Блик⁠⁠

Год 2008, середина лета. Я ехал на велосипеде из Риги в Осло, огибая Ботнический залив, ночуя в палатке, стирая белье, моясь в реках и озерах Спешил, каждая задержка действовала мне на нервы. В моем атласе не было схем городов и потому проезд сквозь каждый из них был для меня стрессом. В городе Люлеу я так долго плутал, что даже забыл пообедать. Обессилев от голода, я заехал в кемпинг, при котором, судя по дорожному знаку было и кафе. Прислонив своего белого коня к бревенчатой стене, я вошел в старинный двухэтажный дом похожий на барак, украшенный резными наличниками. Она стояла за стойкой – Высокая, жилистая блондинка, совсем не накрашенная. Если меня что и интересовало в ней, то только её уровень знания английского. Но её владение языком мне не помогло. Повара не было на месте и потому она могла мне предложить только бутерброды. После Финляндии, где я ничего не мог найти, кроме гамбургеров и пиццы мне смертельно хотелось похлебать супчика и умять стейк с рисом или гречневой кашей, но дальше была неизвестность, а в желудке от голода прямо горел огонь, ноги подкашивались.

-Хорошо… - великодушно согласился я есть бутерброды. – Пять штук, пожалуйста.

-Может не надо так много? Они будут такие большие…

-Тогда пять больших. Я еду на велосипеде из Риги в Осло и очень голоден.

-Ты латыш?

-У меня нет национальности и родины. Я гражданин государства, которого больше не существует. Я советский человек… Я бы хотел еще чего-то попить.

-Может чай? Я слышала, что русские любят чай.

-Если только не в бумажных пакетиках.

-У меня есть «Коббс» - хороший шведский чай, - она показала мне сито и листовую заварку.

Недоверчиво я отхлебнул черный чай из большой кружки, который до сих пор считаю лучшим в мире. Дощатые полы скрипели под моими тяжелыми сапогами. Я вошел в комнату, обставленную антикварной мебелью, на побеленных стенах висели старинные фотографии и робко намалеванные дилетантами пейзажи, пахло мастикой. У меня возникло ощущение, что я в музее. Плохо пережеванные бутерброды быстро исчезали в моем пульсирующем желудке. Она села напротив и с интересом смотрела, как я некультурно жрал. Молчание показалось мне неловким и я заговорил о Сельме Лагерлёф, Астрид Лингрен, дискриминации русскоязычного населения в Латвии, коррупции, безработице, преступности, алкоголизме… Она с интересом слушала меня, часто переспрашивала, не понимая русские обороты дословно переведенные мной на английский. Мне было приятно удивлять её. В основном, общаясь с женщинами, я чувствовал себя гороховым шутом, которому хочется побыстрее отработать представление. Но тут я не чувствовал никакого принуждения, мне настолько приятно распинаться, судорожно подбирая полузабытые слова, что я даже забыл на каком языке изъясняюсь. В то же время мне было интересно все, что она рассказывала о себе, будто она была марсианкой. Оказалось, что она была в Риге проездом, ехала на автобусе играть в баскетбол в Вильнюс. У неё было высшее церковное образование. Я глянул на пару фотографий, на которых стояли шеренгами женщины в церковной одежде издалека похожие на кегли. С религии разговор перескочил на тему взаимоотношения полов. И я рассказал о своих смешных и удивительных злоключениях супружеской жизни.

-Так ты сейчас один? – спросила она, смущенно опустив глаза.

-Да, сейчас я один. Уже несколько лет один. Женщины многого требуют от меня, того, что мне неприятно и предлагают взамен то, что мне не нужно. Я и сам могу постирать одежду, приготовить еду и прибраться в жилище. А секс без чувств - это то же самое, что онанизм. Они мне были неинтересны, как несколько раз перечитанные скучные книги. А я для них непредсказуемым психом, который не хочет молиться их богу – деньгам. Потому мы не любили друг друга…

-Но… С тобой так хорошо… Мне было так интересно разговаривать с тобой! Ты душевный человек!

У меня началась паника. Я не знал, что на это сказать, что делать дальше. Извинившись за плохой английский, я выдавил из себя стандартный комплимент из репертуара Джо Кокера, после чего принялся сосредоточено сметать крошки со стола на ладонь и засыпать себе в рот, когда они кончились, попросил еще чаю, который она принесла как-то слишком быстро и не взяла за него денег. Из-за этого я почувствовал себя виноватым перед ней. Гордыня потребовала совершить ответную любезность. Она подошла к окну, постояла немного молча, а потом повернулась ко мне и улыбнувшись сказала:

-Дождь начинается. Тебе лучше остаться здесь, переночевать под крышей, а то твоя палатка намокнет и одежда, пока ты будешь ехать под дождем.

-Дождь для меня не проблема. Палатка не промокает, сумки тоже. У меня есть непромокаемое пончо специально для велосипедистов и гетры. Мне нужно каждый день проезжать по сто пятьдесят километров. Меня в Осло ждут…

-Неужели ты не можешь отдохнуть пару дней!

-Но я не устал.

Она порывисто пошла к стойке. Обжигаясь, я быстро допил чай. Когда я принес ей пустую кружку она разговаривала с посетителем, вымученно улыбаясь.

-Пока! – стараясь быть непринужденным, бросил я. – Я вернусь… В следующем году… Может быть…

-Удачи – сказала она очень тихо, не глядя на меня.

А сто пятьдесят километров за тот день я так и не проехал. На крутом подъеме расклепалась цепь. Рипилента у меня не было и потому меня грызла мошка. Я было подумал отправиться назад, в тот кемпинг, но транспорта никакого поблизости не было, не было и человеческого жилья, только скалы покрытые влажным мохом. Проезжих машин не было, и закончилась питьевая вода. Я впал в такое отчаяние, что заклепал цепь двумя булыжниками. Ехал потом всю ночь, благо в тех местах летом не темнеет. После захода солнца всю ночь на горизонте горит заря до восхода.

Я вернулся в те места через два года. Ехал уже в Стокгольм и времени у меня было очень много . Целый день я ездил вокруг Люлеу, но тот кемпинг так и не нашел.