Другая планета
Промозглой осенью, блудный сын вернулся из столицы нашей необъятной Родины. Все это время, папа и мама хотели, чтобы я учился. А я хотел поскорее стать взрослым и самостоятельным. Москва не покорилась семнадцатилетнему провинциалу. Двери ВУЗов из-за моего же разгельдяйства оказались крепко-накрепко закрыты, московская любовь (нет, ну а как в 17 лет-то!) потеряна, а сердце разбито в дребезги. И я добровольно пошел в военкомат сдаваться. Даже, я бы сказал, побежал. Военкомат решил главную, как мне тогда казалось, проблему: "Сынок, вот не поступишь, заберут в армию", - теперь ни у кого не будет повода читать мне нотации..
Через месяцок был накрыт стол, пришли друзья, и начались проводы. Разумеется, на проводах я был персоной номер один. А был еще и Серега, который две недели назад сам пришел из армии и весь вечер про нее, соответственно, и рассказывал. Про то, как и за что бьют, про дедовщину, про уставщину.. В общем, поднимал мой моральный дух как мог: "Ты, запомни самое главное - не попади в учебку. В учебке полная Ж. И лучше в пехоту попасть, ну или в связь, да.. Связисты вообще ниче не делают. Лучше них только химики живут... Да.. А в стройбате отморозки самые", ну и всё в таком духе. Для себя я понял следующее: ни в коем случае не попадать в инженерные войска - это же стройбат и, почему-то, не нужно в учебку(там самая страшная армия). Потом мы еще немного покошмарили соседей, и на утро, 22 декабря, мои друзья отправились в институт сдавать зачеты, а я сдаваться в военкомат.
Из военкомата нас на автобусе привезли в распределительный пункт. Очередная комиссия, вопрос:"где хочешь служить?",ответ:"мотострелком" (клянусь, был уверен до последнего, что они ездят на мотоциклах с люльками и пулеметами), и ожидание "покупателя". То самое муторное ожидание неизвестности. Видимо, как раз поэтому настроения не было совсем. Я сидел в "кинотеатре", коим был актовый зал, с обычным цветным телевизором и видиком на столе, и смотрел фильмы по 150 рублей за сеанс. Кто не хотел - мог тупо мерзнуть в курилке, либо убирать на плацу снег. С тех, кто остался на второй день и больше, оплату уже не брали. Между сеансами нас выгоняли на построение и вызывали по фамилиям тех, чья участь была предопределена.
За мной не приезжали пять дней. За это время я обжился. Ночью залезал спать на третий ярус, куда все складывали сумки и спал на них - на пересыльном пункте было холодно, призывники спали на трехярусных нарах. На первом ярусе спали самые, как им казалось, удачливые - прибежавшие и занявшие места самыми первыми. Под утро они пускали сопли и в унисон стучали зубами. Матрасов, подушек и одеял, естесственно, не было. А на третьем этаже было тепло. Большое помещение, где стояли нары, на ночь запиралось решеткой.
На пятый день я с удовольствием чистил плац в перерывах между построениями, так как безделие и те пять фильмов, что непрерывно крутились по видику, у меня начали уже вызывать тошноту (с тех пор, кстати, я ненавижу "ДМБ" и "Особенности Национальной Охоты"). Все же я приходил в кинотеатр, садился на задний ряд и немедленно засыпал. К вечеру пятого дня нас выгнали на очередное построение, и я оказался в списке тех, у кого сегодня жизнь окончательно меняется на целых два года.
Высокий, безликий, не выражающий никаких эмоций майор в офицерской шинели и черных кожанных перчатках и какой-то расхлябанный прапор с нескончаемой сигареткой еще раз проверили нас по фамилиям. Мне тогда показалось, что с этого майора рисовали эсэсовцев в детских книжках про войну. А еще я был твердо уверен, что он не родился человеком, а пришел строевым шагом с большого склада, где стоят, смотрят невидящим взором вперед и ждут своей очереди еще сотни таких же роботов, не чувствующих холода, голода, боли или радости. Из-под козырька фуражки его глаз практически не было видно, сухое серое лицо четко и громко называло фамилии. В конце поверки он процедил:"У кого есть вопросы, предложения?". Я спросил: "Скажите, а что у нас за войска будут?". После секундной паузы он коротко ответил: "Скоро узнаете", и, как кремлевский часовой повернулся кругом и зашагал к автобусу. Прапорщик посмотрел на нас, и очень спокойно так промямлил: "Шагмрш". Нестройной колонной мы двинулись к старому Икарусу.
Дорога была долгой. Ехали из Ставрополя через Астрахань в город N. На все вопросы о том куда мы едем и что нас ждет, ответ был все тот же. Потом спрашивать и вовсе перестали. В Астрахани добирали еще таких же призывников. На заднем сиденье собрались самые шумные - те, кто из дома только-только приехал сегодня. У кого-то была запрятана водка. Не много, но была. Они перезнакомились, выпивали, и все очень грозились избить как минимум одного деда. Потом ими вообще было принято решение объединиться и просто всех победить. И дедов и не дедов. Потому, что мы-банда.. Мне пить не хотелось. Я, прислонившись лбом к стеклу, смотрел на черные поля и падающий снег. Помню, была остановка и все выскочили по нужде, а потом стояли и курили. Снег большими хлопьям медленно опускался и растворялся в черной земле. И я вдруг вспомнил, что через три дня будет Новый Год. Мои друзья и родные снова соберутся за столом, будут отмечать, дарить подарки друг-другу, пускать салюты, а я буду в неизвестном мне городе N.
Автобус влетел в хорошую яму, я проснулся и успел увидеть дорожный знак с надписью "Волжский". Вместо снега за окнами был густой туман. Автобус остановился перед воротами воинской части и у меня внутри все сжалось. На стене у ворот висел плакат, оповещающий, что службу проходить мы будем в инженерных войсках. Кто-то в толпе несмело и тихо спросил: " Блин, стройбат чтоли?", на что последовала незамедлительная реакция: "Отставить разговоры!". Чуть позже мы выяснили: это что ни на есть настоящая учебка. И буквы, что я видел на воротах, для меня слились в пылающую огнем надпись "Оставь надежду, всяк сюда входящий".
Мы приехали рано, в шестом часу утра, и нас провели в кинозал. Разумеется, кино нам никто не показывал. Вчерашние автобусные герои сидели кучкой и молчали - всю браваду как ветром сдуло. Еще картине добавляло красок то, что было холодно - от этого они больше походили на озябших воробьёв...
Томительное ожидание прервал звук барабана. Нам разрешили выйти на улицу и мы высыпали из зала. На улице было темно и лишь фонари на высоких столбах тускло освещали огромный плац, разрезая густой, холодный туман струями желтого света. Барабан смолк и в полной тишине мы увидели, как из темноты стали появляться люди. Они бежали строем в клубах пара, словно в замедленной киносъемке. Одетые в серые шинели, шапки-ушанки, завязанные под подбородком, в трехпалых рукавицах и тяжелых кирзовых сапогах. Похоже, что я попал на планету, где притяжение почти такое же, как на Луне. И эти астронавты легко отрывались от бетонного пола и медленно приземлялись в своем следующем шаге. Плац заполнялся людьми. Казалось, в той темноте их тысячи - они появлялись снова и снова. И бежали ровным строем к нам навстречу выдыхая пар, от которого туман становился гуще... Еще немного и нас, свежих индивидуальностей и личностей, у каждого из которых были свои мечты, мысли, своя самооценка и самоощущение, поглотила эта безликая масса. И каждый получил свой серый скафандр и тяжелые кирзовые сапоги, чтобы не оторваться от этой другой, пока еще чужой нам, планеты.