать о своем преступлении. Либо, думал я, он замолчит, нахмурится. Ведь никому же не приятно вспоминать о своем девиантном поведении, которое, в конечном счете, привело его сюда, в неволю.

Но Вася вдруг широко улыбнулся:

— С удовольствием! — оживился он. — У меня "ночник" на "длинную" ушёл, поэтому я сегодня остаюсь за него. Если вдруг скучно будет, приходите, поговорим!

— Ну, если вдруг время свободное появится, то заскочу, — ответил я. — А сейчас пошли по цехам, проверим тут у тебя всё, сейчас проверка приедет.

— Да как ни старайся, эти проверяющие всё равно что-нибудь да найдут. Какую-то мелочь, про которую и не подумаешь вовсе.

— Да и ладно, — ответил я. — Этот день надо просто пережить.

Ночник — повар пищеблока, работающий в ночную смену.

|Длинная — длительное свидание.

***

Из управления приехали проверяющие. Вообще, все проверки в нынешнее время это в чистом виде демонстрация проверяющими предубеждения и нетерпимости к проверяемым. Ни о какой консультативной помощи во время этих проверок не может быть и речи, хотя нет ничего сложного в том, чтоб подсказать, как делать правильно, чтоб подобного замечания не было в следующий раз. На одного работника учреждения, который ввиду нехватки кадров выполняет, а точнее сказать, пытается выполнять работу за двух-трёх сотрудников, приходится, соответственно, два-три проверяющих, которые обязательно отметят, что какая-нибудь швабра не подписана, какой-нибудь журнал измятый, вентиляция не работает или работает, но шумит, колпачок от иглы шприца плавает вместе с использованными шприцами в ёмкости для дезинфекции. Но ни один проверяющий ни разу не отметит, что один младший инспектор работает на трёх и более постах, что у него нет времени и места для приема пищи и отдыха, что несвоевременно и не в полном объёме выдаётся положенное форменное обмундирование и тому подобное, подходящее под фразу из текста присяги " обязуюсь стойко переносить все тяготы и невзгоды службы".

***

В связи с тем, что приближался обед, проверка уже близилась к своему завершению. Проверяющие, насобирав достаточное количество замечаний, сидели в кабинетах, печатали что-то на компьютерах. Вдруг в медчасть позвонили из дежурной части и попросили меня подняться на пост первоходов*

— Подойди к двести семнадцатой камере, — сообщила оператор. — Там что-то с обедом не так.

— Что не так?

— Не знаю. Сходи и разберись.

|Первоходы — (от словосочетания "первая ходка") арестованные, ранее не отбывывшие наказание, связанное с лишением свободы.

На посту первоходов было около тридцати камер. Сейчас почти все камеры гремели — арестанты пинали двери изнутри. Таким образом они привлекали внимание. Около двести семнадцатой камеры стоял помощник дежурного, младший инспектор, баландёр* и Вася Рябов.

|Баландёр — раздатчик пищи.

Подошел я. Камерная форточка-кормушка на двери была открыта, и на её створке стояла тарелка супа.

— Что случилось? — прокричал я, стараясь перекричать грохот.

Помощник махнул рукой, показывая, что проблема не столь критичная. Грохот стал меня раздражать.

— ТИ-И-И-Х-О-О-О!!!! — крикнул я на весь продол.

Грохот затих, лишь несколько неуверенных ударов прозвучало в дальних камерах, но и они прекратились.

— О! Лепила! — послышался недовольно-противный голос арестанта из камеры. — И ты прибежал?

Из кормушки на меня смотрел нахально ухмыляющийся, довольно упитанный молодой человек. Взгляд его был с пренебрежением, злостью и ненавистью, как будто я лично ему сделал что-то плохое.

— Ты как сегодня пробу с баланды снимал?? А? Где там ваши проверяющие? Пусть полюбуются, чем вы тут нас кормите! — прокричал он и указал на тарелку с супом.

И тут я повнимательней посмотрел в тарелку. Прямо из супа торчал крысиный хвост.

Баландёр стоял с виноватым лицом. Я перевел взгляд на Васю. Тот глупо улыбался.

Я взял тарелку и выплеснул из неё суп в мусорное ведро, что стояло коридоре.

— Э! — крикнул тот же арестант из камеры. — Ты зачем выплеснул! Пусть бы проверяющие увидели!

— Это проверяющие и не доели, — ответил я. — Сейчас опер подойдёт с вами пообщаться.

Арестант что-то кричал из камеры мне вслед, пока я уходил с поста. Было ясно, что крысиный хвост в супе это чистой воды провокация. Арестанты убили крысу, отрезали ей хвост и бросили его в суп, чтоб создать вопиющего рода провокацию во время инспекторской проверки. Подговорившись, они специально подняли шум, рассчитывая, что на него прибегут проверяющие. Я не знаю, как бы отреагировал проверяющий на такой инцидент, но думаю, что в лучшем случае рвотными позывами, а скорее всего, мне бы объявили выговор, на радость тому озлобленному арестанту.

***

Подсчитав диету, во втором часу ночи я пришел на пищеблок. Вася уже во всю варил кашу на завтрак. В варочном цеху от котлов поднимался пар, где-то что-то шипело, шкворчало, бурлило.

— Ты что не спишь? — пошутил я.

— Не спится! — подхватил он шутку, помешивая кашу в котле огромной, как весло, мешалкой.

— Я диету принёс.

— Хорошо. Я сейчас!

Он перемешал кашу во всех котлах и вышел из варочного цеха.

— Как так вышло с крысой? — спросил я. — Они ведь сами этот хвост в тарелку бросили? Ведь так?

— Да, конечно! Всё уже выяснилось, — сказал Вася. — Они дохлую крысу у уборщика Марата на сигареты выменяли. Так что вы вполне удачно утром пошутили...

— Не понял?

— Компот из сухотрупов.

— А-а. Я уже забыл. Ты обещал рассказать, как ты в тюрьму попал.

— Да, практически так же, как и все. Любил покурить, но не совсем обычные сигареты. Мне было семнадцать лет, когда меня впервые поймали. Суд был, дали условку на год. Через полгода меня снова поймали. Снова суд, снова условка, только уже на три года.

— Дай угадаю, — перебил я. — Третий раз тебя не простили?

— Ну, — ответил Вася. — Дружок у меня был. Вот он-то меня и сдал.

— В смысле?

— Он занимался по-крупному, барыжничал, а я чисто себе покупал. А когда его раскрутили, то он, чтоб на воле остаться, со следствием начал сотрудничать. Стал сдавать таких, как я.

— Ничего себе! — воскликнул я.

— Вот-вот, — ответил Вася. — Он мне и продал. А я только вышел из подъезда, так меня сразу и взяли.

— М-да уж...

— А я такой на расслабоне снова на суд являюсь, меня ж два раза уже отпускали. А адвокат смотрит на меня и спрашивает: "Ты почему без баула?" "Без какого баула", — спрашиваю. "Тебя в тюрьму сейчас увезут, — говорит. — Баул с вещами надо было с собой собрать. Чай, курить, теплые вещи..." Я тогда ещё посмеялся, а оно вон как вышло. На пять лет сюда заехал...

— Дружок у тебя что надо, — сказал я.

— Да вы его тоже знаете, — вдруг сказал Вася. — Это тот самый тип, что крысиный хвост в суп бросил...

— Да ладно! — воскликнул я.

— Ага. Сколько верёвочка не вейся...

— Ну, теперь я его так и буду называть, Крысиный хвост!

Вася усмехнулся.

— А вообще, я, конечно, сам виноват в том, что я здесь. Только вот понять мне это надо было там, на воле, — грустно отметил он и, помолчав, добавил. — Ладно, пойду я кашу доваривать...

Источник.