Ассасиновы интенсивы. День 1
ПРОЛОГ
В Порту Эхо редко случаются события, которые можно назвать необычными — по крайней мере, по меркам тех, кто живёт здесь дольше пары сезонов. Этот город, которому пророчили стать чуть ли не вторым Чикаго, а то и третьим Римом, ныне похож на призрак Нищекамска, и уж точно не похож на место, где что-то происходит. Климат подвёл инвесторов и все обещания утекли, словно вода, омывающая портовые причалы солёными, тоскливыми приливами.
Это слёзы туристов, шутят местные, что купились на рекламу и вложились тут в бизнес, в недвижимость, в мечту.
Тем не менее, даже в таком городе бывают дни, когда словно кто-то перепутал страницы книги жизни и вписал совершенно не то абсолютно не туда.
Началось всё с одного пальца.
Он лежал на стойке в полицейском управлении — маленький, аккуратный, тщательно вымытый, будто его подали на серебряном блюде для какого-то сомнительного, но изысканного ужина. Указательный. Мужской. Без следов борьбы.
Смотритель — инспектор Арден Флинт, человек с манерами архивариуса и привычкой ставить точку там, где другой поставил бы запятую, — смотрел на него, переполненный тупой злобы.
Пять исчезновений за год.
Пять пальцев.
Пять визитов в дом к людям, у которых не было врагов… по крайней мере официально.
Смотритель был уверен, что не знает, кто или что это делает.
Был не уверен настолько, что хотел уволиться и пойти охранником в пиццерию.
Только туман за окном, будто издевался, визуализируя это абсурдное дело.
Бар “Вонючий Гуч” выглядел в тот вечер даже более неприветливо, чем обычно. Матёрые лодочники, проходя мимо, отводили глаза, будто бы и не мигала полу выгоревшим неоном вывеска, чьё название давно никто не читал.
Однако весь Порт Эхо называл это место иначе:
“Притон Питона”.
У стойки стоял сам Лимстим Питон — высокий, собранный, будто самурай, с выражением лица человека, который за жизнь увидел достаточно, чтобы удивляться лишь очень редким вещам. Он протирал стакан движениями, которые больше напоминали ритуал, чем работу.
Клиентов было немного: пара матросов спорили о будущем рыболовного промысла, старуха в серой шали всё никак не могла доесть оставший суп, , а у самого края стойки сидел человек в пальто — явно не местный, но и на случайного туриста не был похож.
Он произнёс фразу почти шёпотом:
— У меня золотой билет.
Лимстим Питон поставил в сторону чистый стакан и, не меняясь в лице, достал одну единственную бутылку — зелёную, без этикетки, с трещиной возле горлышка. Налил ровно половину.
Человек в пальто кивнул.
И оставил на стойке небольшую золотую карточку. Будто кредитка или впрямь билет в театр, на трамвай, какого-то забытого столетия.
Заказ принят.
Лимстим посмотрел на билет. Затем забрал его, будто чаевые и пропал. Никто из посетителей не обратил на это внимание, будто бы за стойкой никого и не было. Неизвестный гость, к слову, тоже исчез.
Дом магистра Оуэна Каррела находился на Верхнем Променаде — там, где люди старались жить так, будто никакие инвесторы никого не бросили, а просто перенесли дальнейшее строительство города мечты. Магистр считался человеком порядочным, известным, уважаемым.
Лимстим Питон появился в доме не то чтобы внезапно — скорее сверхестественно. Он уже был внутри, кивнул прислуге и прошел аккуратно мимо кактуса в гостинной.
Магистр вышел из уборной
— О, простите, я не ждал никого… — начал он.
— Милый кактус, — спокойно сказал Лимстим.
Казалось, никакой угрозы не было. Казалось.
Всё произошло быстро, чисто, почти беззвучно.
Палец — левый средний — был взят аккуратно, с хирургической точностью.
Дом остался таким же тихим, как пять минут назад.
Когда Смотритель Флинт прибыл на место, у дома уже толпились журналисты и зеваки. Магистр сидел в кресле, словно человек, который пытался вспомнить сон, никак не желающий вспоминаться.
— Вы хоть что-нибудь помните? А прислуга? — спросил Флинт ровно.
Магистр отвёл взгляд.
— Это его… стиль, он живой человек, я точно знаю — ответил Флинт, доставая блокнот.
Там, между страницами, уже были пять пустых строк и пять аккуратно вклеенных изображений — по одному пальцу на каждую.
Он перевёл взгляд на окно.
Туман стелился низко и уверенно.
— Он живой человек, — сказал Смотритель почти себе. — И когда-нибудь ошибётся.
Но Смотритель ошибался.
Лимстим Питон не ошибался.
Поздним вечером бар был пуст, кроме тени на стене — тени, которая отбрасывалась совершенно неправдоподобно, будто от источника света, которого в комнате не было.
Лимстим поставил на стойку небольшой серебристый контейнер, открыл его — и туда тихо упал очередной палец.
Бармен закрыл контейнер, убрал в шкаф и произнёс тихо:
— День первый.
Будто начинал отсчёт.
Туман за окном сдвинулся, словно слушая.