Бетонная матка
Смотри в окно. Видишь их? Холодные, как скальпель хирурга, глаза-щелочки. Чешуйчатые архивариусы вечности, безмолвные, как сама смерть. Они не кричат, не бьют в барабаны. Зачем? Шум для приматов. У них есть геометрия. Чистая, блядь, бетонная геометрия отчаяния. Они просто очерчивают периметр. Щелк. Новый загон готов. Загоняют не спеша, методично, как коров на бойню, только вместо сочной травки у тебя под ногами – армированный бетон, а впереди – мерцающий экран с бесконечной жвачкой для глаз. Homo Erectus, говоришь? Прямоходящий планктон, вот ты кто.
И вот он, главный фокус, цирковой номер вселенского масштаба! Либидо сворачивается в узел и дохнет, как уличный котенок под ледяным дождем. Великое Угасание. Апофеоз стерильности. В этих панельных ульях, в этих серых сотах, где единственный горизонт – стена соседней ячейки, трахаться не хочется. Хочется свернуться калачиком и ждать, пока системный администратор не нажмет Ctrl+Alt+Delete для всей этой ебаной симуляции. Размножение? Наследники? Оставить после себя еще одного узника бетонного лабиринта? Да вы в своем уме? Это акт не любви, а высшего садизма. Рептилии это знают. Они не запрещают. Они просто создали среду, где похоть превратилась в рудимент, как хвост у наших предков. Эффективность, достойная восхищения. Никаких лагерей, никаких расстрелов. Просто тихая, добровольная эвтаназия вида.
А внизу, в норах поуютнее, шуршат они. Бурундучки. Жирные, лоснящиеся, довольные. Их горизонт – это график роста. Акции, крипта, бонусы, лайки – неважно. Главное, что оно растет. Они видят, как прямоходящих сгоняют в стойла, и поправляют свои воротнички. «Так безопаснее, – шепчут они друг другу, набивая щеки очередным орешком,- Меньше пробок. Стабильность. Главное, чтобы вайфай не падал и доставка работала». Их конформизм – это не трусость. Это высшая форма эгоизма, возведенная в абсолют. Их мир сузился до размеров их уютной норы в этой мегаструктуре, и все, что за ее пределами – просто досадный шум, фон для их маленького, сытого счастья. Они – идеальная смазка для механизма.
Но даже эти пушистые твари – ничто по сравнению с настоящими ублюдками. С полоумными резусами. О, эти мартышки в профессорских очках! Эти визгливые павианы с кафедральными микрофонами! Они не просто молчат. Они, сука, ОПРАВДЫВАЮТ. Они строчат трактаты о «новой этике», о «демографической ответственности», о «минимизации углеродного следа через оптимизацию жизненного пространства». Они онанируют на статистику падения рождаемости, называя это «сознательным выбором поколения». Бетонные загоны, по их мнению, это не тюрьма, а «кластерное поселение высокой плотности, способствующее социальному взаимодействию и снижению нагрузки на экосистему».
Их словесный понос льется с экранов, из динамиков, со страниц глянцевых журналов. Они – первосвященники этой новой веры в стерильность. Они научат тебя любить свою клетку. Они докажут тебе, что твое нежелание жить и продолжать род – это не симптом тотального пиздеца, а вершина духовной эволюции. Они – самые страшные из всех. Потому что рептилии строят стены снаружи, а эти полоумные макаки возводят их прямо у тебя в черепе. Они превращают твой предсмертный хрип в гимн прогрессу.
И вот я сижу здесь, в эпицентре этого вихря, а в вены мне будто залили не кровь, а шипучий коктейль из паранойи и бензедрина. Сознание – перегретый процессор, пытающийся обработать этот гигабайт безумия. Я вижу, как реальность трещит по швам. Вот чешуйчатый коготь поправляет галстук мартышке-телеведущей. Вот бурундук оплачивает ипотеку за свою нору криптой, которую ему намайнили прямоходящие, подключенные к системе в качестве био-батареек. А я? Кто я в этом ебаном цирке? Просто сбой в матрице? Глючный пиксель на гигантском экране?
Иногда мне кажется, что никаких рептилий нет. Что мы сами их выдумали, чтобы было на кого свалить этот экзистенциальный ужас. Что мы сами, своими руками, построили эти бетонные лабиринты, потому что перспектива бесконечной свободы пугает нас больше, чем самая тесная клетка. Мы сами вывели породу бурундуков-конформистов и резусов-пропагандистов из самых темных и трусливых уголков своей души.
Рождаемость падает? Да хуй с ней, с рождаемостью! Падает воля. Падает ярость. Падает желание выбить нахуй эту бетонную стену головой, даже если эта голова разлетится вдребезги. Мы превратились в зрителей собственного вымирания, и самые предприимчивые из нас даже умудряются продавать билеты в первом ряду.
И где-то там, в центре этого вселенского борделя, сидит главный Архитектор, безликий и бесстрастный, и с тихой, холодной ухмылкой наблюдает за финалом своего грандиозного социального эксперимента. Щелк. Еще один загон захлопнулся. Тишина. Только гул вентиляции в бетонном улье. Идеальный, сука, мир. Без шума, без пыли, без людей.