Исламу объявлен джихад
У окна коврик для намаза, на полке Коран, на столе мигающий компьютер и много книг. За столом хрупкая женщина в хиджабе — автор ряда экспертиз о создании в России «ваххабитского интернационала». Женщину зовут Галина Хизриева, она научный сотрудник Российского института стратегических исследований. Галина рассказала корреспонденту «РР», кто объявил джихад исламу
- Вы всегда в хиджабе ходите?
Почти. Меня никто не боится, никто не связывает со мной «черных» мыслей, я никого не шантажирую.
- Девочки-мусульманки в Ставропольском крае тоже приходили в школу в хиджабах не шантажировать, а учиться. Но им запретили.
Зато их родители шантажировали власти. И это продолжается. На днях в Казахстане в школу пришла чуть ли не первоклассница в черном хиджабе. У учителей и детей лица вытянулись. За ней явился папа с бородой почти до пояса. В арабских штанах. И начал орать на учителей: «Вы обязаны…» За каждой маленькой девочкой в хиджабе, будь то в Ставрополе, Пятигорске или Казани, стоит большой папа. Он подтягивает братьев, еще кого-то, и начинаются «правозащитные» истории. Это провокации.
- Вы не провоцируете, приезжая в Тюмень или в Самару в хиджабе?
Я знаю, куда и к кому еду. Даже если это мусульманское мероприятие, я могу быть не в хиджабе, а в платке, повязанном по-татарски. Или просто накину шаль. Одно дело, если человек осознанно принял решение быть одетым так, как он одет. Другое дело, если на девочку давят, а через нее — на окружающих. Так ребенка вовлекают в борьбу. По исламу до 14 лет или пока у нее не началась менструация, девочка может ходить без платочка. Поэтому за требованиями разрешить им ходить в хиджабах в школу стоят даже не столько родители, они инструмент, а совсем другие люди. После серии конфликтов в Ставропольском крае местные власти, муфтият, предложили создать общеобразовательные школы при мечетях, где девочки могут ходить в платочках. Родители опять бунтуют. Им не нужно хорошее образование для девочек. Не о спасении их душ идет речь. И дело не в исламе. Его хотят использовать для иных целей.
- Правильно я понимаю, что в растущем числе историй с хиджабами зашифровано противостояние традиционного и современного ислама?
Не вижу противостояния между традиционным и радикальным исламом. Меня иногда спрашивают: «Что исповедуют мусульмане»? Я отвечаю: «Ислам». А исламисты? Я отвечаю: «Исламизм». Знаете, какая разница между ними? Они не связаны между собой никак. Ислам — религия. Исламизм к религии не имеет никого отношения.
- Жестко. А как быть мне, не мусульманину, но человеку, живущему в стране, где 12% мусульман? Пытаться понять, чем традиционалисты отличаются от салафитов, а те от ваххабитов?
В вашем вопросе есть призыв к диалогу. Я бы на более широкий уровень обобщений вышла. На диалог с радикалами-исламистами пошел арабский мир. И что из этого вышло? «До основанья, а затем»? Они не знают, а мы знаем: затем наступают мрак, бардак и жуть. Ну, свергли шиитское руководство в Ираке, расчленили и перевернули вверх дном Ирак и Ливию. Чего добились? Чего исламисты добились в Египте, Пакистане, Афганистане или в воюющей Сирии? Мрака и безвластия. А все начиналось со споров о толковании сур Корана или с тех же хиджабов на головах девочек, неважно где, в Тунисе, во Франции или в Йемене. При всем моем уважении к праву наций на самоопределение я вижу, к чему привел диалог с исламистами. И помню хадис Пророка: «В тот город, где нет врача, можно зайти, но не надо. В город, где нет правителя, лучше не заходить вообще».
- Как не заходить на территорию споров вокруг ислама, если они вокруг? Вон исламоведу и противнику экстремизма Раису Сулейманову прокуратура Татарстана вынесла предостережение «о недопустимости экстремистской деятельности».
Раис Сулейманов всего лишь транслятор тех противоречий, которые есть в обществе. Почему его обвинили в экстремизме — привилегии ваххабитов? Ровным счетом потому, почему Кафиль Амиров, прокурор, который вынес это скандальное предостережение, спешно снят с должности. Это следствие волнообразного роста влияния ваххабитского холдинга России, о чем предупреждает Сулейманов. Термин ввел в обращение убитый в 2012-м террористами Валиулла-хазрат Якупов. Он одним из первых заговорил об опасности сращивания ваххабитского подполья и официальной Казани. Причем в 90-е все начиналось романтично — с уважения чиновников к религии своих предков. Плюс элемент коррупции — и на выходе традиционный ислам в Татарстане вытесняется на периферию. Он стал религией пожилых людей. Конфликт «отцов и детей» налицо: финансирование из Саудовской Аравии, обучение молодых людей в ОАЕ, Египте или Катаре привели к тому, что одежда, брачное поведение и ментальность части молодых татар-мусульман копируют арабский менталитет. Им происходящее на Ближнем Востоке ближе, чем жизнь в России. В любом зажиточном татарском селе можно увидеть спутниковые антенны, настроенные на «Аль-Джазиру» или «Арабию». Так что отстранение от должности прокурора, сочувствующего ваххабитам, ничего не означает в смысле победы над ваххабитским холдингом.
- Теперь понимаю, почему мусульманина Раиса Сулейманова Гейдар Джемаль, председатель Исламского комитета России, назвал «исламофобом».
Через Джемаля идет набирающая силу пропаганда исламизма. Он поддерживает те силы, которые пытаются переработать религиозную концепцию в «революционный» или «современный» якобы ислам.
- Как произошло, что к 2013 году создание «ваххабитского интернационала» стало возможным почти во всех регионах России за исключением Чукотки?
На Чукотке ваххабитов нет по одной причине: закрытая погранзона. А склады с оружием находят уже в Тюмени, Сургуте, Омске, в Ямало-Ненецком округе. Исламисты пускают корни там, где есть нефть и газ. Они мыслят стратегически. Составная часть ваххабитского холдинга — криптоваххабиты и криптоихваны — люди во власти. Они используют принцип такыйя, сокрытие собственных убеждений, который критикуют у шиитов. Мы с вами видим их по телевизору, мы их даже выбираем, потому что они говорят правильные вещи о государстве, но при этом финансируют тех, кто ходит на джихад.
- Вы можете назвать имена?
Я не на допросе и не обязана называть имена, пароли, явки, но знаю, что подобное есть в Ханты-Мансийском автономном округе, в Нижнем Новгороде, Казани, в Дагестане, Ингушетии. Это продуманная стратегия. Она вытекает из идеологем, которые у исламистов есть на каждый случай. Их «русская» идеологема: нефть принадлежит мусульманам во всем мире, это «особая милость Всевышнего» к мусульманам. У иудеев нефти нет? «Это им наказание. Бог их не любит, Бог любит нас. Всюду, где есть мусульмане, есть нефть». Нефть — мусульманский продукт, верят ваххабиты. А русские ислам подавили, хотя Казань, Тюмень, Урал и далее Сибирь — это Сибирское ханство. Чечня и Апшерон, по их понятиям, вполне сюда примыкают. Эту веру в исключительность неких «мусульман» десятилетиями взращивают США и Великобритания. Сначала через правозащитные организации, сегодня через людей «Аль-Каиды», которые, кстати, в том числе сенаторы и конгрессмены США, парламентарии Великобритании. Сенаторскую кампанию Хиллари Клинтон отчасти финансировали ихваны.
Правда, с буйством «арабской весны» США начали понимать, что инструмент глобализма, который они вырастили, становится неуправляемым. Дело даже не в «Братьях-мусульманах» или талибах. Это внешнее проявление глубинных процессов — исламистского банкинга и викха — юриспруденции, сети параллельных государственным структур власти, международного наркотрафика, подпольной торговли оружием. Даже на официальном уровне — что арабы делают сами? Проектируют им японцы и немцы, строят индийцы и китайцы, воюют за них российские и африканские мусульмане, афганцы. Они уже ведут себя как «белая кость». Вот последствия взращивания исключительности.
- Насколько дееспособна в противостоянии исламистам идея евроислама, которую пытается внедрять Казань?
На практике, как я вижу, в нее верит только часть ее создателей. Это некий конструкт, который не разделяют ни традиционалисты, ни тем более салафиты и ваххабиты. Зато исламистская посредническая терминология работает. Помните, в начале 90-х многие, в том числе основополагающие термины, стали переосмысляться? Мы, например, отказались от понятия «государственная безопасность» из-за аналогии с КГБ и ввели понятие национальной безопасности. А national security не означает государственная безопасность. Это хитрая штука. Впервые этот термин прозвучал, когда США надо было отнять Панамский канал.
Вслед за США в 60-е годы о смысловой перенастройке исламских терминов заговорили ихваны-мусульмане. В англоязычных трудах они пишут об epistemological — наполнении ислама политическим содержанием. Аль-Кардави, богослов из Египта, говорит, что если вы верите в 99% ислама, но не верите в 1%, который есть политика, вы не мусульманин. И получается, что как светскую жизнь мы наполняем иными смыслами, подменяя государственную безопасность национальной, так и в религиозной меняем устоявшиеся смыслы.
- Это тот самый «исламский проект» США, созданный под войну в Афганистане 80-х?
Его там опробовали. А по миру ячейки «Братьев-мусульман» начали формироваться еще в 50–60-е годы, когда после войны Европе понадобились рабочие руки. Первыми в Швейцарию прибыли идеологи ихванизма Саид Рамадан и Хасан аль-Банна. Их и их последователей взяли в оборот спецслужбы.
Когда выяснилось, что сети ихванов-мусульман причастны к серии убийств на Ближнем Востоке, их начали оттуда изгонять. Они перебрались в Саудовскую Аравию, примкнули к ваххабитам. Корни ваххабизма глубже. Они в нерешенных проблемах Второй мировой войны. Брожение ваххабизма в Европе связано с идеологией фашизма. Был такой муфтий Палестины Аль-Хусейни. Он возглавлял мусульманскую армию Гитлера, для которой была разработана «мусульманская» форма. В мусульманском мире, в том числе на оккупированных территориях СССР, эта армия распространяла листовки — на турецком языке, но написанные арабской вязью — о том, что Гитлер