blicnik

Так началась одна из лучших страстей детства, рассказывать об этом могу по долгу и с упоением. Но сейчас хочется отметить одну вещь. Давеча видел молодых людей на экскурсии. Очевидно у них отобрали перед этим телефоны. И надо было просто видеть этих несчастных. Движения рук, мимика - это все очень похоже не просто на каких-то наркоманов, а на героиновых наркоманов в ожидании очередного дозняка.

Рыбалка учила нас детей двум вещам. Терпению и созерцанию. Сидеть и не просто ждать, но уметь любоваться и наслаждаться моментом, который здесь и сейчас. Уметь видеть и слышать. Уметь размышлять в одиночестве и общаться в компании. Уметь молчать во время клёва. Уметь спланировать вечер и утро - прикормить рыбу, заготовить червя и снасти, не проспать. Всё это двигала здоровая страсть рыбалки. Мы уходили по потемкам с утра и сидели до самого вечера, пока поплавки не растворятся в глухой тьме. Иной раз уходили на целый день и жили как дикари, жаря на костре линей, заедая их полусырых заячьей кисленкой. Всё это конечно похоже на стариковское бурчание, но простите. За последние 30 лет время ускорилось примерно так же, как оно ускорилось с началом ХХ века. Сейчас растут просто другие люди. И мы действительно для них - старики в 35 лет. Но я не против. Мне моя юность мила. Она хотя бы у меня была. И старик я тоже не самый плохой)

Глебов Ф.П. Рыбалка моего детства. 1979 г

В пору моего отрочества Бим превратился в глубокого старца от мира собак. Пуще всего он любил ходить в лес с моей мамой. Она шла за грибами или ягодами, а он шел с ней и бродил по каким-то своим собачьим делам неподалеку. Отыскивал нужную ему траву, хрустел ветками сухого валежника, чакал почти беззубым ртом пытаясь разжевать корку хлеба или пряник, жулькал водой из лужи и помахивая облезшим и уставшим хвостом - всегда имел вид весёлый и не скучающий.

Однажды в посёлок забрел бродячий лабрадор. Черный и худой он бродил по посёлку и пытался прибиться к кому нибудь. Мы с мамой тогда отправились на окучку картошки, Бим конечно пошел с нами. Увязался за нами и тот страшный чёрный пёс. Только потом мы поняли, что разламывать пополам пряник на Бима и того лабрадора было ошибкой. Пока Бим ронял крошки и пытался жевать пряник тот второй вцепился ему в горло. Помню как уже под вечер, обгоняя коров, возвращавшихся с выгула мы бежали домой, позабыв и окучники и ведра. Умер! Бима убили! Запричитала, заголосила как по настоящему покойнику и крёстная тетка. Когда всё стихло, когда уже остыли коровьи лепёшки на краю канавы и наплывали сумерки мы увидели знакомую фигуру, мятого и неуклюжего пса. Впору было кричать - воскрес! Бим воскрес! Но никто таких возгласов не давал, а я постеснялся.

Умер Бим под машиной, в центре посёлка на перекрёстке. Он уже почти совсем ослеп и толи не увидел машины, толи устал от старости и самого себя и таким образом решил расстаться со своим немощным собачьим телом. Помню фигуру брата посреди пыльной дороги, его лицо злое и скорбное одновременно. Несмотря на глухой возраст Бим всё ещё был огромной собакой и донести его до дома брату удалось скорее силой злости и скорби. В лес мы его отвезли на волокуше, вырыли небольшую яму посреди канавы, присыпали землёй и завалили волглыми ветками ивняка.

Сижу на жилетке из его шерсти и думаю, хочу думать. Память сердца не умирает, а значит и Бим получит новую жизнь в Новом Веке. Ибо всё доброе воскреснет, а всё худое пропадет на веки.

P.S.На фото ещё молодой Бим с ещё молодой крёстной.

Этот дом стоит в центре посёлка. Там когда то жили мои друзья и одноклассники. Но он из другой эпохи, из другого времени. Из времени одноруких курцов беламор канала, из времён грубого но яркого веселья людей прошлого. Этот дом и в моем детстве стоял среди поселка словно гнилой зуб, но он был живым.

Сейчас дом умер. Или почти умер. Он уже не интересен даже нынешней молодежи. Он живёт странной жизнью. Жизнью насекомых и птиц, жизнью чужой скучной памяти.

В какой-то момент, не помня как это случилось, начинаю скучать и я. Мать отправляет меня домой одного. Дорогу я знаю, но один ещё не ходил. Сначала полями, а потом лесом. Кругом марево, воздух жидкий и горячий, даже лес изнывает от жары и там много звуков, ломких, хрустких звуков, словно у только занимающегося огня в костре. Дорога домой мне кажется бесконечной. Часто я останавливаюсь и подолгу сижу, слушаю звуки леса, жалею себя и грущу по дому.

Только к вечеру я вышел к родному так милому водоёму, что у клуба. Здесь я учился плавать, здесь я учился смотреть на жизнь, например на небо сквозь воду, слышал крики и плекс детей, который тогда меня не раздражал, а казался родным звуком. Пришел и сел на деревянный мостик - нырялку. Свесил ноги, сижу и впервые радуюсь настоящей усталости. Даже комаров отгонять сил нету, а их покусывания то тут то там, так глухи в далёком и словно чужом теле...

Сижу долго и борюсь с мыслью, искупаться или пойти домой так. И что-то извне, точно не изнутри меня приходит не мысль, а желание. Разбежался и прыгнул "бомбочкой" в воду, теплую даже на самом дне. Прошло уже почти 30 лет, а я помню каждую секунду этого погружения. Изумлённого и безмолвного погружения. Кажется тогда впервые я осознал разницу бытий или стихий. И как лежал на дне обняв колени и как совсем не хотелось всплывать.

Совсем уже изнемогший приплелся к бабушке и сразу уснул. Проспал сутки, прямо до следующего вечера. Меня встретил тополь в окне, кричали стрижи, за домом кто-то катался на велосипеде и смеялся, хлопали половики и занавеска реяла над окном, словно живая, отдельная от всего дома. Дома никого нет, а на веранде - кухне было парко. Я напился кваса и поднял теплую крышку с неизвестно откуда взявшегося ведра. И всё оно - ведро это, было полно котлет, ещё теплых, томящихся в своём скудном козьем жиру котлет. На одну, предпоследнюю козу, тем летом стало меньше. Ещё пару лет и не станет бабушки. Она уйдет вслед за своими козами. Но об этом я тогда не думал. Я вообще думал мало и жил жизнь естественную, натуральную жизнь, в которой почти ничего кроме радости и на было.

Читая Платонова, мы далеко не всегда узнаем людей в тех людях, которых он создает на страницах своих произведений, но в то же время мы что-то от них вдруг безошибочно угадываем в самих себе, и эта близкая нам потусторонность захватывает нас.

Это — не мистика и не фантастичность, как мы знаем ее по литературе, не ирония, не сатира, не вычурность и не примитив, не реализм и не абстракция: это — искусство (здесь необходимо повториться), которое находится вне наших понятий о нем, хотя понятия эти, казалось бы, уже развиты до предела, и не только развиты, но, кажется, изощрены.

Да, так оно и есть — своей неподотчетностью нам оно и привлекает нас своей болью, своим страхом за будущее — боль, страх и множество нелепиц жизни тоже ведь не подотчетны нам.

В подлинном искусстве обязательно должна быть загадка — это мы знаем и любим, наверное, потому, что еще больше любим разгадки, но перед Платоновым мы то и дело пасуем.

Тем большую обязанность встречаться с ним мы испытываем, а наше читательское достоинство заключается не в том, чтобы уходить от него, а чтобы узнавать его — пусть даже вопреки своим привычкам и устоявшимся представлениям.

Ведь Платонов — еще и та страница нашей отечественной словесности, которая и после классики XIX века снова удивила мир, заставила его вздрогнуть и даже растеряться перед лицом все той же русской литературы, настоятельную необходимость в которой испытывает человек любой национальности, если только он стремится к пониманию человечества."

Я добавлю здесь вот что. Кажется я созрел, чтобы немножко сказать о Платонове. Его язык это язык одновременно ребёнка и старца. Это язык какого-то странного существа, который смотрит на мир с чрезвычайной благодарностью и описывает всё так, словно видит и чувствует впервые... Как существо с другой планеты. Ему всё важно и всё дорого. И для него нет ничего вторичного. В этом магия языка Платонова. Нельзя и строчки убрать. Нельзя и строчки убрать... И не в том смысле, что великий писатель... Да у многих, убери лак почитания и посыпется... А здесь именно что в каждом предложении невероятная энергия и дар человека, который любит жизнь и пишет жизнь и о жизни. Я не знаю, единственное с кем его можно сравнить это с Ю.Олешей, Ито... Ито.

Буду думать и читать дальше.