Дневник отчаяния.

Дневник отчаяния


Ольга Иванчук сейчас весьма успешная женщина. У нее — трехкомнатная квартира в центре города, «Форд» в гараже, частный дом под Курском, дочь работает педиатром, сын — предприниматель. Теперь Ольга каждые полгода отправляется в путешествия. Так, через неделю она в третий раз летит в Испанию. В 90-е все было иначе. Тогда она работала медсестрой в областной больнице. Чтобы как-то сверстать бюджет, Ольга вела дневник. Вот выдержки из него:


«13 января 1992 г. Со 2 января все цены отпущены, свободные. С продуктами плохо. Молоко, хлеб и крупы подорожали. Хлеб — от 1 рубля 80 копеек до 3 рублей 60 копеек, литр молока — 1 рубль 50 копеек, сметана — 68 рублей за килограмм. Никто не берет. Зарплату не повысили. Сахара и жиров нет уже два месяца. Сын и дочка закончили полугодие на «4» и «5». Мы работаем».


«11 июня 1993 г. Новости такие: дети успешно закончили учебный год. Муж работает на заводе, зарплата — 16 тысяч рублей, у меня — 6 тысяч. В магазине цены: хлеб — 24 рубля буханка, сахар — 430 рублей/килограмм, колбаса — 1450 рублей/килограмм, копченая — 1950 рублей/килограмм, масло сливочное — 1450 рублей. Что дальше?»


«20 января 1994 г. До сих пор мужу не дали зарплату за декабрь, мне не дали аванс. В ноябре у него было 80 тысяч, у меня — 130, а теперь мы уже 50 тысяч заняли. Хорошо, что есть картошка и другие огородные продукты, ими и живем. Хлеб — 280-300 рублей/буханка, масло — 3500 рублей, колбаса — от 3200 до 4800 и выше, сахар — 700. Дети учатся хорошо, мы работаем. Зима мягкая, мало снега, температура — 5-8 градусов. Заводы по России закрываются».


«6 февраля 1995 г. Муж устроился на работу в другой город, так как на нашем заводе не платили пять месяцев. Живем впроголодь на одну мою зарплату. Хлеб — 1 тысяча/буханка, сахар — 2850 рублей/килограмм, масло — 23-24 тысячи, литр молока — 700 рублей».


«6 ноября 1996 г. Денег нет. Ни мне, ни мужу зарплату не дают. Ему — пять месяцев, мне — три. Дети поступили в техникум, но там стипендию тоже еще не дали. У мужа зарплата — 1 миллион 500 тысяч, у меня — 460 тысяч, все это только на бумаге».

Дневник отчаяния. Прошлое, Видео, 90-е, Беспризорники, Голод, Криминал, Длиннопост

Улицы разбитых фонарей


Те, кто в 90-е окончили школы и вузы, пожалуй, хлебнули горя больше всех. Их дискотека из горячей зачастую превращалась в кровавую. Они не могли брать пример с растерявшихся родителей, отказаться от соблазнов и предположить, что через десять лет пена сойдет, а горькие ошибки останутся на всю жизнь.


Это было время не социальных лифтов, а скорее, социальных телепортаций. Из бандитов — в банкиры, а следом в депутаты и на тот свет.


Мой коллега, корреспондент местного телеканала Андрей рассказывал, как в 90-е он пробовал построить свой бизнес.


— Первым делом я купил пистолет. Потому что если пистолет не оттягивает задний карман джинсов, то с тобой никто разговаривать не будет, ты недостаточно серьезный. Я никого не убивал, ну, может быть, пару раз доставал поразмахивать у носа непонятливого собеседника. Когда дела пошли в гору, я купил себе джип. Тогда мне казалось, что через десяток лет я куплю себе остров, а на самом деле потерял последнее. Деньги легко приходили, легко уходили. Мы загружали водкой «Парламент» машину и уезжали в деревню на неделю. Ну кто так ведет бизнес? Конечно, я прогорел. Но не жалею, нет, — улыбается Андрей. — Я ведь чувствовал себя почти президентом. Пьяный я покупал всю электричку и ехал к родителям в деревню, обнимая ошалевшего машиниста. Знаешь, сейчас многие недовольны властью, застой в экономике, партия власти и прочее. Мне смешно это слушать, потому что сейчас никто уже не приходит к «коммерсам», говоря с порога одну и ту же фразу: «Здравствуйте! Вы не могли бы уделить нам внимание?» Вежливо так. А значило это «уплатить дань на общак». Самое страшное, что сейчас может грозить предпринимателю, это несколько лет условно за какое-то экономическое преступление.


Алексей Игоревич запомнил это десятилетие иначе. В 90-е он был лейтенантом милиции, в «нулевики» ушел в частную охрану, сейчас работает охранником в одном из крупнейших храмов страны. Стал набожным, но, вспоминая начало своей карьеры, едва удерживается от крепкого словца.


— У меня все время возникает вопрос: почему люди не понимают, откуда появилась коррупция в милиции? Они что, на другой планете в это время жили? Я в середине 90-х только пришел в органы и, будучи зеленым лейтенантом, окунулся в такое дерьмо криминального миропорядка тех дней, что все мои идеалы были разбиты вдребезги! Рабочий день длился по 12-16 часов, таскаешь всякое пьяное отрепье, громящее ларьки, и наглых братков вежливо так приглашаешь на допрос, гнев начальства вечен, а вот зарплата постоянством не отличалась. Задержка была от трех до девяти месяцев. Как жить? Многие понимали быстрее, чем я. А когда у меня появилась семья и родилась дочь, то я понял, что или я беру «на лапу», или мне пора валить из органов. Я ушел, но другие-то остались! Я их знал — вместе начинали служить порядку. Сначала ребятам было тяжело, стыд заливали водкой, а потом ничего, втянулись. Первое время намекали, теперь нагло требуют. Они становились примером для новых лейтенантов. Я порой задумываюсь, как бы пошла моя жизнь, останься я на службе. Наверное, сидел бы сейчас при чинах и погонах, как большинство тех, бывших стыдливых, — улыбается Алексей Игоревич и крестится будто от наваждения.


https://chr.mk.ru/articles/2014/07/16/likhie-90e-v-eto-stras...

Беспризорник


Вихрастый и чумазый,

В замызганных штанах,

Мальчишка ясноглазый

Помоечный монарх,

На свалке из коробок

Соорудив дворец,

О своих меньших братьях

Печётся как отец.


Ненужный и бездомный

Он в стае стал своим.

И для собак безродных

Он царь и господин.

И пусть он сам голодный,

Но всё что раздобыл,

Он в этот день холодный

По братски разделил.


И благодарной стае

Конечно невдомёк,

Что потихоньку тает

Священный огонёк.

И смерть уже стучится,

Стыдясь за свой удел.

Эх, как бы ей хотелось

Остаться не у дел.


И как бы ей хотелось

Лишь к старцам приходить,

Что б в жизни всё успелось!

Чтоб право было жить!

Да видно подневольна

И выбирать не ей.

«Судьба» ей не довольна:

Иди, иди скорей…!


И смерть слезу роняя,

Задула огонёк.

Завыла скорбно стая,

И только паренёк,

Взирает беспристрастно,

На этот странный мир,

Где люди безучастны,

Где ты совсем один.


© Copyright: Людмила Грязнова, 2009

Свидетельство о публикации №109021001637