O.Dark

Константин Сергеевич Станиславский долго лечился за границей и, наконец, вернулся в Москву. По традиции труппа должна была встретить его торжественной речью. Старики долго уступали друг другу эту честь, а потом договорились и спихнули это дело на молодого, в то время, Иосифа Моисеевича Раевского. В помощь ему отрядили актрису Кореневу. Раевский ночь не спал – написал текст, вызубрил и отрепетировал. Коренева выслушала и одобрила. В назначенный день Раевский, стоя перед сидящим в кресле Станиславским и чувствуя за спиной дыхание великих "стариков", так разволновался, что забыл текст, всё перепутал и едва закончив, убежал за кулисы. Станиславский, сделал вид, что не заметил оплошности актера и произнес ответную речь, в которой благодарил всех, кто помог ему организовать прекрасную поездку, проводил его, встретил и, как это было принято в то время, - "Особенное спасибо, – дорогому Иосифу Виссарионовичу!" И в этот момент Коренева, обнимая и утешая вконец расстроенного Раевского, заметила: "Видите, голубчик, Константин Сергеевич тоже волнуется: даже отчество ваше перепутал!"

Каждый, интересующийся театром, знает, что великие мэтры российской сцены, «отцы-основатели» МХАТ Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца своих дней. МХАТ практически представлял собою два театра: контора Станиславского – контора Немировича, секретарь того – секретарь другого, артисты того – артисты этого… Неудобство, что и говорить! Словом, однажды, было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, были проведены переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля "Царь Федор Иоанович", поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева – Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики "ура", цветы и прочее… Корифеи сценарий приняли: им самим надоела дурацкая ситуация.

В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из кулис навстречу друг другу… Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: "Ну-у… зачем же уж так-то?.." Больше они не разговаривали.

P.S. О нравах МХТ - М.Булгаков "Театральный роман".

Старейший московский актер Сергей Александрович Мозалевский, в силу своей шепелявости весь театральный век простоял в массовке, тем не менее под конец жизни превратился в памятник самому себе: шутка ли – столько лет безупречной службы! В день празднования пятидесятилетия МХАТа на сцену вышли только два артиста, участвовавшие в самом первом спектакле "Царь Федор Иванович": премьерша Книппер-Чехова и вечный массовщик Мозалевский! В те времена вышла мемуарная книга генерала Игнатьева "50 лет в строю". Мхатовские шутники говорили, что Мозалевский тоже пишет книгу, которая будет называться "50 лет стою"…

Ну, книгу – не книгу, а кое-что стал "позволять себе"… Однажды Немирович-Данченко, имевший пунктиком непременное и доскональное знание каждым актером биографии своего персонажа, накинулся на него, переминавшегося с ноги на ногу в толпе гостей в доме Фамусова: "Почему вы пустой, Мозалевский? Почему не чувствую биографии? Кто ваши родители, где вы родились, с чем пришли сюда?.."
"Ах, Владимир Иванович! – ответил шепелявый корифей. – Не дурите мне голову, скажите лучше, где я стою!"

P.S. “Несмотря на внешне очень скромное и незаметное положение в Театре таких артистов, как С. А. Мозалевский, их роль в общей работе МХТ очень важна, так как только при их преданном и любовном отношении к делу возможен тот ансамбль и то художественное и верное жизни исполнение массовых сцен, которым МХТ всегда придавал такое исключительное значение”, —  Немирович-Данченко (отзыв о Мозалевском, 19 марта 1929).