Гайморит⁠⁠

Когда я учился в первом классе случилось страшное. Я заболел. В школе делали снимки чего-то там, и врач, сбивающимся голосом сказал моей маме:

— Крепитесь, мамаша, у вашего сына пиздец, то есть болезнь. И если ничего не предпринять, то я уж и не знаю. Одним словом, мы его теряем. Как жаль. Такой замечательный мальчик, и кушает, наверняка, хорошо.

Мама моя женщина эмоциональная, пару раз упала в обморок, поднялась, опять упала, но нашла все-таки силы узнать что за страшная болезнь настигла ее любимого сына.

— Не знаю, как и сказать — ответила врач — Но лучше уж правду, чем вот так вот, вокруг да около. У вашего сына гайморит. Держитесь.

Мама держалась. Напившись успокоительных, она стала тиха и медленна, как робот Вертер.

— А что же нам теперь делать?- спросила она.

— Ложиться в больницу. Немедленно. Возможно, еще можно спасти.

Я был слегка ошеломлен и опиздошен известием. Чувствовал я себя чудесно, у меня ничего не болело, но раз сказали, что я практически неизлечимо болен, то пришлось ложиться в детскую больницу.

В детской больнице было хуево. Пахло лекарствами, пригорелой кашей и сцаньем. Вокруг бегали какие-то дети все в соплях и засранных колготках. Кормили нас дрожащей манкой, липким супом и компотом из сухофруктов без сухофруктов.

Но самое страшное, это процедуры. Придя впервые в кабинет, я предстал перед огромной женщиной Гитлером. У нее было такое же страшное ебало и усы.

Даже не посмотрев на меня, она спросила мою фамилию. Я ответил.

Она как-то странно улыбнулась и у меня засосало под ложечкой, и я почувствовал, что немножко даже сцыкнул в трусы.

Женщина взяла со столика какие-то палки с намотанными на них желтыми ватками и не сделав даже паузы, не предупредив, что вылетит, блядь. птичка, засунула мне эти палки в нос.

Я ждал упреков, но не оскорблений. В глазах у меня потемнело, потом посыпались искры, и я почувствовал, что я опять сцыкнул в трусы.

— Десять минут так будешь сидеть! — сказала мне женщина. и я тихонько заплакал.

Это были самые страшные десять минут в моей жизни. Это примерно те десять минут, которые испытывает подсудимый, когда его ведут по коридору по казематам.

Выйдя из кабинета, я решил, что в больнице больше нихуя не останусь. Ебал я врот вашу медицину, если тут такое, думал я.

Но мама забрать меня отказалась. Она сказала, что это необходимо. и что смерть от гайморита намного страшнее, чем эти гребаные палки.

Но все разрешилось само собой. Выяснилось, что снимки по которым у меня обнаружилась страшная хворь, не мои, а мальчика с похожей фамилией.

Папа потом долго и настойчиво давал пизды школьным врачам за эту подставу.

А я теперь очень тщательно проверяю любые анализы и даже сдачу в магазине. Потому что никому, сука, доверять нельзя.