garik23

garik23

Пикабушник
Дата рождения: 23 мая
977К рейтинг 4285 подписчиков 250 подписок 3569 постов 2276 в горячем
Награды:
5 лет на Пикабуболее 1000 подписчиков
8

«Записки штурмана».Научно-исследовательское судно"Космонавт Георгий Добровольский". Часть 1(продолжение). Рейс 1987 г

Запись 05.04.1987:

«Вчера отработали стыковку. Пошли было на восток, но в 08.00 развернулись и обратно в точку. Стыковка не получилась. Теперь 7-го. Можем не успеть к 15-му в Ломе.»

Запись 08.04.1987:

«Сегодня третья стыковка. Может…? Этот фильм об одном и том же как-то поднадоел. Возможно, Ломе не будет. Надежда на ближайшее светлое пятно (получение письма) еще, но…»

Запись 09.04.1987:

«Стыковка [модуля «Квант» и ДОС «Мир»] получилась, но не до конца. Герметичность не обеспечена. Мы быстро-быстро в сторону Либерии. Обеспечивать выход в открытый космос. Сначала было, ночью, после отработки, пошли к о.Вознесения (8° южн., 18° зап.), но днем уже точка была изменена.»

Запись 23.04.1987:

«В конце вахты получили распоряжение идти в Ломе с выходом 30-го в 22.00 в точку 53° юж., 24° зап. К самой Антарктиде, по моим понятиям. Хода – 2 недели. Т.е. ко Дню Победы лето для нас закончится. Жара, по правде сказать, поднадоела. С дневной вахты выхожу как чумной.

Приход в Ломе ранним утром. 2 часа сна. Швартовка. Перед прогулкой в город ездил с нашим торгпредом в банк менять деньги на более мелкие. Он рассказал по пути, показал. По объему получилось даже больше, чем увидел потом. А с группой прошлись по предместьям. До центра далеко, да и не надо.

Широкий длинный пустынный пляж с мощной прибойной волной, несущей песок. Солнце, которое палит во сто крат сильнее на берегу, без ветерка. Много пива, кабаки, зашли в отель с бассейном, на обратном пути 3 часа в интерклубе. Ночная вахта. Сон 3 часа. Поездка в посольство. Судно. Отход. Океан. Впереди – месяц точно, а по-моему, и более, до Монтевидео.»

Запись 03.05.1987:

«Валимся 190°. На юг. Пересекли экватор. Вскоре выход космонавтов в космос, монтаж солнечных батарей. Будем обеспечивать. И еще вниз, вниз, вниз. Запуск очередного «народнохозяйственного» объекта. Все больше поговаривают о скором запуске нашего «Шаттла». Это в Индийский. А сейчас – туда. К Южным Сандвичевым островам. Монте – не скоро, качка – наоборот.

Первого было торжественное собрание, красное сукно стола, президиум. Много народа, торжественная речь, праздничный концерт. Многие – лучше бы не выступали… В Ломе записали на видео массу боевиков. Такая дрянь… А смотришь. И даже потом снится на тему. Показатель отсутствия впечатлений.»

Запись 06.05.1987:

«Едем, едем. Настроение – грустное. Внутри какое-то недовольство. Хорошо бывает только когда в 5 утра после вахты спать ложусь. Глаза закрыл – глаза открыл = 6,5 часов… Сделали зигзаг в точку 35° юж., 30° зап. Взглянул на календарь – 81 сутки рейса. На Латинскую Америку ходили – к Ленинграду подъезжали бы уже. Сейчас – только начало.»

Запись 12.05.1987:

«Вот уже сутки, как лупит так, что только брызги летят и по иллюминаторам моей каюты скатывается вода. Циклон. А за ним еще. Слухи ходят, что в этом районе можем проработать до середины июня. Мало не покажется. На другом судне: идешь через океан, штивает, но есть цель – проскочить этот циклон или ворваться в Ла-Манш. А здесь – побыстрее прожить 2 месяца. Хороша цель.

Ломимся в точку, а потом еще и еще. Ночью валы подходили выше мостика (три таких насчитал, а это 15-16 метров). Остальные - 8-12. Вот так…»

Запись 22.05.1987:

«Океан бушует, даже надоело. О заходе ни слуха, ни духу. Экономрежим в воде: по расписанию и только в умывальники. Передали на «Волков» двоих из экспедиции. Поехали домой, а с ними письма. Смотрел д/ф о «М.Сомове» и его дрейфе. Когда с ними удалось «Владивостоку» связаться, то первое: «Как у вас дела?». «Плохо, очень плохо, хуже трудно придумать…». Второе: «Что вам надо в первую очередь?». «Письма. Почту везите!!!». Очень показательно.»

Запись 07.06.1987:

«Были в Монте. С 1-го по 3-е. Ушли в 18.00 из порта курсом на о.Св.Елены в точку 19 гр.юж., 10° зап. Монте не понравился: грязновато, дома напиханы кое-как. Даже центральная площадь не имеет общего решения. Хотя, мавзолей под памятником понравился…»

Запись 13.06.1987:

«Вчера пришли в точку 19° юж, 10° зап. Отработали выход в космос [Ю.Романенко и А.Лавейкина]. Завтра перейдем в 15° юж., 11° зап. Все выше на север. Это радует. Пошли слухи, что выход «Пацаева» из Ленинграда перенесли на 25-е июля. А он нас меняет.

Читаю стихотворения Бунина. Мастер пейзажа… Попалось коротенькое, очень в тему:

«Ночь печальна, как мечты мои.

Далеко в глухой степи широкой

Огонек мерцает одинокий…

В сердце много грусти и любви.

Но кому и как расскажешь ты,

Что зовет тебя, чем сердце полно!

Путь далек, глухая степь безмолвна.

Ночь печальна, как мои мечты.»

Запись 19.06.1987:

«Отработали еще один выход в космос и на всех парах в сторону экватора в 1,5° сев, 10° зап. Наши, северные широты…

Немецкий летчик приземлился у Красной площади. Безобразие…»

Запись 08.07.1987:

«1-го были на подходе к Ломе. Неожиданно завели, так что получилась самая длинная стоянка за рейс – ровно трое суток. Из них сутки вахты, два дня увольнения. Сначала – в город. Весь центр – сплошной базар. С белых дерут, но если начинаешь торговаться, то быстро снижают. Раз в пять можно скинуть. Забрели на продуктовый базар. Там же и едят. Ужасное зрелище. Вонь, жара, грязь, и все – руками в рот, да еще руками же и размешивают какую-то овощную кашицу с подливой из рубленных корешков. И в рот. Выбрались по узким проходам. Еле отдышались. Такое можно насмотреться только в Африке…

Администрация, зная, что впереди самое тяжелое время рейса, записала в Ломе, договорившись с интерклубом, много фильмов на кассеты. С соответствующей цензурой, конечно, но довольно лояльной. Гоняют теперь в 18.00 каждый день.

«Челюсти-3», «Кобра», «Терминатор», «Тарзан», «Дракула» и т.д.»

Запись 16.07.1987:

«Пришли почти в точку 8° сев., 18° зап., откуда и начиналось наше «шляние» по океану. Начинаем готовиться к запуску сирийцев в космос. 22-го запуск, 24-го стыковка [старт «Союз ТМ-3», стыковка с «Миром»], неделю обещают отработать, затем посадка, пожалуй, самое важное, как говорят. Потом запуск «Экрана». Что-то из области секретов. «Пацаев» перенесли на 20-е августа, как говорят ребята, которые разговаривают с Москвой. Там есть дежурный центр СКИ (Службы космических исследований) при АН СССР. «Волков» встанет на место «Комарова», который погонят на переоборудование из Средиземного моря. Зависли, короче, в неопределенности.

Экономрежим. А когда пускают воду, то льется такая ржавчина, что в стакане дна не видно. Стираться перестал, только носки, а то из моих белых рубашек получится нечто неопределенное. На расческе после приведения волос в состояние уложенности остается изрядная доля юношеской роскоши. Хоть не причесывайся, чтобы не так обидно было.»

Запись 18.07.1987:

«Как мне жаль тех людей, которые слоняются здесь без дела и заполняют время отдыха болтовней, либо заботой о собственном здоровье. Большинство, правда, нашли себе дело по душе. И это помогает держаться обстановке спокойной в достаточной степени. Действительно, интересно: наиболее нервные и невыдержанные сейчас это те, кто, в общем-то, без дела, понастоящему отвлечься не могут. Но, в основном-то ребята здесь все связаны с радиотехникой (Я имею в виду экспедицию). Так, чего только они за рейс не собирают. Ведущий здесь уже заканчивает личный компьютер, другие делают усилители и другую технику для развлечений, да так, что от «фирменной» не отличишь. Покупают наклейки, буквы, цифры, детали и проч. Вещи – блеск. Электронный секретарь и т.д. Один здорово рисует. Я с ним общаюсь. Он все предлагает свои краски и проч.

Обосновался в лаборатории по ТБ рядом с мостиком. Почти как настоящая мастерская. Спортсмены день и ночь проводят в спортзале и бассейне. Шурка Байдуков во всю пишет кандидатскую. По спутниковой системе. Приборы есть, вычислительная машина – тоже. А, главное, тема вполне писательна в этих условиях.»

Запись 22.07.1987:

«Запуск сирийца. Все на взводе. По семь витков в сутки и все на моей вахте. Так что время сдвинулось с мертвой точки и полетело, полетело. Такая ответственная работа дает тонус, встряску.»

Запись 26.07.1987:

«Для меня очередной день заканчивается в 16.00, когда я сдаю вторую суточную вахту и иду на чай. И чего бы там дальше не было: собрания, учебы и т.п.,- день считается законченным, я его вычеркиваю в своем календаре и переворачиваю лист перекидного. В перекидном с самого начала вынул все лишние листы (до 15 февраля и после 22 сентября, на всякий случай подольше). Сначала смотреть на две неровные кучки было совсем грустно: левая – тощая, громада правой. Теперь полегче. Но плотненькая стопочка правой еще производит впечатление.

Сегодня воскресенье. После бани чувствуешь себя хорошо. Много воды, после недельного экономрежима - это так приятно. Становится как-то легче и светлее (даже в прямом смысле, т.к. загар слезает очень быстро). Настроение улучшается, на всю неделю заряд. Радисты сказали, что «Моржовец» двинул домой из точки 35° юж. Столько там проболтались, бедняги. В Таллине будут 1-го сентября. Но они и вышли на две недели раньше. А у нас и заход пока под вопросом. Каждый день ответственные работы. Уж скорее бы сажали и садились с сирийцем этим.»

Запись 30.07.1987:

«Во весь опор мчимся в точку 2°30' сев., 3°30' зап. (если скорость 10,5 узла можно назвать «во весь опор») для отработки перестыковки [«Союз ТМ-3»]. Только что работали по отстыковке. А 31-го планируется переставить тот корабль, на котором прилетели с сирийцем на другой стыковочный узел. Точка появилась неожиданно. И теперь никто не знает, что же будет дальше. До Абиджана, например, 180 миль на север. Ломе тоже не очень далеко.»

Запись 04.08.1987:

«Сегодня под впечатлением полученной информации: после отработки «Экрана» и «Прогресса» следуем в Лас-Пальмас. Оттуда снова на работу. Гамбург планируют на 23-26 сентября, Таллин – 1-го октября.»

Запись 06.08.1987:

«Короткий переход в точку 0°30' сев. 2° зап. для отработки по «Экрану». Вопрос с Лас-Пальмасом. Перенесло руководство на 20-23, т.к. не успеваем. А перенесут ли испанцы? С трудом представляю, с каким настроением мы пойдем обратно в точку из Лас-Пальмаса? Зато с какой радостью все будут ждать подхода «Пацаева». Неужели это когда-то будет?

Интересно, какими глазами я буду смотреть на все эти комиссии, которые навалятся на нас с приходом?»

Запись 10.08.1987:

«После очередной пробежки я принял душ и вытирался в каюте. Вдруг услышал крик: «Доктора! Человеку плохо!» Это дневальная. Через пару минут по трансляции объявление: «Судовому врачу срочно в санчасть». Оделся, открываю дверь, слышу оживленные голоса нескольких человек, возгласы: «Холодной воды!» Сергей бросился в мою сторону, достали графин с водой из холодильника, туда, к выходу на л/борт. Лежит Николаич (начальник радиостанции). Взяли его, отнесли на операционный стол в санчасть. Когда он лежал, уже начали делать искусственное дыхание «рот в рот», массаж сердца.

Положили, ноги высоко вверх, голову запрокинули, живот придерживаем, дышим, массируем… Играли в волейбол с 16 до 18. Все нормально, веселые разошлись. Володя, старпом экспедиции, поднимался следом буквально за ним, завернул попить воды, когда услышал крики…

Одной рукой держу ноги его вверх, другой поддерживаю руку. Доктор колет один укол за другим, все сильные, в вену. Потом напрямую в сердце… На столе, когда положили, были проблески, несколько раз, вздохнуть… Нет, дыхания нет, пульса нет, зрачки на свет не реагируют, давления нет… Всё равно дышим и массируем по очереди. Человек уже мертвый. Это для прокурора, так сказать. На глазах сереет, холодеет. Через 1,5 часа прекратили.

Одели, связали руки-ноги бинтиками, уложили на носилки. Ребята отнесли в морозильную камеру.

Вот и все. Послезавтра ему исполнилось бы 53 года. А внучку, что родилась в рейсе, он так и не увидел никогда. Умер у нас на руках. Все участники как пришибленные.»

Запись 21.08.1987:

«Все позади. Лас-Пальмас – желанное Эльдорадо моряка советского торгового и прочего флота, надежда на получение писем, сумасшедшая гонка по городу…

Пришли 16-го на вахте третьего в 10.00, сразу к причалу. Выдача 4 млн песет, голова совершенно «дубовая». Пошли прогуляться по городу… С утра понедельника заступил на вахту. А в это время народ наш сосредотачивается. Посидели перед «боем», напряглись и… Судно опустело. В середине дня к борту такси за такси. Первый промежуточный завоз. А уже вечером повалили с коробками и сумками. «Косили» аппаратуру. Экспедицию послушать, так просто диву даешься, какого «совершенства» в этом можно достичь…

А у меня не сходятся деньги. То ли в этой миллионной сумме агент ошибся, то ли я кому больше дал. Признается – не признается. Месяц работы – жалко. Потом вычислил несколько человек, кому мог передать, нашел. Непонятно: дурак или прикидывается. У меня-то отлегло, конечно, но по-человечески интересно. С этими деньгами чего только не наслушаешься и не насмотришься. Большинство-то, хоть и волнуются, если чего не так, но могут сдержать себя, а некоторые просто подлецами становятся. Так и хочется послать какую-нибудь «особу», которая заявляется с обвинениями, что я не додал. Ей показываешь сумму и подпись ее же, она соглашается, но с таким видом, что я еще хуже, чем ей казалось, т.е. не ошибся, а надул ее с умыслом.

Но через 5 минут вспоминает, куда делись деньги, и без «извините» переходит к другим, интересующим ее вопросам. Хорошо бы так единожды…»

Запись 21.08.1987:

«На борту новый радиооператор с «Моржовца». Обрадовать, что мы пошли в сторону дома – не могу. Наоборот, полным ходом идем к экватору в точку работы 0°30' сев., 5° зап. И как там, что – пока не известно. Хотя, все надеются и верят в оправдание Гамбурга и прихода в Таллин 1 октября. Психическая усталость незаметна, но даже в такой незаметной форме сказывается и дает о себе знать: все эти постоянные переезды вверх-вниз, дергание часов, нарушенный нормальный человеческий биоритм, «день- ночь», магнитные поля, консервированные старые продукты, плохая вода, продолжительность рейса, замкнутый коллектив, плохая обстановка в нем, рабочие неурядицы, качка и т.д. и т.п. – куда от них денешься. Вот так сядешь, уставишься в одну точку. Лишь усилием, значительным, можно вывести себя из этого состояния.

Лас-Пальмас за бортом. До Гамбурга – месяц. Народ впал в летаргию. Вот сейчас отработаем «Экран» - вверх потом, вверх, вверх. По плану 11-го должны выйти из тропиков. С большим воодушевлением обговариваем вопрос прощального витка вокруг «Пацаева». Неужели в марте это делал он. Когда это состоится, будет полгода с нашего расставания в точке 8° сев., 18° зап. Все слилось в один день.»

Спутник связи

Спутник связи "Экран-16"

Запись 04.09.1987:

«Легли в дрейф. А надеялись, что после отработки «Экрана» сразу пойдем на Европу. Ан, нет. Начальство в Москве отдыхает, а мы ждем. Торжественное прощание с точкой несколько перенесено.»

Запись 08.09.1987:

«Выполняйте!» - и все тут. Так и стоим. Ждем работу 15-16-го. А что дальше – никто сказать не соизволит из Москвы. Хотя, знают и когда, и что, и какой порт заказан. Продукты до 24-го, топлива уже до Ленинграда не хватит, масла на динамки до конца месяца. Т.е. заход будет. Но… см.выше.»

Запись 09.09.1987:

«В 10.40 раздался звонок. Я, весьма недовольный, что меня будят раньше времени, поднял трубку и услышал радостный голос Сереги о том, что прощаемся с точкой и идем в Гамбург. Поднялся на мостик, погудели, постреляли ракетами, радостная толпа.

Потом пришла еще одна шифровка, что Гамбург по числам переносится с 28-го на 1-е, по-старому опоздали бы на двое суток…

Народ ударился в пьянство. Причем, довольно неудержимо. И самое досадное, что лезут на рожон…»

Запись 10.09.1987:

«Катаклизмы продолжаются. В другое время и в другом месте это даже, наверное, показалось бы смешно. Если бы не было так грустно.

В 08.40 вчера легли в дрейф. Срочно. В ожидании дальнейших указаний. В 17.30 развернулись на 112°. И пошли к берегам Анголы. На разовую, очень важную работу. Кроме нас никого для обеспечения нет. Можно к этому подойти серьезно, а можно и обматерить. И те, и другие будут правы. А я эту «теорию НАДО» заклеймил еще в начале рейса. Здесь надо всегда. Важные и очень важные работы каждый месяц по разным ведомствам проходят (запуски-то стали весьма интенсивными). А по «теории НАДО» можно вообще отсюда не вылезать. Так сделайте просто смену экипажа. Чем так подолгу держать и, тем более, гонять туда-сюда пароходы. Нет… Вояки, одно слово.»

Запись 15.09.1987:

«Семь месяцев позади. Придется зайти в Ломе. Топлива не хватает до Европы, еда вот-вот кончится. Сейчас у берегов Анголы, чуть южнее Луанды. А могли бы быть дома. Хожу туда-сюда, сплю, что-то делаю без малейшего внутри шевеления. У остальных – примерно такое же настроение. Т.е. кризис всех волнений прошел, народ выматерился, обсудил – и снова впал в летаргию.»

Запись 19.09.1987:

«Традиция - каждый день по новой новости - продолжается. Вчера рейс продлили еще на неделю. Это эхо посадки на Красной площади хулигана Руста на нас отразилось. Он родом из Гамбурга. Пришла шифровка, что возможны провокации против советских граждан. Перезаказ порта захода на Роттердам. Соответственно, числа сдвинулись на 20-23 октября. Эти проклятые 40 дней до конца рейса уже два месяца продолжаются.»

Запись 20.09.1987:

«Стоило пересечь экватор, как тропики вновь дали о себе знать: душно, влажно, солнце обжигает. А в Ленинграде +9 +11. И днем и ночью дожди, ранняя осень опять. В стране борьба за урожай, увеличение интенсивности перевозок…

Видно, мы очень нужны здесь и со своей работой, что даже на топливо тратят бешенные деньги (нормальная цена 30-40 долларов, а не 400-500).

«Коленца» демократии. Вчера у экспедиции было очередное общее собрание. Один из экспедиционеров взял слово и в весьма не лестных выражениях обвинил руководство и лично нач.экспедиции в произволе с задержками. НЭ сорвался. Предложил отослать в Союз. «Кто еще хочет?» Нашлись и еще желающие. Ну, да это в запале, так сказать. А реально, все было бы ничего, если бы это была не армия. НЭ все- таки полковник, а выступавший – прапорщик.»

Запись 26.09.1987:

«Ужасная стоянка в Ломе позади. Приход и швартовка 20-го вечером. 21-го весь день нет денег, только в 17.00 привезли. 23-го стоим без увольнения. В стране праздники. День, когда они отстояли свою независимость. Не рекомендуют попадаться на глаза. Вторжение из соседней Ганы. Вооружены нашими автоматами и т.п. Одного экспедиционера оставили в госпитале – прободение язвы. Идем экономходом по 10-11 узлов. В обход тервод. Т.е. сначала 200 миль на юг, теперь только повернули на запад. В точке 8°/18° будем встречаться с «Беляевым». Оттуда человека пересадят к нам. Планируется постоять на банке Ампер (траверз Гибралтара). Каждый день крутят записанные в Ломе фильмы. Пока дрянь несусветная.»

Запись 02.10.1987:

«На мостике с начала рейса висит приклеенный календарь. Досуг чифа – ставить кресты, обводить дни захода в порт, вычеркивать месяцы жизни, делать перспективные прикидки. Октябрь у нас обведен весь по каждому чуть ли не отдельному дню. Это, правда, началось с сентября месяца. Считалось за единицу рейса 13 сентября. От него уже делили на 1/4, 1/2, 3/3, чтобы было видно сколько «отсидели» и когда сроку конец.»

Запись 04.10.1987:

«Пересекли тропик. Ветер стал прохладным, а сейчас, ночью, даже холодным. Небо чистое, море освещается половиной луны, нас покачивает на некрупной зыби с норд-веста. Хорошо. Мы едем домой. Если бы не эта банка еще, Геттисберг. От Лиссабона на зюйд-вест около 160-170 миль. Рыбку ловить, вместо того, чтобы домой идти. Неделя здесь, неделя там – вот так и длится этот бесконечный рейс. По р/тлф на 16-м канале прорываются голоса соотечественников. Здесь начинается удивительный район сверхрефракции. А в России холодно. Всё жалуются, все жалуются. Урожаи… В Ленинграде дожди, температура +13 как заколдованная. Может, нас всех заколдовали? Сейчас встретимся, на дворе снег, февраль… Какого года? Какого столетия?»

Банка Ампер

Банка Ампер

Запись 07.10.1987:

«Стоим на банке, которая представляет из себя вершину подводной горы Ампер. В последний момент развернулись от банки Геттисберг и пошли сюда, чтобы не быть даже в пределах 200- мильной экономической зона Португалии.

Сегодня к нам подлетел советский вертолет со звездой на хвостовом оперении. Приятно, что не говори. Наши военные прошли за горизонтом. А потом на циркуляции обошел португальский сторожевик. А нам что – мы в нейтральных водах.»

Запись 11.10.1987:

«Вчера «День рыбака» на корме. С 20.00 до 22.00. Победитель выловил 33 штуки. Идет сейчас скумбрия и ставрида. Судно опутывается нитками, а хвосты рыб торчат повсюду. А мы второй день жарим. Моя каюта провоняла вчера, сегодня принялись за каюту 3го. У рыбаков глаза горят. 3-й вчера всю вахту проловил. В результате все левое крыло мостика в чешуе и крови. Два таза рыбы…

Считал кое-что: 17 суток в порту за рейс. Значит, остальное время окружающий пейзаж складывался из неба и воды. Твердь земная лишь во сне… Народ спокоен. Я думаю, что если бы сейчас прислали, что надо развернуться и ехать обратно на работу, то крик и шум был бы лишь из-за возмущения, а не по внутреннему состоянию. В этом состоянии можно уже и год протянуть.»

Запись 16.10.1987:

«Вторые сутки, как идем в районе жестокого шторма. Баллов 11 днем было. Повернули по сигналу SOS в 44° сев., 10° зап. Но… Обнаружить не удалось. Видимость 2 мили максимально. Четверо мужчин и две женщины на яхте. Без ответа на 12 и 16 каналах УКВ. Поверхность океана – сплошная клубящаяся пена. На ветер развернуться не удалось. Принято решение следовать дальше. Судно внутри вверх дном. До 40°. На оба борта. Хорошо, что более-менее плавно. Но из койки выкидывает, если вовремя не схватиться…»

Больше в этом рейсе я записей не делал. Всем здоровья и удачи.

Андрей Ильичёв

http://niskgd.ru/mix/p85/index.htm

Показать полностью 3
7

«Записки штурмана». Научно -исследовательское судно "Космонавт Георгий Добровольский" . Часть 1. Рейс 1987 г

Запись 19.02.1987:

«В понедельник [09.02.1987] с утра в кадрах за выпиской. Половину дня трачу на собирание подписей и штампиков в различных службах, еду на судно. Причал №27, двести метров от автобусной остановки пешком. Рассматриваю с кормы. Так, так… По трапу. Хорошо – в зимней шапке, а то была бы шишка. Коромысло ниже, чем было на предыдущем. Еле нашел каюту чифа. Знакомимся…

Среда. Принимаю дела, стою вахту суточную. Научился находить свою каюту – и то хорошо. Здесь еще есть дежурка с вахтой экспедиции. Очень помогает в работе. Четверг: до обеда еще здесь, делаю ведомости на семь месяцев. Пятница: на судно, в службу на внеочередную аттестацию и окончательную сдачу техминимума. Все подписи на месте. Снова на судно, считаю остойчивость.

Суббота – на вахте вместе с женой. Днем замотали, хотя здесь и значительно легче, чем на грузовике.

Воскресенье [15.02.1987]: 08.45 провожаю тебя до автобусной остановки. Все. До встречи, любимая моя. Иду на судно… Все жены, идущие от трапа, плачут. В 09.30 сбор, начинается досмотр, затем комиссия до 17.00. Лоцман, буксир, поехали. Встали в Угольной гавани до 23.00 за л/к «Киев» с т/э «Балтика» (последний переход славного «пассажира» на гвозди в Пакистан). У Кроншлота, отрабатывая задним, она коснулась нас своей кормой в районе бака по пр/б. На мостике паника. 01.50. Моя вахта. Потом у приемного буя стоим и ждем л/к «Красин». 12 часов. Формируется караван. Мы – за архангельской «Тоней Бондарчук», за нами «Кобона» из Таллина. Поехали.

Караван большой. Часто останавливаемся и ждем, пока кого-нибудь вытащат. Ночью 18-го за о.Таллин л/к сказал нам: «До свидания». А мы, поблагодарив за качественную проводку, пошли пробиваться во льдах дальше. В ночь 19-го открутили девиацию на рейде п.Венспилс, в 05.10 сдали девиатора. Все, теперь «до скорого», наша родная земля. Мы едем, едем, едем…»

Запись 20.02.1987:

«…Я, наверное, до конца рейса всех не узнаю: экипаж 55 человек + экспедиция 73 человека. Ужас. А уж непривычно-то как. Хожу, изучаю. Каждый день крутят по два фильма: один - экспедиции и один – нам. По каютам телевизоры кабельные, в спортзале мяч стучит. А мастер на мостике вздыхает: «И чего я раньше не плавал на таких судах?» У экспедиции свои первый, старпом, бухгалтер и т.д. Говорят, что спец. «сероглазый» скоро вызовет на беседу. Все они военные, только без погон. И очень волнуются, когда говорят об их званиях. Сержанты, майоры, полковники. Отбой в 11.00 вечера, тлг на подпись и прочие армейские штучки. Даже обязательная физподготовка… Совсем другой флот. На мостике только чувствую себя хорошо, в своей тарелке…»

Запись 22.02.1987:

«Через пару часов встанем на якорь, а завтра вечером – в порт [Роттердам]. 24- 26-го. Все строго. И на якоре-то будем стоять вне территориальных вод. Так вот. В баню строго по расписанию. Вчера впёрся, так на меня этак косо посмотрели: день экспедиции…

Прошла неделя после отхода – первая из тридцати.»

Запись 25.02.1987:

«Вчера в 10.00 ошвартовались. Увольнение до 20 часов. Купил пиво. Вечером посидели с ребятами, первый раз, и поговорили.

«Черная таможня» перетрясла все, что можно. Сегодня беседовал с представителем ГБ на судне, зам.начальника экспедиции… Стоянка. Ни тебе грузовых работ, только воду принимаем, да завтра продуктов много должны привезти. Кроме вахты (нашей) у трапа, на каждом борту по человеку из экспедиции пригляд ведут. Вот так. Согласно инструкции, слова лишнего не скажи. Стоять будем на 13 градусов между островами Зеленого Мыса и Африкой.»

Запись 28.02.1987:

«На моей вахте днем прошли меридиан Уэссана в Атлантику. Судно, как поплавок. Зыбь идет длинная, но крупная. Метров до 55,5. С непривычки странно. У нас-то раньше было до бака 100 метров, а здесь – 30. Когда нос зарывается, то, при хорошей волне, достается и мостику. Нервные вахты пошли. Сегодня еще и моряк седых волос добавил: вокруг куча судов, со всеми расходимся, а он по ошибке рулевку выключил. Ну, проехали. Я даже не выругался, сдержался. Впереди 1,5 месяца океана…»

Запись 03.03.1987:

«Так, едем дальше. Преследуют туманы, но погода благоприятная, только зыбь с океана идет, ветра нет. Идеальная проходимость радиоволн. Сегодня по УКВ- радиостанции прослушивал разговоры от Канарских островов до Лиссабона.

Вчера нам устроили экскурсию. Смешно даже. Нам, штурманскому составу. И то не во все лаборатории. Гл.инженер экспедиции провел вводную лекцию о целях и задачах (телеметрия со спутников с космонавтами и без, обеспечение связи с Москвой спутников через высоколетящий спутник) плюс разные там военные спутники. Задачи – обеспечить выполнение этих целей. Ошибок быть не должно. И если у «малышей» задачи легче (это типа «Моржовец», «Невель», «Кегостров»), они лежат в точке, то нам постоянно придется ходить в районе этой точки разными курсами для обеспечения захвата спутника.

Лаборатории закрытые, кроме избранных туда не пускают. Моряки здесь уже по несколько рейсов, а не были там.»

Запись 08.03.1987:

«Подходим к точке в 24.00. Написал письмо. Будет шлюпка с «Пацаева». Передача в океане. 8° севера 18° запада. Место нашей работы. Узнал, что возможна постановка после рейса на переоборудование под систему для работы с советским «Шаттлом». Это 7 месяцев дома, Ждановский завод. Но это мы узнаем только в Таллине, по приезду московской комиссии. Секретные сведения. Так вот и работаем, все по уши в секретах (вспомнил, что когда были в Хьюстоне, ездили в NACA, где был в павильоне установлен американский «Шаттл» и в него можно было войти и походить). Пришло первое «рейсовое задание», как пошутил мастер. Расписание курсов и времени. На сутки. Т.е. как мы должны обеспечить им кручение. До отдыха 1,5 месяца.»

Запись 10.03.1987:

«Стоим (вернее, лежим) в точке (опять же, периодически ходим разными курсами и не в точке, а вокруг нее). К часу ночи подошли на расстояние 5 миль от «Космонавта Виктора Пацаева», легли в дрейф. Сегодня с утра они к нам на шлюпке несколько раз приезжали, обмен материалами (включая хлеб) и информацией. Окончательно отъехали, прощальный проход вокруг нас, со спуском флага и прощальными гудками. Мы им в ответ тоже. Они домой. Из Ленинграда уходили 23 сентября. Будут нас, очевидно, менять в середине августа, если их на Ждановский не поставят.»

Запись 11.03.1987:

«Днем принесли новую точку работы, пойдем 15-го, через экватор на 2° Южной широты. Все какое-то движение. Точка хорошая, говорят. Погода всегда хорошая, солнышко светит. Бывает, правда, пыльцой с Африки посыпает. Но где только чего не бывает.

Рыболовы оккупировали корму. Десятки различных снастей за бортом, включая различного рода сетки, кошелки, краболовки, спиннинги и просто лески с огромными крючками и возможностью использовать шпиль. Чем уже и пользовались при вытаскивании акулы. Зубы выбили, плавники срезали. А Сергей [Самойленко, 3-й пом.капитана] отловил кальмара кило на 3-4. Сегодня притащил из буфетной огромную миску салата. Ночью будем есть. Жаль, пива нет.»

Сергей Самойленко

Сергей Самойленко

Запись 17.03.1987:

«Продолжаем идти. Вот-вот у точки. 19-го отсюда. Хотят зайти в Абиджан, чтобы заход не пропал (положен в месяц – заход). Потом рвануть на 46° запада вдоль экватора. Оттуда обратно. Заход в Ломе на 8-е число. Так, видно, и будем колесить по всей Атлантике.

Сегодня – карнавал. В 11.20 пересекли экватор. Крестили тех, кто этого раньше не делал. Таких набралось 24 человека. Нептун, русалки, черти и прочая нечисть с чистилищем и просто метелками, которые макаются в какую-нибудь грязь и … Последствия ясны. Развели в бочке штемпельную краску. Теперь весь пароход слегка фиолетовый, а кого измазали, то долго отмываться будут. Представляю, что говорит чиф по поводу расхода воды… А так – весело. Музыка, танцы, море воды и хохота.»

Запись 18.03.1987:

«В ночь будет запуск спутника. В газетах это пройдет как: «Осуществлен запуск очередного «Космоса». На самом деле это будет запущен очередной военный спутник. И мы в эту точку пришли лишь ради него. Важная работа. Правда, лишь в том случае, если он сломается. Т.к. необходимо снять телеметрические параметры поломки. А если все в норме – значит все в норме.»

Запись 19.03.1987:

«Все переиграли за 5 минут: после отработки задачи поступило распоряжение идти в обратную точку, где уже были, а не в Абиджан. Оттуда, наверное, сбегаем к Бразилии, а потом уже в Ломе.

За отработку задачи из Москвы «отлично». А официально – это спутник «Радуга».

Запись 21.03.1987:

«Изменения в одночасье. И постоянно. Сдал вчера вахту – шли в одно места, заступил – в другое. А в тер.воды входить нельзя, а у всех стран они разные. Либерия отхватила себе кусочек в 200 миль. В океане объезжаем, мы – не торговые, нам нельзя. Короче, идем в Абиджан, бывшую столицу бывшей республики Берег Слоновой Кости. Работы нет.

«Наука», «наука». А, как сказал Байдуков, единственный из экспедиции, с кем общаюсь постоянно, он у них бухгалтер и обслуживает спутниковую систему у нас на мостике, все блатные … Все здесь – для них. Заказывали деньги на Абиджан. Так из-за разных нюансов, возникших по ходу пьесы, у них целый тартарарам поднялся. Смех, да и только…»

Запись 25.03.1987:

«С 24-го по сегодня на рейде (внутреннем) порта Абиджан. +36 днем. На своей шлюпке до берега. Издали город кажется более-менее, по сравнению с другими виденными африканскими городами, приличным. Небоскребы, отели… В городе грязища и ничего, что бы радовало глаз. Негры нахальные. Пластмассу выдают за слоновую кость.

На моей вахте ушли. К бразильским берегам вдоль экватора. Туда больше недели, потом обратно в Ломе – тоже долго.»

http://niskgd.ru/mix/p85/index.htm

Показать полностью 2
123

Про японские часы

Про японские часы

На пересыльном пункте в Ташкенте перед отправкой после отпуска в Афганистан в комнате собрались трое офицеров. После употребления «допинга» в ресторане «Заравшан» ребята были слегка навеселе.

Один из них – старший, лег отдыхать, а двое продолжали спор у кого часы лучше, начатый в ресторане.

– Понимаешь, утверждал один из них, мой «Ориент» – это известная фирма, а твой «Рикон» известен только в Афганистане.

– Да я, – не унимался владелец «Рикона», – со своими часами в Сочи в море купался. Иду к воде, а люди кричат: «Молодой человек, вы часы забыли снять!»

– А я им: «Не забыл, это часы водонепроницаемые, Япония, фирма»!

Другой офицер перебил:

– А я с «Ориентом» в отпуске в парилку зашел. Там тоже все начали удивляться. Подробно пришлось всей бане объяснять, что мои часы перед покупкой дуканщик десять минут в воде кипятил, и они даже не запотели.

Посмотрев внимательно на «Ориент» товарища, владелец «Рикона» наконец-то обрадовался!

– Смотри, у тебя написано «Japan.M». Это – малазийская сборка. Твои часы в подвалах Сингапура рабы со всей Азии собирали, а потом в Малайзию подешевке отдавали. А у меня – чистый японец.

По просьбе старшего товарища, который никак не мог уснуть, офицеры вышли перекурить, но спор продолжался – на прочность было проверенно закаленное кристаллическое стекло японских часов – о них потушили окурки. Стекло абсолютно не пострадало.

Чтобы побыстрее успокоить спорящих, третий посоветовал проверить противоударный механизм часов и кинуть их об стену. У кого они остановятся первыми, тот и выиграл.

– «Трах!», – у «Ориента» на циферблате отлетели звездочки логотипа, но часы шли, как ни в чем не бывало.

– «Тибедах!» – у «Рикона» отлетела секундная стрелка, но они тоже тикали.

Так продолжалось несколько раз, и третье нейтральное лицо подвело итог: «Стоп! Так дело не пойдет. Невооруженным взглядом видно, что вы бросаете собственные часы об стену очень осторожно. Замедляете бросок. Надо чтобы вы поменялись часами. Ты бей «Рикон», а ты – «Ориент». Все согласились. Грамотное решение…

После сильнейшего броска в комнате почти минуту в воздухе стоял звон. У «Рикона» разлетелся на мелкие кусочки даже браслет. Корпус часов распался до молекулярного состояния. Владелец побелел и поступил с часами товарища также. Картина была аналогичная. Двум оторопевшим офицерам было сказано: «Наконец-то на двое японских часов на нашей планете стало меньше»...

– Ты не смотрел у себя в Омске сколько «Рикон» в комиссионном магазине стоит?

– Смотрел, – вздохнул офицер. – Пятьсот рублей. Почти две моих зарплаты.

– А твой «Ориент»?

– У себя не видел, а в Ташкенте, где все дешевле, он шестьсот стоит. Так что «Ориент» лучше!

– Один за веником, другой за совком, все убрать и спать! Вы мне уже надоели! – приказал старший.

О том, что в Японии умеют делать часы не хуже, чем в Швейцарии, знали все. Они были одной из первых покупок каждого офицера или прапорщика.

Сначала временно покупался тайваньский ширпотреб – черные пластмассовые электронные часы стоимостью два чековых рубля. На них был изображен дельфин и указана глубина погружения в воду – 50 м. Все говорили, что это одноразовые часы для аквалангистов.

У них часто ломался браслет, но при помощи паяльника также быстро ремонтировался.

Говорили, что в Пакистане, где афганские дуканщики-челноки брали товар оптом, такие часы продавались на вес.

Представляете, как звучит фраза: «Взвесьте мне полкило часов!».

Затем эти временные часы менялись на более навороченные – электронные металлические с семью мелодиями, стоимостью около двадцати рублей. И только потом, по возможности и желанию, приобретались чисто японские механические часы с автозаводом по цене от ста до двухсот рублей.

В лучших советских часах – «Командирские» я разочаровался во время первого полета в разгерметизированном салоне военно-транспортного "АН-12".

Командир борта обратился к пассажирам:

- Раненые, женщины и старшие офицеры могут лететь с нами в гермосалоне, у нас есть несколько мест. Остальные, увы, терпите...

Самолет резко под большим углом взлетел вверх и, делая круги по спирали, набирал восьмикилометровую высоту. Таким же образом и садился. Делалось это для того, чтобы не выходить из охраняемой зоны аэродрома.

В двух словах, что такое разгерметизированный салон самолёта.

Пассажирам было тяжело, воздуха не хватало и сильно давило на виски.

Член экипажа ходил по салону и предлагал всем кислородную маску. Подышав, люди чувствовали себя легче. Потом летчики над нами смеялись. Маска была без кислорода.

Заправляли её последний раз несколько лет назад. Вот что значит самовнушение!

Один из офицеров, когда мы набрали эшелон, спросил у меня время: «Понимаешь, у моих новеньких «Командирских» давление не только стекло вырвало, но и стрелки, хотя они и тикают». Мой же «Тайвань» был цел и невредим.

... Кто-то в Союзе мне говорил, что наши в Афгане часы с убитых «духов» снимали, но я такого не знал и не слышал. Многие верили в мистику, боялись накопленной в часах отрицательной энергии врага, да и мародерство это. Хотя, может и были такие единичные случаи.

Но взять в качестве подарка? Ради Бога!

Застрял я как-то зимой на перевале «Рабати-Мирза», что под Гератом. Была гололедица и наши колесные машины перетягивали через перевал тягачами. Увидев меня, знакомые солдаты из нашей ремроты – экипаж буксировщика подбежали ко мне: «Здравия желаю! Кидайте эту колонну и езжайте самостоятельно. Мы вас без очереди перетянем».

Я, конечно, согласился. На другой стороне перевала один из солдат, задрав рукава бушлата, предложил: «Выбирайте часы!» На каждой руке у него было их несколько.

То же самое предложили и другие. Я поинтересовался: «Откуда они у вас?» Ребята, показав на колонну афганских грузовых «мерседесов» и «вольво», объяснили: «Просятся перетащить, цепи на колесах и у таких мощных машин не помогают. За каждую фуру часы дарят. Мы не отказываемся. А вы берите, берите! Это подарок от чистого сердца. Вот «Сейко», вот «Касио»…

Один из наших офицеров полка был буквально «влюблен» в японские часы «Ситтизен». Полетев по делам службы в Кабул, он нашел там и приобрел нужную себе модель. Часы через пару месяцев замерли. Местные умельцы, разобрав «Ситтизен», ахнули! Внутри был механизм советских часов «Чайка». Отомстить – было делом чести!

Командир полка по такому случаю даже отпустил офицера в Кабул на разборки.

... Дуканщик, посмотрев в свою расходную тетрадь и убедившись, что это его товар, извинился, отдал деньги и подарил в качестве морального ущерба хорошие подарки. Он был великодушно прощен.

Послесловие

В первый год службы в Афгане перед отпуском я купил в городе дуканов Адраскане часы «Ориент» за 110 чеков. Моя зарплата была в то время 358 чеков. Чем я хуже всех!

Через пятнадцать лет (без ремонта!) окошко часов перестало показывать дни недели. Зайдя в Минске в мастерскую, я показал их пожилому часовых дел мастеру. -Зачем вам такой дорогой ремонт? Вы что, без часов в днях недели не ориентируетесь? Мы нарушим герметическую упаковку корпуса!

Я согласился. Через три года часы окончательно стали. Пошел сдавать их в ремонт тому же мастеру.

- Хорошие часы, - сказал часовщик,- афганский вариант! Там приобрели?

Я улыбнулся: "Угадали!"

Разобрав мой «Ориент», дедушка покачал головой: «Кипятили, в бане с ними парились, в море купались?».

«Да,- ответил я,- а как же? Они же водозащитные!».

Мастер показал на надпись на задней крышке корпуса и сказал: «В переводе с английского это означает защиту от дождевых капель. Ремонту не подлежат. Полностью проржавели!».

Но все равно, успокоил я себя. Восемнадцать лет безаварийной службы! Притом с грубейшими нарушениями правил эксплуатации. Фирма «Ориент» может гордиться своей продукцией!

Автор : Игорь Шелудков.

Показать полностью 1
403

Партийно-хозяйственный актив

Партийно-хозяйственный актив

В Советском Союзе имелась уникальная военная организация — стройбат.

Это были единственные войска, куда разрешалось призывать солдат, имеющих судимость. Еще они отличались тем, что не имели оружия. Многие офицеры смеялись: «Вот — загадка для американского ЦРУ! Судимые солдаты без оружия. Наверняка думают, что против одного нашего строителя нужно минимум трех «зеленых беретов» выставлять».

В Афганистане стройбат, правда, вооружили, но он по союзной привычке продолжал обходиться без автоматов.

И случилось страшное: прямо на окраине Кабула, в карьере, душманы перестреляли безоружных прапорщика и нескольких солдат, приехавших за гравием для строительных работ.

Именно с разбора этой трагедии началось заседание в Кабуле партийно-хозяйственного актива 40‑й армии, на которое я вместе с командиром полка и был направлен.

До сих пор не помню. Или меня избирали делегатом, или в приказном порядке отправили.

Главный обвиняемый по этому делу — полковник из военно-строительного управления — молча выслушал все, что о нем думают, и… покинул зал. Мы переглянулись. «Он еще и в партии никогда не состоял», — сказал вслед ему командующий. Все опять удивились. У нас в пехоте, например, на первую вышестоящую — капитанскую — должность командира роты офицеров даже не рассматривали, если они не являлись членами или кандидатами в члены КПСС.

А тут до полковника дослужился! «Наверное, блатной», — сказал кто-то.

Его поправили: «Был бы таким, не служил бы здесь». Все согласились: действительно, непонятные войска, живущие по своим законам.

В зале в тот день все были «на нервах», обстановка быстро накалялась, и командующий иногда забывал, что это все-таки партийный форум, а не служебное совещание.

Всех командиров, которых ругал с трибуны, заставлял вставать, что ранее на таких мероприятиях было как-то не принято. «Все проблемы бригады только в вас, товарищ полковник! А вы, товарищ подполковник, можете не садиться. Я про вас еще долго рассказывать буду.»

Вместо объявленного в регламенте часа доклад длился без перерыва более двух часов. Приводились такие случаи из нашей действительности, что становилось очень грустно и тоскливо: «Неужели у нас все так плохо?».

Элементарный порядок, по словам докладчика, отсутствовал не только на земле, но и в небе. По нашей авиации командарм «прошелся» конкретно: из около сорока летательных аппаратов, потерянных за год, треть — технические неисправности и ошибки пилотирования.

Еще оказалось, что совсем недавно мы были близки к победе как никогда: душманов можно было «обезглавить». В районе Панджшерского ущелья Ахмад Шах Масуд, один из главарей оппозиции, проводил совещание со всем своим руководством и полевыми командирами. Эта информация своевременно была получена из разных источников за несколько миллионов афгани.

Но… авиация опоздала на полчаса и стерла с лица земли уже «пустой» кишлак.

В некоторых частях небоевые потери превышали боевые. Даже в бандитском Кандагаре, который по примеру Одессы-мамы называли «Кандагар вашу мать».

На местном аэродроме у приземлившегося военно-транспортного Ан-12 прямо на взлетно-посадочной полосе отлетело колесо переднего шасси. Самолет съехал с бетонки на землю. Под ним сразу же начали рваться мины. Самолет остановился и загорелся. На аэродроме в тот момент находилось много людей. Техники проводили регламентные работы, «десанты» тренировались в посадке и высадке из вертолетов.

Все они побежали глазеть на горящий борт. Выбравшись из самолета, экипаж с криками «Быстрее делайте ноги, сейчас рванет!» бросился врассыпную. Но зеваки решили отойти чуть-чуть — на безопасное, как им казалось, расстояние. Взрыв был такой силы, что прибывшие пожарные машины отнесло более чем на сто метров.

Погибло сразу около пятидесяти человек, несколько умерло от ран и ожогов позднее. Говорили об этом по-разному.

Одни — что летчики везли какие-то секретные авиабомбы и они сдетонировали, другие — что это взорвалось топливо.

«Разбор полетов» продолжался.

В Кандагаре в районе «пустынного» батальона два штурмовика по ошибке сбросили кассетные авиабомбы на нашу колонну. Перепутали с «духами». Слава богу, промахнулись, никто не пострадал.

Старший колонны, заикаясь, докладывал в штабе бригады, что у «духов» появилось новое оружие: «Нас обстреляли двумя взрывами по сто метров каждый…».

Потом докладчик взялся за другие рода войск, поднимая с мест соответствующих начальников. Досталось и нашему командиру полка.

Ему пришлось доложить тактико-технические характеристики гранатомета РПГ-7.

— Так вот, — сказал командующий, — его прицельная дальность стрельбы — до пятисот метров. Почему же танк с вашей сторожевой заставы не расстрелял «духов» хотя бы метров с семисот, а подъехал к ним вплотную, пытаясь «отутюжить»? В результате — два попадания из гранатомета.

Об этом нападении на колонну в зоне ответственности нашего полка говорили тогда много. На ровной местности в районе Каравангаха душманы, прячась среди большой отары овец, прямо возле кольцевой бетонки выкопали окопы полного профиля.

Цель они выбрали значимую — колонну наливников, которую формировали в Союзе.

Бой длился несколько часов. Со связью, как всегда, возникли проблемы, и пришлось вызывать самолет-ретранслятор, который «висел» над попавшей в засаду колонной.

Командир автомобильного батальона прорвался на КамАЗе на ближайшую заставу и, сев в танк, стал командовать экипажем. В итоге сгорели и танкисты, и подполковник-комбат…

В одном из полков из-за преступной халатности и разгильдяйства командиров произошел довольно распространенный случай. Во время проводки колонны две боевые машины пехоты стояли на перекрестке и направляли растянувшиеся автомобили в объезд опасного кишлака.

Прошло пару часов, и пехота решила, что все проехали.

Снявшись, убыли в полк. Отставший молодой солдат на КрАЗе, не встретив регулировщиков, заехал в кишлак и сразу же был расстрелян. Высланные разведчики обнаружили на окраине сгоревший автомобиль. То, что бедный солдат был убит, ни у кого не вызывало сомнений: кабина автомобиля была буквально изрешечена пулями.

Но тела не было, а иметь пропавшего без вести было бесчестьем.

В полку за пару часов спланировали операцию «Возмездие-4».

Цифра в названии означала, сколько раз в этом году мы мстили за погибших товарищей.

Действовать надо было по горячим следам. Но полк находился в очередном рейде, и группировку сформировали с трудом.

В строй поставили даже солдат из хозяйственного взвода. «Будет хоть о чем на дембеле рассказать», — не скрывали своей радости тыловики.

Усилили подразделение несколькими танками, снятыми с относительно спокойных близлежащих сторожевых застав.

Командовать операцией поручили начальнику штаба танкового батальона.

Быстро окружив кишлак, майор через пойманного на окраине пастуха передал жителям ультиматум: ровно через час тело солдата должно быть выдано, не вынесено на окраину кишлака, а доставлено прямо в расположение. При невыполнении этих условий мы начинаем обстрел…

Попытку автобуса и мотоциклиста вырваться в горы по единственной незаблокированной дороге быстро пресекли метким огнем.

Прошло два часа, но из кишлака вестей не было. Тогда старший скомандовал: «Огонь!».

В качестве цели он определил даже мечеть, так и не поняв за два года, что это — святотатство: к любой религии необходимо относиться терпимо.

Первый выстрел был сделан бронебойно-подкалиберным снарядом. Пробив несколько десятков глиняных домов и минарет, снаряд улетел в горы. Жители кишлака мгновенно выскочили на улицу. Следующий снаряд был осколочно-фугасный, и местные в панике попрятались за стены.

Стрельбу в разных направлениях повторили несколько раз, то загоняя, то выгоняя людей из домов.

Сразу же появились старейшины-парламентеры на ишаках и попросили прекратить огонь. «Мы здесь ни при чем. Мы — мирные жители. Это были душманы, которые уже ушли.» Звучало абсолютно неправдоподобно, и старший операции, объявив стариков‑старейшин заложниками, дал кишлаку еще час времени.

Снова — ни привета ни ответа. Только тогда, когда майор, подъехав поближе к кишлаку, застрелил одного из старцев, распухшее и изуродованное тело солдата было выдано…

Напоследок начальник штаба приказал расстрелять весь оставшийся боекомплект, что и было добросовестно выполнено экипажами танков и БМП.

Бить приказал в первую очередь по богатым домам. «Мы им равноправие установим. Сначала здесь только бедные останутся, а потом — мертвые», — передал он циркулярно по радио.

За этот расстрел и все перегибы руководитель операции был предан суду военного трибунала.

В начале своей речи командующий предупредил, что говорить он будет только о наболевшем и главном, т. е. — о нашем боевом предназначении. «Если я о ваших пьянках-гулянках и о прочих аморальных вещах рассказывать буду, то нам и недели не хватит», — подчеркнул он.

Но в конце доклада все же «сорвался». Один из случаев так называемой бытовухи был озвучен. Подполковник из штаба дивизии, как говорится, жил вместе с медсестрой. В отпуск они поехали вдвоем. Побывав у родителей возлюбленной, отправились на юг. Домой офицер заскочил в конце отпуска только на пару дней. «У нас такая война, такая война, что каждый человек на счету. Послезавтра снова в бой. Еле выпросил эти деньки, чтобы с вами повидаться», — объяснил он жене и детям.

Не прокатило… Жена обратилась с жалобой на имя министра обороны СССР. «Как же так можно, — возмущенно писала женщина, — в таких случаях людям должны санаторий предоставлять, а вы у них даже отпуска отбираете!»

Докладчик перешел на повышенный тон:

— Разъясните подробно этому герою: пусть сам разбирается, кто ему дороже — собственная семья или любовница, а меня в это дело не втягивать! Я полчаса заместителю министра обороны по телефону доказывал, что этого быть не может. Отпуск у нас — дело святое.

Подняв командира дивизии, командующий продолжил:

— Я у вас, Александр Васильевич, через две недели работать буду. Обязательно меня с этим подполковником познакомьте. А пока передайте ему мой пламенный привет.

Далее залу был зачитан ответ на письмо, подготовленный политическим отделом армии:

«Сообщаем, что факты, изложенные вами, не подтвердились. Вашему мужу был предоставлен очередной отпуск продолжительностью 45 суток. Дополнительно выделено время на проезд к месту проведения отпуска и обратно в количестве четырех суток. Согласно отметкам в заграничном паспорте и отпускном билете, отпуск использован полностью. Одновременно сообщаем, что вашему мужу и вам была выделена бесплатная семейная путевка в санаторий, о чем также имеются записи в соответствующих книгах. Согласно отметке в медицинской книжке, вы и ваш муж прошли полный курс санаторно-курортного лечения в Алуштинском военном санатории в течение 24 дней. Копии документов на восьми листах, заверенные гербовой печатью, высылаем в ваш адрес».

Доклад был закончен, и после нескольких выступлений в прениях единогласно приняли расплывчатое постановление: «Заслушав и обсудив доклад коммуниста Дубинина, решили подобного впредь не допускать и все улучшить, направив на это основные усилия».

Хозяйственные вопросы рассмотреть не успели.

— В следующий раз, — сказал командующий. — Если времени хватит.

Затем взял слово член военного совета — начальник политического отдела армии.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — сказал генерал. — Только-только пришли высокие государственные награды, и сегодня самое время вручить их отличившимся.

Всех тех командиров, которых недавно ругали в докладе, вызывали к трибуне и вручали ордена. Улыбающийся командующий и член военного совета жали награжденным руки и желали новых успехов в нелегком ратном труде…

На улице делегаты от нашей дивизии продолжили обмен мнениями.

— Интересно, сколько майору дали, — сказал кто-то.

Услышав это, к нам подошел подполковник.

— Восемь лет с лишением воинского звания и государственных наград.

— Ничего себе! — удивились все. — Наши разведчики и не такие разборки с «духами» устраивали, и все тихо.

На показательном процессе обвинение майору зачитывал капитан, «топивший» подсудимого всеми силами и средствами. Народными заседателями вообще были прапорщик и старший лейтенант. Когда майор начал оправдываться, что стал действовать так, узнав, что солдат является единственным сыном у одинокой матери, капитан — помощник военного прокурора доложил суду, что обвиняемому стало известно об этом только во время следствия. Майор вспылил:

— Неужели вы не знаете, что наши солдаты сплошь и рядом — безотцовщина и из малообеспеченных семей? Те, за кого в военкоматах словечко некому замолвить!

В ответ «продвинутый» капитан заявил суду: это «махровая» антисоветчина, за такие слова можно заработать отдельное производство. Наказание по совокупности будет более строгим…

В Афганистане мне было жалко только наших. В тот момент все мы жалели солдата, его несчастную мать и майора, у которого не выдержали нервы. Сегодня, по правде говоря, мне жалко всех погибших. И наших, и афганцев.

Очень жалею, что не стало Советского Союза, не побоюсь повторить это кому угодно и где угодно. Горжусь тем, что выполнял интернациональный долг в Афганистане, защищал там государственные интересы великой державы.

Но несправедливости в то время было много…

До середины 1980‑х в средствах массовой информации о той войне или ничего не говорили, или, мягко говоря, лукавили. Мол, в этой далекой южной стране наши войска только сажают деревья, строят мосты и помогают декханам в уборке урожая. На могилах запрещали писать, что человек погиб в Афганистане. Только — «трагически погиб».

А ведь какой-нибудь обыватель, глядя на памятник 19‑летнему мальчишке, запросто мог подумать, что здесь похоронен убитый в пьяной драке…

Всем было понятно, что майор перестарался и поступил не по-советски. В суде звучали слова про антигуманность и цинизм — по прибытии в полк он публично стер ластиком название кишлака с топографической карты. Говорить в те годы про гуманность, мне кажется, можно было только относительно.....

Автор: Игорь Шелудков

Показать полностью
878

Лица желтые

В ожидании попутного самолета на пересыльном пункте в Кабуле командир полка, глядя на новенький орден Красной Звезды, спросил меня:— Знаешь, что означает «афганский букет командира»?

— Никак нет.

— Это три «цветочка»: орден, партийное взыскание и желтуха. Два у меня уже есть. Третьего не хочу.

…Через пару месяцев боевой полковник пожелтел.

В Афганистане больных гепатитом называли желтолицыми.

Болезнь, несмотря на громадный комплекс профилактических мероприятий, принимала такие масштабы, что в частях приходилось отменять плановые боевые операции.

В каждом крупном гарнизоне имелись свои инфекционные госпитали, которые в пик вспышки эпидемии — ноябрь и декабрь — были переполнены.

В это время в Афганистан вылетал из Союза «десант» военных медиков — из Главного управления, Военно-медицинской академии, из внутренних округов, который на местах оказывал помощь штатным врачам.

В один из дней в Шинданде в Доме офицеров собрали весь руководящий состав нашей дивизии на лекцию, посвященную профилактике инфекционных заболеваний.

Лекцию читал генерал-майор, кандидат медицинских наук из Питера. Командиры частей это занятие дружно проигнорировали, прислав на него вместо себя второстепенных лиц.

Было очень скучно слушать непонятные медицинские термины, и офицеры поголовно дремали. Один из них, уснув, даже упал со стула. Генерал — полугражданский человек — этого или не видел, или делал вид, что не видит. В конце концов лекция, суть которой была сведена к одному — «Все ваши беды от того, что вы не моете руки перед едой или моете, но не так тщательно», — закончилась.

— Вопросы? — поправив очки, спросил генерал у зала.

Задавать вопросы общевойсковому генералу никто бы не рискнул. Наш командир дивизии, например, абсолютно на любую тему мог дать такой исчерпывающий ответ, что охота чем-либо у него интересоваться пропадала у офицера надолго. Тут же был другой случай — кандидат наук, интеллигент. Офицеры решили немножко пошутить. Капитан в выцветшем обмундировании представился:

— Командир ремонтно-эвакуационной роты. Я, товарищ генерал, сейчас обязанности командира полка исполняю. У нас его и всех замов желтуха покосила. Скажите, пожалуйста, какой климат опаснее — горно-пустынная местность или, например, джунгли?

— Конечно же, джунгли, — ответил генерал. — Для влажного субтропического климата гепатит и малярия — вполне обычное явление.

— Я вот к чему вопрос задаю, — продолжил капитан. — Хотелось бы узнать, как во Вьетнаме американцы с желтухой боролись? Ведь они там не по два года, как мы, служили, а ровно год. И было их раз в пять больше.

— Извините, молодой человек, я во Вьетнаме не был, — прозвучало в ответ.

— Так что, у нас не изучали их опыт? Болели они или нет? Американские негры что — с утра до вечера руки с мылом моют? — понеслись вопросы со всего зала.

Генерал, немного подумав, ответил:

— Заболеваний у них было очень мало. У американской армии другие возможности…

— Вот так! — говорили офицеры, выходя из зала. — У них — другие возможности.

На пересыльном пункте в Ташкенте во время прохождения регистрации меня строго предупредили:

— Без отметки в загранпаспорте, что гамма-глобулин введен, тебя не посадят ни на один самолет. Сходил, сделал укол и получил отметку.

— Что это за лекарство? — поинтересовался у врача.

— Гамма-глобулин — это лучшее средство от гепатита. Три месяца можете не волноваться, не заболеете.

— А что потом?

— А потом как повезет, — ответил медик. — Соблюдайте правила личной и общественной гигиены.

Уже в Афгане снова поинтересовался у врачей:

— А если достать этот дефицит и колоть лекарство самому каждые три месяца? Поможет?

— Теоретически возможно, но не советуем. Получите полную зависимость от этого лекарства и в итоге заболеете. Рано или поздно.

Бог меня миловал, в отличие от многих сослуживцев. Добрая половина их подхватила за время службы различную заразу. Некоторые заболевали уже по возвращении домой. Интересно, что «пожелтевший» человек был уже незаразен.

Кроме желтухи в ходу были малярия и брюшной тиф, которые, к моему удивлению, были относительно менее опасны. На дизентерию смотрели как на насморк. От желтухи же люди даже умирали.

После курса лечения нужна была реабилитация. Выздоравливающих отправляли на месяц в Союз в один из санаториев на озере Иссык-Куль, что в Киргизии. Когда таких больных стало очень много, то всем стали предоставлять щадящий режим при части — освобождали от боевых операций и нарядов.

Правда, в конце концов, создали свой реабилитационный центр в Баграме — в одной из самых «горячих точек». Никто туда ехать не хотел, и народ отправляли в принудительном порядке.

За каждого больного командиры частей получали сильнейший нагоняй от командира дивизии. Зная это, некоторых офицеров и прапорщиков по их просьбе оставляли лечиться на месте. Таким сокрытием уменьшали статистику.

Да и что мог предложить больному переполненный инфекционный госпиталь, где кровати в два яруса стояли даже в коридорах? Капельниц катастрофически не хватало, ставили их только тяжелобольным. Сгущенку, сахар, варенье и сок, содержащие глюкозу, так необходимую больному, можно было найти и при части. Диетическое питание тоже можно было приготовить в офицерском общежитии.

Главное заключалось в том, что человеку нужно было успокоить нервную систему и отлежаться, что многие успешно делали и без госпиталей. Сами врачи говорили, что все болезни — от нервов, кроме венерических…

Одним из главных источников распространения заразы была посуда в столовых. Ее после каждого приема пищи несколько часов держали в хлорированной воде. Но тут тоже — как кому повезет. Помню, две вольнонаемные дамы, машинистки из штаба дивизии, постоянно критиковали тыловиков и врачей за отсутствие профилактики заболевания. В столовую они приносили в целлофановых пакетах собственные ложки, вилки, кружки и тарелки, которые обрабатывали сами. «Пожелтели» дамы одними из первых…

Был в нашем полку прапорщик — начальник продовольственного склада. По его лицу можно было легко догадаться, чем он увлекается. Щеки были такого цвета, что от них можно было прикурить сигарету. Но человек был добрый и уважаемый. Вел дело так, что еды хватало всем. Например, на какое-нибудь застолье даже старлеям выдавал необходимые продукты питания.

Его любимым выражением было: «Солнце, воздух и вода — ерунда! Сахар, дрожжи и вода — это да!».

До замены ему оставалось всего пару недель, когда командир полка объявил всем на разводе: «Товарищи, Михалыча только что в госпиталь отправил. Это неправда, что красные глаза не желтеют!».

Иногда врачи устраивали возле входа в столовые показательные «акции». Каждому входящему выдавалась горсть необходимых таблеток, и люди в белых халатах внимательно следили, чтобы офицеры и солдаты их проглотили, а не выплюнули.

Вручая мне последний отпускной билет, командир, поблагодарив за службу, попросил расписаться на его обратной стороне. Я находился в таком приподнятом настроении, что был готов поставить подпись где угодно.

Прочитал полностью исписанный лист:

«Заключение врача: 1. При пятидневном медицинском контроле инфекционных заболеваний не выявлено. 2. По прибытии взять на учет как прибывшего из маляриогенной зоны. 3. Малярией не болел. 4. «Делагил» принимал с такого по такое. 5. «Примахин» принимал с такого по такое. 6. Санитарную обработку прошел. Начальник медицинской службы войсковой части. Печать. Подпись». «Вместе с ним следуют: жена и сын. Начальник штаба войсковой части. Печать. Подпись». Отдельно стоял крупный штамп «Холерный вибрион не обнаружен». Начальник санитарно-эпидемиологической службы. Воинское звание. Подпись. Фамилия и инициалы».

Еле-еле нашел место, где нужно было черкануть свою фамилию. «Со ст. 246, 247 УК РСФСР ознакомлен». Дата и подпись».

Это был дебилизм. Об уголовной ответственности за контрабанду оружия и наркотиков офицерский состав расписывался в книге доведения приказов каждые три месяца. А если учесть, что после какого-нибудь «залета» или очередной кампании дивизия требовала дополнительно отдельные списки ознакомленных, то цифра подписей была далеко не двузначной.

Командир угадал мои мысли:

— Проще одну подпись поставить, что незнание законов не освобождает от ответственности. По-доброму тебе завидую. А мне ровно девять месяцев осталось. Но ничего, однажды я этот срок терпел, пока на свет божий не появился.

С чувством юмора у него все было в порядке.

Мы обнялись. Такое не забудется никогда.

— Береги себя, — сказал командир. — Будет обидно, если уже в Союзе заболеешь.

Обошлось…

Автор : Игорь Шалудков .Минск, Беларусь.

Показать полностью 2
Отличная работа, все прочитано!