[фанфик] Ловушка гордыни⁠⁠

Смертокоготь пал. Пронзённый тремя копьями, с перемолотыми крыльями, слепой и истощённый голодом — он был повержен. Его последней трапезой была крыса. С тех пор солнце успело проплыть дважды по сизому от горящих лесов небу. Его глаза сгорели вместе с половиной его лица после того, как в атамана попал огненный шар, выпущенный боевым магом гвардии Гелиосы три дня назад. Тогда же ослепшего грифона отлягали боевыми накопытниками. Кости его крыльев крошились молотами боевых накопытников, бивших сквозь перья по наковалье его собственных лат. Только его вернейшие сподвижники, величайшие воины — Клюволом, Арнбранд, Вальгард и Ратибор — смогли тогда пробиться к своему командиру и спасти его от огня и железа.

Смеркалось. Косой от ветра дождь смывал кровь и грязь с рубахи павшего атамана. Двуручный меч Смертокогтя валялся в луже, как и его владелец. На небольшой поляне лежали трупы дюжины разбойников и трёх гвардейцев Гелиосы. Тринадцатый — Арнбранд — уходил по руслу пересохшего и заросшего высокими кустами ручья, не замечая мрачных теней, крадущихся по вершинам деревьев по обе стороны от дороги кустов.

В полном соответствии со своим именем он нёс под крылом свой кнут битвы. Молодой дворянин из обедневшего и не сильно знатного рода, седьмой сын своего отца — он не мог рассчитывать не то что на землю, но даже на сколько-нибудь значимую сумму звонких монет. Он был одним из первых, кто после начала проблем с престолонаследием ушёл на юг, охотясь за лёгкими деньгами. Там он встретил Смертокогтя, Ратибора, Вальгарда, Радислава и Клюволома, которые были заняты выпытыванием ценностей из населения какого-то хутора. Радислав увидел в нём конкурента, набросился на Арнбранда с кинжалом, но был ловко зарублен нежданным гостем. Смертокоготь оценил стиль убийцы своего недавнего приятеля и предложил ему занять место им убиенного.

Теперь он убегал, бросив своего раненого атамана. У него был туго набитый светлом глуби и лунным металлом кошель, хороший меч, красивое и богатое платье, планы по реализации всего этого. Умирать за кровожадного хрыча? Это было последним пунктом в его списке дел. Он проклинал себя за то, что не ушёл неделей раньше, когда были все возможности для этого. Гордость и алчность — или, говоря более приземлённо, жажда наживы и самоуверенность — подвели его.

Костёр песни битвы развеялся золой по ветру. Было мокро, сыро и пахло гарью. Было страшно, погано и мерещились тени. Звонкое злато предательски пело, а красное платье делало из него маяк. Осознав это, он быстро срезал кошель и спрятал его под вторым крылом, а одежды отправились на куст. Он надеялся, что это отвлечёт погоню. Пригибаясь он продолжил бегство, невольно вспоминая события последних дней.

Четыре дня назад все они, да сверх того ещё две дюжины пили пиво, пели песни и готовились к очередном своему налёту на беззащитную деревню. Четыре дня назад атаман Смертокоготь был известен как самый могучий воин, неуловимый, словно ветер, жестокий, как он сам и страшный, как сама смерть. Четыре дня назад его шайка называлась Лапой Смертокогтя и наносила смертельные удары по всему Дикому северу. Четыре дня назад Берхард фон Лангерарм, Златонив, Мокроус и Осмомысл установили капкан на зверя, перед которым самый ярый медведь-шатун покажется дремлющим муравьём.

Смеркалось. К телу атамана подошёл каменнолицый грифон в прекрасном воронёном доспехе с золотыми узорами. Он высоко поднял свой богато украшенный меч с несколькими свежими зарубками на нём. Рубины в гарде засветились огнём заходящего солнца. Меч опустился, отняв голову Смертокогтя. Берхард фон Лангерарм поднял её и посмотрел на шитый золотом батистовый платочек, которым были завязаны пустые глазницы. На долю секунды на лице рыцаря промелькнула тень облегчения.

— Комрад оберст Осмомысл, комрад гауптман Мокроус— сказал он, повернув голову влево, — это он.

— Слава Гелиосе, — коротко и в унисон ответили оба, не скрывая искренней радости.

Благородный грифон ещё секунду смотрел на голову Смертокогтя, после чего уронил её на мокрую, хлюпнувшую землю, отвернулся и отошёл куда-то в сторону.

Через несколько минут он вернулся в компании такого огромного фестрала, что тот смог бы составить конкуренцию некоторым медведям. Впрочем, улыбчивые морщинки в уголках его глаз и рта выдавали добродушный характер.

— Дело сделано, — обратился он к остальным, — я порвал глотку последнему выродку.

Это не было фигурой речи — по морде Златонива была размазана свежая кровь. Несколько подсохших чёрных капелек висело на его бородке.

Смеркалось. От ветра и тяжёлых капель дождя шумела листва. Суетились необычно весёлые для столь мрачного места бойцы. Смертокоготь пал.