Когда вернутся дети⁠⁠

Во всей этой круговерти волшебников, волшебных школ, протестов, новых законопроектов – во всем этом иррациональном хаосе, что накрыл нас с начала года, почему-то самым ошеломительным для меня стало то, что этот день все же настал. Как и положено, первого сентября.

Сестра, верная нашему советскому воспитанию, решила устроить застолье, и я, свернув работу пораньше, заскочил в магазин, чтобы купить Вовке подарок, и завис. Что можно подарить мальчику, который сегодня ночью отправится в школу волшебников? Я купил фигурку зомби.

Все, кого я встречал на улице, выглядели взбудораженными и потерянными. Думаю, им, как и мне, не верилось, что все это происходит наяву. Я ощущал редкостное единение со всеми людьми мира. И отупение. Его, пожалуй, больше всего.

Дверь мне открыла мать с ярко-рыжими от хны волосами и укоризненным взглядом: «Только тебя ждем». Из кухни выплыла Ветка, чмокнула меня, вручила салатник с селедкой под шубой и отправила в гостиную, где расправил крылья старый стол-раскладушка, накрытый белой скатертью с россыпью мисочек с салатами и закусками.

За столом с голодными глазами сидели Веткин муж Эдик, родители Эдика, наш отец и Вовка.

— Привет, дядь Саш!

Вовка спрыгнул со стула и подбежал ко мне, чтобы дать фирменное пять, только наше с ним, мы сами придумали.

— Привет, боец, ну как, готов?

Мне было неловко за этот бессмысленный вопрос, но ничего умнее не придумалось.

— Ага, — кивнул Вовка, разворачивая зомби. Даже если подарок был бредовым, Вовка виду не подал и радостно отнес его к другим своим монстрам.

Ветка внесла графин с компотом, сняла фартук и села за стол. Все оживились, батя открыл бутылки, наполнил бокалы, пробормотал невнятные пожелания хорошей учебы, мы чокнулись и принялись за еду. Веткин свекр беспрестанно юморил и называл Вовку Гарри Поттером, а тот вежливо смеялся в ответ; Веткина свекровь похвалила холодец и попросила ей все досолить; Эдик хмуро жевал; Ветка болтала без умолку, как делала всегда, когда нервничала; я вяло отвечал на мамины расспросы о том, почему мы расстались с Таней. Наконец батя, осушивший третью стопку за будущего волшебника, полез в тумбочку и достал пластинку – еще один советский пережиток, который моя, в общем-то, прогрессивная сестра нежно берегла.

Затрещал проигрыватель, полилась далекая мелодия, и ласковый голос Елены Камбуровой завел:
«Кто тебя выдумал, звёздная страна?
Снится мне издавна, снится мне она…»

Я, конечно же, слышал эту композицию тысячи раз, и батя всегда многозначительно подпевал и заверял нас, что однажды мы как поймем, как поймем. А мы с Веткой и так понимали, и что из того – время все равно не отмотать. В общем, ничего нового я не услышал, а словно подзатыльник получил, да крепкий такой, что разом из сонного состояния выбило. И, как из-за настоящего подзатыльника, я разозлился.

— Пап, выключи.

— А что такое? Музыка же, как без музыки-то, правда, Вовчик?

Вовка отвлекся от смартфона, кивнул и продолжил шлепать по экрану.

— Поставь другое, а? — попросил я, и Ветка показала большой палец.

Отец порылся в ящике, довольно крякнул и сменил пластинку. Эдита Пьеха пропела грудным голосом:
«Где-то есть город, тихий как сон, пылью тягучей по грудь занесен…
Наше далекое детство там прошло».

Я встал из-за стола и вышел на балкон. Вскоре позади меня скрипнула дверь, и Ветка прислонилась к перилам рядом.

— Ну, чего ты, дальше там вполне бодрые песенки пошли.

Я и сам не мог объяснить, что на меня нашло, или мог, но казалось, что Ветке этого слышать не стоит: все же у нее сын ночью исчезнет, потому просто спросил:

— Ты как вообще?

Она нахмурилась.

— Переживаю, конечно. Понятно, есть договор, гарантии, но пока не удостоверюсь, что все хорошо, расслабиться не смогу. Не представляю, как это – видеться во сне.

— Да я и сам не представляю, как теперь жить… — начал было я, но вовремя опомнился и пробормотал: — Не грусти, он же на новый год вернется, а потом на летние каникулы.

— Угу… Точно Хогвартс… Хотя, скорее, Зурбаган.

У моей сестры был талант говорить о важном, не говоря об этом. Вот и сейчас я почувствовал, что она меня понимает. Мы обнялись.

Наконец она успокоилась и посмотрела строго.

— Ты Диме звонил?

Я вздрогнул. Иногда она говорила о важном напрямую.

— Да, но в последние два раза не дозвонился… Может, трубку не берет… Совсем сложно стало с ним.

Ветка вздохнула.

— Отношения на расстоянии и без детско-отцовских проблем штука непростая. Еще и с подростком. Кате писал?

— Ты же знаешь…

— Эй, Сань, речь идет о твоем сыне. Ради такого можно и потерпеть. Напиши, позвони, попрощайся. Это важно, поверь.

Я верил – Ветка с детства редко ошибалась. Пожалуй, единственной ее ошибкой, да и то только на мой взгляд, было замужество с Эдиком.

Она тактично ушла к гостям, а я набрал Катю, выдержал шквал ее раздражения, прорвался к Димке и поговорил с ним ровно три минуты. Две из них заняло неловкое молчание. В конце мой семнадцатилетний сын пробасил что-то вроде «мне пора собираться, пока» и бросил трубку. А я смотрел на экран и думал, куда это он собрался собираться, если заберут их в школу во сне, сумки с собой не протащишь, в общем, глупости какие-то.

В еще более кислом настроении я вернулся в комнату, где батя как раз поставил новую пластинку, и Майя Кристалинская тоскливо пропела: «Опустела без тебя земля…»

***

Утром город показался мне пустым и незнакомым. Не то чтобы я раньше обращал внимание на детей на улице, но вот их нет, и это отсутствие оглушало. Я вдруг оказался в сером мире взрослых людей, и это царапалось в сердце, как злобная кошка. Впрочем, вот женщина с коляской – яркое пятно, а ведь еще недавно они казались незаметным фоном чужих жизней. Интересно, она чувствует облегчение от того, что ее ребенок еще слишком мал, чтобы стать волшебником? Или тревогу и грусть о несбывшемся, хотя малыш-то подрастет, а вот она, а вот мы… Дальше думать не хотелось.

По дороге в офис я позвонил Ветке, и она рассказала, что все, Вовки нет, что она не могла заснуть всю ночь, но потом, видимо, провалилась в микросон – и все, Сань, пустая кровать. Я пробубнил что-то глупое и подбадривающее и представил, каким бесконечным будет этот день для сестры. А если все же обманули? Если ночью во сне она не сможет попасть в школу, чтобы увидеться и поболтать с сыном?

Я написал Кате «ну как?», в ответ получил «все ок» и понял, что как ни стараюсь, не могу тревожиться за Димку. Скорее, тут какое-то другое чувство, и мне почему-то неприятно было в него погружаться. Благо впереди замаячило офисное здание.

Карина, девушка-мечта, которая обрабатывала у нас в конторе заявки, встретила меня красными ненакрашенными глазами, и я растерялся. Она работала здесь уже полгода, и все это время беззастенчиво и откровенно со мной флиртовала. Была она совсем молодая, длинноногая и нахальная, и мне очень нравился этот будоражащий, но необязательный флирт. Несколько раз я даже задумывался о продолжении, но забывал об этом сразу же, едва покидал офис.

— Что-то случилось?

Она разразилась рыданиями, а я застыл, не понимая, как себя вести. Раньше мы частенько «случайно» касались друг друга и перешептывались, но теперь я топтался рядом и все слова и действия, которые приходили в голову, казались неуместными.

Наконец она заговорила хриплым срывающимся голосом:

— Т-так нечестно! Поч-чему в девятнадцать нельзя?! Чем я хуже? Мне ж только в июне исполнилось, нечестноооо….

А ведь я и не задумывался о том, что чувствуют те, кто оказался на самой кромке, рядом с кем сова пролетела совсем близко.

— Возьми выходной и иди домой, — сказал я всхлипывающей Карине. Она посмотрела на меня – опухшая, несчастная и настолько юная, что все мои фантазии на ее счет показались мерзкими и гнусными.

Я тихонько добавил:

— Понимаю тебя.

— Не понимаете! Вы старый, вам все равно! – крикнула она, схватила сумочку и выбежала из офиса.

На миг почудилось, что я просто сплю. Вот только и сны теперь принадлежали не мне.

***

За следующую неделю жизнь немного устаканилась. По ночам во сне родители навещали своих детей, а днем рассказывали разное. Ветка видела средневековые замки, коллега с работы – небоскребы, блогеры описывали острова, деревни, а кто-то и вовсе побывал в летающем поселении. Вскоре школа волшебства стала просто Городом, вот так, с заглавной буквы, и теперь остальные города потеряли право называться так же.

Я же не видел ничего, просто спал в черноте, просыпался и жил. И страшно злился на Катю, которая могла бы указать, что у Димы есть отец, тогда бы и я смог навестить его и посмотреть на все своими глазами. От этой мысли мне становилось душно и некомфортно, потому что попасть туда я хотел вовсе не из-за сына. Катя права, думал я, и злился еще сильнее.

Шли дни. Повсюду только и разговоров было, что о Городе, но я в них участвовал редко: я чувствовал себя чужим и среди родителей, и среди тех, у кого детей не было. К тому же мусолить это в тысячный раз не хотелось, переклинило всех, что ли, на этих волшебниках, нам-то какое дело – у нас-то все по-старому. Ну, почти.

Однажды вечером позвонила Ветка.

— Эй, куда пропал? Мама волнуется.

— Все хорошо, — буркнул я в ответ. – Как обычно. Живу, работаю. Пока, во всяком случае.

— Тебя что, увольняют?

— Пока нет. – Мой голос звучал едко и зло. – А вот вернутся волшебники, и кому нужна будет компания по ремонту холодильников? Крэкс-пэкс – и никаких затрат.

— Во-первых, с чего ты решил, что они станут заниматься такими вещами?

— Пообещали же, что решат все проблемы и построят новое общество, так почему бы и с терморегуляторами заодно не разобраться.

Ветка молчала, и я уточнил:

— А во-вторых-то что?

— Хотела сказать, что вернутся они не скоро, но вряд ли тебя это утешит, не так ли? Что это ты там слушаешь?

Смеян с Ворониной как раз затянули припев, и по комнате разнеслось:
«Сотни лет и день и ночь вращается
Карусель-Земля…»

— Сань, только не говори, что смотришь «Мэри Поппинс» или того хуже – видео с каруселью…

— Нет, не смотрю, — ответил я и подумал: «А ведь и правда, надо посмотреть».

— Переключи на что-нибудь менее унылое. – Я молчал, и она добавила строго: — Я жду.

Я клацнул пульт и заслушался мелодичным вступлением к следующему треку. Далекая Ветка тоже молчала и слушала. Корнелюк запел, и я подумал, что хороший все-таки собрал плейлист за последние дни, душевный.

«…День за днём, то теряя, то путая след
Я иду в этот город, которого нет…»

— Так-с, ясненько, — сказала трубка, и я вздрогнул от неожиданности. – Быстро собирайся и дуй ко мне. Поедем в одно место.

— Куда?

— Узнаешь.

— С Эдиком?

Ветка так выразительно вздохнула, что я прямо увидел, как она закатила глаза.

— Давай, жду тебя. И немедленно выключи это, а еще лучше удали весь плейлист.

— Это не плейлист, оно случайно…

— Ага-ага.

***

Я терпеть не мог джаз, и Ветка, конечно, об этом знала, но все равно уверенно вела меня от стоянки к сияющей вывеске «ДжаZZz-бара». Впрочем, сейчас мне было все равно. Мы шли под ручку, и впервые за долгое время я чувствовал если не радость, то хотя бы отсутствие тоски.

Мы уселись за свободный столик, заказали по коктейлю и какое-то время слушали, как тощий музыкант исполняет что-то визгливое, ритмичное и быстрое под аккомпанемент контрабаса. При этом Ветка улыбалась, а я кривился каждый раз, когда труба начинала верещать на особо высоких нотах.

— Ненавижу джаз, — проворчал я.

— Конечно, под него не поноешь.

Я хотел было разозлиться, но не смог.

— Ты погоди, сейчас выйдет саксофонист, и я погрущу от души.

— Не-а, здесь сегодня бибоп играют, так что придется слушать бодренькие импровизации.

— Ты решила меня добить?

— В чем добить-то, Сань? Что с тобой происходит?

— То же, что и со всеми. Не читала, что ли, что спрос на антидепрессанты рекордно вырос?

Она сосредоточенно снимала пальцем капли с бокала и молчала.

— Ты сама как? Скучаешь по Вовке?

Ветка пожала плечами.

— Однажды он вернется, как и все дети.

— И что мы будем делать в мире волшебников?

— Жить будем, Сань. Это будет хороший мир, не сомневаюсь. Наши ребятки сделают его добрым, справедливым и счастливым. Мы не справились, теперь их очередь.

— А если бы к нам в детстве пришли волшебники, тогда бы мы справились?

— Откуда я знаю, они ж не пришли. Думаешь, это единственная наша проблема?

— Да, черт побери! Зачем нам жить, Свет? Что бы мы ни делали, к чему бы ни стремились, все это обесценится, стоит вернуться всемогущим детям.

— Наши предки могли бы то же самое сказать про интернет и мобильную связь.

— Ты поняла, о чем я.

— Сова не прилетела, Гэндальф не пришел, миелофона нет…

— Именно!

— И что, блин? Сань, быть посредственным – это нормально. А взрослым – так вообще обязательно.

— Неужели тебе не хочется всего этого: чудес, волшебства, приключений? Чего-то неведомого…

Ветка вздохнула.

— Конечно, хочется, кто ж не мечтает о несбывшемся. Вот только то, что нас не обучили магии, не может быть оправданием пустой жизни.

В этот момент в очередной раз истерично завизжала труба и я ответил с раздражением:

— Если ты позвала меня, чтобы поизображать из себя философа, то знай: у Корнелюка и Ко получается убедительнее.

Она откинулась назад и глупо хихикнула, а потом рассмеялась, и внезапно я поддался ее смеху, поддался этой гремящей джазовой какофонии, вспышкам света по стенам, своей усталости, что разом выплеснулась вместе с хохотом и закачала меня на волнах. На нас оглядывались, но мы смеялись и смеялись до слез. А потом болтали без умолку обо всем на свете, вспоминали детство, спорили о музыке, пили коктейли. В какой-то момент я заставил-таки какого-то бородатого музыканта исполнить на тромбоне «Город, которого нет», и это было так смешно, что мы с Веткой уревелись от хохота.

Потом Ветке пришло сообщение, и она улыбнулась.

— Эдик потерял, мне пора. — Я фыркнул, и она нахмурилась.— Он хороший, честно, но вряд ли вы когда-нибудь друг друга поймете.

Я пожал плечами. Мне, странное дело, не хотелось уходить, но и без нее оставаться не хотелось тоже. Ветка, как обычно, угадала мои мысли и произнесла:

— Ты еще посиди, а мне правда пора, Сань. Мне ж еще с Вовкой встречаться. Думаю, и тебе стоит с Катей поговорить о том, чтобы Диму навестить.

Я отвел взгляд, и она погладила меня по волосам.

— Даже если сейчас тебе кажется, что это не нужно никому из вас, даже если сейчас тебе интереснее посмотреть на Город, чем на него, – это нормально. Ты спрашивал, что мы будем делать, когда дети вернутся. Думаю, много чего, может, в космос полетим, кто знает, но одно точно – мы будем рядом с ними. И это важно, Сань.

Она чмокнула меня в лоб и растворилась в неоновых огоньках, что украшали выход.

Я закрыл глаза и погрузился в то, что с трудом мог назвать музыкой. И все же было в этом что-то... настоящее. Никакой изнурительной работы души, лишь торжество спонтанности и стихийности. А потом я ощутил, что время не утекает, не исчезает – вот оно, во мне, плотное и осязаемое, и я перекатываю минуты внутри себя, поглощаю каждую без остатка, а не наоборот. Я знал это ощущение, оно неизменно возникало в мгновения, наполненные силой, энергией и смыслом. То было ощущение жизни.
И не только. Я открыл глаза и произнес вслух:

— И волшебства.

Да, и волшебства.