... И над озером летают утки. Разжирели...⁠⁠

— А я вот, Викторыч, когда дембельнусь, то куплю себе дом на озере под Питером, разведу уток, картоху посажу, может козу заведу с козлятками, за грибами ходить буду, на рыбалку, бля…

Произнеся сей спич, Юра плеснул себе в гранёный стакан шила «на два пальца», плеснул туда столько же холодного кипятку и привычным жестом накрыл стакан широкой ладонью, — «шоб градус не теплел».

— А ещё павлина себе заведу, а лучше — парочку. А хуле? В память о Верещагине из «Белого солнца пустыни», он хоть и не подводник был, но наш, морской, морские погранвойска, таможенник морской — как ни крути.

Я осоловело мотнул головой, соглашаясь. С Юрой лучше не спорить. Человек заслуженный, под сороковник уже как-никак, командир БДРМ, звание «капитан I-го ранга» получил в 35 лет. Начнёшь спорить – может и в дюндель сунуть. Запросто. Мечты подводника о пенсии — это святое!!!

Юра хлопнул стакан, похрустел огурцом и засобирался домой. Благо было идти недалеко, в соседний подъезд. За окном бушевала метель, гарнизон АПЛ Гаджиево Краснознамённого Северного флота готовился к встрече Нового 1988-го года.

…20 лет пролетело, как корова языком слизнула. Кто бы мог подумать, что судьба опять сведёт с Юрой Кузнецовым, опять сделав нас соседями по даче в Ториках, прямо рядом с питерской КАД? Юрин домик небольшой, всего 2 комнатки с кухней и ванной-туалетом внизу и двумя комнатками наверху. Ухоженный домик, зимний. Участочек с парничками – как игрушечный. Пяток кроликов, козы-дерезы, что была обещана, Юрка так и не завёл, а павлин есть. Есть павлин!!! Самый настоящий — красавец. Кстати, павлин этот топчет соседских кур, как ниггер белокурых фройляйн в немецких порнофильмах, соседского петуха совсем забил. Хуле – домашний петух в 2 раза легче, а павлин – та же курица в принципе. Впрочем, я отвлёкся… Мы же про уток говорим, верно? Так вот они, эти крохотные жёлтые комочки, привезённые из-под Гатчины с фермы. 20 штук, забавные и миленькие такие…

— Фуагра, бля, Димон, у нас на Новый год будет! Фуагра! Хуле!!!

Юра поковырялся в носу, внимательно рассмотрел выуженную козявку и мастерски выщелкнул её в грядки.

— Пошли, тяпнем по соточке… Видел, на пруду две пары утиных? То-то же… Третий год, почитай, здесь гнездятся. Я вот их потихоньку прикармливаю, хлебушком там, сухариками всякими размоченными, а сам им своих утяток потихоньку подсуну, так они мне моих за лето нахаляву и выкормят. А по весне я и диких и своих соберу. От оно как!… И будет у меня полное «фуагра по-кузнецовски» в трёхлитровых банках на зиму…. Ты по многу-то не наливай и не частИ, в магазин я только к вечеру пойду…

* * *

— Димон, сука, просыпайся, нах!!! Ты погляди, нет, ты погляди что делается, ну суки, ах ты ж ебит твою на кочергу и якорь мне в жопу…

Я продрал кое-как глаза. Нехуёвенько так начинается сентябрьское субботнее утро, ага. Шесть утра как-никак, а тут такие вопли на весь посёлок. Торчал на работе допоздна, потом дикая пробка на Таллинском шоссе, потом в ЯП-е сидел до 3-х ночи, и тут нате-проснулись «рота-тревога-подъём!»…

Юрка метался в прибрежных кустах пруда, спотыкаясь о коряги и корни деревьев, поминутно теряя стоптанные дырявые шлёпанцы, зачем-то поминутно то снимая, то опять надевая заношенный драный тельник. Посреди водной глади серая мама-кряква собрала многочисленное потомство. Восемь своих, сереньких, и восемнадцать беленьких, инкубаторских. Двоих не доглядели, то ли кошка их утащила, а может и ворона по-малолетству. Приемная мамаша таки приняла беленьких утяток к себе, а приёмные дети зачастую дороже родных. Да и чего не воспитать, когда воды хватает на всех, а дачники накидают послеобеденных горбушек столько, что добрая половина брошенного уйдёт к карасям на дно?

— Лёнька, Лёнька! Бросай всё к чёртовой матери, хватай свои стволы и патроны и мухой ко мне на дачу!!! Все стволы вези, всё что есть, тут, бля, такое творится! — истошно брызгал слюной в свою старенькую Nokia Юрка.

Я недовольно поморщился… Лёньке Юрьевичу уже было 32 года, и Лёнька всё-таки заслуженный мастер спорта по пулевой стрельбе, вице-чемпион России, чемпион «всего и вся». Сборная России, кандидат на Олимпиаду. Это тебе не в тапки ссать. Тихой субботы не гарантировано. Сейчас опять будет палить изо всех стволов, как на рождение своего первенца. Опять, понаедут менты с участковым, снова разборки, меня — в понятые, потом Юрка с Лёнькой по обыкновению выставят им пол-ящика водки, опять все нажрутся до зелёных бурундуков, потом торжественно сожгут протокол в мангале, и будем ещё полночи или до утра собирать по канавам пьяных ментов по всему Горелово и Торикам. Заебало.

С другой стороны Юрку я тожемог понять. На носу была осень, а наша серокрылая красавица прямо у нас на глазах «ставила на крыло» своих питомцев. Как родных, сереньких, так и Юркиных — беленьких. Оказывается, домашние утки тоже умеют летать. Причём — весьма неплохо. И им надо регулярно подрезать маховое перо на крыльях, чтобы те, повинуясь зову природы, никуда не улетали. Юрка почему-то этого не делал. Не знал, наверное….

Лёнька прилетел на своей Тойоте быстро, одетый по-походному. Но оружия при нём почему-то не было.

— Батя, ты что, хочешь, чтобы я в городе из огнестрельного оружия стрелял? А давай сразу пальбу на Дворцовой у Эрмитажа устроим? Или уж сразу у Смольного, а чё нам, быкам? Ладно, батя, никуда они у тебя не денутся, не боись. Сейчас Макс Стефанов подскочит. У него знаешь какая пневматика? А оптика? Чемпионская оптика!

Время уже близилось к обеду, когда подрулил Макс. Следом за ним из салона выскочил молодой аккуратный спаниель.

— Знакомьтесь, мужики! Это — Тошка, для родных и близких — Тошнотик… Два года в клубе я на него в очереди стоял, красавец, да? На прошлой неделе ездил с ним на озёра в Карелию, так он мне подранков даже с течения доставал! Натаскивал его, как сына родного! Ути-пути, моя лапочка, сейчас тебе папочка игрушку даст!

Тошка, увидев уток, мгновенно дал «подводку» в их сторону.

— Видели как? Оценили? То-то же… Ну, показывайте своих пациентов. Сейчас отстрелим их к чёртовой матери. С тебя, Лёнька, как обычно: пузырь, ужин, баня и ночлег — не поеду же я пьяный обратно?

Это было достаточно логично. В любом случае планировалась и вечерняя баня, и возлияния под шашлычок.

Тем временем взлёт-посадку отрабатывали уже белые утки. Дачники и отдыхающие с детьми из жилмассива Дудергофская линия с удовольствием наблюдали за полётами, подкармливая всю крякающую стаю булкой. Над гладью большого пруда кружила непрерывная «утиная карусель».

Макс достал из чехла винтовку и аккуратно двумя пальцами присоединил оптику.

— Лёнька, падла… Если сдашь меня Семёнычу, что я свой олимпийский Dominator тут у тебя на даче применял — я тебя знать не знаю и видеть не хочу. Сколько их там? Восемнадцать? Значит так, мужики, — на спор. Девятнадцать выстрелов — восемнадцать уток. Запасной выстрел – потому что ветер боковой сильный и на воде рябь. Тошнотик, за мной, сейчас папке уточку принесёшь, а папка тебе лапку утиную отрежет.

— Ой, мамочка, посмотри какой пёсик!

Девчонка-симпатяшка лет 6–7 тянула к Тошке руки, пытаясь погладить собачку.

— Так, девочка, не мешай! Это собака не для игрушек! Это настоящий охотничий пёс! — нравоучительно произнёс Макс. — Это тебе не котятки-хомячки!

Макс картинно надел светофильтрующие очки, напялил бейсболку козырьком назад и нацепил звукоизоляционные наушники. При виде наушников я подавился пивом, которое пил прямо из горлышка бутылки. Макс обернулся, подмигнул мне, привычным движением припал к прицелу и плавно потянул крючок. Одна из белых уток безвольно распласталась на воде, приутопив голову на вытянутой шее. Девочка с криком и слезами куда-то побежала, мама со всех ног поспешила за дочуркой.

— Позишн намбер уан, господа! Тошнотик, ватер, пиль!

Тошка, услыхав свою кличку, завилял хвостом и радостно уставился на хозяина.

— Тошка!!! Пиль, я сказал! Ты что, позабыл всё?

Пёс обиженно опустил глаза и повёл носом. На его морде явно читалось: «Совсем пизданулся головой хозяин на старости лет. Какой нахуй «ВАТЕР»? Какой в жопу «ПИЛЬ»? Почему ты, хозяин, в лакированных туфлях и галстуке? Где сапоги-болотники? Зачем эта легкомысленная бейсболка педерастической расцветки, а не камуфляжная шляпа с лицевой сеткой?... Отчего, в конце-концов, я не слышу грохота 12-го калибра твоей «Франкотты-Голланд-Голланд» и моё нежное обоняние не услаждает запах стрелянного пороха? Знаешь что, хозяин? При всё моём к тебе уважении, но на нас смотрят люди, а посему клоуном быть не желаю, да и тебе, кстати, тоже не советую. Иди нахуй, хозяин!»

Тошнотик горестно вздохнул и, оскорблённый в самых светлых собачьих чувствах, растянулся на траве. Было ясно, что его уже ничем не поднять. Макс всё понял.

— Так, парни, что будем делать? Обстановочка для пса не та. Непривычная. Что с утёй делать-то будем? Ветром к берегу её прибьёт только часа через 3–4, какие предложения?

— Мужики, да у меня же на втором этаже лодка пластиковая валяется, ну та, здоровенная, что я тогда тебе, Лёнька, на день рождения в Сочи подарил! После пятого класса, помнишь? Пять секунд, всё будет в ажуре! — Юрка дробной рысью рванул к калитке, и через десять минут мы рассматривали красный полиэтиленовый пакет. Юра нашёл клапан, зацепил мундштук зубами и начал надувать лодку. Минут через пятнадцать сооружение приобрело форму гантели и было готово принять пассажира. На красных боках было написано «Витязь», а по периметру были нарисованы непонятные цветы.

— О, паровозик из Ромашково, бля! — радостно заржал Лёнька. — Садись, батяня, ты у нас человек морской, как ни крути, тебе и карты, то есть вёсла в руки! А за неимением последних, грести тебе, папа, придётся штыковой лопатой.

Мы с Максом спустили лодчонку на воду, Юра, сидя с лопатой в руках, имел вид решительный и бодрый. Но, по моему мнению, до Гойко Митича Юрка в образе Чигачгука на каноэ явно недотягивал. Капитан шумно выдохнул воздух и сделал несколько широких гребков лопатой.

— Клюмкс! — сказало синее пластиковое днище лодки. Юркины ноги и голова остались в воздухе, а задница провалилась в холодную воду, упёршись в грязное глинистое дно.

— Ай ты ж маму мою так! — ёрзал в мутной тине Юра, пытаясь перевернуться на бок или живот и выбраться из прохудившейся лодки.

— Полундра! Человек за бортом! — дурашливо заорал я. Макс с Лёнькой согнулись пополам, зайдясь в приступе хохота. Юра, потеряв шлёпанец в воде, неуклюже пытался выбраться на скользкий берег.

— Значит так, мужики. Здорово Юра, привет, Димон. Лёнька, Макс — слушайте меня внимательно и не говорите потом, что не слышали.

Это сзади, совершенно незамеченный нами, подошёл сосед Николай. Мужик в возрасте слегка за сорок, неторопливый, слов на ветер не бросающий. От Николая, сколько я его знаю, всегда веяло силой, уверенностью и сознанием собственного достоинства. С Николаем никто никогда не спорил, любая работа горела у него в руках, у местных жителей он был непререкаемым авторитетом хотя бы лишь потому, что дом у него был громадный, выстроенный собственными руками. Николай жил здесь, в посёлке, круглогодично. Работал он где-то в городе, но зимой заодно за небольшие деньги охранял близлежащие дома, в которых хозяева жили только летом. Да, кстати, Николай каждый год зимой вырубал в этом же пруду большую прорубь, в которой ежедневно купался два раза. Местная гопота его боялась и уважала, а как следствие — во всём посёлке зимнего воровства не замечалось по причине постоянного присутствия Николая. А это уже, господа, — показатель.

— Значит так, мужики. Девочку с женщиной молодой видели? — сурово начал Николай.

Юра утробно икнул, и несмотря на большую отрицательную разницу в возрасте послушно кивнул, как нашкодивший первоклассник.

— Вы прекрасно знаете, мужики, что моя первая семья погибла пятнадцать лет назад и все эти годы я прожил бобылём. Эта вот женщина — моя будущая жена. Девочка, стало быть — дочка. Сейчас она на кухне. Плачет. Из-за мёртвой утки. Короче так. На сегодня охота отменяется. Ясно?

Куда уж там… Яснее ясного. Каждый из нас помнил, как Николай шуганул залётное ворьё из местного поселкового правления, а те через пару часов привели с собой пьяную кодлу в семь человек. Николай уделал всех семерых голыми руками в считанные секунды. Участковый с тех пор у нас в посёлке практически не появляется. Знает, порядок — гарантирован.

— Короче так, мужики… Уток упускать тоже нельзя, чай хозяйство, да и деньги плочены. Завтра с утра на «всё про всё» у вас есть три часа. С шести до девяти утра. Пока дочка спит. Или в понедельник — хоть весь день. Всё.

День уже ушёл за послеобеденное время, пора было топить баню, готовить мангал. Развлекуха с утками была отложена до 6 утра. Юра тем временем готовил плот из четырёх автомобильных камер и доски-дюймовки.

…Воскресным утром я проснулся только к десяти утра. Поняв, что охоту я безнадёжно пропустил, глотнув чайку, решил заглянуть к Юре.

— Ну, хвастайся. Быстро управились-то?

— Викторыч. Ты не поверишь. Слетела стая утром. Ни одного выстрела не сделали, даже к воде подойти не успели. Разом сорвались и ушли в сторону Красного села, на Можайские озёра ушли, наверное. Ладно, проехали. Да и Бог с ними, что улетели-то. Вот-то африканцы офигеют, белых уток у себя увидав. Ладно, на следующий год умнее буду.

…Новый 2009 год мы встречали на даче, конечно. Нарядили ель, растущую прямо на участке, Юркина жена и жена Николая всё приготовили на стол, за спиртным снарядили Лёньку с женой, детвора убежала на пруд кататься на коньках. В 22.00 все уселись за стол проводить Старый год. Я сходил в спальню и принёс приготовленные подарки.

— Держи, Юра. С наступающим тебя. Подарок от нас.

Юра вытащил подарок из пакета. Громадная металлическая банка с боковой этикеткой, отпечатанной на лазерном принтере. «Сельдь атлантическая «Фур-Гра по-Кузнецовски». Все гости захохотали. Юрка грохотал громче всех.

На эти майские Юра привёз парочку ульев…

Бля… У меня какое-то нехорошее предчувствие есть на этот счёт…