Голодные и страшные 90-е и 00-е (часть вторая)⁠⁠

Длиннопост.
Итак, мать, которой надоела спокойная и размеренная жизнь, решила разбавить её приключениями и спиртом. Как следствие её (вместе со мной) выгнали из того дома, где мы жили. Так как вечно пьяная, таскающая из дома вещи, устраивающая скандалы женщина не нужна никому. На наше счастье скитание было не долгим, она встретила какую-то знакомую, с которой зналаст ещё в пору беременности мной. Та рассказала её про деревню на отшибе, что мол в пустые дома, неприватизированные, по разрешению сельсовета, можно заселиться. На, где-то нашкрябанные, последние копейки мы поехали туда. Деревня - остаток некогда большого колхоза, три улицы, полторы сотни дворов, процентов тридцать домов - пустые. Но в этой деревне была школа, куда даже привозили учеников из соседних деревень. Нас поселили в давно пустующий дом, огород там зарос бурьяном под два метра. Это был август месяц, так что посадить картошку мы бы всё равно не успели, даже если б хотели и могли. Мать определила меня в школу и пошла искать... Нет, не работу, друзей. Естественно запойных алкашей, бичей. Нашла их быстро и много. Те с удовольствие приняли нового воина в своё войско. Стоит сказать, что три предыдущих года в городе, в окружении друзей, сделали из меня какую никакую личность, со своими принципами и интересами. Но молодёжь деревни жила по другим принципам. Я не знаю, я ли так попал, или тогда это было повсеместно, но каждый школьник от пятого до одиннадцатого класса считал себя "ровным пацаном по жизни, живущим по понятиям". Короче все они были ауешниками. А мне эта субкультура была очень чужда и противна. Это всё и определило. Я быстро стал изгоем, "нитакимкаквсе". И не только по причине разных культурных взглядов. Мать пила по чёрному, не работала. Денег не было вообще. У многих детей, проецируется образ родителя на тех детей, с которыми они общаются. Мою мать видели постоянно пьяной, грязной, в блевотине, среди грязных алкашей, пускающих ее по кругу по среди бела дня, в каком нибудь лесочке или во дворе. Отношение ко мне было соответствующие. В школе даже приезжие ученики, которых обошла ауе-культкра, чурались меня, никто со мной не общался. Я получил кличку "бомж". В школе мне дали бесплатное питание, как ребёнку из малоимущей семьи. И этот был тот еще позор. На тему, что меня кормят бесплатно было придумано столько унижающих комментариев, котрые до сих пор отзываются болью в душе, что страшно вспомнить. К слову, на всю школу я был такой один. На три деревни один такой ребёнок. Остальные жили хорошо, начали появляться мобильные телефоны, мп-3 плееры. У меня не было даже телевизора, старого, какого-нибудь, советского. Отсутствие телевизора тоже было поводом для шуток, и чертой, характеризующей меня в их глазах. "Ой, да у него даже телевизора нет". Что это означало, я до сих пор не пойму. Отношения с местными не складывались, когда я начинал рассказывать про музыку, которая мне нравилась меня били, потому что пацаны не должны слушать ничего, кроме шансона и рэпчика. Когда я отказывался пить с ними самогон и курить коноплю (в деревне её росло очень много, и курили её все с малолетства), меня били. Сначала это была пародия на "бойцовский клуб", мне выбирали одного соперника, примерно моего возраста, и мы дрались один на один. В таких драках я чаще выигрывал, чем проигрывал. Местные это быстро поняли, и начали бить меня только в несколько человек. Сначала влазили в драки один на один, добавляя из-под тишка свои удары, потом просто месили сразу толпой. Я убегал домой. Но они приходили и туда. Смеялись над бедной обстановкой, отсутствием телека и над старым, еле работающим радио. Били меня там и попутно крушили в доме то, что было. Мать мои приключения не интересовали абсолютно. Она блуждала по деревне в компании бичей в поисках самогона, или какой-нибудь подработки, у кого-нибудь на огороде или на хозяйстве, ради того, чтобы за эту работу налили выпить.
Тогда я открыл для себя мир книг. Я ходил в местную сельскую библиотеку, брал там книги и читал. Библиотекарь был хороший мужик, он поддерживал меня, всегда помогал. Привозил из райцентра мне книги. Я искренне благодарен ему. Он понимал, что я не просто бегу от реальности, но книги помогают мне развиваться, заниматься самовоспитанием, раз уж меня не воспитывал никто. За книги я тоже получал, и физически и морально. Ходить в библиотеку и "читать книжки" у ауешников считалось лютым зашкваром. Не раз книги, котрые я брал в библиотеке, позже оказывались разорванными. Библиотекарь всё понимал, мы вместе с ним заклеивали книги скотчем.
Пару-тройку раз у матери случались моменты просветления. Она вспоминала, что у неё есть сын. И даже что-то пыталась сделать. Она встала на учёт по безработице и некоторое время получала пособие. Копейки, но на них можно было жить, даже с учётом, что половину она забирала на пропой. Она ходила пешком в райцентр, на эту биржу, это порядка, 30 километров, брала иногда меня с собой. Однажды она пришла с райцентра с деньгами, уже поздно вечером. Деревенский магазин был закрыт, она отдала мне деньги и сказала, чтобы я завтра купил на них продуктов, и пошла к своим друзьям. Там видать узнали, что у неё есть деньги, пристыдили её, что она пьёт за их счёт. Она пришла ночью, подняла меня и стала требовать эти деньги обратно. Я не давал. Мать избила меня. Сильно. К слову, я тогда был в седьмом классе. Мне было не столько больно и страшно, сколько обидно. Дико сильное чувство горечи и разочарования буквально захлестнуло меня. Я отдал ей деньги, она их все пропила. Эту обиду я не смогу простить никогда. Как и еще одну. Однажды, тоже в момент просветления, она также получила пособие по безработице и принесла мне в подарок две книги. Я не помню названия и автора, это были две части цикла, какой-то современный русский автор, пишущий дешёвую фэнтези. Но я читал такое. Фэнтези, фантастика, от Азимова и Бредбери до Перумова и Головачева. Я был рад этому книгам. Я их с удовольствием прочёл. Но однажды я их не нашёл дома. На вопрос "где книги" мать ничего не ответила. Спустя некоторое время, в библиотеке, Николай Иванович библиотекарь, показал мне их, они были подписаны мною, поэтому он понял, что книги мои. Оказывается, она где-то услышала, что кто-то хочет купить что-нибудь почитать магазине, в райцентре, и принесла ему мои книги. Сделка состоялась. Две книги были выменяны на бутылку самогона. Потом это мужик, что купил книги, сдал их в библиотеку, так как прочитал уже. А Николай Иванович, отдал их мне, увидел мою фамилию и отдал. Когда я забирал книги, я плакал. Я не хотел показывать слабость, но горькие слезы лились ручьём. Этого я тоже никогда не прощу матери.
Однажды к местным парням приехали на лето двоюродные братья, из города. Им быстро показали меня, как грушу для битья и объект для тренировки остроумия. Они решили, что не дело мне быть обычным человеком, и решили меня "опустить". Мне было 13 лет, им по 17–18. Один из них, зачинщик и автор идеи, шел до конца, брат его сбежал. Но завершить дело духу не хватило и инициатору. Кстати, это педофил сейчас работает или в ФСБ иди во фсин, насколько я знаю. Но слух, что я теперь "петух" разошёлся. В школе даже учителя относились ко мне с пренебрежением, смотрели с укором, словно это я виноват во всём, что со мной происходило. Эту же идею прививала мне и мать. Что все трудности и сложности на котрые она идёт, она обрекает себя на это ради меня. Я виноват в том, что её жизнь превратилась в выгребную яму. Ведь всё это из-за меня. Как я сейчас понимаю, она имела ввиду в принципе моё существование. Тут меня спросили, почему я не сбежал. Когда я жил с садистом, будучи дошкольником и учеником 1-2 классов, я и не думал об этом, слишком мал был. Потом жизнь на пару лет налалилась. А потом бежать было некуда. Я и так жил в этой деревне по большей части самостоятельно. Мать бухала где-то там. Найти дрова, растопить печь, приготовит какую-то еду, котрую я смог наклянчить у дворов, всё это сам. Обычно мой день выглядел так: школа, потом в лес за дровами, нарубить их, растопить печку, сварить пустой картошки, так как кроме неё мне ничего не давали, ведра хватало где-то на неделю, сделать уроки, почитать книгу и спать. Вот и день прошёл. Летом это разбавлялось рыбалкой и собиранием грибов. Иногда работой на чьих нибудь огородах, за котрую и кормили, и еды с собой давали, и даже иногда сто рублей. Когда мать нашла себе постоянного трахальщика, мы переселились в его дом. У него хотябы был огород. На нем я тоже работа в основном один, но я знал, что это то, что не даст мне умереть с голоду. Я знал, что такое голодные обмороки и неделя без крошки во рту. И я работал на огороде за троих, лишь бы на нём всё росло. Пусть хоть картошка, на она помогала выжить.
К одиннадцатому классу я всё таки сломался. Я сам начал пить. Я не сдал экзамены, я никуда не поступил ( да и куда бы я поступил? Даже до города не было денег доехать). Отправили меня в армию. Но даже там я продолжал бухать. Мне было плевать на свою жизнь. Я вернулся обратно в деревню, и продолжил пить с матерью, с её друзьями. Нашёл своих собутыльников. Очнулся я в 23 года, когда на меня завели уголовное дело. Кого-то избил, что-то украл. Следующие два года я был в прострации. Совершил две попытки суицида. Обе неудачны, естественно. В двадцать пять лет, я начал потихоньку приходить в себя, ощущать себя живой личностью. Начал мечтать, работать, что-то делать. До этого я как бы и не жил вовсе. Словно меня не было. То есть я отрицаю весь этот опыт. Я не хочу быть человеком с таким бэкграундом. Вернее личностью, котрую подобный опыт сформировал. Не знаю, получается у меня это или нет. Но я не пью, не курю, занимаюсь спортом. Имеем с женой маленький бизнес. Я начал воплощать мечты раннего детства. Купил игровой комп, велик, гитару. Чувствую себя живым, настоящим. Во многом благодаря моей жене. Она сумела стать не плохим психотерапевтом мне. Я наконец-то счастлив.
Но червь зависти и злости всё также точит меня. Я искренне завидую людям, которые родились и жили в полных, любящих семьях, имели материальный достаток. Завидую и спрашиваю: "почему не я"? Ведь это лотерея, почему у меня именно так всё совпало? За что?
Не так давно я отыскал своего отца. Нашёл его номер, написал. Он ответил "о, привет, ты как, нормально? Ну я рад за тебя". И всё. А он, когда-то писал письма, заказывал переговорный пункт, угрожал чтобы мы отказались от алиментов, потому что он не может выехать за границу на лечение. Говорил мне, что если умрёт без этого лечения, то его смерть будет на моих руках. Я сначала хотел как следует ему всё высказать. Но не стал. Не считаю его достойным траты собственных нервов. А то, что высказывая ему, я буду нервничать, это понятно. Нет, пусть живёт себе. У него, оказалось, ещё есть дети, от разных женщин. Я не считаю себя его сыном. Я не считаю себя сыном матери. Я не общаюсь с ней уже очень давно. Я не знаю, жива ли она, или сгнила от самогонки в канаве, как многие её собутыльники. Плевать.
Долгое время, я отрицал свою жизнь. Отрицал, всё со мной случившееся. Но становилось только хуже. Когда я начал об этом рассказывать, сначала жене, потом подкасту 2х2 "Эскейп", он не вышел почему-то, мне становилось легче. Это такая терапия. И вам рассказать, как бывает, и самому отпустить это.