Госпитальные будни 5
Продолжение Госпитальные будни 4
Госпитальные будни 5
Вот и настало время для операции по резекции нерва. Пришла сестричка, говорит, давай, готовься. Послезавтра клизма, и вперёд, на операцию.
-Анют, я не хочу клизму. Я её боюсь! – я умоляюще сложил руки.
-Один раз не педераст! –хохотнул Гриша. Ему пуля попала в грудь, прошла навылет, но фрагментировалась внутри. – Главное не привыкни!
-То-то ты зачастил на операции! – оборвала его медсестра, и обратилась уже ко мне. –Если ты обосрёшься на операционном столе, кто отвечать будет? Я?
- Анют, я жрать не буду эти два дня! Честно! –я истово закивал головой. – Мамой клянусь!
Девушка задумчиво поправила халат, и приняла решение.
-Хорошо. Но если обосрёшься, месть моя будет страшна. Ты не представляешь, как мы сможем тебе осложнить жизнь. –мило мне улыбнулась. –Запомни.
-Нене, всё будет норм. –я облегченно выдохнул. Ну вот не хотел я клизму. Да и выслушивать потом плоские армейские шутки, хоть и беззлобные, не было особого желания.
Аня вышла в коридор, но тут же вернулась обратно. Окинула взглядом палату.
-Так, к вам школьники идут. Лица делаем бодрые, от боли не морщимся.
-Не получится у меня. –замотанный в бинты по глаза прапор Саня издал короткий хрип. Смеялся походу.
-Тебе и не нужно, лишенец. –припечатала та.- Даже рот не открывай.
Я задумчиво почесал ухо и ногой задвинул костыли под кровать. Прапора привезли из реанимации не так давно, говорить ему было больно, потому он больше молчал.
-Почему лишенец? –спросил кто-то из парней.
-А как его ещё назвать? –зло ухмыльнулась девушка. –Сосед мой. Самогон ночью гнал, стал флягу с плиты снимать, или поправлять, крышка и открылась. Вот, теперь красивый такой здесь лежит, а парнишка без ноги в коридоре.
-Ань, ну зачем… -прогундосил Саня.
-А затем! Чтоб знали все, кто ты есть! Сволочь. Мы всей коммуналкой после тебя тридцать литров браги с пола тряпками собирали. Все вещи провонялись. –её глаза метали молнии, грудь вздымалась.
В дверь робко постучались, и она приоткрылась.
-Можно к вам?
- Проходите! – Анюта широко открыла дверь.
- Здравствуйте, мы из 6А класса, школы номер такой-то! –бодро начала девочка с бантиками. – Мы пришли вам сказать, как мы ценим, что вы воюете против бандитов, что бы они не могли приехать к нам и похищать людей!
Пришлось нам всем рассказать кратенько, как мы сюда попали. Ну кроме Мотоциклиста, что притворялся спящим, и Самогонщика, прилипли потом к ним эти клички…
-А вы, наверное, в танке горели? – обратилась она к прапору Сане. Тот что-то горестно промычал, что можно было интерпретировать по-всякому. Мы напряглись, сдерживая рвущийся их груди смех, и дали ему волю, как только за последним ребёнком закрылась дверь. Хохотали так, что Гриша через пару минут закашлялся…
-Всё, прекратили ржать! –метнулась к нему Аня, перевернула его на бок, и в руки сунула банку, куда он сплёвывал красные сгустки.
Я держал в руке полиэтиленовый пакет с яблоком и апельсином, а на кровати лежала открытка. Вспоминал слова этой девочки. Мы все не раз задавались этим вопросом, за что мы воевали. За что гибли. Теперь я знаю, за что.
***
Настал день операции, мне сделали укол, я разделся до гола, завернулся в простынь, и стал ждать каталку. Приехала, я неловко взгромоздился на холодное железо(или алюминий?), прикрытое лишь простынёй в один слой.
-Полотенце снимай. – Люда требовательно протянула руку. – Оно тебе больше не понадобится.
Я аккуратно снял с ноги полотенце, морщась от боли, вызванной падением температуры кожи, и мы поехали. Над головой пролетали светильники, оставляя за собой длинный шлейф. И вот я в операционной, на соседнем столе уже пластали какого то парня, но мне, по большому счёту, уже было наплевать, сознание после укола стало мутиться.
-Видишь? – врач показал мне тонюсенькую прозрачную трубочку.
-Да, -заплетающимся языком ответил я.
-Смотри. Сейчас мы сделаем разрез на пояснице, засунем туда трубку, и по ней будем подавать обезболивающее прямо на нерв отходящий от позвоночника, -глаза внимательно следили за моей реакцией,- потом… Ты меня слышишь? Сколько пальцев?
Он махнул рукой перед моим лицом. Я хотел ответить, что явно больше пяти, но не смог.
-Начинаем!
Отходил я от наркоза тяжело. Может, сказалось то, что нужный срок между операциями не выдержан? Не знаю. Пацаны рассказывали, что им жутко было. Я орал на несколько голосов, метался на кровати так, что им приходилось меня держать, а когда ставили капельницу, то привязывали меня бинтами к кровати. Грозился всех убить, за то, что они не дают мне встать. Затихал лишь тогда, когда они вставляли мне в губы незажжённую сигарету. Я честно её пытался курить.
На следующее утро я проснулся. Солнышко ласково светило в окошко, и у меня ничего не болело.
Я был счастлив. В голове было пусто.
-Как дела? – здоровый как медведь, заведующий травматологией, полковник, пришёл на обход. Значит понедельник
-Хорошо. –ответил я. –Ничего не болит.
-Наслаждайся пока. –перешёл с следующей кровати, - скоро начнёт.
Вот как… Блииин…
-Тебе когда аппарат сняли? –сел на кровать к Сереге. У того было ранение в голень, с раздроблением кости. Аппарат сняли, и теперь он аккуратно ходил по коридору с палочкой. –Уже (сколько то) недели? Ну ка, дай ка сюда. Он положил Серёгину ногу себе на бедро, взялся одной рукой за колено, с другой застопу. И стал гнуть. Твою ж мать! Голень реально сгибалась! Я аж вспотел. Когда раздался хруст, у многих из нас в груди похолодело. Серега придушенно замычал, пуча глаза.
-Не срослась. А я уж тебя выписывать хотел. На рентген его. И в гипс, если смещения нет. -стал пальцами прощупывать место перелома.-Но вроде нет.
Когда он ушёл, Мотоциклист вытер вспотевший лоб:
-Да ну нахер. Надо с мамой поговорить, может, переведёт меня в гражданскую больницу.
Я хмыкнул.
Мама. Ну да. А то сначала мамашка была.
