Ответ на пост «Первый полностью беспилотный трамвай запустят в Москве уже в сентябре»
Как у Брэдбери в «Вине из одуванчиков»:
– Эге-гей!
Дуглас, Чарли, Том и все мальчики и девочки в округе увидели помахивание серой перчатки и посыпались с деревьев, бросили прыгалки лежать белыми змейками на лужайках и помчались занимать зеленые плюшевые сиденья, причем бесплатно. Зазывая всех, кондуктор мистер Тридден заслонил перчаткой щель кассы, трогая трамвай с места по тенистым улицам.
– Эй! – закричал Чарли. – Куда это все побежали?
– Последний рейс, – объявил мистер Тридден, воздев глаза к белому электрическому проводу, уходящему вдаль. – Трамваю – конец. С завтрашнего дня запускают автобусы. А меня на пенсию. Так что всех прокачу бесплатно. Поберегись!
Он перекинул латунный рычаг управления, трамвай взревел и помчался по бесконечной зеленой дуге, а время во всем мире остановилось, как будто только дети и мистер Тридден с его чудесной машиной плыли прочь по нескончаемой реке.
– Последний день? – спросил ошеломленный Дуглас. – Так нельзя! Мало того, что с Зеленой машиной покончено – заперли в гараже, и никаких возражений. Мало того, что мои новенькие тенниски стареют и замедляют ход! Как же я буду передвигаться? Но… Но…Нельзя вот так отобрать трамвай! Как же так, – сказал Дуглас, – как ни крути, а автобус – это тебе не трамвай. Шумит иначе. Ни рельсов, ни проводов. Не брызжет искрами. Не сыплет песок на рельсы. Выкрашен по-другому. Колокола у него нет. Выдвижной подножки тоже!
– Это точно, – сказал Чарли. – Я обожаю смотреть, как трамвай выдвигает подножку, словно гармошку.
– Конечно, – сказал Дуглас.
<...>
Но Дуглас стоял на лужайке, рисуя в своем воображении завтрашний день, когда придут люди и зальют серебристые рельсы горячим битумом, и никому в голову не придет, что здесь когда-то бегал трамвай. Он знал, что понадобится уйма лет, чтобы забыть про рельсы, как бы глубоко они ни были погребены. Однажды осенним, весенним или зимним утром он проснется и, даже не подходя к окну, просто лежа в тепле и уюте своей постели, расслышит его, еле-еле, далеко-далеко.
И за поворотом утренней улицы, между стройными рядами вязов, платанов и кленов, в тиши перед началом дня, у своего дома он услышит знакомые звуки, словно тиканье часов, громыхание дюжины железных бочек, гудение одной-единственной гигантской стрекозы на рассвете. Как карусель, как электрическое завихрение, цвета синей молнии, приближающееся, нагрянувшее и промчавшееся. Перезвон трамвая! Словно кран с газировкой шипел, когда выпускалась и складывалась подножка, и в своих грезах он снова пускался в плавание по утаенной и захороненной дороге к утаенной и захороненной цели…
Что еще похоронят в столице ради показного развития? Неужели нельзя развивать город так, чтобы сохранить в нем душу?