Герой Своей Эпохи Глава 8⁠⁠

Начинался март. Народ радовался скорой весне, хотя до настоящего тепла было ещё далеко. «Форд» Громова, рассекавший по улицам Москвы, весь был покрытый чёрной мокрой грязью. Серый, надоевший за долгую зиму снег, лежал на обочинах, грязно-коричневыми струйками стекал с газонов; колёса то и дело попадали в ямы, наполненные смесью талой воды и противолёдных реагентов, которыми всю зиму старательно засыпали дороги города. Попав колесом в одну из таких ям и выматерившись, Громов повернул машину на Бережковскую набережную. Мимо него пролетел чёрный лимузин, сопровождаемый двумя джипами с мигалками, так быстро, что Громов не успел рассмотреть номера. Справа одна полоса перекрыта – там вот уже полгода никак не могли уложить толстые чёрные трубы – громыхали тракторы, а рабочие-гастарбайтеры в синих комбинезонах и белых касках кричали что-то друг другу на непотном языке.

Из-за этого дорога Громова из дома на работу занимала, как минимум, на полчаса больше. На встречу, по противоположной стороне улицы, меся жидкую грязь огромными колесами ехала колонна серых милицейских УРАЛов. Громов полюбовался: совсем новые грузовики, недавно ещё партию закупили. Правда, куда именно они ехали, он себе не представлял. Никаких митингов и демонстраций в ближайшее время не намечалось, иначе бы он знал. «Значит, просто на учения», – подумал он, – «новую технику осваивают». Проехав дальше по набережной, он остановился на светофоре. В стороне на тротуаре Громов заметил троих молодых людей в балахонах, которых о чём-то расспрашивал полицейский наряд. Рядом стояла полицейская машина; на заднем сидении сидели ещё двое. Улицу перебегали спешащие по делам столичных жители, среди которых заметны были раскосые лица граждан ещё не так давно «дружественных союзных республик» или, как теперь их называли, «приезжих из ближнего зарубежья». Проехав несколько улиц, Громов попал в пробку. Здесь такого же вида рабочие расширяли проезжие полосы после того, как год назад их сузили для тротуара. В результате на дороге – полный хаос. Три полосы вливались в одну. Водители, сигналя и чертыхаясь, пытались влезть не в свою полосу, не соблюдая никаких правил. Раскатанная грязь из песка и снега липла на кузова машин. Простояв минут двадцать, прокляв Московскую Мэрию и обматерив всех водителей столицы, Громов, наконец, вырвался из этого дорожного капкана. Ещё через десять минут, уже напротив Кремля, Громов увидел человека с плакатом. Вокруг него стояли не меньше дюжины полицейских, трое из них о чём-то беседовали с пикетчиком, остальные стояли неподалеку, просто так, на всякий случай. Ещё сотня метров дороги, и прямо перед лицом Громова появился большой баннер с лицом Пахана и лозунгом: «План Пахана – План России»; недавно этими баннерами завесили полстолицы. Проехав мимо, Громов моментально про него забыл и снова углубился в свои мысли.

Уже через полчаса он, обойдя толпу в холле первого этажа здания Комитета и поднявшись на седьмой этаж, стоял у двери, ведущий в кабинет Начальника. Громкий бас Алексея Алексеевича буйствовал из-за двери. Ничего не сказав секретарше, Громов открыл дверь и вошёл в кабинет.

– Дебилы вы! Какие же вы дебилы! – Орал Начальник, – за этим же полстраны следит. Эти идиоты такой шум подняли! Чуть ли не в газетах начали писать!

Стычкин и Здычкин стояли по стойке смирно и таращились на Начальника.

– Ну, Алексей Алексеевич.., – хором канючили они.

– Не могут они ничего сделать, – оправдывался Стычкин, – говорят, что пытались…

– Нам тут день и ночь названивали, – подтвердил Здычкин, – надо же было что-то решать…

Громов, молча, подошел к столу.

– Ты полюбуйся на этих двух даунов, – обратился Начальник к Громову. Он так злился, что с его лба стекали капли пота. – Что натворили, а? Угадай что?!

Громов пожал плечами, его лицо было безучастным.

– Они, козлы, блядь. – Он тыкал пальцем в Стычкина и Здычкина, снова повысив голос, – велели ментам – ещё тем долбоёбам – окунуть мёртвую проститутку в кипяток, вытащить и заставить мать опознать её как свою дочь! – Он со всей силой ударил по столу кулаком. – Сказать, мол, вот она, нашли мы её.

Стычкин и Здычкин вздрогнули от удара и опустили головы.

Громов поднял брови, но ничего не сказал.

– Ну, Алексей Алексеевич, – умоляюще начал Здычкин, – кто же знал, что она такой шум поднимет.

– Кто знал?! – Взревел Начальник, – а то, что она шум подняла, когда дочь только пропала, вас не смутило, а? Козлы вы и есть козлы...

Начальник начал задыхаться и громко кашлять. Лицо побелело, кровь отхлынула от лица. Он достал платок и вытер пот со лба.

– Лучше бы ты, – обратился он к Стычкину, – запихнул его, – он показал на Здычкина, – в кипяток, а потом бы и сам туда прыгнул. – Идите вы с глаз моих долой, – отмахнулся от них Начальник, восстановив дыхание. – Если вы через два дня всё это говно не разгребёте, то я вам клянусь, – он погрозил им пальцем, – вот он, – показал на Громова, – вас в сточной канаве найдет. Заживо сварившимися. Поняли меня?

Стычкин и Здычкин кивнули и, пятясь, выползли из кабинета Начальника.

Громов сел за длинный стол.

– Как эти дебилы не понимают, – Начальник медленно опустился в большое коричневое кресло, – что сейчас не девяностые годы, что сейчас такое не простят.

– Да они вообще мало что понимают, – ответил Громов.

– Ты с прошлым делом всё решил? – Серьезно спросил Начальник. – А то, я вас знаю. Отчётов понапишите. А потом и выясняется...

– Да, решил, – как-то неуверенно подтвердил Громов.

Начальник вопросительно посмотрел на него.

– Да, решил, решил, – повторил Громов уже решительнее.

– Ну, хорошо. – Начальник достал из ящика своего стола чёрную папку.

– Вот Саша, ознакомься. – Он кинул её Громову, и она с хлопком ударилась о стол.

Громов пододвинул её к себе.

– Начинай как можно раньше. Там пиздец полнейший. – Сказал Начальник. – Мы всех уведомим, что дело передано тебе, так что жди, начнут звонить.

* * *

Громов вернулся к себе в кабинет, сел за стол и раскрыл папку. Из неё вывалилось содержимое: фотографии, листки бумаги, исписанной от руки или сплошь забитые компьютерным текстом. Новое дело, порученное Громову, было опять криминальным: в городе К…е подросток Евгений К. убил свою сверстницу. Это его отец плакал на одном из новостных каналов всего несколько дней назад.

Он начал читать показания родителей девочки. Такого-то числа в такое-то время, девочка, живущая по такому-то адресу в таком-то городе, сказала своим родителям, что пойдет гуляться с одноклассником часа на полтора-два и вернётся около восьми вечера. Когда она не пришла домой в назначенное время, отец начал звонить ей на мобильник; но тот молчал. Спустя полчаса мать тоже начала названивать дочери, но также безуспешно. Запаниковав, родители отправились её искать и, не найдя, обратились в полицию.

В ходе следствия выяснилось, что в тот вечер Евгений пригласил свою одноклассницу к себе домой, вернее, в коттедж отца, чтобы, как он потом объяснял, поздравить её с днём рождения – ей в тот день исполнялось шестнадцать лет. Та, ничего плохого не подозревая, согласилась. Что там между ними произошло, доподлинно неизвестно, но факт остаётся фактом: наутро девушку обнаружили в этом самом коттедже мёртвой, с семью ножевыми ранениями. Потом, оправдываясь, парень рассказывал, что между ним и его подружкой возник конфликт, в ходе которого его охватила ярость, и он начал избивать девушку. Та, как могла, защищалась. Как в его руке оказался нож, он вспомнить не смог, но обнаружили её на дорогом ковре в луже чёрной запекшейся крови, вытекшей из изрезанной шеи. В широко раскрытых глазах застыл ужас; губы были разбиты, лицо, руки, шея – в синяках. О том, что подросток не был в состоянии аффекта, говорил тот факт, что у него хватило ума взять её телефон, разблокировать его её же пальцем, набрать номера общих друзей, хвастаться им произошедшим. Всё это подтверждали не только следы крови девушки на руках и одежде убийцы, но свидетельские показания тех, кому он звонил в тот вечер. Чем мог руководствоваться в такой ситуации человек, взахлёб рассказывавший приятелям в деталях о только что совершённом им преступлении, о том, как кричала несчастная, Громов себе даже не представлял, разве что на него нашло временное помешательство.

Подростка в скором времени задержали и посадили под домашний арест, что возмутило родителей пострадавшей. О происшествии в подробностях рассказали все местные телеканалы, писала пресса. Все сошлись во мнении, что этого недоросля-убийцу надо посадить. Спорили только о том, куда: в тюрьму или в психушку. Расследование затянулось; проводили всё новые психологические экспертизы, которые как-то не давали однозначных результатов; срок домашнего ареста продлили. Возмущение родителей девушки и общественности нарастало. Никто не мог даже представить, что молодой подонок, совершивший такое зверское преступление, выйдет на свободу.

«Это не укладывается у нас в головах. Это же страшное убийство невинного ребенка», – говорила классная руководительница девочки корреспонденту местного телеканала. Она была права, это злодеяние не укладывалось в голове почти ни у кого.

Дело продвигалось медленно. Убитые горем, несчастные родители обратились в КНОПБ. Через несколько дней подростка посадили в местный СИЗО. Впрочем, его уже перевели в Москву, где он сейчас ожидал проведения решающей психиатрической экспертизы в институте судебной психиатрии. Сюда же, в столицу уже приехал и его отец – у него была в Москве квартира в элитном жилом комплексе.

«Хорошо хоть, что не придётся никуда ехать», – подумал Громов.

Тем временем в родном городе убитой собирались тысячные митинги, а корреспонденты местных СМИ и даже несколько столичных новостных телеканалов и газет подробно освещали ход расследования.

Перечитывая показания родителей Евгения К., Громов припомнил отца подростка – именно его он видел на экране телевизора несколько дней назад. Невысокий, с впалыми щеками, с дрожащей нижней губой, лопоухий; то ли со слезами на лице, то ли с каплями пота, он дрожащим голосом пытался оправдать сына.

Как он утверждал, девушка сама покончила с собой, а его «бедный сыночек» даже хотел покончить с собой вместе с ней, отец буквально в последний момент «вытащил его из петли». Они по непонятным ни для кого причинам решили совершить групповое самоубийство. Правда, эта версия была очень скоро опровергнута местным следствием, что, однако, не мешало отцу убийцы повторять её снова и снова на камеры и в диктофоны.

Сам отец – местный предприниматель, владелец предприятия по производству ювелирных изделий и сети ювелирных салонов – был далеко не последним человеком в городе, в местных силовых структурах у него было немало приятелей. На место происшествия, например, приехал не простой полицейский патруль, а сам начальник уголовного розыска города, по совместительству старый знакомый отца. Позже, в протоколе, он так описывал обнаруженное на месте происшествия, удивительным образом опровергая результаты первого осмотра этого самого места и повторяя версию отца, появившуюся позже.

«Евгений сказал мне: мы хотели совершить самоубийство вместе, долго готовились. Но когда я увидел, как моя подруга мучается, расставаясь со своей жизнью, я понял, что не смогу сделать то же с самое с собой.»

Точно такими же словами, в один в один, объяснял произошедшее и отец убийцы.

Начальник полиции в своих показаниях описывал, как сильно рыдал Женя и как он раскаивался.

«Когда я приехал, Женя плакал уже несколько часов. Его глаза опухли от слёз, лицо покраснело. Он был очень напуган. Он раскаивался, я сам это видел».

Громов отложил бумаги в сторону и потёр лицо ладонью: ему предстояли встречи с тем самым начальником полиции, рыдающим папашей и самим Евгением. Он решил позвонить Покрошину. Если дело дошло до Комитета, то от Покрошина можно будет узнать все детали дела, особенно о том, как действовал в той ситуации местный СК.

Нажав кнопку на чёрной коробочке, Громов вызвал Покрошина. Через несколько секунд тот появился на синем, висящем в воздухе экранчике.

– Надо разобраться с этим.., – начал было говорить Громов, как будто продолжая давно начатую беседу, но Покрошин его перебил.

– Слушай, я такую тему разрулил, ты даже не представляешь, – с энтузиазмом начал он.

– Так, – Громов был серьёзен, – давай сегодня вечером, а?

– Где? – Широкая улыбка озарила лицо Покрошина, оголяя желтоватые зубы.

– В «Ставрополе», – сказал Громов и повесил трубку.