Философия повести Джоша Рейнольдса «Фулгрим. Палатинский Феникс»⁠⁠

Привет, пикабу! Наконец-то добрался до повести «Фулгрим. Палатинский Феникс». Она насыщена политико-философскими размышлениями, а поэтому они заслуживают своего детального рассмотрения. Написал об этом заметку у себя на сайте. Привожу текст без изменений :)

Подцикл «Примархи» довольно быстро стал местом, где авторы получили отличную площадку для прорабатывания психологии примархов и придумывания историй, которые бы могли стать интересными для искушённых фанатов вселенной.

В «Пертурабо» Гай Хейли описывал войну с хрудами, существами, соприкосновение с которыми вызывало ускоренное старение.

В «Лоргаре» Гэв Торп рассказывал о Колхиде и создании религиозных сект.

В «Фулгриме» Джош Рейнольдс придумал целый мир со своей историей и проработанной философской системой, а саму повесть сделал вполне конкретным высказыванием о сущности Империума. Для произведения в цикле Warhammer 40,000 это довольно нетипичное событие. А поэтому оно требует детального рассмотрения.

Сыны Сабазия: меж желанием и предназначением

Основополагающая доктрина Братства, якобы выведенная самим Сабазием, говорила о борьбе желания и предназначения — того, что ты хочешь, с тем, что тебе нужно в действительности. Бытие рассматривалось как дуэль между конфликтующими побуждениями. Лишь одержав победу в этом поединке, человек достигнет безупречности и во владении мечом, и в самой жизни. Поскольку совершенство есть баланс, идеальное общество можно возвести лишь на фундаменте равенства и соразмерного представительства. Конечно, такая утопия невозможна, но к ней всегда следует стремиться. (c) «Фулгрим. Палатинский Феникс»

Ключевыми для сабазийцев являются два понятия: желание и предназначение. Вокруг них выстроена вся их философская система, а каждое проявление практической жизни они интерпретируют с точки зрения разделения этих понятий.

Желание — то, чего хочет добиться отдельный, конкретный человек, удовлетворение его потребности в чём-либо. Стремясь достигнуть желаемого он двигается лишь исходя из своих эгоистичных интересов.

Предназначение — некое предписание, цель существования человека, которая находится вне сознания и стремления каждого отдельного человека. Предназначение — это желание, навязанное извне. Рейнольдс вполне осознанно не развивает эту сторону философии сабазийцев, не вкладывает в уста имперцев её вербальную интерпретацию, оставляя на откуп читателю понимание того, чем именно является предназначение. Но он вполне ясно намекает, что навязанная со стороны Императора цель является для Фулгрима (и всех примархов) их предназначением, находящемся в противоречии с их желанием (или желаниями).

Предназначение — этот тот же долг, предписание, которые сформулированы более высокопарно.

Сам Фулгрим в рамках произведения обвиняет сабазийцев в идеализме и оказывается абсолютно прав, ведь представление о «желании и предназначении» — это чистой воды абстракция, идеализм. Сабазийцы, взяв эту абстракцию как оружие, интерпретируют всю общественную практику через идеальные конструкции. Как итог: все их речи не более чем софистика и демагогия, которая не ведёт ни к каким конкретным выводам.

— Чего вы хотите, Беллерос? Чего вы желаете для Визаса?Канцлер посмотрел на него и через несколько секунд произнес:— Чего-то лучшего.— Знакомый ответ, — кивнул Фулгрим. — Но чего именно? Поясните мне. Лучшего для вас? Лучшего для континентального правительства?— Лучшего для Визаса.— А это — ответ идеалиста или же политика. Кто вы?  (c) «Фулгрим. Палатинский Феникс»

Когда канцлер Беллерос говорит о «лучшем» будущем для Визаса он не конкретизирует, что же именно является «лучшим». Как политик он живёт в мире практики, как философ-идеалист — в мире абстракций. И он не может их примирить, не может выйти за рамки своих представлений об идеальном, а поэтому отказывается от предложения Фулгрима взять бразды правления в свои руки. Как и все сабазийцы, он просто не понимает, как реализовать на практике те идеалы, в которые верит. Он не видит, что мерилом философии должна стать практика, не способен порвать с идеализмом и сформировать новое, материалистическое понимание мира.

В общих чертах Визас похож на Европу эпохи Просвещения, но в деталях он заметно отличается. Это уже мир развитой промышленности, это уже мир с иной социальной структурой, отличной от Европы 16-18 веков. В нашем мире разрушались феодальные устои, формировался класс промышленников — буржуазия, и противостоящий ему класс наёмных рабочих. Они были носителями отличных от феодальной аристократии представлений, именно их потребности формировали новый мир. На Визасе происходит обратное — наёмные рабочие закрепощаются, темпы производства падают, недовольство перерастает в бунты, а у интеллектуальной элиты не хватает знаний для осмысления этого процесса.

Рейнольдс мазками рисует правдоподобную картинку возможного в рамках сеттинга мира, но из-за сюжетной необходимости не прорабатывает его в такой мере, чтобы внутри Визаса могли скрываться ответы на вопрос: «Как следует его изменить, чтобы снизить социальную напряжённость».

Трудно Быть Примархом

— Они просто дети, а у меня нет времени на игры с малышами. — Примарх сдвинул брови. — Визас нужно привести к Согласию.— Таково ваше желание, но не предназначение.— И то, и другое.— Если вы так думаете, значит, определённо ничего не понимаете. (c) «Фулгрим. Палатинский Феникс»

Фулгрим, несмотря на всё свою сверхчеловеческую природу, точно такой же идеалист, как и сабазийцы. Его стремление к идеалу, есть то же самое стремление к абстрактной версии лучшего настоящего. Но это стремление не сформировано конкретными материалистическими предпосылками, оно является первопричиной самого себя.

Фулгрим приходит на Визас как вестник лучшего будущего для Визаса, но лучшего будущего с точки зрения Империума, а не с точки зрения потребностей визасцев. Он не врёт, когда говорит, что жизнь людей станет лучше — использование технологий Империума действительно сможет поднять средний уровень жизни на планете, улучшит качество медицинского обслуживания, изменит условия работы для простых трудяг. Но это будет изменение лишь в интересах Империума, которому нужна рабочая сила для производства военной техники и воспитания солдат для Великого крестового похода.

Сабазийцы ждут, что Фулгрим станет кем-то вроде героя романа «Трудно быть богом»: погрузится в жизнь Визаса и сможет сформировать для него уникальный путь общественного развития, в рамках которого будут удовлетворены потребности визасцев. Они ждут, что он сделает Визас лучшей версией самого себя. Исходя из идеалистических предпосылок, они жаждут вполне материалистических результатов. Они взваливают на его плечи это предназначение, предполагая, что он сообразно их философским представлениям охотно примется за его исполнение. Фулгрим, по вполне очевидным для него самого причинам, отказывается.

«Не такой, как все»

Когда Фулгрим решает захватить Визас с помощью всего восьми космодесантников, он бросает вызов всей бюрократической системе Империума и своим братьям: утверждает, что приводить миры к Согласию можно иначе. Не только «огнём и кровью». Но начав этот путь, он очень скоро обнаруживает противоречие между методом и целью: ему нужно подчинить мир экономическим нуждам крестового похода, а не дать сделать так, чтобы однажды этот мир дорос до «осознанного вхождения в состав Империума».

Когда переговоры прошли не очень удачно.

Фулгрим — не дон Румата, у которого есть на выполнение задания вся жизнь и жизни всех тех, кто желает идти по схожему пути. Фулгриму нужно приведение к согласию здесь и сейчас. Идейно он хочет сделать это «минимальными жертвами» и минимальными силами. В итоге жертвы со стороны имперцев действительно оказываются минимальными (если они вообще есть, но чисто статистически скорее всего кто-то из прислужников итератора Голконды мог погибнуть), жертвы со стороны визасцев — ощутимыми, но не критичными для нужд военной машины. Большую опасность в ходе противостояния представляла смерть Фулгрима, который часто действовал импульсивно и необдуманно.

С другой стороны, и сама повесть противостоит всему книжному циклу Warhammer 40,000 и идее о «вечной войне». Рейнольдс как бы говорит: «Смотрите, этот цикл можно писать иначе! Не через боёвку и экшн, а более тонко и глубоко!». И он справляется с этой задачей куда лучше, чем Фулгрим. Повесть действительно оказывается чем-то отличным от «очередного болтерпорна». Она не становится от этого скучной или занудной, а наоборот — оказывается куда более насыщенной и богатой на пищу для размышлений, чем десятки других книг.

«Фулгрим. Палатинский Феникс» — не просто хорошее произведение, а уникальный опыт для знакомого со вселенной фаната. Это высказывание о мире, которое оказывается подарком для читателя, ожидающего от произведения по «Ереси» чего-то уникального и необычного.

Мой telegram-канал о книгах по вселенной Warhammer 40,000