Когда смотрят дети⁠⁠

Вечер добрый, уважаемое сообщество. Никогда не писала крип-стори, но вдруг решила попробовать. Если реакция будет положительной, напишу продолжение.

Выходные обещали быть просто отвратительными. Ни горячий кофе, ни пачка любимых сигарет, ни подвывающий из колонок Моррисси не справлялись с надвигающимся ужасом - на экране монитора мерно светился белый лист вордовского документа, на котором к вечеру воскресения должна появиться магистерская работа. Сроки безнадежно пропущены. Конечно, Джоан Роулинг может считать, что в мире есть только три непростительных заклинания, но я точно знаю, что к ним относится еще одно, типично студенческое. При произнесении даже не надо палочкой взмахивать, достаточно просто сказать "потом". И все. Мир катится в бездну с моей нетленной душой в придачу.

Знаю, многие стараются отсрочить время с помощью самодельных ритуалов. Если не сварить свежего кофе на только что чисто вымытой плите, то и магистерская не напишется нормально, по-человечески. Посему надо убрать кухню, квартиру, в подъезде подмести, велосипед вымыть и на балкон вынести, а потом уже кофе варить. А магистерскую сегодня уже, к сожалению, не успею.

Я не исключение. Квартира уже настолько хороша, что я могу читать платные лекции о том, что такое чистота. Холодильник забит свежеприготовленной едой, а потрясающий ароматный кофе только что влит в любимую кружку. На часах половина десятого утра. К сожалению, Тот День настал. От написания нестерпимого диссера меня отделяет только одна сигарета в пачке. Что же, этот путь должен быть пройден.

Беру в руку новенький коробок спичек на кухне и отправляюсь на балкон. Между окном в комнату и уличным окном мною устроено из старого кресла качалки некое подобие высокого неустойчивого стула, с которого чрезвычайно удобно лицезреть окрестности. При этом спинка сиденья прекрасно скрывает всю мою деятельность от посторонних глаз.

Закурив сигарету и сделав глоток любимого напитка я привычно смотрю на дом напротив. Глаза пролистывают знакомые балконы и окошки. Кругом вездесущий белый пластик, но вот слева на третьем этаже, чуть ниже уровня моих глаз все еще сохранились старые деревянные рамы, выкрашенные в приятный темный оттенок, который принято называть дубовым. Особенно мне нравится окно гостиной, напрочь лишенное занавесок, позволяющее всякому негоднику вроде меня на пару минут влезть в чужую жизнь.

Сегодня в деревянной гостиной многолюдно. Какой-то симпозиум или что-то вроде. Люди снуют с тарелками, не обращая на мои бесцеремонные заглядывания ровно никакого внимания. Все, кроме маленькой девчушки. Малышка стоит на подоконнике, вся прижавшись к стеклу, и смотрит любопытными большущими детскими глазами прямо на меня. Я усмехаюсь, машу рукой и даже несколько стыдливо пытаюсь спрятать сигарету, а потом и вовсе вдавливаю половину никотиновой палочки в пустую и сверкающую чистотой пепельницу.

***

Три часа упорного глядения в монитор оканчиваются резким звонком телефона. Нет, ребят, я сегодня никуда. Да, наказываю себя за неготовый диссер. Давайте, повеселитесь там. Ага. И вас. Ну, пока.

Сорвав прохладную упаковку с новой пачки сигарет выползаю на балкон, попутно разминая спину. Солнце переползло южнее и теперь заливает соседний дом золотистым светом. Даже мои трущобы могут выглядеть как эльфийский лес в такие дни. Прикуриваю и привычно пробегаю глазами по соседнему дому. Пластик, пластик, пластик, любимое деревянное окно...стоп. Праздник в гостиной, вероятно, уже кончился, но любопытная девчонка все еще торчит на подоконнике. Мне даже кажется, что она все еще смотрит на меня. Значит, буду пропагандировать курение - со второй сигаретой я так просто уже не расстанусь.

Поспешно отворачиваюсь и упираюсь взглядом в окно на пятом этаже. Из куска белого пластика выглядывает любопытная мальчишеская физиономия. Как и девчонка, он смотрит прямо на меня, но я все равно выглядываю из окна, чтобы увидеть что-то забавное и интересное, на что могут так увлеченно глазеть дети. Странно. Спишем на близорукость. Не могут же они и правда смотреть на меня.

Отворачиваюсь, чтобы затушить сигарету в пепельнице и периферийным зрением замечаю легкое движение занавесок на седьмом этаже дома напротив. Окурок замирает в руке, и я спокойно оборачиваюсь. На седьмом этаже только что близнецы-мальчики прилипли к окнам детской комнаты и так же не сводят теперь с меня глаз. Пробегаю глазами по предыдущим зрителям. Все на месте.

Вернувшись в комнату, подхожу к зеркалу и внимательно смотрю на свое лицо. Ничего такого, что могло бы заинтриговать ребенка, да еще и с расстояния 70 метров. Волосы, одежда, что еще их может привлекать? Осматриваю ту часть комнаты, которую может быть видно через балкон. Все в норме, но на всякий случай все равно закрываю шторы. Особого волнения нет, зато мне становится неописуемо любопытно, чем все кончится. Какое-то объяснение всему этому должно существовать. Помедлив несколько минут у ноута, я сохраняю едва начатую магистерскую, включаю музыку повеселее и иду на кухню варить свежий кофе.

***

Одна чашка кофе это приблизительно сорок минут. Сперва вы его варите. Потом вспоминаете, что в доме кончились чистые чашки. Раздобыв ближайшую, долго смотрите в нее, соображая, есть ли смысл мыть или можно налить туда же свежую жидкость. Некоторые даже придирчиво обнюхивают сосуд дабы убедиться, что там и в прошлый раз находилось ни что иное как кофе. Затем кружка быстро ополаскивается или используется по назначению немедленно. А потом наступает счастье. И длится оно минут двадцать, может двадцать пять. Ради этих двадцати пяти минут можно заставить свое неугомонное любопытство умолкнуть и потерпеть.

Чуть менее чем через час я вернулась на балкон, который успели охватить первые сумерки. Очередная сигарета заняла привычное место в уголке губ и начала неспешно тлеть. Достаю из кармана специально заготовленные очки и водружаю их на нос. В доме напротив стали загораться первые окна. Практически в каждом из них теперь сидит по ребенку возрастом от 3 до 7 лет. Принимаюсь методично шарить глазами по всем темным квадратам соседней семиэтажки. Четыре подъезда по четыре квартиры на этаже и только половина из них выходит на мою сторону. Пятьдесят шесть квартир по три окна для каждой. Внимательно пересчитываю все детские физиономии и получаю сорок одну пару глаз, спокойно, но внимательно глядящую на меня. Впервые начинает становиться тревожно.

Нет, не тревожно. Я напугана. Близорукости всегда помогает быть менее придирчивым к тому, что видишь, но теперь я не могу сказать себе, что мне только кажется, что все эти дети смотрят на меня, что они просто любуются салютом за моим домом, звуков которого, будь он неладен, я не слышу. Я и такое могла бы себе внушить. Человек вообще готов поверить во все, что поможет ему продолжить вести привычный образ жизни. Но чертовы очки мешают стройности рассуждений. Я ВИЖУ, что они смотрят на меня, и я НЕ ПОНИМАЮ, почему эти долбанные дети на меня пялятся.

Можно закрыть дверь на балкон и плотно задернуть шторы. Так лучше. А теперь музыку выключить и надеть куртку. Отлично. А дальше что? Можно подойти к двери и на всякий случай взглянуть в глазок. За дверью стоит такой же ребенок и смотрит, кажется, прямо мне в душу. Теперь надо как можно тише опустить крышечку глазка и запереть дверь на верхний замок.

В комнате темно, но зажигать свет я не хочу. Рывком отпираю дверь на балкон и решительно вхожу. Практически все окна дома напротив горя. В них идет привычная жизнь жителей мегаполиса, вернувшихся с работы. Все как всегда, и только застывшие в окнах детские лица мешают думать, что все в порядке.

Балконная дверь с тихим скрипом закрывается за моей спиной. Зажатая было в зубах сигарета выпадает, и я наклоняюсь за ней. Я не могу обернуться назад и посмотреть в дверное окно, потому что точно знаю, что моя дверь никогда не скрипит. Спокойно прикуриваю и устало пробегаю в очередной раз по опостылевшим окнам соседнего дома. Без изменений. А потом я слышу стук.

Легкий, едва различимый стук с той стороны балконной двери. Такой стук можно услышать, если легонько коснуться несколько раз подряд длинным ногтем стекла. За спиной раздается несколько постукиваний, потом они замолкают, а потом повторяются. Стараюсь втягивать воздух совершенно бесшумно и автоматически просматриваю все предметы, лежащие на балконе, но порадоваться нечему: велосипед, кресло, пепельница и стерильная чистота. Если и сражаться, то только пепельницей.

Кажется, на моей спине каждый миллиметр кожи улавливает все звуки, раздающиеся по ту сторону двери. Медленно, практически бесконечно медленно я протягиваю руку к пепельнице. Пальцы натыкаются на холодный фарфор. Если удобно взять и ударить с разворота... мои пальцы сверху накрывает что-то мягкое и теплое. Сигарета беспомощно повисает на пересохших губах, а дети в доме напротив всем телом подаются вперед, прилипая к окнам маленькими ладошками. Через очки я вижу, что их рты нетерпеливо раскрыты. Ощущение тепла расползается вверх по руке и уже касается локтя, но я все еще не могу решиться оглянуться. Если я сейчас закрою глаза и подожду, все кончится. Все обязано кончиться, потому что я даже не понимаю, что происходит, а значит, все нереально. Я очень устала и просто уснула за компом, сейчас я проснусь. Слишком много кофе выпито сегодня. Наверное, я сейчас проснусь. Я должна проснуться. Должна...

Первый детский кулачок с тихим стуком врезается в стекло. Семьдесят метров не приглушают звук. К нему присоединяется второй, пятый, пятнадцатый... Крохотные руки из дома напротив методично стучат в свои окна, образуя какой-то нереальный и ужасный хор. Теплое одеяло касается моего плеча и груди. Рефлекторно вздрогнув, закрываю глаза и медленно оборачиваюсь. Еще секунда, и нужно будет открыть глаза, но пока что мир замер и ждет моего решения. Открою глаза - я пропала.

Маленькие демоны за моей спиной, кажется, готовы расколотить свои окна. Некоторые нетерпеливые даже что-то выкрикивают, и я слышу их приглушенные расстоянием голоса. Странно, неужели совсем никто не видит того, что происходит? Я не верю. Так не бывает, чтобы человек в двадцать первом веке вот так посреди мегаполиса, окруженный высотками внезапно оказывался совершенно один с чем-то необъяснимым. Так не должно быть, но именно это и происходит сейчас со мной.

Внезапно все звуки мгновенно стихают, от неожиданности я резко распахиваю глаза, но сильный удар балконной дверью запрокидывает мою голову вверх. Я чувствую, как кровь из разбитого носа льется в горло, как тело медленно перевешивает назад. Что-то бросается на меня, и все тело охватывает знакомое ощущение тепла и мягкости. Я слышу, как что-то с хрустом ломается. Мир вокруг замирает, как в финальной сцене какого-то глупого фильма. Я словно героиня этой ленты, а мои зрители следят за событиями из дома напротив. Ничего не слышу, не чувствую, но все еще могу видеть. Пальцы, сжимавшие пепельницу, разжимаются и рефлекторно пытаются схватить кресло. Руки хватают воздух, и я ударяюсь спиной о балконные перила. Что-то опять ломается, и, кажется, я падаю.

Если вы думаете, что от четвертого этажа до земли не так уж далеко, то вы ошибаетесь. Чтобы пролететь это расстояние понадобится целая вечность. Я эту вечность прожила. А теперь я устала и могу отдохнуть... только пусть оно на меня больше не смотрит…

***

Обычно в таких случаях пробраться сквозь кольцо любопытных бывает практически невозможно. Ни удостоверение, ни крик, ни нецензурная лексика не помогают. Как же, настоящее самоубийство и в нашем дворе, как мы не посмотрим! Я специально подъехал на место пораньше, чтобы разогнать зевак перед приездом главного. Черт знает, что ему здесь понадобилось. Это вообще что-то новенькое - обычно он безразличен к подобного рода зрелищам. Но на этот раз, едва услышав о молоденькой девочке-самоубийце, тут же начал кому-то звонить, узнавать детали и костерить всех по чем зря. Затем вызвал меня и потребовал ехать "готовить место", чтобы он "сам взглянул".

Малочисленные типичные зеваки, не взирая на поздний час, в этот раз топтались на приличном расстоянии от тела. Кого-то неудержимо выворачивало наизнанку прямо на тротуаре за углом дома. Где-то далеко громко вскрикнул женский голос, и с громким хлопком закрылось окно. Что-то по-животному опасное было разлито в воздухе.

Светловолосая коротко стриженная головка практически не пострадала, разве что нос был, кажется, сломан, и под ним змеились два темных ручейка крови. На хорошеньком лице застыло странное удивленное выражение. Остальное тело было словно смято в кашу. Уже в десяти шагах мне стало не по себе. Еще можно было угадать положение того, что раньше было руками и ногами, но на первый взгляд они были многократно сломаны. Можно сказать, раздроблены. Тело выглядело как пакет черно-бордового желе. Крови было столько, что я даже удивился, где в худенькой девчонке могло столько поместиться. Мне доводилось видеть самоубийц - даже после прыжка с двадцатого этажа они так не расплющиваются. Кажется, я понимаю, почему главный сюда резко засобирался.

В одном из балконов на четвертом этаже были проломлены перила. Девчонка явно падала оттуда. Для себя я практически сразу решил, что именно падала, а не прыгала. Служебный фотограф как раз заканчивал съемку, так что я осторожно приблизился и бегло осмотрел жертву. В луже крови лежали очки, и, судя по отметинам на переносице девушки, они принадлежали ей и слетели в процессе падения. Странный взгляд девушки беспокоил меня своей замороженностью. Проследив за ним, я наткнулся на лицо ребенка, глядевшего прямо на меня из окна пятого этажа. Присмотревшись, я сумел разглядеть на нижних этажах еще несколько полуночных маленьких гостей, с интересом и без какого бы то ни было страха разглядывавших сцену во дворе. Я перевел взгляд на соседний дом и ужаснулся. Практически во всех темных квадратах окон бледными пятнами светились в ночи мордашки детей. Легкая близорукость не позволяла убедиться, что мне все это не кажется, так как очки я забыл в участке. Странное ощущение сюрреализма не покидало меня. Я ошалело переводил взгляд с одного окна на другое, но картина не менялась. Дети смотрели на меня или на девушку или на нас обоих.

С усилием отвернувшись, я опять наткнулся взглядом на очки девушки, и внутри меня шевельнулось легкое подозрение. "Если что-то кажется тебе очень странным, закури, и все пройдет" - любит говаривать нам главный. Сигарета послушно выскочила из пачки, я щелкнул зажигалкой и затянулся. Хоть бери девчонкины очки и пытайся увидеть, действительно ли дети торчат в окнах, или мне только кажется. Девчонкины очки...

Взгляд остановился на сигаретном окурке, лежащем неподалеку в луже крови. Моя любимая марка. Я, вроде бы не успел насорить, да и не собирался. Иногда у каждого человека бывают такие ситуации, когда он случайно начинает в себе сомневаться. Может рамка металлоискателя в магазине пикнет, а ты уже начинаешь спешно соображать, не мог ли что-нибудь по забывчивости сунуть в карман. Или видишь у кого-то в руках знакомую вещь, думаешь сразу, что она твоя, а потом понимаешь, что просто похожа. Так и я в первый момент подумал, что это мой окурок, а потом заметил на фильтре едва заметный под агрессивным желтым светом фонаря укус. Я никогда не прикусываю сигареты. Кажется, сигарета, как и очки, принадлежали девушке. Надо же, мы курим одну марку. Курили...

В кармане бикнул мобильный. Главный. Заметил странное? Да здесь все странно. Нет. Нет. Я уверен, она не сама прыгнула. Что? Дети?.. да... а откуда вы... Уезжать? Слушаюсь.

Что-то у меня очень плохое предчувствие...