Из раннего детства⁠⁠

Воспоминания из детства, самого раннего детства, отрывочные и короткие. Видимо детская память зафиксировала и сохранила только стрессовые ситуации, поразившие неискушённую детскую душу своей неординарностью. Позже, уже в зрелом возрасте, мне удалось установить время и место таких ситуаций. Итак, воспоминания в хронологическом порядке.

Воспоминание первое.

Мы втроём – мама, сестра и я – сидим на полу в углу, над нами натянут какой-то полог, и он защищает нас от льющейся сверху воды. Светло, гремит гром, сильно шумит дождь.

Мои родители поженились в сорок седьмом году, а жить их пустили родственники отца в избушку, только что не на курьих ножках. Я помню эту избушку, мы, маленькие дети, боязливо заглядывали в приоткрытые двери, и она казалась нам жилищем бабы-яги. Маленькая, мрачная, с подслеповатыми окошками, с опасно провисшим потолком и перекосившейся, заклинившей дверью, с сенцами из плетня и без крыши, с земляным полом. Это я запомнила, когда родители построили рядом новый дом, и мы жили в нем, а избушка стояла рядом уже не жилая. В этой избушке родители прожили  шесть или семь лет. Здесь родилась и подросла моя сестра, здесь родилась и я. А потом родственники попросили освободить избушку, самим, мол, нужна.

Отец купил в деревне  Маркелова пятистенный дом. Перевёз его в наше Володино и, практически в одиночку, поставил. Отец работал на тракторе в ту пору, у него даже есть медаль «За освоение целинных земель». Для работы на строительстве своего дома оставались только короткие ночные часы. Мама помогала ему, чем могла. Но за короткие ночи короткого лета они сумели только закрыть потолок и сбить из глины русскую печь. Так и зазимовали.

В новый дом меня принесли в годовалом возрасте. В горнице не было печи, потому как на печь-голландку необходимы были кирпичи. А где их было взять? Зиму отапливались железной печкой-буржуйкой, или как их у нас называют – железнушкой. Кстати, такие железнушки отец клепал сам. Он вообще был мастером на все руки. Печь в горнице отец сложил лишь через год. Сложил тоже сам под руководством местного мастера-печника Ивана Сидорова по прозвищу Ваня-Постройка. Так вот. Крышу на доме отец тоже сделал лишь на следующий год. А весной, а, может, это было в начале лета, вся талая вода и всякий дождик были в доме через потолок, не закрытый крышей. Спасались мы под натянутым в углу пологом или клеёнкой. Так что первое воспоминание моё относится к возрасту полтора-два года.

Кстати, та самая избушка так и простояла невостребованной несколько лет, пока брат отца – дядя Лёня - не разобрал её и не сложил из неё под горой у реки баньку по-чёрному. Много лет она служила сначала семье дяди Лёни, а потом и нам. А позже отец перевёз её на подворье и сделал из этой баньки свинарник.

Воспоминание второе.

Я сижу на берегу речки. Речка эта была безымянная, просто речка - без названия. Протекала она с западной стороны села, полностью его огибая, как бы очерчивая границу. А потом уже за плотинкой становилась вовсе ручейком и тянулась неспешно по березовой роще. Вот там она уже получила название - Белая, немного странно. А с восточной стороны села границы сельских земель огибала река Юргинка, а за селом Белая сливалась с более широкой Юргинкой. А само село находилось как бы на острове, так как на юге обе речки брали начало из болот Сиротских. Но тогда, малая, я это не знала и просто впервые пришла с мамой к речке. Вот я сижу на бережку, солнышко припекает. В речке полно ребятни. Визг, смех, гомон. Вода меня пугает и привлекает. Мне скучно на берегу, а в воде весело и людно. Я подхожу к плотикам, что вытянулись на метра два от берега в воду, и осторожно иду по мокрой и скользкой доске. Поскальзываюсь и падаю в воду. Я тону с открытыми глазами, не понимая, что тону. Помню удивительный серо-зелёный свет, окруживший меня со всех сторон. И всё.

Потом я уже лежу на коленях у матери, меня отвратительно больно рвёт речной водой, и я реву от этой боли и испуга. Нас окружает стайка перепуганных ребятишек. Рядом стоит сестра с круглыми от страха глазами. Скорее всего, мне было года два или около этого. Кто меня вытащил из воды, кто и как крикнул маме, что я тону, когда она прибежала? – ничего этого я не знаю. Видимо после этого случая у меня остался страх перед ночной рекой, от которого я излечилась всего-то несколько лет назад. Нет, я очень люблю купаться. Все воспоминания детства у меня связаны с летними купаниями в речке и походами в ближний лес за ягодами. Потом, уже будучи сама мамой, я всю семью водила купаться на озеро за селом. Кирилл с трёх лет чувствует себя в воде как рыба. Он ещё не умел плавать тогда, но мог два часа подряд нырять, так что из воды его надо было вытаскивать. Его и сейчас из реки надо выкорчёвывать – часами может в воде сидеть с удовольствием. Так вот, купаться-то я обожаю, а ночью к воде подойти, для меня было сродни подвигу. Вообще, я не очень-то пугливый человек. Со страхами умею бороться, умею не поддаваться панике. Но один вид реки в сумраке приводил меня в дикий ужас. Ощущение непередаваемое, я едва сдерживалась от того, чтобы не бежать от реки в дикой панике.

Как излечилась? Помог один человек. Он объяснил, что надо просто примириться со своими страхами, принять себя, подружиться со своей душой, и можно преодолеть любую боязнь. Хотите - верьте, хотите – нет, но так и произошло. Это было в июле 2006 года. Я долго собиралась, а в половине двенадцатого ночи преисполнилась вдруг решимости и отправилась к реке. Пока шла – страх постепенно ушёл. Я искупалась с преогромным удовольствием, и с той поры ходила купаться летом в теплые ночи. Страха не осталось.

Воспоминание третье.

В старых домах ещё сохранились «голбцы» - такие высокие лазы в подпол. В крышке голбца у нас было железное кольцо, чтобы поднимать крышку. Так я привязываю за это кольцо верёвочку, другой конец верёвочки завязываю петлей на своей шее и изо всех сил затягиваю петлю. Мне было года четыре или три, не более того. И мне было очень интересно, как в глазах поднимался красный туман, как приходило удушье, как мир вокруг умирал. На самом деле – это умирала я. Верёвочка ослабла, видимо я плохо её завязала, и я пришла в себя. И снова было интересно, как мир обретал свет, краски, звуки, запахи. Потом я показывала этот фокус маме – хвасталась, как я умею делать. Помню, как она сильно испугалась, как она меня за это сильно отругала и больно отлупила тапочком по заднице. Это я сейчас понимаю, чем могло это закончиться, что не писала бы я сейчас этих строк. Но тогда мама ругала, а я ревела и недоумевала – за что? Ведь это так интересно – снова оживать! Это желание - жить, у меня сохранилось на всю жизнь. Нет, я не назвала бы случившееся склонностью к суициду, тогда я этого просто не знала и не понимала. Сознания тогда еще толком не сформировалось, уж тем более подсознательных желаний таких не было, скорее присутствовала чрезмерная любознательность.

Воспоминание четвертое.

Я сижу на голбце, а мама хлопочет у печи. Она ещё молодая и тоненькая. Волосы у неё заплетены в толстую косу и уложены короной на голове. На ней бордовое платье с белым широким воротником. Она оживлённая, улыбающаяся и суетливая. Из более поздних воспоминаний мама - всегда толстушка с круглым животом, а косы у неё закручены сзади. Всегда торопливая, суетливая, вечно куда-то спешащая. Матушка наша вообще была вечной торопыгой, при этом никогда не смотрела под ноги. И потому всегда падала. На ровном месте могла растянуться так, что без синяков и ссадин редко обходилась. Её спасал весёлый и бесшабашный нрав. Вернее причудливое сочетание весёлости и вечной тревожности, равной готовности к весёлой шутке и слезам по малейшему поводу. Она легко обижалась и легко же забывала обиды. Легко приходила в ярость и так же быстро остывала.

В этот раз она разозлилась на кошку, та заскочила на стол и разлила крынку молока, за что матушка и хотела её прибить. А я была вечной «кошатницей», очень любила кошек, и они мне платили такой же нежной любовью. Так вот, кошка сразу бросилась под мою защиту. И я бегом от матушки с кошкой на руках, а куда убежишь в маленьком деревенском доме? Я засунула кошку на полати, знаю, что матушке на полати надо еще залезть. И мама отвесила мне затрещину с криком: «Достань её оттуда сейчас же, пока я не остыла, я её хоть прибью!».

Вообще мама иногда была довольно безжалостна. Видимо сказывалась её работа – ровно тридцать три года она проработала главным ветеринаром. Когда приходилось доставать занозу, а случалось это довольно часто, я старалась сделать это сама с самого раннего возраста. Потому что матушка орудовала иголкой как пешнёй, по привычке - животина потерпит, главное решить проблему, такую дыру иголкой расковыривала пока занозу подцепит, что я натурально выла от боли. А матушка ещё и затрещину могла отвешать, чтобы я не ревела. Кто, мол, тебе виноват, не лезь, куда попало. А я вечно лазила по деревьям, заборам, заросшим пустырям, всегда была в драных платьях, царапинах и занозах. Попадало мне часто.

Воспоминание пятое

Мне уже три года, почти четыре. Запомнила, что уже осень была ранняя, листва на кленах у дома желтая. Наша семья тогда держала овец. Шерсть шла на вязание носков, рукавичек, шапок и прочего, ну и мясо на зиму опять же. Мама с папой лечили овечку. То ли она поранилась где-то, то ли копыта у неё обрезали. Отец держит овцу к маме спиной, присел на корточки и придавливал овцу своим весом, зажимал ее ногами, чтобы овца не сбежала. А мама осматривала овечке копытце, и как обычно не убереглась и получила от овечки в лоб. Естественно, матушка тут же разъярилась и побежала за поленом, чтобы немедленно овечку приголубить. Отец не понял, что там случилось, и стал подниматься с корточек. Тут налетает мама со «страшным» орудием убийства – поленом, и с размаху бьёт этим поленом овцу. И конечно промазала, полено попадает точнёхонько папе по заду. Мама, слепая от ярости, не видит, куда пришёлся удар, и размахивается снова. Отец едва успел повернуться и перехватить это полено, вырвал его у мамы из рук и отбросил подальше. Он тоже сначала вспыхнул и едва не отвесил матушке тумака. Но папа у нас никогда не дрался, а тут ещё мама кричит: «Отдай мне это полено, я её добью!». Отец, тут же остывая и начиная смеяться, отвечает: «Ну, так и била бы по овечке, а то я-то как сидеть на жопе буду?» Вообще, их брак часто спасало чувство юмора, присущее им обоим.

Вот такие вот воспоминания из самого нежного возраста. А лет этак с четырёх я уже помню свою жизнь достаточно полно и в хронологическом порядке.

P.S. Сегодня не будет рассказов про несчастливые или счастливые семьи, про отношения и случаи из жизни. Я выкладываю мамины воспоминая. Интересно было их перечитывать. Узнавать о детстве мамы и ее сестры, моей тетки. Узнавать про бабушку с дедушкой, когда они были молодые. Я то помню деда с бабкой уже пожилыми, седого деда с залысинами и большими мозолистыми ладонями, в которых просто тонула моя детская ладошка, и бабушку - невысокую, полную, вечно куда-то торопящуюся, любящую вкусно поесть и смотреть советские фильмы "про любовь и колхозы". Я помню тот старый пятистенник, который поставил мой дед из добротных сосновых просмоленных бревен. В нем я провел дошкольное детство, в детский садик я не ходил, днем я жил у бабушки и дедушки, а вечером меня забирала мама, когда шла с работы. Дом до сих пор стоит в моем родном селе, хозяева уже другие, а он все еще цел, только крышу сменили. С удовольствием вспоминаю, как ходили купаться всей семьей летом на озеро в паре километров от села, это меня мама не могла вытянуть из воды. Уже больше тридцати лет прошло, а воспоминания все такие же яркие и сочные.

P.P.S. Картинка просто в тему.