И снова про сгущенку⁠⁠

Варил я тут в очередной раз сгущенное молоко и подумалось... Мне кажется, что варить сгущенное молоко придумал кто-то изобретательный и любящий всякие нестандартные ништяки. А еще, мне кажется, этот человек был внимательным, с памятью у него было всё в порядке, и он не отвлекался на мелочи. Сейчас расскажу, почему я так думаю.

Пять лет назад сеструха, накануне своего дня рождения, забегает часов в 8-9 вечера и с порога такая:

– У вас орехи грецкие есть? Мне на торт надо.

– Есть, говорим, заходи, чая попей пока, сейчас завалы в кладовой разберем, достанем тебе орехов.

– О! Чай! Збс! – потирает руки.

Ну и зашла. Слово за слово, разговорились. Рассказала, как салаты нарезала, как порядок наводила, как у нее, впервые за всю жизнь, готово всё заранее и завтра только стол накрыть осталось. А сегодня, вот, только торт доделать. Сгущенку доварить, да орехов наколоть, чтобы пересыпать, перемазать, украсить.

А стоит отметить, что это 2015-й год был. У нас стрельба во всю и все, даже дети (тем более – дети!) в курсе, что это такое и чем чревато. Если где-то рядом начинается – бегом в канаву, голову руками закрыть и замереть как мышка! До автоматизма доведено. Но день тогда, на удивление, тихий был. Отдыхали взрослые дядьки от войны.

Короче, пока сестра хвастается своими достижениями на почве кулинарных изысков, звонит, значит, дочка ее и будничным таким голосом, потому что много раз инструктирована, в трубку:

– VampiRUS, позови маму.

Я ж маме трубку даю и мама с криком:

– Ахтыжебанаясгущенканахуй!

Хватает орехи и, не зашнуровывая обувку, ломится в двери.

Мы-то 2 и 2 сложили сразу. Поняли, что увлеклась сестрёнка трындежом, да и забыла нафиг про сгущенку.

Так и оказалось: спустя пять минут уже сеструха набирает меня и рыдает как жители КНДР на похоронах Ким Чен Ира.

– Я ж, – говорит, – впервые в жизни… а оно ж, – говорит, – как ебанет… ой, – говорит, – нахуй мне тот день рождения не облокотился теперь… Ай, – говорит, – я ж трое суток с обоев сгущенку отмывать буду-у-у-у-у…

И плавно так на волчий вой переходит.

Ну оно и понятно. Представьте, что вы строите домик из карт. И осталось две последних наверх поставить. Вы задержали дыхание и аккуратно их ставите сверху, а тут кто-то решил пошутить и снизу одну карту – дерг! Представили? Так вот кухня, покрытая равномерным слоем сгущенки, расстраивает гораздо сильнее.

– Так, – говорит супруга, – пошли помогать человеку. А то прикинь стресс какой. Надо морально и по мере возможности физически поддержать.

Понятное дело, надо. Быстренько собрались и к ней домой, кухню драить помогать. Заходим, а там – инсталляция. «Черная кухня Малевича, только коричневая», в цвет вареной сгущенки. И посреди кухни, с тряпкой в руках, прямо на полу, сидит рыдающая сеструха и придумывает абсурдные версии названия завтрашнего праздника.

– Хуей пизденья, блять… сука, день хуетень, праздник-блять-хуяздник…

И в промежутках между формулировками тоскливо всхлипывает.

Взяли тряпки, набрали воды в ведра-тазики, давай кухню в порядок приводить. Со стен (слава богу, обои моющиеся) отмывать, с плафона, стола. Ей богу, никогда бы в жизни не подумал, что одной банкой сгущенки можно целую кухню перекрасить. Оказывается, можно! Да еще и фигурно так. Абстракционизм чистой воды! Если дать этому великолепию засохнуть, можно продавать квартиру, на серьезных щах утверждая, что всё это великолепие – тонкий дизайнерский ход. И будет не только звучать, но и выглядеть убедительно.

Пока мы, матерясь как муравьи перед дождем, возимся – племяха бегает рядом, помогает изо всех своих племяшечьих сил. То пальцем сгущёнку с холодильника сотрёт и палец оближет, то, забывшись, жопой на стул сгущенкой заляпанный сядет. Короче, кухня потихоньку принимает первоначальный вид, а сеструха даже улыбается сквозь слезы, оттирая очередную поверхность от липкой сладкой коричневой массы.

Спрашиваю у племяхи:

– Сильно испугалась, когда бухнуло?

– Нет, – говорит, – взяла телефон и под диван спряталась. А из-под дивана уже позвонила.

– Во, учись у дочери своей, – сестре говорю. – Хладнокровна в любой ситуации.

И сеструха в этот момент, стоявшая на стуле и оттиравшая верх пенала, начинает истерично ржать. Странно, думаю, шутка, вроде бы и не пик юмористических вершин, а такая реакция неожиданная. А потом она достает пакет с пенала, протягивает его нам, все так же истерично хохоча, и сквозь смех орет:

– Орехибля! Понимаетебля!? Орехисука!

Оказывается, орехи, за которыми она пошла к нам, попутно поставив сгущенку вариться, которая в свою очередь кухню ей перекрасила, у нее и так были. Просто она их не нашла и решила, что за орехами нужно сходить к нам в гости.

Ну вот… сходила.

Но с другой стороны, если б не поленилась на пенале посмотреть, то сейчас бы не было прекрасной традиции – дарить сеструхе каждый год, помимо подарка, банку сгущенки.

Поэтому я и предполагаю, что варить сгущенное молоко придумал кто-то внимательный с хорошей памятью и не отвлекающийся по мелочам. Потому что если бы его первая банка сгущенки взорвалась, он бы о таком способе приготовления вряд ли стал бы рассказывать.