КОНЦЕРТ⁠⁠

Эта белая рубашка из секонда была именно для такого случая. На кармашке вышит золотистой ниткой скрипичный ключ. Она была совершенно новая, думаю, эта вышивка и послужила причиной, что «такую красоту»  выбросили прямо в  фирменном  пакете.

Белая рубашка была требованием учительницы, а я хотел надеть вязанный полосатый берет, как у негров-музыкантов, и припасённую для такого случая черную майку — этот прикид подошёл бы больше всего к моему исполнению джазовой пьесы. Я был единственным выпускником мужского пола в нашей музыкальной школе, на концерте должен был выступать последним, показывая достижения моего педагога Татьяны Геннадьевны. Как же я не хотел идти! Я знал наперёд как будет построен этот вечер. Сначала выступали первоклашки. Их было всегда очень много. Пьесы повторялись. Как правило – все сбивались или забывали концовку, плакали тихо и навзрыд. Их утешали бабушки и родители.  Потом выступали ученики постарше.  Четвероклассники так же сбивались и путались от волнения.  Пятого и шестого года обучения было уже по человека три-четыре.  Родители активно хлопали в ладоши, поддерживая своих чад. Но в целом это было очень и очень тоскливо. Пётр Ильич ворочался в гробу!

Я поздно позавтракал и потащился в школу. Возле лифта  столкнулся со своим дядькой Алесем. На своём хуторе он восстанавливал музыкальные инструменты, сам мастерил их и осваивал старинную музыку. К нему ездили музыканты даже из Швеции и Нидерландов. Заказывали скрипки, дуды. Разговаривать с ним не было уже времени, я опаздывал. Шагнул в кабину нашего скрипучего, изгаженного лифта  в своей ослепительно белой рубашке и поехал вниз с двенадцатого этажа как на заклание. Где-то возле  четвёртого этажа  в лифт  ворвался утробный звук дуды. Это был вынос мозга! Дядька выполнил мамин заказ — сделал инструмент и сейчас демонстрировал его звук. Я нажал кнопку 12 и поехал наверх.

Дядька, набычившись, дул в трубку, бурдон бархатно гладил  звуком все мои кишки.  Всё внутри отзывалась на этот сильный, мощный звук. В ушах топали мохнатые мурашки, а дыхание стало задерживаться, сливаясь с долгим гудением. Вот он, наконец, перестал поддувать,  пальцы забегали по дырочкам главной трубки — чантера.  Глаза полузакрыты, что-то гудит себе под нос. Звук рвётся и пробивает весь наш дом.

Мелодия была несложной, и я со второго раза повторил её. Зачем моя мать заказала дуду – я не знаю. Но сделала правильно. Я не мог выпустить из рук это чудо.

— Я возьму  её с собой!

—Ты не разыграешься перед концертом, всех отвлекать начнёшь.

Вообще у меня мать классная. Она режиссёр мультипликационных фильмов. Мыслит нестандартно. Она часто меня удивляет своими прикольными идеями. А тут затупила реально. Дядька похлопал меня по плечу и пошёл курить на балкон. А мать не сдавалась:

— Я пойду с тобой! Родителей приглашали на этот концерт? Я пойду. Ты без меня не сыграешь свой джаз.

И пошли мы вместе.

В школе митусня. Малявки  слушают, кто в каком порядке играет. Родители в полном составе: мамы, папы, дедушки, бабушки — с фотиками кинокамерами, цветами. Татьяна Геннадьевна увидела меня – прямо расцвела. Я ж в белой рубашке пришёл!

— Иди разыгрывайся на третьем этаже. Через полчаса начнём. Ты будешь закрывать концерт.

Я погнал на третий этаж. Прыгал через  две-три ступеньки.  Закрылся в классе, достал из сумки дуду, надул мех… И…

Дверь распахнулась сразу. В ней пучком застряли малявки с круглыми глазами. Я ещё  пару тактов сыграл. Слышу – снизу  ещё бегут. Затолкал дуду в сумку, а воздух когда  из меха спускается, трубки гуляют. И кажется, что в сумке что-то живое сидит. Малые дикими глазами смотрят на это шевеление. Заходить боятся.

Влетает в класс моя мамка.

—Знаешь, на первом этаже как слышно!

— Предполагаю,— веселюсь я,— у нас тут  окна дребезжат.

— Надо оправдать присутствие этого инструмента на фортепьянном концерте. И вообще, ты видишь, – из-за тебя никто не готовится, никто не играет.

— Да это бесполезно. По-любому все будут спотыкаться и со слезами начинать по два раза.

— Вот и скажут:  ты виноват, не дал  детям разыграться! Ладно, пошли в актовый зал, уже пора.

Внезапно  моя родительница остановилась на лестнице и, глядя мне в глаза, попросила:

— Когда придёт время тебе выходить на сцену – не иди сразу, скажи громко: «Не хочу, не буду.» Я тебя буду уговаривать с Татьяной Геннадиевной, а ты выйдешь только тогда, когда почувствуешь настоящий кураж.  Вот тогда и сыграешь свой джаз. Жалко, конечно, что не разогрелся.

Люблю я эти психологические импровизации.

Зашли в зал. Малявки сидят, трясутся – у них первый концерт.  Пятый, шестой класс,  две восьмиклассницы — все пялятся на меня. Один я до финиша дошёл со всей школы. Не очень много народу научила музыке наша Татьяна Геннадиевна.  Мне она показалось  сейчас испуганной. В её сценарий вносились непонятные поправки, и она не понимала – хорошо это или плохо.

Пошло  вступительное слово. Бабки сразу откинулись поудобнее в креслах.

— … школа, столько лет, наши ученики,  первый концерт – бла-бла -бла.  Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не дёрнуть замок на спортивной сумке, где лежит дуда.

Татьяна Геннадиевна с энтузиазмом закончила свою речь:

— Ну, кто самый смелый, кто начнёт?

Малявки втянули головы в плечи. Кто-то на заднем ряду тоненько заплакал, это кто-то из родителей выталкивал своё любимое чадо первым на музыкальный эшафот.

И тут на сцене появилась моя мама.

— Ну, что, страшно очень?

— Да, — проблеяли первоклашки.

—`Сейчас мы всё исправим. Вот смотрите, у Коли есть такой волшебный инструмент, который прогоняет все страхи.  На Беларуси его называют дуда. Это очень старинное оружие против тоски, страха и лени.  Такое старинное, что многие забыли, как оно выглядит. Как только зазвучит голос дуды,  вы получите силу, которая поможет вам сыграть на концерте без единой ошибки. У вас обязательно всё получится.

В зале все заёрзали на стульях. Татьяна Геннадьевна обреченно села на первом ряду. Начало концерта она представляла совсем другим.

Я, конечно, не заставил себя ждать. Сделал над сумкой пару пассов. Вытащил диковинный инструмент и страшно раздувая щёки стал надувать мех. Бурдон вздыбился и низко загудел. Я его придавил локтём и сделал первый пробный звук на трубе.

Ну вы просто не представляете , что это такое, когда внутри тебя прямо всё трясется  от вибраций воздуха, летит  и натурально  сносит крышу.

Дети поднялись с мест и завопили.  В зал заглянули трудовик и  учитель физкультуры в трусах. Татьяна Геннадиевна закрыла лицо руками. С задних рядов на сцену бесстрашно выбежала девчонка в дурацком синтетическом платье – наверное на новый год снежинкой в нём была. Она готова была открыть концерт.

Я вижу – дело сделано. Мать делала мне знаки уйти со сцены.

Девчонка села за наше старенькое школьное пианино и браво сыграла про кукушку ни разу не споткнувшись. И «Во саду ли во городе», и  «Гуси у бабуси» – всё шло как по маслу. Родственники были очень активные, хлопали, поддерживали, а мать моя веселилась больше всех и после каждого исполнения кричала «браво», пугая  старушек на первом ряду. Вот она - то кураж точно схватила. Дело было за мной.

На прелюдиях тоже никто не сбился. А когда стали играть восьмиклассницы  песенки из кинофильмов – родители стали покачиваться то в одну, то в другую сторону. А я просто уже не мог смотреть на это. Пошёл в задние ряды ждать пока меня позовут закончить это безобразие.

Наступила естественная пауза – выступать было некому, кроме меня. Я уже  давно чувствовал, что плохое настроение ушло, и я могу играть. Но надо было сделать последнюю интермедию, придуманную моей изобретательной родительницей.

— А вот сейчас на сцену выйдет ученик выпускного класса…

Татьяна Геннадьевна  была такой серьёзной и торжественной, что физрук слинял  в спортзал, а  бабушки стали шевелиться, извлекая из своих  пакетов кофточки для внучат, чтоб не замёрзли по дороге домой. Да, встряхнуть их не мешало бы.

— Давай, Коля, иди, — позвала  меня на сцену учительница.

—  Не  хочется  что-то.

— Коля ты что? — очень искренне удивилась Татьяна Геннадиевна,

— Не буду играть сегодня. Неохота.

Дети с удивлением повернулись к галёрке, где сидел я.  Но их внимание перехватила мама.

—Коленька, сыночек, сыграй. Это ж в последний раз. Я тебе мороженное куплю.

— Не хочу я твоего мороженного,— вступил я в игру,—У меня горло с утра болело.

—  Ну так конфеток.

— Что я – маленький. Хочу машину!

—Коля, я тебя выдеру, — строго пообещала мать.

Я сделал вид, что сильно испугался.

— Чем? Розгами, ремнём или скамейкой?

—На этот раз – скамейкой. Ты это заслужил!

—Ну ладно, сыграю.

Я лениво поднялся и пошёл к фортепиано. Оно стояло на краешке сцены. Сцена была высоко, но я не стал подниматься по ступенькам, а ловко сиганул с места. Зря физкультурник ушёл. Он бы гордился мною.

— Вам на каких сыграть, на беленьких или на черненьких? – входил я в роль. Эх, беретки разноцветной, негритянской  не было. Сейчас самое время было бы одеть её.

Зал уже включился в игру и помогал мне:

— На беленьких.

— Нет, лучше на черненьких.

Я потыкал для вида одним пальцем  по клавишам, взял первые два аккорда – и пошло.  Пьеса эта была много раз сыграна перед друзьями и я знал, какой кайф можно словить  от этой музыки.  Я играл её для своих дружбанов, презирая строгие правила исполнения и в конце лихо щёлкал пюпитром, добавляя дополнительную краску к моему исполнению. Но в этот раз, я подумал, что можно больше понаглеть. Сначала хлопнул пюпитром, потом крышкой пианино, оглушительно поставив точку на концерте. Пока я играл, вбивая аккорды, старенький инструмент  от моих усилий медленно двигался к краю сцены. Последний звук я извлекал стоя: от стула до клавиатуры уже было не дотянуться.  Я вышел на поклон,  как учили это делать первоклашек. Кланялся очень старательно, под  овации, доставая  макушкой пол, растопыривая  две руки, отсылая их назад, как крылья птицы.  Татьяна Геннадиевна  хотела мне что-то сказать. Но из зала долетел звонкий голос  какой-то малявки.

— Коля, я хочу играть как ты!

Татьяна Геннадиевна вздохнула и согласилась сфотографироваться со всеми на выпускное фото. Меня заставили расчехлить дуду, и я стоял с ней в центре этого знаменательного события. И ещё три года я помнил, как играть эту пьесу.