Гончие псы. 4-я часть⁠⁠

Заранее хочу извиниться перед своими подписчиками. Новых глав долго не было. Завал на работе, переезд. Да ещё проблемы с текстом. В моём исходном черновике почти все охотники были статистами, но я решил сделать их более заметными персонажами. И вот эта переделка из статистов с одной-двумя репликами в полноценных персонажей со своими характерами и придуманными с нуля предысториями съели много времени.

И, боюсь, что следующая глава также выйдет с опозданием. Глава лёгкая, много текста, мало реплик, исходный черновик придётся править по минимуму. Но до середины мая работа откусит хороший кусок свободного времени. Так что две недели на следующую часть в лучшем случае. А там уже лето не за горами, отпуск, и можно будет вернуться к старому темпу.

9.

Кот даже немного перестарался. Старший и Младший, Грешник, Мышь, Спичка, Заноза сидели на своих рюкзаках вдоль стены казармы, укрываясь от солнца в хилой тени, и коротали время за разговорами под сигарету. Я поспешил к ним, Заноза подвинулась в сторону, освобождая место, и я грохнулся возле неё. На пару минут воцарилась тишина, а потом Заноза сплюнула вязкую табачную слюну и озвучила общее мнение:

- Шеф. Я, блин, всё понимаю. Что и я, и ты, и вся наша кодла осуждена на смертную казнь, а потому нашего мнения не спрашивают. И я, блин, счастлива отдать жизнь, и свою, и особенно вон того святого урода, - она ткнула пальцем в Грешника. – Ради мира и спокойствия в Империи. Но можно нам рисковать своей жопой ну хоть немного пореже.

- Ругательство – грех. – Прохрипел Грешник.

- Ой, да иди ты! Шеф, я…

- Мясник умер. – Прервал я её.

Заноза переменилась в лице и даже забыла обругать Грешника за то, что он начал бормотать себе под нос очередную молитву. Я использовал образовавшуюся паузу и начал раздавать команды:

- Старший с Младшим тянут снарягу к колонне. Поедем на первой «коробочке». Мышь, сгоняй к разведке за свежими картами. Прошёл уже месяц, пора их обновить. Спичка, Заноза, видите вот эту сотню «грачей»? К моему большому сожалению, нам придётся за ними приглядывать. Так что сходите к ним, представьтесь. И покошмарьте их немного для начала, чтобы не питали иллюзий насчёт своего места в жизни. Но! Офицера не трогать. И вот тех двух в масках тоже. Грешник! Досмотри их мешки на предмет контрабанды. Спичка, всё незаконное, что найдёшь при них, можешь сжечь. Показательно, прямо на плацу. Покайфуй немного. Кот, тебе самое сложное. Мы остались без врача, а санитарам из этих новобранцев я не доверю зашить даже дырку в носке. Метнись в госпиталь и найди мне достаточно безбашенного врача. Который хотя бы согласится сопроводить нас до «скорбной Бетти», и починить нас после охоты. Всё, погнали!

Охотники не спеша поднимались и расходились в разные стороны. Старший и Младший подхватили с двух сторон здоровенный ящик с разным полезным барахлом, и поволокли его к выходу из крепости. Двое братьев-близнецов из береговых Нортов. Их настоящие имена ни один нормальный имперец всё равно не смог бы выговорить, так что прозвища за ними закрепились сразу же. Несмотря на тот факт, что их разница в возрасте исчислялась минутами.

Один рядовой из их роты однажды сказал братьям что-то нехорошее. Что-то из разряда оскорблений, за которые на островах убивают на месте. Так и случилось. После расправы братья пришли к своему ротному командиру и сознались во всём. Им грозила виселица, но я забрал их к себе. Я так и не дождался от них ни одного слова благодарности, но как говорят на островах: «Один поступок говорит о человеке больше, чем сотни слов». А их поступки говорили мне, что они благодарны.

Спичка с Занозой, в предвкушении потирая руки, не спеша, вразвалочку пошли к гвардейцам, а мне оставалось лишь устроиться поудобнее в теньке и наслаждаться шоу. Эта пара – настоящие мастера в раздувании пожаров на ровном месте. Разница была лишь в том, что Заноза своим поведением и лексиконом смогла бы довести до белого каления даже святого Мерика. Собственно, её язык и довёл её до места среди «охотников». Всё-таки не стоит стебаться над приехавшим в пустошь с инспекцией штабным генералом. И тем более не стоит бить его по морде. И главное – не стоит на суде надеяться, что генерал не окажется мстительным сукиным сыном и согласится на снисхождение по той причине, что ты женщина и штабной офицер.

А Спичка после словесных пожаров переходил к пожарам настоящим. Казалось бы, что ему мешало тихо просидеть свои две тысячи дней на складе ГСМ? Нет, надо было посраться с командиром, а потом запереть его на складе и сжечь. Даже сейчас я не знаю, почему я решил дать ему второй шанс.

Заноза водила взглядом по рядам гвардейцев, выбирая себе первую жертву, Спичка рассеянно улыбался, щёлкая крышкой самодельной зажигалки. А в десятке шагов за ними скромно ожидал своей очереди на стрессирование гвардейцев Грешник. Бывший таможенник, в задачи которого входила борьба с контрабандой в пустошь и обратно. И с этой работой он справлялся отлично, пока сам не стал источником запрещённой в пустошах вещи – религии. Нет, церковь святого Мерика не запрещена в Империи, но вот инквизиция очень не любит внедрение посторонних мыслей в головы солдат империи. Так что место среди охотников стало ещё очень слабым наказанием для новоиспечённого проповедника. Грешник поначалу невероятно бесил остальных штрафников своими непрекращающимися попытками приобщить любого, кто имел несчастье задержаться возле него на минуту, к свету истинной веры. Но у Грешника остались связи в таможне, и тонкий, почти незаметный ручеёк контрабанды потёк в нашу казарму. И после нескольких бутылок хорошего вина, сигарет не из сушёной соломы, писем и свежих газет охотники решили, что это неплохая компенсация за необходимость каждый день лицезреть его постную физиономию. В конце концов, человек способен привыкнуть практически ко всему, и я со временем научился отфильтровывать и выбрасывать из шумового потока вечное бормотание Грешника.

Мышь закинул на спину рацию и, сгорбившись под её весом, медленно поволочился за картами. Как обычно, пошатываясь на каждом шагу, словно рация весит больше него, шмыгая носом и бормоча почти неслышные жалобы на всё на свете. Год назад, когда я забрал его в отряд, я был уверен, что этот сопляк не протянет у нас и пары недель. Поначалу другие охотники даже делали ставки на то, что же наконец прикончит Мышь? На прокажённых никто не ставил, все были уверены, что либо рация наконец сломает мышке спину, или он запутается в собственных ногах, запнётся и расшибёт себе башку об камни. На самый крайний случай, при встрече с прокажёнными просто умрёт от страха. Но вот он, еле живой и совсем не здоровый, но всё равно упрямо отказывающийся умирать, да ещё и умудрившийся принести пользу охотникам. Я так и не сумел понять, как Мышь умудряется держать связь даже в тех местах, где любая другая электроника отказывается работать в принципе. Может, всё дело в особых, я бы даже сказал интимных, отношениях Мыши и его рации? Они не расстаются ни на минуту, он спит и ест с рацией на спине. Если бы законы империи позволяли, он бы женился на ней.

И второй момент, который я так и не узнал о Мыши. И на суде, и потом, когда я решал, брать ли его во взвод, он так и не сказал, специально ли он сообщил ложные координаты, отправив целый взвод в засаду одержимых, или это была трагическая ошибка. Такое чувство, что и он сам не хочет этого знать.

Кот, как обычно, воспринял команду слишком буквально, и так «метнулся», что уже скрылся за воротами госпиталя. Надеюсь, что он ничего не стащит у врачей. Патологическая клептомания уже довела его до штрафного взвода. Да и ухудшение и так уже плохого отношения ко мне и моим подопечным мне не нужно. Уезжая из пустоши, я бы с огромным удовольствием помахал бы из окна поезда в сторону госпиталя средними пальцами обеих рук. Но мне тут ещё год жить, и у меня все шансы попасть на стол к хирургам, мечтающим меня не вылечить, а добить, и списать всё на врачебную ошибку.

Так что мне остаётся надеяться только на все пробивающее обаяние Кота, и его маниакальное стремление выполнить любой мой приказ. Мне даже интересно, что случится, если я прикажу ему броситься со скалы?

Ну а пока у меня образовались несколько свободных минут, потраченных мной на созерцание прекрасного. Моя троица из хрупкой девушки, чахлого святоши и рассеянного пиромана «строили» сотню крепких парней. Подгоняемые Занозой, гвардейцы метались по плацу, словно муравьи по раздавленному муравейнику. Скидывали ранцы на проверку. Снимали чёрную форму, скидывали её в одну огромную кучу, и торопливо переодевались в лёгкую, песочного цвета, форму. Стоило кому-то замешкаться, как на него налетала Заноза с такой руганью, что я поневоле радовался, что шум ветра хоть немного заглушает её крик. Грешник потрошил ранцы, и поверх груды старой формы начала расти корка из гвардейской контрабанды. Письма, фотографии, деньги, карты, бутылки с явно горючим содержимым – всё это быстро пополняло груду одежды, сопровождаемое нравоучительными комментариями Грешника вроде «Чревоугодие – грех» или «нарушение пункта пятого второго параграфа о карантине в пустоши». Несколько гвардейцев рискнули возмутиться, но быстро заткнулись, когда Спичка предложил «высказать свои претензии лично ему».

Вы закономерно спросите «и зачем всё это?». Причины две. Первая - Империи существует одна странная вещь, которую я давно уже перестал даже пытаться понять, и просто принимаю как данность. И имя ей – традиция. Я не знаю, почему устав запрещает какое угодно информационное сообщение между Пустошью и остальной Империей. Я просто жгу контрабандные письма, фотографии и газеты. Я понятия не имею, почему традиция велит оставлять новобранцев прожариваться на плацу, а потом заставлять здесь же переодеваться. В уставе ничего подобного нет, но вот через несколько минут эти гвардейцы будут маршировать к своему транспорту прожаренные до хрустящей корочки и с полными трусами мелкого песка. Ах да, почти новую чёрную форму сожгут. Зачем? Не спрашивайте! Традиция! Видимо, когда-то давно скучающие дембеля решили поиздеваться над салагами. Те через несколько лет повторили это с новыми бойцами. И вот, жесткая шутка стала ритуалом посвящения в «пустынники», и теперь даже полковник, даже главнокомандующий из Дома Льва не отменит её. Всё! Традиции святы!

А вторая причина – сугубо личная. Всё, что мне досталось в наследство от моего Дома – этот кулон, острый обсидиановый шип в серебряном плетении, и проклятая «аристократическая» внешность. Не помогает ничто, всё равно при первом взгляде на меня любой видит хрупкого подростка, а не ветерана войны. Нет, в столице во время увольнительных смазливая внешность сильно помогала в ускорении процесса затаскивания девушек в постель. Но вот здесь…

В своё время мне пришлось почти об каждого из «охотников» стесать костяшки пальцев, доходчиво объясняя им разницу между моей внешностью и моим характером. И я уже порядком устал от этого. Так что сейчас мои ребята, совмещая приятное с полезным, делали эту работу за меня. И сами развлекались, при этом выполняя обязательную программу по чистке новобранцев от контрабанды, и меня избавляли от необходимости кулаками вбивать в гвардейцев мысль о том, что меня стоит слушаться.

Так что всё шло своим чередом, и я, прикрыв глаза, наслаждался долетающими до меня восхитительными фразами Занозы вроде «А ну быстрее скидывайте это черное тряпьё, вы одеты не по местной моде! Ты! Чего мнёмся, кого стесняемся? Перед девками никогда не раздевался? Или у тебя это в первый раз?». Ей вторил Грешник, каждому бойцу лично выдавая список нарушенных ими пунктов устава и смертных грехов. А с другой стороны доносилось методичное щёлканье зажигалки Спички. Под эту восхитительную какофонию я чуть не заснул, но вовремя вернулся с докладом Кот.

- Шеф?

Я поднял голову. У Кота был такой же виноватый вид, как у наказанного кота, разбившего горшок с цветком. Он собрался с духом и затараторил:

- Приказ выполнен, врач сейчас подойдёт. Она согласна сопровождать нас на этом задании. Разрешите идти?

И, не дождавшись ответа, со всех ног рванул подальше от меня, даже не замедлившись ни на секунду после долетевшего ему в спину закономерного вопроса «Она?».

Впрочем, ответ и не понадобился. Двери госпиталя открылись, и из них вышла Доктор Эми Пирс.

10.

Моим первым и вполне естественным желанием было подхватить карабин и застрелить Кота в спину. В принципе, я даже имел на это право. В отчёте можно написать, что «заметил сержанта Григгса удаляющимся с территории базы на большой скорости, и расценил это как попытку дезертировать». Но потом осознал, что во всём произошедшем виноват сам. Кот как всегда дословно выполнил приказ. Он нашёл врача, согласного принять участие в нашем сафари? Нашёл. Я же не уточнял, что Эми – последняя из «белохалатников», чей жизнью я бы хотел рисковать. И что к врачам она имеет несколько опосредованное отношение. Как говорится, сержант не офицер, психиатр не врач. Но вот она здесь, тащит здоровенную сумку со всякой медицинской фигнёй. Думаю, что в ней одних бинтов хватит, чтобы сделать из всего моего отряда мумий. Так ещё нацепила бронежилет и каску, от веса которых её хрупкую фигурку окончательно согнуло.

И всё равно я любовался ей. Даже в мешковатой, не по размеру, форме, с так и норовившей закрыть глаза каской, она отлично выглядела. Даже слишком. Уже почти все гвардейцы, игнорируя всё нарастающие выкрики Занозы, раздевали Эми глазами. И если вы думаете, что в Пустошах дефицит женского тела, и поэтому через пять лет пребывания здесь любая девушка начнёт казаться гораздо красивее, чем есть на самом деле, то за редким исключением вы правы. Эми – как раз такое редкое исключение. С такой эталонной фигурой, роскошными белыми волосами и большими голубыми глазами ей можно было вообще не париться о таких заморочках, как воспитание, образование, профессия. Ей бы было достаточно просто выглядеть красиво. Но вот она здесь, собирает материал для своей диссертации, а каждую свободную минуту тратит на спасение жизней, в отличие от большинства здешних врачей не делая разницы между добропорядочными гвардейцами и всяким отребьем вроде моих охотников.

А Эми уже подошла к толпе гвардейцев. И, вместо того, чтобы побыстрее пройти мимо сотни озабоченных мужиков, направилась к ним. С ней всегда так. Я н знаю ни одного настолько же компанейского человека, как Эми. В нашем полку суммарно несколько тысяч человек. И её знают и любят все. «Как там Эми?», «передай ей привет». Люди, кто вы все? Я вас вижу первый раз, но вы все знаете мою девушку! И, что самое удивительное, когда я передаю ей привет «от того капитана со склада, с которым ты поговорила десять секунд», она его помнит! Как! Как в этой прелестной голове, битком набитой всякой медицинской фигнёй, остаётся место для тысяч людей! Их имён и фамилий, историй всей их жизни, радостей и горестей. Да блин, даже кличек домашних животных! Вот и сейчас она заталкивала в свою память ещё сотню человек. Улыбалась им, смеялась над их тупыми шутками. Никого не обидела ни словом, ни жестом, и за пару минут приобрела ещё сотню друзей. Поклонилась Патрику, заставит того неловко изображать ответный поклон, обняла Грешника, вогнав его в краску, что-то прошептала на ухо Занозе, заставив её заржать как лошадь, похлопала по спине Спичку, и только потом пошла ко мне. Теперь уже была моя очередь сдвигаться с насиженного места, и Эми уселась возле меня, не забыв бережно поставить медицинскую сумку поглубже в тень. И сразу начала:

- Маркус, давай сразу определимся. Ты против того, чтобы я рисковала собой. Так?

Я молча кивнул.

- А я против того, чтобы ты лишний раз рисковал собой, влезая в самое пекло без подстраховки. Я упряма не меньше тебя. Так что можем либо вечно тут спорить, либо прийти к компромиссу. Я поеду с вами и дождусь вас на «Бетти».

- В окружении сотни новобранцев, не знающих, с какой стороны браться за оружие, зато прекрасно знающих, что делать с одинокой девушкой, пока её парень на охоте.

- О, а вот и ревность подъехала. – Фыркнула Эми. – А как же лорд Грифон? Он за мной присмотрит. Или ему ты тоже не доверяешь?

- Доверяю. – Через несколько секунд молчания был вынужден признать я. – Ладно, будь по твоему. Опять.

С ней бесполезно спорить. Она ассистировала на операциях, куда не-хирургам вход запрещён. Она добилась разрешения на отправку в Пустошь, куда гражданским нельзя в принципе. Добилась разрешения на сбор и вывоз материалов для своей диссертации, и последующую открытую публикацию, когда солдатам запрещается даже отправка писем домой. «Добро» на последнее она получила лично от министра обороны, лорда Льва, добившись личной встречи. Не знаю и знать не хочу, какими методами она вынудила старого вояку нарушить почти восьмисотлетнюю традицию. Так что мои жалкие попытки помешать её решениям были сравнимы с попыткой драться с ветром.

- Ну, вот видишь, соглашаться со мной не так уж и сложно. – Улыбнулась Эми. Поднялась, подхватила сумку, отряхнула с неё пыль и протянула мне руку, помогая подняться. Покосилась на гвардейцев, убеждаясь, что они по-прежнему смотрят на неё, вывела меня из тени, и поцеловала. Долго, с чувством, напоказ всем. Пояснила:

- Это скорее для них, чем для тебя. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, чья я. На слово тебе всё равно не поверят. А теперь, если можно, убери руки с моей, кхм, талии.

- Сам не знаю, как они там оказались. – Попробовал соврать я.

- Терпение. – Попросила Эми, не особо пытаясь вылезти из моих объятий. – Две недели. Твой долг будет прощён, мои дела здесь давно закончены, и мы вернёмся домой.

- Я не вернусь. – Сказал я, даже не успев подумать, стоило ли говорить. Не умею я врать. А Эми врать просто не могу.

- Смешно. – Улыбнулась Эми. А потом всмотрелась в моё лицо, и улыбка поехала вниз. Она стряхнула мои руки, отошла на шаг. Поморщилась, потирая лоб, и продолжила. – Почему? А, не отвечай, догадаюсь сама. Ты опять кому-то должен? Сначала Империи, потом Лорду Блевуду. Теперь кому? А, неважно. Сколько?

- Год.

Эми часто покивала. Оглянулась по сторонам, словно ища кого-нибудь, кто поможет ей повлиять на меня. Старалась унять дрожащие губы и не расплакаться. А я стоял столбом, зная, что всё равно ничего не смогу изменить. Просто ждал, что она скажет.

- Ладно. Выполним это задание, и я уезжаю. Без тебя. – Она стянула с плеча сумку и бросила её мне под ноги. – Сам понесёшь.

Эми развернулась, сделала пару шагов. Резко остановилась, передумав, вернулась ко мне и снова поцеловала. Отошла, и начала загибать пальцы:

- Первое – ты козёл. Второе – я всё равно тебя люблю. Третье – я всё равно уеду. Четвёртое – но буду ждать тебя. И последнее – если ты сдохнешь на этом задании или любом другом в течение этого года, можешь считать, что между нами всё кончено.

Эми посмотрела на свои пальцы, кивая, словно прикидывала в голове, все ли пункты своего заявления она озвучила, и пошла от меня, опустив голову, расшвыривая сапогами песок. А я закинул сумку Эми на плечо и вернулся за своим рюкзаком, всё пытаясь согнать лезущую на лицо улыбку. Я был уверен, что с ней всё будет намного хуже. И только сейчас обратил внимание на время. Десять утра, опаздываем. Надо успеть до захода солнца добраться до «Бетти».

Этот безумный день только начинался, а я уже от него устал.