Интервью с врачами. 6. Детские хирурги

Работа детского хирурга — это ответственный, но очень благодарный труд. Как говорят сами врачи, лучшей наградой для них является улыбка выздоравливающего ребенка. Наша беседа, состоявшаяся в хирургическом отделении детской городской больницы г. Череповца, касалась не только профессиональной темы.

Мы узнали много любопытного: можно ли хирургам держать в руках молоток и гвозди; какие шапочки и костюмы они предпочитают надевать в операционную; помнят ли опытные врачи свою первую самостоятельную операцию и на каком языке они общаются с пациентами, которые не могут рассказать, где именно у них болит, потому что еще не умеют разговаривать.

Для начала представим наших героев: это заведующий хирургическим отделением детской городской больницы Алексей Родичев и его коллеги-хирурги Павел Богатырев и Владимир Волков. У каждого из них был свой путь в медицину.

— Я не из медицинской семьи, никакой врачебной династии у нас не было, — рассказывает Павел Богатырев. — После школы думал, куда поступать, на пике популярности в тот момент были информационные технологии, но к компьютерам я был равнодушен. Пошел в медицинское училище; окончив его, отработал год фельдшером на скорой помощи, понял, что хочу стать хирургом, поэтому поступил в медицинский институт.

— В детскую городскую больницу я пришел после десятого класса, начинал с санитарской практики, поступил в медицинский вуз, окончил ординатуру, — говорит Владимир Волков. — У меня в семье все либо железнодорожники, либо медики. Я выбрал белый халат, рассудив, что пусть я лучше буду работать по ночам, зато руки будут чистые. (Улыбается.) Решение стать хирургом сформировалось в пятом классе, и от намеченной цели я не отступил.

— Еще в медицинском институте я выбрал детскую хирургию, — вступает в разговор Алексей Родичев. — Здесь, в детской больнице, проходил практику, когда учился, санитарил в травмпункте. Работа в детской хирургии — она цепляет на всю жизнь; конечно, поступали предложения сменить место работы, но я никогда не рассматривал их всерьез. В другой отрасли себя просто не вижу.

За плечами каждого из моих собеседников — сотни выполненных операций, плановых и экстренных: грыжи, переломы, аппендициты, заболевания кожи, извлечение инородных тел и т. д. Но тот момент, когда пришлось взять в руки скальпель и не ассистировать опытному коллеге, а самостоятельно проводить хирургическое вмешательство, каждый из них помнит, будто это было вчера.

«Боевым крещением» Владимира Волкова стала ампутация двух пальцев, причем травма была получена, когда один человек укусил другого. В то время Владимир проходил практику во взрослой больнице. А в детской хирургии его первым пациентом стал ребенок с аппендицитом.

— Как ни банально, у меня тоже это был аппендицит, — вспоминает Павел Богатырев. — Ребенок поступил ночью. Страшно не было, но я ощущал огромную ответственность. Одно дело, когда ты на подхвате и твердо уверен, что если что-то пойдет не так, то опытный хирург поможет. И совсем другие ощущения, когда понимаешь, что ты остался с пациентом один на один и именно ты должен ему помочь. Помню, как включились все механизмы, освежились в памяти знания и навыки. Словом, я собрался и… взял в руки скальпель.

Детский мир — это своя психология. Возрастной диапазон пациентов — от младенчества до совершеннолетия (предельный возраст — 17 лет 11 месяцев и 30 дней). Хирургу нужно уметь собрать анамнез, выяснить локализацию боли у малыша, еще не умеющего говорить, и у подростка, который иногда говорить не хочет.

— С разными пациентами и тактика общения разная, — говорит Владимир Волков. — В любом случае с ребенком нужно разговаривать, и говорить нужно правду, пусть и страшно, но ребенок должен понимать, что будет происходить. Конечно, во многих случаях нам нужна при общении и родительская поддержка.

— Врач не должен быть другом, иначе пациенты сядут на шею и не будут выполнять твои назначения, — делится опытом Павел Богатырев. — Но где-то врач обязательно должен приободрить, похвалить, особенно на перевязках, сказать: «Ты молодец! Ты все выдержал! Ты самый смелый!» А где-то и построже быть, но это в основном с подростками, чтобы они не переходили границы дозволенного. В общем, метод кнута и пряника.

Если пациент в силу возраста не может объяснить, где именно, как давно и насколько сильно у него болит, диагностика проводится путем непосредственного осмотра, пальпации, специального инструментария.

— Конечно, дети могут обманывать, со страха например. Но они в отличие от взрослых никогда не будут врать, — убежден Алексей Родичев. — Иногда, общаясь с ребенком, ты не к словам его прислушиваешься, а к языку жестов, тела, поведения: куда он смотрит, как морщится, когда встает или садится.

Говоря о маленьких пациентах, мы не могли не затронуть и родительскую тему. Иногда случается так, что дети оказываются на операционном столе по недосмотру, невнимательности взрослых. Речь идет о пищевых отравлениях и попаданиях инородных тел в дыхательные пути и пищевод. В отделении есть целая коллекция таких предметов — гайки, кольца, монетки, маленькие детали игрушек и конструкторов, даже пипетка (!), которую мама умудрилась уронить в открытый рот малыша при закапывании лекарства и он ее проглотил.

— Пищевые отравления требуют не только хирургического вмешательства, но и сложного, длительного дальнейшего лечения, — говорит хирург Павел Богатырев. — Я имею в виду случаи, когда дети выпивают 70%-ную уксусную эссенцию. Почему-то у многих уксус хранится на нижней полке холодильника, откуда ребенок может легко его достать. Не всегда мамочки убирают жидкие моющие средства, и малыш может наглотаться этой химии.

Дети в возрасте до семи лет (включительно) лежат в больнице с родителями. И врачи сталкиваются с тем, что взрослые порой ведут себя хуже, чем дети.

— Не все адекватно реагируют на наши просьбы или замечания, — поясняет Алексей Родичев. — К примеру, мы просим посетителей надевать бахилы или сменную обувь. Связано это с тем, что маленькие дети ползают и по полу, а руки моют не всегда. Кто-то из навещающих понимает, что поддержание чистоты необходимо в послеоперационный период. А другие ворчат, что санитарочкам лень лишний раз в палате уборку сделать. Конечно, многие женщины оказывают огромную помощь в уходе за ребенком, причем часто не только за своим, но и за соседом по палате. Но бывает и так, что врач приходит с обходом — малыш под кроватью ползает, а мамочка лежит на кровати, читая или переписываясь с кем-то в телефоне.

В различных медицинских сериалах нередко можно наблюдать картину, когда хирурги у операционного стола шутят на отвлеченные темы, обсуждают личную жизнь. Бывает ли так в реальности?

— В любой операции есть определенные моменты, когда ни на что другое нельзя отвлекаться, — говорит Алексей Родичев. — Но если плановая операция длится несколько часов, человек физически не может постоянно сохранять предельную концентрацию, необходимы моменты разрядки. К примеру, когда врачи накладывают швы, они действительно могут обсудить что-то, не связанное с ходом операции, — что видели вчера по телевизору, прогноз погоды или пейзаж за окном. Без таких разрядок внимание истощится, и тогда риск ошибки будет выше.

В чем хирург приходит на операцию? Существует ли определенный дресс-код или в моде шапочки ярких расцветок?

— Да, нам закупается определенная форма одежды, — кивает Павел Богатырев. — Но в этой униформе нас невозможно отличить друг от друга. Поэтому чаще всего мы сами покупаем себе медицинские костюмы и халаты, выбирая разные цвета и модели. Что касается хирургической шапочки, то тут индивидуальности больше. Как правило, у каждого врача есть свои личные шапочки, никто не заставляет нас носить одинаковые колпаки. Но если экстренная ситуация и хирургу необходимо как можно скорее встать к столу, то надеваешь общебольничную форму одежды. Тут, как говорится, модничать некогда.

Еще один стереотип касается главного инструмента хирурга. И мы сейчас не о скальпеле, а о руках. Правда ли, что врачу нужно беречь их как зеницу ока, а значит, отказываться от выполнения ручной работы вне больницы?

— Да что вы! Я вчера систему глушителя своими руками в машине разбирал, — смеется Владимир Волков. — Я вообще люблю гайки крутить, руками работать. Просто нужно ко всему подходить с умом и не пихать пальцы куда не следует, чтобы не получить травму. Нет у нас никаких ограничений, мы обычные люди, у нас есть семьи, дачи, будничные домашние хлопоты. Конечно, работа хирурга подразумевает мобильность. К примеру, делаешь ты дома ремонт, клеишь с женой обои. Вдруг звонок: «Инородное тело в пищеводе. Срочно приезжай». Бросаешь все дела и мчишься в больницу.

— А жена доклеивает обои?

— Жена у меня — реаниматолог, — улыбается Владимир Владимирович. — Она прекрасно понимает специфику нашей работы.

Кстати, «медицинские» семьи — это скорее правило, чем исключение.

— Моя супруга — врач, и сменить обстановку, отвлечься от медицинской тематики дома получается не всегда, — говорит Павел Богатырев. — Хотя на самом деле очень важно, когда супруги на одной волне. Тогда никаких вопросов по поводу дежурств или вызовов во внеурочное время не возникает.

— Мне повезло со второй половинкой, она дочь хирурга, выросла в семье заведующего хирургией ЦРБ, — говорит Алексей Родичев. — Она понимает, что я могу сорваться в больницу среди ночи или меня могут вызвать с дачи, куда мы приехали на выходной с семьей. Уходя с работы, я стараюсь оставить все здесь, но полностью абстрагироваться не получается, ведь жена тоже медик и у нас есть общие больные. (Улыбается.) Но все же дома я стараюсь в первую очередь быть не хирургом, а мужем и отцом.


Марина Алексеева, газета «Голос Череповца»

Источник: http://35media.ru/articles/2018/12/19/hirurgam-nelzya-bez-sh...


Предыдущее:

Интервью с врачами. 5. Сосудистый хирург Игорь Нефёдов

https://pikabu.ru/story/intervyu_s_vrachami_5_sosudistyiy_kh...