Изменение реальности взглядом
1961 год. Ночная тишина в лаборатории Тюбингенского университета нарушалась лишь ровным гудением вакуумных насосов. Молодой физик Клаус Йонссон и его более старший, консервативный коллега, профессор Хаген, стояли у прибора, напоминавшего странный телескоп.
Между ними висело невысказанное напряжение. Йонссон, вдохновленный мысленным экспериментом Фейнмана, настаивал на попытке повторить знаменитый опыт Юнга, но не со светом, а с электронами. Профессор Хаген скептически хмурил брови.
— Томас Юнг в 1803 году поставил точку в споре о природе света, — говорил Хаген, указывая на схему на доске. — Две щели — интерференционная картина. Волна. Все логично. Электрон — это частица, Клаус! Твердый шарик с зарядом. Какая интерференция? Ты получишь просто два пятна на экране. Мы зря тратим время.
— Но Луи де Бройль теоретически обосновал волновые свойства частиц, — парировал Йонссон. — Почему бы не проверить это на практике? Если электрон — волна, он пройдет через обе щели одновременно и создаст на фосфоресцирующем экране полосы. Если же он частица — будет две полоски.
Спор был фундаментальным. Они заключили пари на бутылку превосходного шнапса. Йонссон отстаивал дуализм, Хаген — классическую ясность.
Йонссон включил установку. Электронная пушка испускала отдельные электроны, один за другим. Они пролетали через вакуумную камеру, towards экрану. Оба ученых, затаив дыхание, вглядывались в слабое свечение.
И увидели невозможное.
На экране медленно, точка за точкой, проявлялась не две размытых полосы, а четкая интерференционная картина! Та самая, что когда-то увидел Юнг. Каждый электрон вел себя как волна, проходя через обе щели одновременно и интерферируя… сам с собой.
— Но… это же абсурд! — прошептал профессор Хаген, бледнея. — Один электрон не может разделиться! Он не может интерферировать сам с собой!
— А вот и может, — с торжеством произнес Йонссон. — Дуализм — это не метафора. Это реальность. Электрон — это и частица, и волна. Пока мы его не измеряем.
И тут Хаген, не желая сдаваться, выдвинул контрпредложение. Его глаза загорелись азартом.
— Хорошо, допустим. Но твой кумир Фейнман говорил, что вся странность — в измерении. Давай поставим детектор! Поставим у каждой щели прибор, который будет фиксировать, через какую именно щель пролетает электрон. Тогда мы «поймаем» его с поличным, заставим быть частицей! Интерференция должна исчезнуть!
Йонссон согласился. Это был вызов самой природе. Они потрали несколько часов, устанавливая хрупкие детекторы. Наконец, все было готово. Теперь установка не просто пропускала электроны — она за ними *подсматривала*.
Йонссон снова включил пушку. Детекторы начали тихо щелкать, фиксируя: «щель А», «щель Б».
Оба ученых уставились на экран.
И снова онемели. На сей раз их лица вытянулись от удивления.
Интерференционная картина исчезла. Беспорядочные точки теперь складывались в две четкие полосы напротив щелей. Стоило только начать наблюдать за электроном, спрашивая «где ты?», как он тут же отказывался от своей волновой сущности и вел себя как добропорядочная классическая частица.
— Выключи детекторы, — тихо сказал Хаген.
Йонссон щелкнул выключателем. Щелчки прекратились. Они снова просто смотрели на экран, не пытаясь выяснить путь электрона.
И картина медленно начала возвращаться. Сначала несколько хаотичных точек, потом все четче, все яснее проступали знакомые полосы. Волна.
В лаборатории воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь гудением насосов. Бутылка шнапса стояла на столе забытая. Спор потерял всякий смысл.
Профессор Хаген медленно опустился на стул, не сводя глаз с экрана, где реальность менялась в зависимости от их взгляда.
— Клаус, — его голос был глухим. — Юнг думал, что ставит точку. А он лишь поставил многоточие. Мы не просто наблюдаем реальность, мы… диктуем ей правила своим взглядом. Мы спрашиваем «как ты движешься?» — и получаем волну. Спрашиваем «где ты?» — и получаем частицу. Вселенная… отвечает нам на том языке, на котором мы задаем вопрос.
Развязка их спора была не в победе одного из них. Она была в осознании того, что сам вопрос «волна или частица?» не имеет смысла без оговорки: «а вы на него смотрите?».
Они сидели так до самого утра, наблюдая, как реальность танцует под их пристальным взглядом. Они открыли не новый закон, а дверь в мир, где наблюдатель и система — неразрывное целое. И этот мир был куда страннее и прекраснее любой их теории.