Физкультура

Наша столетняя школа, в те далекие времена крепостного права, может быть и считалась большой. На в мои времена, она была слишком маленькой, даже для наших небольших классов. Особенно страдали предметы, где нужно пространство - труды и физра. На трудах, на один верстак ставили по 3-4 ученика. А вот спорт зала вообще не было. Нет, вообще то он был, но это был обычный класс, только без парт. Шведская стенка, квадратная пачка матов, длинные низкие лавки вдоль стен. На потолке крючья для канатов, а в стенах крючья для волейбольной сетки. Еще на других стенках были щиты с кольцами для баскетбола. Окна с защитой из деревянных планок. Вот и все, и он был очень мал, для спорта. Зимой мы кое как в нем занимались, и это были самые ненавистные для меня уроки. Я самый маленький из пацанов в классе, а физрук всегда нас строил в начале занятия. И всегда сначала пацаны, а потом девочки. И обязательно, чтоб все стояли по росту. Вот зачем ему нужно было обязательно строить всех по росту? Ты что, бушлаты на нас собираешься шить? Я несколько раз пытался уйти с края строя, затесаться где нибудь рядом. НЕТ! Иди на край! А там красавица Наташка Имшенецкая, с 3-м номером бюста! И я, как раз, под этот размер! За это я физру ненавидел.

Но, на улице потеплело, и физра в спортзале закончилась. Мы стали ходить на стадион Спартак, ниже школы. Мы быстро переодевались (девчонки в классе, а мы в спортзале) и бежали на стадион. Вниз, вдоль брусчатки, по которой мы тащили рельс, до Клочковки. Через дорогу и еще метров двести вправо и мы на стадионе. Нас, пацанов, строили на баскетбольной площадке, давали мяч и физрук забирал девчонок играть в волейбол. А мы резались в футбол. Я - правый полузащитник, пытался выкладываться по полной, но дыхалка подводила. Да и в дриблинге я был слаб. Отбор- еще куда ни шло.

Урок пролетал мгновенно. Приходил физрук и говорил, чтоб заканчивали и принесли мяч в спортзал. А никто и не собирался заканчивать. Находили одного желающего, или бросали жребий, но один должен вернуться. Он заберет наши шмотки из спортзала и отнесет в класс. На него же падает задача прикрыть нас, если что.

- Так, мужики, какой у нас сейчас урок?

- География.

- Так, пофиг, играем дальше!

Чапик командовал, а мы и рады выполнять. История шла туда же.

- Мужики, надо заканчивать, следующий Украинская литература!

Мы брали мяч и шли в школу. Но наш путь проходил мимо небольшого киоска, где продавали пиво на разлив. После двух с половиной часов беготни на солнышке, даже такой трезвенник и "язвенник" как я, не устоит. Тем более, что пиво я любил, и с отцом мы не раз баловались пивком. Отец и сестру брал в пивную, когда была маленькая, с условием, чтоб не говорила матери. Но сестра сдавала его сразу. Я не сдавал. Чапа тут же откуда то достал сигареты и спички, а я не торопясь пил пиво. Кстати, пиво было хорошее, а может так казалось после беготни? Большинство пацанов курили, но были и такие как я. Все требовали от Чапы, чтоб показал "Горыныча". Чапа затягивался сигаретой, странно искривлял нижнюю губу и начинал выдыхать сигаретный дым. Две струи били из носа вниз, а две из углов рта - вверх. Очки, рыжая шевелюра, четыре четкие струи дыма - настоящий Дракоша! Все это было классно, но надо спешить, и пить пиво не следовало бы. Следующий урок ведет Петр Илларионович Лобода - преподаватель украинского языка и литературы, завуч школы, плотный и могучий мужчина под полтинник. Он всегда ходил в черной гимнастерке непонятного рода войск, в черном галифе, начищенных сапогах и портупее. Один его вид заставлял прекращать любые шалости. Но он не был строгим или деспотичным. Прекрасный рассказчик, в совершенстве владевший украинским. В школе все предметы шли на украинском, даже математика и физика. С английского приходилось переводить сразу на украинский. Официоз и линейки шли на украинском, но, в быту, на переменах, мы все и учителя говорили на русском. И только Петр Илларионович всегда только на украинском. На уроках мы всегда пытались его разговорить на какие то другие темы, например о школе, об учениках. Илларионович заводился с пол оборота и начинал рассказывать, а однажды вдруг спросил:

- Кто угадает, без чего я, будучи как вы школьником, никогда бы не пошел в школу?

Все гадали, предположений было масса, но ни тетрадь, ни ручка, ни портфель ни что не подходило. Оказалось, что это - длинная трубка из тростника! Илларионович рассказал, что в детстве он жил где-то на югах Украины, недалеко от Молдавии. До школы было 15 км., а путь пролегал через виноградники. В его краях, виноград давили прямо на винограднике, чтоб не возить далеко. Там же были закопаны большие чаны для вина. Вот для чего ему нужна была трубка! Сначала был сок. Потом божоле, а потом и винишком баловался. Говорил, что в школу приходил уже хороший. А вечером предстоял еще путь домой! Ну ведь нормальный мужик! Правда, этот мужик спуску в учебе никому не давал. И вбил в меня весь Полтавско-Киевский диалект без остатка. В меня, который хоть и на половину хохол, не знал ни слова на украинском. Хороший преподаватель. И я, спинным мозгом чувствовал, что этот хороший преподаватель, вызовет отвечать именно меня. А я буду дышать на него пивным перегаром, но я пил пиво и надеялся, что он меня не вызовет.

Мы прибежали в школу, и была моя очередь относить мяч. Мы опаздывали, и я влетел в школу проталкиваясь в дверях с Чапой, и этот змей Горыныч, падла, выбил мяч у меня из рук. Шутник, понимаешь ли... Мяч укатился куда то вправо, под лестницу. На входе школы темно, окон нет, над головой ступени чугунных лестниц. Я с улицы, с яркого солнца. Опять я слепой и ничего не вижу. Опять глаза медленно привыкают к темноте. И тут я, слепой, наступаю на мяч и лечу вперед головой куда то под лестницу. А там стояла стопка оконных стекол, которые все до одного я пробил своей тупой головой. У меня искры из глаз, но света от них мало. Звон и лязг бьющегося стекла, а стекла все падали и падали. Надо смываться, ждать конца концерта "Битое стекло, ля-мажор", я не стал. Зрение частично вернулось и я, на бегу, ощупывал рукой голову, ожидая увидеть кровь. Но крови не было, как не было ни одной царапины. Только осколки стекла, как льдинки вылетали из волос. Балбес Чапа! Вот подведет он меня под монастырь!

Сдал мяч и быстро переоделся. Сделал умный вид:" Какие разбитые стекла? Вы это о чем?" Сел з парту, и пару раз трахнул Чапу локтем по ребрам, а он ржал как сивый мерин. Пришел Петр Илларионович, и вызвал к доске, естественно, меня. Уже не помню, что мы тогда проходили по литературе, но я уже давно все прочел в оригинале, а не в хрестоматии. Как от зубов отскакивало! Но я все время воротил морду, боясь что он услышит запах пива. Чапа выпил столько же, что и я, и от него несло, как от пивной бочки. Но все оказалось проще. От Илларионовича несло пивом так же, как от Чапы. Значит, Илларионович обоняние частично утратил, а оно у него, наверное, послабее моего. Можно не бояться!

На следующий день, в актовом зале построили всю школу. Устроили допрос, кто разбил стекла? Я волновался, что будут осматривать каждого, и искать порезы или царапины от стекол. А у меня - хорошая шишка на голове. Ситуация была один в один, как в фильме Бумбараш. Но никого не осматривали, и меня никто не сдал, а ведь видели многие.