Черные нитки⁠⁠

Это случилось в начале осени, год назад. Я и Эля поехали на Медное озеро, отдохнуть от пыльного города, в котором утопали в делах, проблемах, счетах. К тому же Элечка была на восьмом месяце беременности, врач прописал ей свежий воздух и спокойствие, хотя бы на пару дней. Мы выбрали выходные, совпавшие с хорошей погодой, загрузили все необходимое в автомобиль, я даже взял у друга — заядлого рыбака — надувную лодку с мотором. Отличное время для отдыха, думали мы.

Путь прошел без особых проблем, если не считать в конце отрезок бездорожья километров в двадцать. Из-за плохой дороги, до места мы добрались только за пять часов. Пришлось плестись крайне медленно, чтобы не причинить неудобств жене. Она не раз порывалась развернуться и ехать домой, но я убеждал ее в обратном.

— Гляди, тут ещё и живут что ли? — Эля ткнула пальцем в лобовое стекло, оставив отпечаток, когда мы проехали мимо указательного знака с отворотом налево. Дорога туда давно заросла, но все же была видна едва примятая колея.

— Раскудырка. Ну и название. А жители деревни кто? Раскудыркочане? Раскудырковцы?

— Раскудырики. — Эля залилась звонким смехом.

— Ты бы смогла тут жить, в такой глуши?

— Только совсем недолгое время. И только если есть интернет, — и глянув на телефон, добавила — и связь.

— Зато какая природа прямо под боком.

Добрались до места, когда солнце уже намеревалось остудиться в спокойных глубинах озера, забрасывая напоследок тёплые лучи на берег, чтоб обогреть нас. Элькина нервозность сразу же растворилась.

— Посмотри, какое оно огромное. —- моя жена вышла из машины, потянулась и сделала небольшую зарядку.

— Да, завтра сплаваем на середину, хочу порыбачить. Взял у Эдика спиннинг.

— А ты меня пофоткаешь там?

— Ага. Как без этого!

Расчехлив топорик, который мне достался от отца в подарок на день рождения, я побрел за дровами. Вскоре после этого, костер разгорелся, приятно потрескивая и отдавая свое тепло. Так же быстро поставил палатку, постелил туда специальный матрас для беременной жены и, наконец-то, открыл бутылочку пива.

— Не можешь ты конечно, без этого, да? — лицо жены выражало укоризну, но в глазах читалось «ладно уж, пей, дорога была сложной».

— Не могу. Как тут не выпить. Природа, тишь. Птички вон поют. Щас мяса пожарим, сосисок. Мм, аж слюнки побежали..

— Я уже есть хочу, Костик. И не только я, Ева тоже. Давай начнем готовить.

Через полчаса шашлык был готов и Эля накинулась на еду как волк, поедая за двоих, я только успевал подливать ей кетчуп или майонез.

Когда окончательно стемнело, стало прохладней. Эля сказала, что замёрзла и засобиралась в палатку. Я ещё недолго посидел у костра, встретив луну, вынырнувшую на небо вместо солнца, съел пару кусков мяса и тоже отправился спать.

Утро мы начали с зарядки для беременных. Я помогал Эле разминать мышцы, время от времени получая раздраженный укор «не так сильно, Костя!» и «ты с ума сошёл, ребёнка убить хочешь?». Потом, позавтракав свежими овощами, я принялся накачивать лодку, заодно проверяя ее на утечки. Компрессор надрывно жужжал, из машины играла музыка, транслируемая единственной пойманной радиостанцией.

Жизнь, мать ее, прекрасна.

Идиллия царила ровно до того момента, пока пронзительный визг за спиной не бросил меня в холодный пот. Я даже не сразу понял, что кричит моя жена, настолько крик не был похож на человеческий. Эля стояла почти у воды, согнувшись и держась за округлый живот одной рукой, другой опершись на дерево. Ее лицо покраснело, слёзы лились из глаз, она не могла ничего сказать.

Дальше, затуманенный страхом за жизнь Эли, мозг уже не соображал. Я схватил жену, поволок к машине. На моем плече и на руке воспылал след от ее ногтей, неистово вцепившихся в меня, пока я ее нес. На тряпичных, белых шортиках проступило красное пятно. «Только не это, нет. На хрена мы куда-то поехали?» — царапало где-то в глубине моего сознания.

Я с трудом понимал, собирать ли палатку и вещи, сдувать ли лодку или оставить все на берегу и будь что будет. «Нельзя терять ни минуты» — таков был мой вывод и с ним я прыгнул за руль. Я не представлял, как быстро добраться до города по такой ужасной дороге. Эля на заднем сидении уже не кричала, доносился лишь хриплый стон, но он был страшнее любого крика. Каждый ее вздох впивался острыми шипами в мое сердце и легкие, сдавливая их.

Когда я, порядком измотанный морально, доехал до знака с надписью «Раскудырка», казавшийся гнилым остовом деревца, раздумывать не пришлось. Я дернул руль резко вправо. По кузову автомобиля сначала зашуршали, а затем яростно захлестали ветви елок.

— У меня кровь, Костя… — прозвучал слабый голос Элечки.

— Держись, моя хорошая, мы уже едем искать помощь.

— Мне очень больно...там...я не чувствую, что Ева шевелится. Кость…

— Не говори ерунды. Она просто спит. — я всячески старался утешить жену, но кто успокоил бы меня в тот момент?

— Ева почти всегда шевелится….а сейчас нет….

Эля снова свернулась калачиком, как можно сильнее прижав ноги к животу, а я уставился вперед, выискивая среди кустов и веток хоть один домик. Хоть один гребаный домик. Только вместо домов попался поваленный поперёк дороги ствол ели. После двух минут безуспешной попытки передвинуть дерево, проклятий в свой же адрес, что не взял с собой топор, я, совершенно нечувствующий физической усталости, вытащил жену из машины и понес дальше. Я надеялся, что деревня уже близко, потому как ближайший известный мне населенный пункт был в пяти часах езды. За пять часов дороги с Элечкой могло случиться все что угодно.

Стоило мне увидеть призрачные очертания маленькой избушки, а затем еще нескольких — затеплилась надежда. Прибавилось ещё немного сил, я зашагал быстрее. В окне дома, на подоконнике, сидела белая кошка. Она пристально изучала незваных гостей, а я был рад тому, что наверняка у этого пушистого зверька есть хозяйка или хозяин. Без промедлений, уложив жену на скамейку рядом с крыльцом, я постучал в деревянную дверь. На мое искреннее удивление, довольно быстро услышал тяжелое шарканье шагов, кряхтение. Через полминуты на пороге стоял, сгорбившись, дедушка в трусах, в дырявой майке и с сигаретой без фильтра в зубах. Он уже хотел, по всей видимости, спросить, какого хрена мне надо с утра пораньше, но его взгляд упал на Элю.

— Чей-то с ней? Напилась поди? — голос старика звучал довольно грубо.

— Она беременна...ей плохо…— я старался говорить отчетливо, но дыхание еще не восстановилось. — очень. Где у вас помощь найти? Врачи есть?

— Да какие врачи, тут живут-то десять человек и те как я, ужо скелеты полудохлые.

Меня загрызло отчаяние. Я посмотрел на жену, затем ещё раз взглянул на старика.

— Рожает небось? — послышался женский голос из темноты прихожей. Через мгновение рядом с дедом стояла бабуля в халате и с растрепанными, редкими волосами. Она повернулась к нему и заворчала: — «Уйди, проклятый ты курильщик, видишь человеку плохо, уйди говорю, брысь, дышишь тут своим ядом.»

Дедуля пробурчал что-то под нос и, развернувшись, ушёл, оставляя за собой шлейф дыма. Бабка помахала руками, разгоняя едкий воздух.

— Что с ней случилось? — она тихонько переуступила высокий порог и медленно подошла к Эле. Положила руку на лоб. — У неё жар, милок. Ой не к добру это. Ее в больницу нужно вести, ой господи, бедная девочка.

— У вас тут врачи не живут? Хоть кто-нибудь может ее посмотреть? До города ехать пять часов, если не дольше. Я боюсь не успеть.

— Никого нет… — бабушка пригладила жиденькие волоски и вдруг ее взгляд изменился, будто она что-то вспомнила. — хотя Никифор помочь может. Я к нему как-то Дуську при смерти носила, так он ее быстро починил.

— А Дуська это кто?

— Да вон же, на окне сидит. — бабка улыбнулась, показывая на белую кошку, которая по-прежнему с интересом глядела на происходящее. Все в той же позе, не шевелясь.

— Он ветеринар…? Ладно, где живет этот Никифор?

— Дальше по улице, дом у леса, увидишь в огороде медведя, он огромный, ты заметишь.

— Медведя?

— Да не настоящего, не бойси. — махнула рукой бабка.

Я поблагодарил ее за помощь и побежал. Со стонущей женой на руках. Ноги успели немного отдохнуть, надежда придавала новых сил. «Даже если и ветеринар, это лучше, чем никого, — беспрестанно било в голову. — пусть.»

Дом стоял особняком от остальных, огражденный с трёх сторон лесом. Обычный, с виду, домик, только чуть меньше остальных. Я постучал в довольно низкую дверцу, подумав, что может это и не вход вовсе, а какая-нибудь кладовка, но других дверей не было. Перелез через заборик, забарабанил по окнам. Шторка одного из них почти моментально отогнулась и вынырнуло бледное, старческое лицо. «Чего тебе?» — приглушенно послышалось из-за заляпанного грязью стекла.

— Откройте, пожалуйста, моей жене плохо! — закричал я на всю округу.

Через минуту, длившуюся вечность, дверь распахнулась. На улицу вышел старик очень низкого роста, чуть выше моего пояса. Его голову украшала седая копна волос, на макушке небольшая залысина. На голое тело надета фуфайка. Он окинул меня взглядом, молча подошёл к лежащей на траве Эле.

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь. — взмолил я, уже готовый зарыдать от отчаяния. — может хоть обезболивающее...

— На котором месяце она? — он ощупал ее живот.

— На восьмом.

— Куда же вы с таким пузом пошли? Дома сидеть надо! — в его голосе слышались нотки упрека. — Хватай ее аккуратно и за мной в хату.

В его доме были низкие потолки, настолько, что приходилось сгибаться. Пахло формалином, спиртом и еще чем-то горьким. Повсюду нагромождение всяких банок, колбочек со странными жидкостями, но при этом все очень аккуратно составлено по полочкам. Так же весь дом был в жутковатых чучелах животных. Большинство из них — кошки, собаки и птицы. Некоторым зверькам были приделаны рога, крылья, у некоторых вместо лап копыта. Посреди комнаты висел огромный хищный коршун, с навсегда остекленевшими глазами. Тот будто выискивал добычу, зависнув в небе. «Господи, куда я привез свою жену?»

— Неси ее в подпол, ложи на стол и выходи, поможешь мне. — старик поднял крышку подвала. — Колени совсем слабые, спускаться по лестнице сложно.

Я послушно выполнил все его просьбы. Уложив Элю на узкий столик, я почти уселся рядом с ней, но старик сказал «нечего тут сидеть, глаза мне мозолить, выйди и захлопни люк.» Спорить с ним я не решился.

Наверху негде было присесть, а ноги гудели от усталости. Только сейчас я почувствовал неподъемную тяжесть в мышцах и теле. Голова пульсировала тупой болью. Чтобы отвлечься от мыслей, я принялся рассматривать жутких “кукол”. Шерсть животных была твёрдой, вероятней всего пропитана специальной, дубильной кислотой. Я не разбирался в таксидермии, но не так давно прочел книгу, в которой маньяк убийца как раз строил чучела из зверей, думая, что тем самым делает их бессмертными. От этого воспоминания у меня по спине рассыпались ледяные мурашки.

Только лишь стоило заглянуть за ширму, которой был огорожен угол в самой большой комнате, меня охватил такой ужас, какой я не испытывал никогда в жизни. Там стояла ванночка, наполненная, резко бьющей своим горьким запахом в нос, мутной жижей. На столике лежали чьи-то внутренние органы, под столом и рядом с ванной — ведра наполненные густой слизью, мозгами, чём-то бело-розовым, глазами и даже костями... Кости и глаза показались человеческими, меня чуть не вывернуло. Я словно очнулся от увиденного, поняв, кому я, лично и добровольно, отдал в лапы свою жену. Рванул к подвалу, но люк был заперт изнутри, и оттуда доносились какие-то чавкающие звуки.

Ничего подходящего, чтобы выломать крышку подвала, ничего тяжелого, только склянки и уродливые манекены. Я принялся колотить в люк и кричать что есть сил. Но все силы я оставил, пока нёс Элю на руках, поэтому надолго меня не хватило.

Время тянулось невероятно вязко. Каждая минута стала часом, а каждый час — длиннее года. «В конце концов, может я себе все накрутил. Может это и не человеческие останки, старик же делает этих уродцев.» — убеждал я сам себя и тут в голове всплыл образ белой кошки, которую видел в окне дома тех двух стариков. Она сидела неподвижно и глядела, не моргая, прямо в мою душу, без единого движения. Как чучело. «Он ее быстро починил.» — отчетливо вспомнилась брошенная бабкой фраза. «Боже мой, это и было чучело. Неужели старуха специально послала меня к этому психу?» Я тихонько застонал, не в силах больше сдерживать эмоции. Боялся думать о самом страшном, отгонял эти мысли, вспоминая что-то позитивное: подарок жены на прошлый день рождения — отличный горный велик, поездку на юг на автомобиле, в которой она мне сообщила, что беременна. Мы очень долго старались зачать ребёнка и то мгновение навсегда осталось в памяти, как один из лучших моментов в моей жизни.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я ожидал у входа в подвал. Мне даже почудилось, что за окном вот-вот начнёт темнеть. Потом казалось, что все это бредовый кошмар и скоро я проснусь в палатке, а Элечка спит под бочком, тихонько посапывая. Но вместо этого щелкнул затвор крышки и она медленно, со скрипом поднялась вверх. Я вскочил на ноги и подлетел к подполу — оттуда, похрамывая, по лестнице поднимался старик. Его желтые резиновые перчатки испачканы в чём-то мокром, буром, а в руках он держал...ребёнка. Ребёнок молчал и не шевелился.

— Я спас его. — прокашлялся дед, жутко улыбаясь, поглядывая то на меня, то на младенца и протягивая младенца мне.

Лишь только взяв его в свои дрожащие руки я увидел большой шов толстыми черными нитками, тянущийся от шеи до нижней части живота. Из шва, местами, торчала вата. Глаза ребенка были открыты, но странный блеск в них дал понять, что они — обычное стекло.

— Это не моя девочка, чудовище! Это не Ева! И где моя жена? — закричал я, не веря своим глазам, но все еще держал младенца, превращенного в чучело.

— Жена твоя спит, чего кричишь? А ребёнок вот же! Это нормально, что отец поначалу не признаёт своего отпрыска. — он махнул рукой и улыбнулся, словно сам верил в то, что говорит.

Мне хватило одного легкого толчка ногой, чтобы старикан потерял равновесие. Он сделал пару неловких шагов и, замахав руками, полетел в открытый люк. До меня донесся короткий, хриплый крик и глухой звук падения. Я положил ребёнка на пол и ринулся в подпол.

Тусклый свет пропахшего спиртом подвала освещал старика с неестественно изогнутой шеей и лежащую жену на том же столе, куда я ее клал. Она была по пояс прикрыта простыней, пропитанной кровью. Весь стол тоже был красным. Я подошёл к жене — дышит. Тяжело и медленно, но дышит! Ее большого живота больше не было.

Обессиленными руками я схватил Элечку и выволок из проклятого дома. Силы совершенно оставили меня, я падал несколько раз, Эля лишь иногда постанывала, находясь без сознания.

Не помню, как я добрался до машины, уложил жену на заднее сидение. Как ехал несколько часов за рулем, привез ее в больницу. В голове стояла только одна картинка — на моих руках мертвый младенец со стеклянными глазами, швом грубых ниток на животе и торчащей ватой.

Полиция не обнаружила в той хижине изуродованное тело нашей дочери, только кучу останков животных, хранящиеся в банках и специальных баках за домом, множество испорченных и целых чучел лесных и домашних зверей, труп старика. Они перерыли и обнюхали всю деревню, опросили каждого жителя и наткнулись на то, что искали. В доме, где я видел чучело белой кошки, полиция нашла труп восьмимесячного плода с вырезанными внутренностями, глазами и мозгом. Бабуля долго брыкалась, истерила с криками и руганью: — «это моя внучка, моя, слышите? Мне ее Никифор обещал, моя, не отдам!». Пока она истошно вопила, вцепившись морщинистыми руками в мертвое тело девочки, дед тихонько докурил сигарету и, шаркая тапками, пошёл, как он выразился « поссать». Никто из полицейских не предал этому значения, а затем, среди воплей бабки, за дверью раздался выстрел спрятанного в туалете охотничьего ружья. Видимо у деда не выдержали нервы.

Эля навсегда получила психологическую травму и периодически проходит обследование в псих.лечебнице. Родить ребенка она не сможет никогда — старик вместе с плодом удалил матку. Если, в редких прогулках по парку, жена видит молодую семью с детьми, то впадает в сильную депрессию. А по ночам она резко просыпается, вся в слезах и шепчет: «Евочка, девочка моя, где же ты? Почему ты больше не шевелишься в моем животике?»

Заходите в группу в ВК https://vk.com/creepyzbo, у нас вы найдете все наши рассказы и даже озвучку к некоторым из них! Мы ждем вас в ЗБО!