lokans995

— Скоро Вязьма товарищ лейтенант! Пятнадцать минут до посадки! — крикнул один из пилотов.

Я хотел спросить, почему нас не встречают «салютом» зенитных орудий, но передумав, лишь кивнул и пошёл по фюзеляжу самолёта оживляя от сна задремавших:

— Просыпаемся! Готовимся бойцы!

— Лейтенант! — обратился пробуждённый снайпер Артём, — Я хотел спросить. А зачем нам столько патронов? Мы что там целый год в тылу воевать будем? — улыбаясь указал он на ящики боеприпасов в хвосте самолёта.

— Мы – нет. А вот наши боевые товарищи – вероятно. Плохо было бы не использовать грузоподъёмность самолёта на максимум. Мы всё-таки не белые офицеры первым классом летать.

Пройдя к хвосту я сел на свободное место рядом с Георгием. Тот спешно пытался собрать пулемёт, который только что смазывал. Самолёт слегка тряхнуло и что-то из его рук с лязгом упало на пол.

— Чёрт! Щёчка! — скинул части пулемёта Георгий и принялся высматривать деталь на полу.

— Что за щёчка? — спросил сидевший на против Борис.

— Да щёчка затвора. Такая металлическая пластинка.

— Эта? — Борис поднял железку у своего сапога.

— Да, спасибо! Ну вот… Снова в песке. Только почистил. — Слегка протерев об свою форму Георгий вставил её в затвор и продолжил собирать пулемёт. — Вы, кстати, заметили, что правый мотор как-то неровно работает? Вот прислушайтесь. Левый делает «вууум–вууум–вууум», а правый «вумгх–вумгх–вумгх». Надо будет сказать пилотам чтобы после посадки посмотрели. Может клапана плохо настроены?

— А если с мотором что-то случится? — занервничал дьякон, — Мы сможем вообще сесть?

— Да конечно! Я слышал «Крылья Советов» даже без моторов сажали. А у нас их тут три.

С этими словами самолёт начал резко снижаться. Свет в салоне погасили ради безопасности, и мы шли на посадку в полной темноте. Как пилоты сажали самолёт в лунном свете без ориентиров я не понимал. Тем не менее очень скоро полозья ударились о зимний наст, и машина заскользила по снегу. Казалось, самолёт был запряжён лошадьми и долго не мог остановится. В какой-то момент он достаточно резко затормозил и будто упал. Я приказал быстро выгрузить ящики наружу и готовится к маршу.

Как оказалось, самолёт провалился в сугроб у самого начала леса. Ящики спрятали под молодыми ёлками и слегка прикопали снегом, предварительно, вытащив всё необходимое.

— Товарищ Старший Лейтенант, а у нас священники без оружия идут? — обратилась ко мне радистка, таща две тяжёлые сумки.

— Совершенно, верно. Борис, примите у Камышовой запасные батареи, — сообразил я намёк Алисы.

— Я тоже могу взять что-нибудь! — вмешался Епископ.

— Вам хватит вашего вещмешка с пайком. — отрезал я, но тут вмешался Георгий и впихнул священнослужителю несколько коробов с патронами.

Я с Алисой подошёл к пилотам и запросил наше местоположение на карте. Как оказалось положение наше «где-то здесь», Вязьма «где-то там», Пастиха «куда-то туда». Камышова уверенно заявила, что с этим можно работать и я «торжественно» доверил ей карты и компас.

— Встаём на лыжи! — отдал я приказ.

— Рано товарищ капитан! — вмешался один из пилотов.

Я вперил суровый взгляд в того, кто осмелился так дерзко оборвать мою команду. Опомнившись, пилот вытянулся по стойке смирно и отдал честь:

— Я хотел сказать, товарищ капитан, что без вашей помощи мы не сможем улететь. Необходимо отвернуть нос самолёта от леса. Вдвоём мы точно не сможем справится.

— А вдевятером мы точно справимся? — Я посмотрел на большую металлическую машину.

Но выбора не было. Пилоты достали трос. Сбросив с себя лишнее снаряжение, мы принялись толкать и тащить неподъёмную махину. Самолёт словно врос в землю, не желая сдвинуться с места. Почти час ушёл на то, чтобы разгрести коварные сугробы и хоть немного выровнять площадку под лыжи шасси. Малыми рывками, ценой неимоверных усилий, удавалось отвоевать у снега лишь несколько сантиметров. Ещё через два часа, выжатые как лимон, мы, обессиленные, наконец выровняли самолёт параллельно кромке леса, и пилоты принялись его маскировать.

Едва забрезжил рассвет, как мы вступили на маршрут уже промокшими до нитки и сломленными усталостью. Несколько километров мы шли молча пока не показалась просёлочная дорога. Алиса остановилась, глядя по сторонам и сверяясь с картой. Почти все бойцы повалились на снег передохнуть. Никита, опёршись на лыжные палки, закурил папироску и начал всматриваться в даль дороги.

— Наконец-то нормальная дорога. — Поправляя на плече винтовку, угрюмо взвыл Артём.

— А вы, товарищ снайпер, — покуривая обратился к нему Никита, — чем на инструктаже слушали? Мы, все вместе так сказать, коллективно решили, что, будем избегать любых дорог и открытых пространств, ведя свой маршрут исключительно через леса и болота. И, между прочим, вы и сами поддержали эту концепцию нашего маршрута.

— Может привал тогда товарищ капитан? — обернулся ко мне Артём, — Я всё-таки снайпер. Я привык часами на месте лежать, а не на лыжах бегать.

— Нет, — запретил я, — Не здесь и не сейчас. Идём дальше. Тут опасно оставаться.  

— О! А может мы здесь мину заложим тогда? — Неожиданно отпустил Георгий.

Я растерялся:

— Какую ещё мину?!

— Да вот. Я собой как раз на такой случай ТМку из ящика взял.

Георгий достал из вещмешка тяжёлую противотанковую мину и положил её на колею дороги. Кто-то за моей спиной присвистнул.

— Так! Что это за цирк! — вскипел я, — Ты зачем её всю дорогу вместе с пулемётом тащишь? Я не давал приказа тащить противотанковые мины!

— Ну мне сказали взять необходимое – я выполнил! — вытянулся смирно Георгий. — Думал пригодиться.

— Ну ты … Клоун. А если наши тут проедут?

— Так, где ж наши тут танки возьмут? Только если самолёт прямо сюда сажать будут. А грузовичок германский нет-нет да проедет.

— Ладно. Прикапывай свою мину и выдвигаемся! Я надеюсь, ни у кого больше тут таких сюрпризов нет?

Алиса двинулась дальше через дорогу в лес, и мы поспешили за ней. Идти было всё сложнее. Тяжёлые ветви елей, укутанные в снежные шубы, нависали над нами, отбрасывая причудливые тени. Под лыжами хрустел девственный снег, нарушая тишину лишь на мгновение. Дышать становилось все труднее, морозный воздух резал лицо. На моё большое удивление «святоши» ничуть не отставали. Скоро со стороны дороги прогремел взрыв. Все тут же упали и прижали руками голову кроме Бориса и Пети. Осознав, что опасности нет, я проклял Георгия с его миной и пригрозил ему трибуналом если на обратном пути окажется что подорвался не немец.

Когда мы добрались до болота я отдал приказ на отдых. Всю дорогу предвкушавшие привал бойцы с радостью рухнули кто на снег, кто на поваленные деревья. Лишь Никита облокотился о ствол берёзы и снова закурил. Я снял лыжи и проверил болото. Оно действительно не представляло опасности. Более того, поверх снега образовалась толстая корка льда, по которой было удобно ступать и без лыж. Корка хоть и обваливалась под весом тела, но плотный снег под ней не давал провалиться в сугробы. Узнав от Алисы, что идти осталось немного, я приказал снять и спрятать лыжи. Перейдя большое болото и пробравшись через плотные заросли, Алиса остановилась и присела у дерева.

— Всё, — вдруг заявила она.

— Что? Устала? — Спросил я.

— Нет. Всё. Пришли.

Алиса указала дальше в лес, где ели различимо, среди деревьев стояла изба. Приказав всем оставаться на местах, я пошёл на разведку взяв с собой Никиту. Мы аккуратно стали пробираться сквозь лес. Автоматы наготове, пальцы на спусковых крючках. Подойдя к домику, я тихо приоткрыл ставни волокового окошка и осторожно заглянул внутрь, а Никита притаился у двери. Внутри, по-видимому, было пусто и я дал отмашку войти внутрь. Булатов одной рукой попытался отворить дверь, но та не поддалась. Я встал напротив двери на изготовку и прицелился. Тогда Никита опустил автомат на плечо и двумя руками со скрипом и скрежетом распахнул дверь. Внутри изба оказалась маленькой. Большую часть дома занимала печь, рядом кое-как помещалось спальное место. Слева окошко и пыльные полки, заставленные горшочками. Справа стол и две лавки. Внутри было темно, но уютно. Я помахал в ту сторону откуда мы пришли. Тут же из-под снега откуда не возьмись появились остальные оперативники. Маскхалаты хорошо делали своё дело на фоне невинных снегов.

Мы обыскали помещение надеясь найти какое-нибудь послание от осведомителя. Он должен был нас ждать тут с ночи, но, видимо, что-то пошло не по плану. Никаких признаков что тут кто-то был ближайший месяц не было. Всё поросло пылью и паутиной. Я приказал Никите, Артёму и Георгию смотреть за периметром. У Алисы и священнослужителей оружия не было. Я оставил им свой автомат Шпагина, а сам достал из кобуры ТТ и отправился выискивать следы подле избы. Везде были только наши отпечатки, в остальном снег был чист. Я скомандовал обед, но часовым продолжать оставаться снаружи и следить за местностью. Камышовой распорядился установить связь с пилотами и доложить, что мы достигли точки контакта, но задерживаемся так-как осведомитель не явился. Прождав ещё около часа, я поинтересовался у Алисы:

— А это точно то место?

— Точно товарищ Нестеров! Я уверена. Вон там совсем недалеко, —Алиса кивнула через печку, — должна быть деревня Пастиха.

— Значит так. Я схожу на разведку с Лавровом и Потаповым. Лейтенант Булатов остаётся за старшего. Если сегодня до темна не вернёмся, приказываю заканчивать операцию и эвакуироваться. Борис Александрович, — обратился я к Дьякону протягивая свой автомат, — стрелять умеешь?

— Так что тут уметь-то? Тут дело другое. Я не смогу в человека выстрелить ни при каких обстоятельствах.

Я посмотрел на Алису, та молча помотала головой. Но в итоге автомат я всё же оставил.

— Я с вами пойду Александр, — с серьёзным лицом констатировал Епископ Пётр.

— Нет. Вы останетесь здесь, — даже не смотря на священника запретил я.

— Прошу. Я же вас до сего времени никак не обременял. А в деревне я вам как никто пригожусь. Вдруг там патрули ходить будут? А из всех здесь я больше всех на деревенского похож. Я аккурат рубашку сниму и на меня даже в форме не посмотрят. Разузнаю что там да как, и вам доложу.

Я не хотел было даже отвечать, но как только я шагнул за порог, мне прямо на голову упал неприятный сюрприз белого пятна. Из-под ветвей вылетела ворона и истерически захохотала. Пролетела почётный круг, видно, глумясь и радуясь удачной засаде, и удалилась.

— Ну вот, — продолжил Пётр, — знак Божий. Неужели такие профессионалы как вы, не сможете справиться вместе со мной?

— Сможем, — проездил сквозь зубы я, потирая голову снегом, — идите коли знак. Но снимаю с себя всю ответственность если вас пристрелят.

Мы выдвинулись, и, действительно, вскоре показалась поляна. Однако, когда мы приблизились, взору предстало лишь пепелище. Безмолвное и жуткое. Вместо домов – обугленные брёвна, вместо жизни – лишь тишина, режущая слух. Над мёртвой равниной, словно надгробья, возвышались лишь печи и трубы, изрыгающие в небо не дым, а безмолвный укор.

Сердце болезненно сжалось в груди. Мы шли молча, будто боясь спугнуть робкую надежду, вцепиться взглядом хоть за малейший признак жизни. И вдруг – эхо. Слабое, но такое долгожданное. На противоположном краю разорённой деревни, словно насмешка судьбы, стояло здание. Из трубы пульсировал дым, вокруг клубились немецкие солдаты, ожесточённо что-то обсуждая.

Я скомандовал возвращаться. Но Епископ, не обращая внимания на мои приказы и веселящихся немцев, подошёл к одному из пепелищ, где из-под снега угадывался обгоревший колокол. Пётр снял пелену белого савана и нашему взору предстала ужасающая картина: груда человеческих останков, перемешанных в жутком танце смерти. Обугленные кости переплетались с клочьями истлевшей плоти. Из черепов, где когда-то были глаза, некогда наполненные жизнью, теперь смотрела пустота, словно моля о пощаде. Здесь были руки, ноги, рёбра, - всё в беспорядочном нагромождении, словно кто-то в безумии пытался собрать пазл из человеческих тел.

— А баньку-то себе оставили… Паскуды, — холоднее зимнего воздуха процедил Пётр.

Он пошёл к дому, словно скала, подчинившаяся воле невидимого магнита. Шаги размеренные, лишённые жизни, словно движения механизма. Никто не мог отвлечь его от этой цели.

— Назад! Стой! Стоять! — пытался я вполголоса вразумить священника, — Это приказ! Ты нас всех погубишь! У ну стой!

— Пойду займу позицию. — Прошептал Артём и убежал в сторону леса.

Георгию я приказал оставаться на месте, а сам аккуратно, скрываясь, поспешил за Петром. Пётр шагал в полный рост и даже в маскхалате его тучная фигура с бородой была вполне заметна издали. Но, немцы, либо действительно отказывались его замечать, погружённые в свои таинства отдыха, либо игнорировали. Я был в пятидесяти метрах, когда Епископ достиг колоды, из которой торчал топор, недавно рубивший дрова для баньки, где резвилась немчура. Через мгновение, первый же германский солдат, сидевший и куривший на дранице, с звериной жестокостью и лёгкостью лишился своей головы не успев испытать даже шока. Часовой сидевший напротив, оказался собрание, и, быстро вскинув автомат на плечо, прицелился незваному гостю в голову. Раздался громогласный выстрел! Эхо разнеслось по всей поляне и неоднократно отразилось о стены глухого леса. То было словно знамение рока, для пришедших в сознание бойцов вермахта, знаменующее о неминуемой каре. Часовой пошатнулся, из последних сих попытался зажать неподдающийся курок, и упал.

Пару солдат ломанулись к стоящим у стены ружьям. Один, так и сидевший на своём месте у двери, качая головой и грозя пальцем, что-то пытался донести до Петра Никитича на немецком. Но Епископ не говорил по-немецки и одним движением лишил того дара речи навсегда. Только я выцелил из пистолета немца, подобравшего винтовку, тут же раздался второй точный выстрел. Снайпер знал своё дело! В последнего бедолагу влетело увесистое брёвнышко, и он так и не успел достигнуть своей цели. Повалившись в снег, он в суматохе пытался бежать, но от страха то и дело спотыкался и скользил. Я ожидал услышать третий выстрел, но, видимо, Артём решил понаблюдать за разворачивающейся картиной и предоставил на суд нелюдя служителю Божьему. Пётр Никитич быстро нагнал цель широкими стремительными шагами и перерубил солдату руку которой тот уже тянулся к стоящей винтовке. Тот взвыл от боли, перевернулся на спину и встретил лицом холодную сталь топора. На этой кульминации отворилась дверь баньки и показались полуголые, наспех одетые, явно подвыпившие фрицы. Перед ними предстала картина окровавленного с ног до головы крупного бородатого мужчины с топором, и дверка тут же затворилась. Спокойно подойдя к двери, Пётр Никитич с криком «Антракт, негодяи!» одним массивным движением выбил дверь. В моих глазах это был уже не священно служитель, а настоящий богатырь. В тот же момент солнце затянуло облаками, и поляна погрузилась в тень. Я обернулся и ещё раз посмотрел на мёртвые печные трубы. Нет, не все. Почему-то одна выделялась на фоне остальных. Быть может свет на неё так пал? Я не мог понять почему она выглядела совсем иначе. Меня потянул к ней интерес. Печь как печь, но, видно, старательно было затворено окно шестка. Уж слишком много засов было на заслонке. И правда! Печи вокруг были пусты, а эта явно хранила какой-то секрет. И тут, словно знак, захохотал ворон ворон над моею головой. Либо он и впрямь радовался моей догадки, либо просто приметил свежие трупы, которыми можно полакомиться. Я попытался отворить шесток. Пришлось приложить недюжинную силу чтобы это сделать. С свирепым скрипом, нехотя, пуская пепел, дверца поддалась. Внутри действительно что-то лежало завёрнутое в холщовые тряпки.

— Это оно, — сказал подошедший Пётр Николаевич.

Я развернул тряпки и действительно, это оказался древний кованный меч и стальной шлем. И тут громыхнула непривычно длинная пулемётная очередь! Я залёг и каждую мгновение ждал что она прервётся. Но с каждой новой секундой мои ожидания обманывались. Когда, наконец пулемёт стих, мы с Петром увидели, на повороте дороге, идущей к баньке, изрешечённый, словно дуршлаг, немецкий грузовик.

— Надо же! — воскликнул Георгий, меняя магазин дымящегося пулемёта, —Ни разу не заклинил! Редкость какая!

— Все уходим! — скомандовал я.

Из-за поворота послышались крики и рёв моторов. Мы принялись бежать к лесу. Тут же, на большой скорости, выскочил мотоцикл с коляской. Но Артём не дал шанса водителю объехать препятствие точным выстрелом, и пассажир влетел в расстрелянный грузовик. Я до сих пор не понимал, где прячется наш искусный снайпер. Поляна эхом разносила звуки выстрелов и казалось, стреляют откуда-то с неба.

Немцы так и не успели сделать не одного выстрела, когда мы уже добрались до леса и скрылись из виду. Тут к нашему побегу присоединился радостный Артём. У него впервые было такое хорошее настроение.

— Во вы им дали! — всё повторял он, — Во вы спектакль устроили! Особенно последний акт мне очень понравился!

Похоже его единственная радость в жизни была смерть врага. Когда уже показалась изба мы вынужденно остановились отдышаться и перевести дух. Тут словно призрак, позади нас, где мы только что пробегали возник Булатов.

— Ну вы, конечно, шуму наделали, — покуривая папиросу напугал нас Никита, — Ууу… Боевой камуфляж? — обратился он, глядя на окровавленного с ног до головы Петра Никитича.

— Кара небесная, — ответил тот.

— Так нам к обороне готовиться или трубить приказ об отступлении? А то немцы по горячим следам нас быстро нагонят.

Я приказал всем немедленно выдвигаться к самолёту. Вечерело. Было жгучие чувство что немцы идут буквально позади нас и постоянно нагоняют. Я то и дело оборачивался, но преследователей не было видно. А может их и не было? Мы совсем позабыли о спрятанных лыжах и путь обратно был куда более сложным, однако, почему-то казался короче. Выйдя к дороге, перед нами предстала в клочья разодранная германская машинка и четыре трупа. То, по-видимому, была виновницей взрыва.

Мы быстро достигли самолёта. Судно хорошо замаскировали и не вглядываясь, заметить его было трудно. Я приказал сейчас же заводить машину. Пилоты выбежали из просеки и принялись расчищать путь от искусственных посадок, маскировавших технику.

— Товарищ старший лейтенант! — обратился ко мне один из пилотов занимаясь делом, — тут из наших так никто и не проходил. Жаль немцем отдавать боеприпасы. Надо поднять ящики обратно на борт.

Я выругался и приказал уставшим товарищам перенести из схрона в самолёт всё, кроме патронов. Оперативники, видимо, приняли это как злую шутку, но выполняли приказ. Я беспокоился что враг появится пока мы тратили время на подготовку самолёта. Н о почему-то так никто и не явился по наши души. На удивление мы легко смогли покинуть тыл врага. Нам невероятно везло.

№4. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ГБ А. НЕСТЕРОВ. СОВЕТСКИЙ ОККУЛЬТНЫЙ ПРОЕКТ. СЕКРЕТНО.

НИКОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ

ОКТЯБРЬ 1942 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: «ДУХ НЕВСКОГО»

После операции в тылу врага об «Оккультном проекте» будто все позабыли. Мы передали реликвии Борису, и он тоже час же покинул Москву. Пётр отправился на фронт обычным священником, так как после совершённого акта «правосудия» более не мог посещать стены монастыря и нести звание Епископа.  Я долгое время продолжал свою работу в скучном тривиальном режиме. Повседневная рутина заставляла воспоминания о том дне казаться сном.  Хотелось снова вернуться в бой и помочь своей стране «реальными» действиями. В августе меня откомандировали в монастырь, где служили Борис. Я совершенно не понимал приказ командования. Это походило на какой-то отпуск во времена, когда страна нуждалась в поддержке больше всего. Тем не менее меня убедили в том, что это необходимо для борьбы с немецким оккультным проектом.  

Два месяца я постигал тайны монашеской жизни. Вставал рано утром и выходил из тесной кельи, где жил с дьяконом Борисом. Сон как рукой снимало, стоило только ступить на ледяной камень пола. Так каждый день. Тусклый свет, падающий из окон, едва рассеивал сумрак. В монастыре пахло ладаном и чем-то сырым, земным. Я ходил за водой, выгуливал и омывал лошадей пока Борис часами зачитывал молитвы, стоя на коленях, повторяя слова псалмов. Позже он стал брать меня собой. Поначалу меня сильно злило что совсем рядом идёт война, а мы тут занимаемся не пойми чем. Со временем ум успокоился, молитвы погружали в транс и становились частью меня самого. После – трапеза. Хлеб, каша, немного овощей. Ничего лишнего. Едим молча, слушая чтение житий святых. Отец Игнатий читает, у него голос такой… глубокий, словно из самой земли. После трапезы – послушание. Борис любил ходить в леса по грибы в это время, и я с радостью присоединялся к его компании. После обеда – снова молитва. И снова послушание. Вечером – снова трапеза, такая же скромная, как и утром. А потом – вечерняя служба. Священнослужители совершали какие-то обряды над мечом и шлемом Александра Невского. В это время я занимался своими делами так как в такие таинства посвящён не был. Ложился спать на жёсткую постель. Сна хватало всего несколько часов, но я не жаловался. И так каждый день. Одно и то же. Я понял, что служба в монастыре сильно походила на службу в армии. Но более мирская. В этой однообразности я стал находить покой и смысл. И вот снова колокол. Снова новый день. Снова молитва. Снова труд.

В монастыре я не брился и отпустил себе бороду. Научился верховой езде. Вскоре мне разрешали покидать стены монастыря на коне во время вечерней службы. Сначала это была просто радость движения, восторг от скорости и простора. Ветер свистел в ушах, а перед глазами мелькали поля, леса, перелески. Но постепенно, с каждым километром, с каждой минутой, проведённой в седле, эта радость трансформировалась во что-то большее.

На одной из прогулок я заметил, как солнце играет в листве деревьев, как над полем парит ястреб, как мелкие полевые цветы тянутся к свету. В этих простых вещах я вдруг увидел божественную красоту, гармонию мироздания. Конь бежал ровно и спокойно, словно чувствуя настроение всадника. Вдруг перестал торопиться, перешёл на рысь, а потом и вовсе остановился на вершине холма. Перед нами открылась панорама, захватывающая дух: дальние леса, уходящие за горизонт, и высокое, бездонное небо. В этот момент я почувствовал себя частью этого огромного мира, маленькой, но необходимой его частью. И вдруг почувствовал смирение – не отказ от радости, а принятие всего, что даёт Бог, с благодарностью и пониманием его замысла. Смирение – это не унижение, а осознание своего места во вселенной. Я вспомнил о тех часах, проведённых Борисом в молитвах, и мне показалось, что я увидел их истинный смысл. Раньше я считал это жертвой, необходимой для спасения души. Но сейчас понял, что это – не жертва, а дар. Дар, позволяющий видеть мир таким, какой он есть на самом деле: прекрасным, гармоничным и полным божественной любви. И я тоже был частью этого. Впервые за долгое время я почувствовал себя по-настоящему счастливым. Не просто радостным, а счастливым в глубоком, духовном смысле. Я нашёл смирение в этом простом конном путешествии, в единении с природой, в осознании своей связи с Богом. Я медленно повернул коня и направился обратно в монастырь. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона.

Вернувшись в монастырь, я сообщил брату Борису, что желаю тоже читать молитвы по утру вместе с ним, ибо обрёл в их словах истинное понимание. Борис был несказанно счастлив и рад это услышать. Сказал, что я наконец-то готов и завтра присоединюсь к вечернему ритуалу вместе со старшими служителями.

На следующее утро я воздавал моление вместе с братом Борисом. Вечером меня впустили в зал, где на пьедестале возвышался латный шлем, а у подножья стоял тот самый меч.  Священнослужители собрались в полукруг, зажгли множество свечей. Мне в центре поставили аналоем с древнерусским тестом и наказали читать. Я плохо понимал смысл этих устаревших слов, однако само собой слова сливались в пение. Вдруг настоятели хором стали подпевать мне. Медовый запах свечей вскружил голову. Отец Игнатий вручил мне чашу с розовой жидкостью. Но то было не вино. Жидкость источала сладко-земляной запах. Я покорно испил чашу продолжая мысленно читать священный текст. И вот я повторяю, снова и снова, пока не чувствую, как сознание начинает растворяться, и я перестаю ощущать себя как отдельную личность. Строки оживают, наполняются смыслом. Я понимаю, что жизнь моя – это не просто череда однообразных дней, а путь к Богу. Путь сложный, тернистый, но единственно верный. И мне стало жарко. Жарко не от огня десяток свечей, а от того, что начало происходить внутри. В этой плывущей мути тёмных стен монастыря мир стал дрожать. Я почувствовал, как воздух сжимается вокруг, как будто камни дышат со мной в такт. Я стал дышать всё глубже и чаще и от того стены содрогались всё пуще пока наконец не опрокинули стоящий меч к моим ногам. Я знал, что должен поднять его. Взять свой меч и принять его ровно так же, как свою судьбу. И мне виделось что сейчас не двадцатый век от рождества христова, а шесть тысяч семьсот тридцатый год от сотворения мира. Я и взял свой меч! И вскинул его над головой! И православные монахи в один голос воспели: «Теперь будут звать тебя Невский! Отныне пусть все живущие люди почитают тебя с этим именем!»

№5. МАЙОР ГБ А. НЕВСКИЙ. ОПЕРАЦИЯ «УРАН». СЕКРЕТНО.

СТАЛИНГРАДСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

НОЯБРЬ 1942 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: «ПОБЕДА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ»

Наконец мне дали шанс показать себя на передовой. Я долго ждал момент, когда мне дадут возможность проявить свою отвагу. И теперь со мной был мой верный меч.

Бойцы в окопах скользили по мне усталым недоверчивым взглядом. Они явно видели во мне ещё одного новенького офицеришку отсиживающемуся в тылу и не знавшего изнурительных голодных боёв. Здесь разило липким страхом и отчаянием. Ситуация на фронте усугублялась с каждым днём и это чувствовал каждый кто здесь находился. Изнурённые боями. Кожа серая, покрытая слоем пыли и копоти. Никто не разговаривает. Нет сил. Да и о чем говорить? О том, что завтра может не быть? О том, что каждый новый день – это чудо, которое вполне может стать последним? Руки дрожат. Не от холода. От нервов. От постоянного напряжения. От страха. Но должен был признаться надежда в глазах этих ребят не утратила блеск. Да, они измучены, но не сломлены. Было видно, что никто из них не струсит. Что никто и не подумает без боя отдать хоть клочок земли. Что они будут стоять до конца. Ради товарищей. Ради родины. Ради тех, кто ждёт их дома.

Прогремел взрыв где-то рядом, и я вжался в стену траншеи. А потом ещё и ещё. Вскоре зазвенела адская канонада и содрогнулась земля. В лёгкие врезалась обжигающая пыль и копоть. Земля превратилась в жидкость и пыталась меня утопить, накрывая волнами. Хотелось вопить от ужаса, но предательски не хватало кислорода чтобы выдавить из себя хоть какой-то звук. Адская симфония прервалась, и я смог очнуться от кошмара. Выбравшись из земли и придя в себя, я увидел страшно огромные колонны немцев. Стальными рядами ревели танки, за которыми тянулись вереницы бесчисленных солдат. И тут, будто знамение, я увидел, как один из танков врага сорвался на лёд реки и тот треснул под тяжестью немецкой стали. На башне танка красовался большой тевтонский крест. Экипаж пытался покинуть губительную машину, но та тащила захватчиков собой в ледяную воду.

Сейчас я должен был сплотить своих товарищей, привезти в сознание, дать им твёрдую веру в победу! Я встал над траншеями, поднял свой меч и сказал:

— Товарищи бойцы! Сыны и дочери нашей великой Родины! Сегодня мы стоим на пороге решающего сражения! Перед нами - враг, подлый и жестокий! Он пришёл на нашу землю с огнём и мечом, чтобы поработить нас, лишить нас свободы, отнять у нас будущее! Они думали, что мы слабы, что сломлены, что сдадимся без боя! Но они просчитались! Мы - народ-победитель! В наших жилах течёт кровь героев, защищавших нашу землю от нашествия иноземных захватчиков во все времена! Посмотрите друг на друга! В наших рядах - рабочие и крестьяне, интеллигенты и учёные, студенты и академики! Мы - единый народ, объединённый общей целью – защитить нашу Родину! Перед нами – долг чести, долг перед Родиной, перед нашими семьями, перед будущими поколениями! Мы должны разбить врага! Мы должны выгнать его с нашей земли! Мы должны отстоять нашу свободу и независимость! В атаку, товарищи! За Родину! За победу! Ура!

В ответ мне загрохотали залпы наших пушек. Над всем полем битвы, заглушившая рёв вражеских моторов, раскатисто прогремело «Урааа!». Бойцы, придя в себя, прильнули к позициям и встретили врага огнём. Я обернулся на противника и вдруг… Мне стало холодно… Холод подбирался к моему сердцу с разных сторон… Каждый удар сердца, как звон колокола, пытался отогнать этот холод. Но холод был сильнее…

***

И тут я понял, что это кольчуга, промёрзшая на морозе, холодит моё тело. Что это стальной шлем на моей голове веет холодом.  Но гуща битвы, сейчас разогреет мою кровь! Впереди неслись всадники Левонского ордена! У них были тяжёлые доспехи и большие кресты на щитах. Я уже слышу, как мои войны за спиной кричат «Урааа!» и ждут, когда я их поведу в бой!  Я повернул своего верного коня Яшу вдоль своей дружины и промчался мимо каждого своего соратника. Я хотел, чтобы каждый верный мне воин знал и видел, что его князь первым пойдёт в атаку и будет сражается плечом к плечу со своими братьями. Яша тоже воодушевился предвкушением битвы. И когда я повернул преданного коня на врага, тот встал на дыбы и взревел! Я взмахнул мечом и ринулся в бой!

В кабинете стоял тяжёлый воздух, пропитанный въевшимся, едким духом никотина. В центре комнаты возвышался массивный письменный стол, заваленный ворохом бумаг, испещрённых корявым почерком и печатями секретных отделов госбезопасности. Рядом – видавшая виды пепельница, доверху набитая окурками. Единственным источником света служила настольная лампа. Её желтоватый свет выхватывал из полумрака лишь часть стола, оставляя остальное пространство комнаты во власти теней.

Товарищ майор, господствующий за столом, казалось, не заметил моего громкого появления и ещё несколько секунд неподвижно вглядывался в раскрытую перед ним папку с документами. Он неспешно затянулся самокруткой и, глубоко вздохнув, закрыл папку.

—  Вольно лейтенант, — сухо произнёс начальник и жестом пригласил сесть напротив. Я повиновался.

Мне всегда казалось, что майор – словно сошедший с агитационного плаката, воплощённая советская мощь: крупный, статный, с волевой челюстью и густыми усами пылкого брюнета. Редкая седина на висках под большой синей фуражкой словно шептала о мудрости полученной выслугой лет. Такому человеку под силу было бы повести за собой в бой полк, не проронив ни слова.

Помедлив с двумя затяжками, начальник затушил папиросу и заговорил.

— Тут такое дело Нестеров… Разведка нам доложила… — было видно, что слова майору даются с трудом не под стать его образу. — Впервые за всю свою карьеру не могу подобрать слова чтобы начать разговор… В общем ситуацию на фронте ты знаешь. Это опустим.

— Так точно! — вытянулся я.

— Александр, вольно, — вновь отпустил начальник. — Поговорим в неформальном тоне. Тут дело деликатное нарисовалось. И мне важно видеть твою откровенную реакцию на всё, что я тебе сейчас расскажу.

— Хорошо Пётр Николаевич. Я слушаю.

— Саша, — ещё больше смягчил тон майор. — Сейчас в стране обстановка очень тяжёлая и все стараются помогать любыми силами фронту. Война идёт не только на передовой, война идёт и в тылу. Наши учёные, не зная отдыха, непрерывно создают и изобретают новое; наши врачи, не щадя сна, лечат раненых; наши литейщики, работая в две смены, куют тяжёлую броню; сварщики, отказавшись от обедов, воплощают гений наших инженеров в реальность. Зеркально работает и немецкий тыл – в этом не стоит сомневаться. И вот идёт эта война, — Пётр Николаевич скрестил руки с растопыренными пальцами. — Вопрос только в том, у кого люди сильнее и смелее. Тут зависит от каждого звена в этой цепочке. Понимаешь?

— Понимаю. И мы будем делать всё что в наших силах! — ответил я, ощущая, что задача предстоит невероятно ответственная раз начальник начал разговор с таких базовых вещей.

— Это правильно. Вот наше командование тоже решила делать всё, что в наших силах, — майор приподнял руки и сжал один оттопыренный палец правой руки. ⸺ Потому что как выяснила наша разведка, в Германии ведут войну ещё на одном фронте, о котором мы не знали. А значит звеньев в цепи у них сейчас больше. И нам предстоит это в кротчайшие сроки исправить.

Пётр Николаевич кинул мне папку, которую рассматривал, когда я зашёл, и закурил папиросу. Я начал быстро знакомиться с делом. На первых страницах тут и там были фотографии Гитлера с разными людьми и подписями. На одной из них, человек стоящий рядом с фюрером, был обведён красным карандашом. Сверху напечатана надпись:

«Hermann Herschel Steinschneider 1933. Личный провидец А.Г.»

Я перевернул ещё несколько страниц и увидел фотографии готического здания с разных сторон. Подпись гласила:

«Университет парапсихологии. Hans Bender и его исследования 1935.»

Тут же была большая статья про ясновиденье, в которую я вчитываться не стал. На следующей странице было что-то про германскую организацию «Наследие Предков» где была приложена картинка: вертикально стоящий средневековый меч, который овивала петля, а по кругу располагалась надпись «DEUTSCHES AHNENERBE».

— Ещё до войны в Германии активно развивалась парапсихология, изучалась мистика, — продолжил инструктаж командир. — Они тщательно готовились к войне, в том числе и в этом направлении тоже. Адольф Гитлер — фанатичный приверженец паранормальных явлений и убеждён, что это принесёт ему победу.

Майор пролистал ещё несколько страниц, и моему взгляду предстали фотографии средневекового каменного дворца: треугольная крепость с тремя угловыми башнями. Командир продолжил:

— Вевельсбург – замок в Падеборне. Но это не просто замок. По данным нашей разведки, в его стенах нацисты проводили зловещие ритуалы, вызывая духов Ливонского ордена из тьмы веков. За этим стоит «Аненербе» — тайная организация, лично подчинённая фюреру. Едва Гитлер пришёл к власти в тридцать третьем, «Аненербе» начала глобальную охоту за оккультными реликвиями, способными принести победу Рейху, или даже мировое господство.

— Не понимаю, в чём суть дела? — спросил я, с напускной улыбкой вглядываясь в глаза начальника.

— А дело, Саша, вот в чём, — с полной серьёзностью в голосе продолжал майор, — нацисты, да и сам Гитлер лично, свято верят, что их предки помогут одолеть несгибаемый русский дух. Ровно семьсот лет назад Ливонский орден выступил в поход на Псков, неся знамёна своего бога. Под предлогом обращения в истинную веру они грабили и разоряли наши города, предавали огню деревни и насиловали женщин. И вот, спустя семь веков, они повторяют то же самое, а на пряжках ремней каждого нацистского ублюдка красуется надпись: «Gott mit uns».

Пётр Николаевич затушил окурок и откинулся на спинку стула давая мне возможность переварить информацию и самому прийти к выводу. Несколько секунд мы сидели в тишине пока я наконец её не разрушил:

— Вы хотите сказать, что нам нужна такая же крепкая пропаганда, базирующаяся на исторических ценностях нашего народа?

— Нет Саша, — нерешительно замотал головой командир будто сам не верил своим словам, — с пропагандой и духом у наших людей всё отлично. А вот по стороне мистики и оккультизма мы сильно отстаём.

На мгновение мне показалось, что товарищ майор шутит, однако это совершенно не соответствовало его характеру.

— Это же безумие! Только не говорите мне что мы, — я обвёл указательным пальцем большой круг в воздухе намекая что имею в виду куда большее чем присутствующих в кабинете, — верим во всё это.

— Нет. Конечно нет. Но здесь вопрос не нашей веры, Александр. Наша задача сейчас – превосходить врага во всём. Как я уже ранее упоминал, наши танки должны быть крепче, наши самолёты – быстрее, наши ружья – точнее, наши люди – сильнее. И, в этом, мы должны парировать врага, — майор склонился над столом и поддался ко мне, — ведь враг, в это, свято верит.

Тут он встал из-за стола, подошёл к шкафу и осмотрел сборники трудов Ленина, а затем продолжил:

— Вот ты же веришь в торжество коммунизма. Будешь сражаться за правду народов?

Я встал по стойке смирно:

— Буду! Верю!

Майор обернулся и вперил взгляд в меня:

— Вот и Гитлер в своих оккультистов верит. А наше командование верит в то, что сможет его веру сломать. И если мы хотим победить их и здесь, придётся играть по их правилам. Тем более что силы и возможности у нас для этого есть.

— Ознакомьте с операцией.

Майор снова опустился за стол и жестом велел сесть напротив.

— Вас, лейтенант, не просто так выбрали возглавить эту операцию. Вы знаете, кто сумел прогнать Левонских рыцарей с русской земли?

— Никак нет.

— Ну как же? Стыдно лейтенант. Имя Александр Невский вам о чём-нибудь говорит?

— Ледовое побоище. Великий князь, возглавлявший дружину. Я не знал, что те тевтонские рыцари и есть этот самый орден.

— Да. Раз немцы призвали павших Ливонских рыцарей, то нет кандидатуры лучше им в противостояние чем Александр Невский.  Великий князь, который не дал сломить русский дух европейским захватчикам. Вот и сейчас вам необходимо повторить его подвиг. А выбрали именно вас, потому что вы, как никто лучше, подходите на его роль в этом «спектакле». Вы тоже Александр, майское рождение, родом из Ярославской земли. Фамилия у вас схожая.

— Мы настолько углубляемся в этот вопрос? — сильно удивился я.

— Это ещё цветочки лейтенант. Для вас собрали особый отряд куда входит епископ и его диакон для проведения ритуала.

— Ритуала? — ещё больше удивился я.

— Ритуала. — С трепетом и пронзающим взглядом повторил майор. — Ритуал для призыва духа великого князя. Но прежде вам необходимы артефакты – его шлем, нагрудник и меч.

— Мы отправляемся в Ленинград к могиле Александра Невского?

— Боюсь вас разочаровать «лёгкой поездкой». В семнадцатом году Синод проводил вскрытие мощей Невского. Главная их цель была успеть вывезти меч и доспехи во Францию под покровительством западных кураторов. Позже, в девятьсот девятнадцатом, эта информация подтвердилась после повторного вскрытия гробницы большевиками. Кроме нескольких костяшек там уже ничего не было. Затем об этом на долгое время забыли. Не до того было. Однако недавно, когда стало известно, что немцы во Франции сильно заинтересовались подобными реликвиями, наша разведка успела перехватить несколько национальных исторически значимых артефактов. Есть информация, что среди них есть то, что мы ищем. Их успели вывезти в СССР и должны были доставить в Москву, подтвердить подлинность и идентифицировать. Но… Но началась война.

— Ну хотя бы не придётся лететь в оккупированную Францию, — усмехнулся я.

— Зато придётся десантироваться под Вязьму. — ответно усмехнулся майор.

— Десантироваться? Нельзя проникнуть за линию фронта наземным способом?

— Нет. Слишком сложно и слишком долго.

— Но ведь у меня нет ни малейшей подготовки к этому! Я не умею прыгать с парашютом!

— Ладно вы, а теперь представьте Епископа, который всю жизнь прожил под стенами монастыря. Не переживайте. Мы это учли. В вашем распоряжении будут лучшие пилоты.

— И что они сделают? Пролетят на столько низко, что мы сможем спрыгнуть без парашюта? — выпалил я, забыв о субординации и, кажется, перейдя все границы дозволенного.

— Нет. Они посадят для вас самолёт. — презрительным тоном напомнил мне собеседник что я общаюсь со старшем по званию.

Тут я осознал всю серьёзность операции. Майор хотел было достать ещё папиросу из портсигара и то ли передумал, то ли желанное кончилось. Затем он из ящика стола достал несколько досье и передал мне:

— Вот, ознакомитесь позже. Это люди, которые будут с вами работать. Все сотрудники госбезопасности, не считая двух священнослужителей. Подготовка к операции идёт полным ходом на высшем уровне. Высадка состоится уже в конце этого месяца. Вы будите работать под прикрытием в двести пятидесятом стрелковом полку. У них будут своя задача. Ваше звание сохраниться, — майор достал ещё одну папку, — тут всё о целях вашей операции. Нашему связному удалось спрятать артефакты в деревне Пастиха чуть южнее Вязьмы. Вас высадят в поле в десяти километрах от деревни. Будьте осторожнее, там могут быть немцы. Самолёт замаскируют в лесу, он будет вас ждать сутки. Если не успеете, придётся выбираться своими силами. Никто из военных, даже пилоты, не будут знать о вашей операции, но вам предоставят все документы для полной свободы действий. Завтра ваша встреча с подчинёнными оперативниками. Вопросы есть?

— Никак нет!

— Тогда на сегодня свободны.

№2. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ГБ А. НЕСТЕРОВ. СОВЕТСКИЙ ОККУЛЬТНЫЙ ПРОЕКТ. СЕКРЕТНО.

МОСКВА. ШТАБ НКГБ СССР

15 ДЕКАБРЯ 1941 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ: ОТРЯД «НЕВСКИЙ»

За окном сгущались сумерки, окрашивая небо в багряные и лиловые тона. Я, погруженный в изучение личных дел оперативников, запоминал всю важную информацию о каждом. Подчёркивал имена, даты, события, пытаясь понять, что скрывается за каждой строчкой. Кто они, эти люди, которым предстоит доверить свою жизнь? Это был в некотором роде бой. Бой за доверие, за понимание, за сплочённость отряда. Сегодня предстояла встреча, и от того, как она пройдёт, зависело многое. Я закрыл папки и раскидал досье словно карты, разложенные для гадания.  И, точно студент перед экзаменом, стал мысленно повторять изученный материал: «Камышова Алиса Игоревна – двадцать три года, младший лейтенант госбезопасности, связист, отлично ориентируется на местности, картографическая грамотность, в боях не учувствовала. Лавров Артём Егорович – двадцать девять лет, снайпер РККА, прекрасно разбирается в оружии, участвовал в боях под Козельском. Потапов Георгий Юрьевич – двадцать три года, на службе госбезопасности, водитель–механик, умение в обращении с ручным пулемётом, участвовал в боях на Малоярославецком направлении. Булатов Никита Матвеевич – двадцать восемь лет, лейтенант госбезопасности, безупречно владеет немецким языком, работал под прикрытием. Прокофьев Пётр Никитич – тридцать три года, епископ … Ну тут понятно. И этот… Дьякон Борис Александрович. «Интересно, они хоть стрелять умеют?» Вскоре послышался нарастающий гул мотора. «А вот и они», — понял я, когда за окном показался грузовик с людьми.

Выйдя на улицу передо мной, уже выстроилась шеренга из шести человек.

— Лейтенант Булатов Никита Матвеевич. Отряд по особому распоряжению прибыл. — Сухо и негромко отдал воинское приветствие первый в строю.

Я тут же принялся рассматривать оперативников словно они долгожданные игрушки о которых мне много рассказывали. Очень медленно проходя по строю, я останавливал взгляд на каждом. У Никиты был очень усталый вид, будто его только что вырвали посреди боя. Несмотря на это, он больше всех в строю походил на прилежного солдата. Идеально выбрит, выглаженная форма, а подворотничок был явно пришит лучше, чем у меня.  Вторым стоял снайпер Артём. Высокий вытянувшийся смирно парень был единственный с оружием за плечом (видимо, ему разрешили оставить свою винтовку, с которой он воевал). Лицо у него чересчур серьёзное и хмурое. Он на что-то злился. Буд-то он стоял сейчас не в Москве, а в Берлине и ждал команды, когда можно будет подстрелить самого Гитлера. Следом стоял механик Георгий. Настолько выбивающийся из строя, что я невольно остановился: пилотки не было, форма мятая и в черных пятнах, воротничок расстёгнут, на одном рукаве не хватало пуговицы, руки в машинном масле.

— Где головной убор? — спокойно спросил я.

— Ой! Чёрт! Под капотом «зисика» забыл похоже! — с большим удивлением воскликнул Георгий.

Я хотел было спросить про грязные руки и форму, но передумал и невольно покачал головой скользнув взглядом на следующего в строю. Тут стояла красивая молодая девушка. Невысоко роста. С каштановыми слегка вьющимися волосам в аккурат не доходящих до плеча. Она явно чему-то радовалась, а серенькие глазки её блестели неподдельным счастьем. Выглядела та, точно ребёнок на линейке в школе. Не хватало только белых бантов. Последние, двоя в строю были Епископ и дьякон. Они настолько сильно выделялись, хотя, тоже были в форме, что казалось двое деревенских проходя, мимо просто пристроились в шеренгу. Естественно, стояли не по росту что сильно «ломало» строй. Епископ был на голову выше впереди стоящей Алисы, а дьякон выше Епископа стоял в конце. Оба не бритые. Один с бородой и животом боярина, второй с молодыми усиками и «козлиной» бородкой. Форма на них смотрелась смешно. Подходить туда даже не хотелось. Только в этот момент я с ужасом, в полной мере, осознал с кем придётся работать в тылу врага.

Я проводил новоприбывших во внутреннюю казарму и рассказал, где что находится. Алисе показал отдельную комнату, там её уже ждала новенькая радиостанция «Север». Сообщив, что после обеда жду их на инструктаж в переговорной, я отправился к майору.

На стук в дверь мне никто не ответил. Я подождал немного и в коридоре показался майор с незажжённой папиросой во рту. Я вытянулся по стойке смирно и отдал честь. Увидев меня, он спрятал папиросу в портсигар и обратился:

— Вольно Нестеров. Ты как раз вовремя. Мне нужно с тобой переговорить.

Майор вошёл в кабинет сел за стол и жестом пригласил сесть напротив.

— У нас плохие новости лейтенант. Операция задерживается на неопределённый срок. В такой спешке, как выяснилось, невозможно подготовить два полка к десантированию. Планы операции командование подготовило уже давно, но пока, у нас проблемы со снаряжением и логистикой. Хорошо будет начать в первых числах января.

— Ясно. Что ж, будет больше времени подготовить отряд.

— Они уже прибыли?

— Да, я их встретил только что. Хотел у вас спросить, что им известно про операцию и что им можно знать?

— Епископ знает всё, кроме мелких деталей оккультного проекта врага. Дьякон, я полагаю, уже тоже, так как это его доверенное лицо. Остальные думают, что спасают русское историческое наследие от лап немцев. В чрезвычайных обстоятельствах вам дозволено полностью информировать отряд по делу, однако, я считаю, вы только собьёте людей с толку. Солдатикам лучше не знать в какую историю их вписали, — тут раздался звонок из телефона со стола.

— Понял. Разрешите идти?

— Идите. Скоро я вас вызову.

Пётр Николаевич махнул рукой и снял телефонную трубку. Я коротко кивнул и спешно покинул кабинет.

После обеда я уже ждал отряд в переговорной. Тут был длинный большой стол и несколько стульев. Я заблаговременно расстелил на центре стола карту Вяземского района. Пометил карандашом место высадки и предполагаемый маршрут. А также место встречи с конфидентом у деревни Пастиха в охотничий избе в лесу. Спустя некоторое время раздался стук в дверь и вошли оперативники.

С собой брать священников не хотелось. Я хотел их оставить в самолёте до нашего возвращения, но Епископ настоял на том, чтобы идти вместе, ибо он единственный кто видел подлинные меч и латы ещё до революции. Меня брала злоба от мысли как сильно они будут мешаться и тормозить отряд. Но мы оба понимали, что это не единственное почему он должен был их увидеть, а в слух при профессиональных бойцах об этом говорить не хотелось. Мне пришлось смирился.

— Товарищ Старший Лейтенант! Разрешите обратиться! — вдруг вмешалась в разговор, глядя на карту, молчавшая до этого Алиса. — Мы же должны встретиться в этом охотничьем доме? Зачем идти по дорогам вдоль деревни? Это может быть очень опасно. Не лучше будет напрямик через болото? Там точно патрулей не будет.

— Во-первых, там нет никаких ориентиров и очень легко заблудиться. Во-вторых, не забывай, что с нами неподготовленные гражданские. — ответил я.

— Да мы с Борисом постоянно при монастыре по болотам за морошкой ходили, — возразил Пётр, — и без всяких ваших карт.

— Да сейчас же зима! Какое болото! — вмешался Георгий, — там всё задубело, сейчас даже «газик» по болоту проедет!

— Товарищ старший лейтенант! Доверьтесь мне, я нас проведу. Я всегда на фронте только через леса и ходила, — уверенно заявила Алиса.

— Ты же в боях не учувствовала, — вспомнил я её досье.

— Я радист. Зачем мне в бой идти? А на прифронтовых участках я часто в лесах связь держала!

Ещё недолго обсудив, мы коллективно приняли решение изменить маршрут. Теперь он был немного короче, но идти предстояло через лес и болото. В остальном диспут больше не было.