Однажды мы с бабушкой пошли гулять. Жили мы на окраине Москвы, в Черёмушках. Поэтому к нам часто заезжали цыганские таборы, цирки-шапито и передвижные зоопарки. Цыгане вели себя достойно, ни с кем не конфликтовали, не воровали детей, пели песни, плясали с бубнами и торговали косметикой. Только после их отъезда иногда обнаруживались разные пропажи. Кто-то не находил постиранного белья, которое, по обычаю, сушилось на улице, у кого-то пропадала детская коляска, парковавшаяся в подъезде, у кого-то вместе с табором пропадала дочь на выданье. Дочь через некоторое время находилась в соседнем городе, и её, одетую, как цыганка, ревущую и матерящуюся на всю улицу, приконвоировали милиционеры в родительское лоно. Пропавшая коляска, точнее её обломки, тоже обнаруживалась где-нибудь в соседних дворах, уезженная вдребезги, со следами детских ног внутри. Зато появлялось много слухов про украденых «ребёночков», обычно блондинов, так как считалось, что у цыган блодинистость была в большом почёте. Правда, местный участковый Шаров отрицал пропажу детишек. Но констатировал обратный процесс, то есть появление нескольких незапланированных младенцев, но уже брюнетов. Жгучих и кудрявых.
Шапито тоже оставляли значительный след в памяти аборигенов, и у подъездов лавочные сплетницы ещё долго пересказывали разные истории про пьяных клоунов, драку нашей шпаны с ихними акробатами, про мартышку с поносом и как тигр подрал местного пьяницу, который с мутных глаз залез спать к тому в клетку. По другим сведениям, тигр не мешал своему гостю спать, а царапнул его только после того, как тот стал неприлично приставать к животному со слюнявыми поцелуями. Как бы там ни было, народные симпатии были на стороне полосатого красавца, не смотря на брезгливость, отстоявшего свою честь.
И лишь когда к нам приезжал передвижной зоопарк, радость была только у детишек. Взрослых серьёзные работники зоопарка ничем не радовали, вели себя тихо и с достоинством. За две недели, кои зверинец гастролировал у нас, местная детвора по нескольку раз ходила к животным. И после каждого посещения пацаны с искрой в глазах рассказывали, как им удалось, пока не видит смотритель, погладить волка или кинуть камушком в мартышку, как леопард угрожающе смотрел на зрителей и был готов всех растерзать и как удав у всех на виду поймал и сожрал крысу.
Вот в такой зоопарк мы и пришли однажды с бабушкой. Моя бабушка была весьма представительная женщина, к тому очень красивая, несмотря на возраст. Она была армянка, княжеского рода, из Арцаха. В молодости закончила Сорбонну, знала шесть языков и умела себя поставить в любом обществе.
Когда мы подошли к клетке с медвежонком, тот, увидев меня, почему-то бросился в мою сторону, высунул ко мне лапу через решетку и что-то басовито заурчал. У меня перехватило дыхание, в поведении медвежонка не было агрессии, было видно, что он меня выбрал из всех, чтобы поиграть. Значит чем-то приглянулся я ему. И я бесстрашно тоже протянул ему руку. Дотянуться друг до друга нам, конечно, не удалось, однако смотритель заторопился в нашу сторону, что-то ворча не по-русски. Но его остановила бабушка, она успокаивающе заговорила с ним на его языке, армянском, наверное, или азербайджанском, она его тоже хорошо знала. Они разговорились, и чуть погодя смотритель отвёл меня к калитке, пропустил за внутреннее ограждение и, взяв за руку, подвёл к клетке с медвежонком. Потом сказал с акцентом:
- Познакомса, его зовут Артур. А тебя как зовут?
- Артур, познакомса, это Коста, - вполне серьёзно сказал смотритель медвежонку. - Пожмите друг другу руки.
Я взял в свою руку когтистую лапу Артура, которую тот всё ещё тянул ко мне, и пожал её!
- Ну вот, - сказал смотритель, - теперь вы друзия.
Он достал из кармана кожаного фартука молодую морковку, дал её мне и сказал:
- Угосты Артура, он лубит морков.
Я протянул морковку Артуру в клетку. Тот взял её двумя лапами, смешно сел на попку и захрустел подарком. Потом смотритель разрешил мне погладить Артура, держа того за ошейник, наверно, страхуя меня.
Я не хотел уходить, но смотритель, переглянувшись с бабушкой, сказал, что Артуру пора спать и что его в домике ждёт мама, поэтому мне лучше сейчас уйти.
В следующие два дня мы с бабушкой ходили в зверинец к Артуру, я гладил его, кормил морковкой и сухариками. А потом зверинец уехал. Так сказала бабушка, я не поверил, но она отвела меня за овраг, к тому месту, где ещё недавно я был так счастлив, обретя друга.
Площадка за оврагом была пуста. Кучи мусора, обёрточной бумаги, автобусных билетиков, которые нам давали на входе, были сметены поближе к дороге. Кирпичи, на которых стояли клетки ещё лежали там и сям. Животный запах зверинца, запах праздника, ещё витал в воздухе, несмотря на ветер. Я понял, бабушка не обманула, они действительно уехали. И разревелся. В голос, как младенец, с пузырями из носа. А бабушка сказала:
- Ну чего ты ревёшь? Видел бы тебя сейчас Артур, думаешь ему бы понравилось, что его друг — плакса?
Сквозь всхлипы я стал объяснять бабушке, что теперь всё равно нашей дружбе конец!
- Глупости, - заявила бабушка, - я дала ему наш номер телефона, он обещал тебе звонить, мне Тофик сказал. Тофик обещал давать ему двухкопеечные монеты на телефон.
- А как же мы с ним будем говорить по телефону? - почти успокоившись, спросил я. - Он ведь говорить не умеет!
- Глупости, - опять отрезала бабушка, - он умеет. Просто он сначала стеснялся, а так — он умеет. Только немного русский подучит и сразу позвонит.
Я, конечно, чувствовал, что тут что-то не чисто. С другой стороны, бабушка раньше никогда не была замечена мной на вранье. И не дай бог было вслух заподозрить её в обмане! Бабушка могла быть очень строгой! Не зря же почтительно смолкали два ряда лавочек на проходе к подъезду, когда бабушка шла мимо. Только умильно-сладкие реплики «Здрассте, Эллен Багратовна», «Как здоровьечко, Эллен Багратовна» перекрёстно доносилось с них.
Прошло несколько дней. Я всё ждал звонка от Артура, но он почему-то не звонил. Наверное, учил русский язык. И вдруг как-то мама позвала меня к телефону. Я взял трубку и услышал в ней хриплый, дребезжащий, но всё-таки детский голос с небольшим акцентом:
- Здравствуй, Костя, - произнёс он, - это я, Артур...
- Здравствуй, Артур, - в восторге закричал я, - наконец-то ты позвонил! Я так ждал, так ждал! Прям соскучился уже весь! Ты где? Ты скоро приедешь?
В таком духе мы общались минут пять. Он рассказал, что они сейчас далеко, что им надо объехать всю страну, а она у нас большая. Он передавал мне привет от смотрителя Тофика, спрашивал, как поживает моя бабушка и не огорчаю ли я её. Просил меня, что бы я скорее научился писать, чтобы слать ему письма, ведь читать он уже умеет, а вот писать, по понятным причинам, научится не сможет — лапы.
Он попрощался и обещал по возможности звонить. Я, довольный, рассказал улыбающейся маме наш разговор. Вскоре пришла бабушка, она очень обрадовалась, что Артур, наконец, позвонил. Ей я тоже пересказал наш разговор и передал привет от Артура, хоть сам Артур забыл мне его передать. Бабушка поблагодарила и что-то пробормотала себе под нос, похоже, удивилась привету. К слову, с тех пор Артур больше не забывал передавать ей привет.
Потом я пошёл в школу. Там у меня появились новые друзья, я им рассказывал про Артура, они не верили и смеялись, а я обижался. Однажды у меня в гостях был Мишка Покрашевский, ещё один мой друг, но из другой школы. Он никогда не смеялся над моими рассказами об Артуре, но, кажется, всё же не верил. В это время как раз мне опять позвонил Артур, и я попросил его поговорить с Мишкой. Надо было видеть обалдевшую Мишину физиономию, когда Артур расспрашивал его об учёбе и обо мне. Так у меня появился друг, с которым я мог говорить об Артуре. Позже, правда, он опять засомневался.
Так прошло несколько лет. Артур изредка звонил, я, по напоминанию бабушки, иногда писал ему письма и передавал через маму или бабушку.
А потом Бабушка умерла. От меня не стали скрывать правду, я уже был большой, мама только сказала, что бабушка ушла в лучший мир и что ей там будет легче, а то тут она сильно болела. Я уже давно знал, что бабушка больна, у неё была такая болезнь — белокровие. Хотя, тут взрослые опять чего-то темнили, я видел, как бабушке делали укол в вену, и кровь, что попала в шприц из вены, была нормальная, красная. А когда я об этом бабушку спросил, она засмеялась и сказала, что кровь у неё вообще — голубая. Пошутила, я думаю.
Как бы то ни было, но умерла бабушка от этой странной болезни. Я всё ждал звонка от Артура, чтоб рассказать ему про бабушку, чтобы он меня пожалел. Мне почему-то казалось, что все должны жалеть не бабушку, а меня, ей-то теперь лучше, а я в результате стал меньше получать любви и заботы. Сейчас я думаю, что я всё-таки тогда был прав. Но Артур что-то никак не звонил.
Однажды мама пришла ко мне в комнату и протянула мне пачку писем и одно отдельное письмо.
- Это от Артура, - сказала она, и я увидел, как она пытается сдержать слёзы. - Он тебе вернул твои письма. А вот это — письмо от него. Прочти...
Предчувствуя что-то нехорошее, я достал листок из конверта. «Он всё-таки научился писать» - подумал я. Хотя, конечно, почерк был ужасный, корявыми печатными буквами. Ну, понятно — лапы.
«Здравствуй, друг мой Костя! Ты, наверное, всё ждёшь моего звонка. Прости, но я больше не смогу тебе позвонить. Я ушёл вместе с твоей бабушкой. Я буду здесь за ней приглядывать, чтоб ей не было одиноко без тебя. Она же тебя очень любила. Мы часто говорим с ней о тебе, следим за твоими успехами, расстраиваемся, когда у тебя неприятности.
К сожалению, отсюда нельзя слать письма. Мне разрешили одно, в виде исключения. Я за это обещал, что ты будешь хорошим мальчиком.
Костя, ты не расстраивайся, нам здесь хорошо. А у тебя будет ещё много друзей.
Бабушка передаёт тебе большой привет и просит, чтобы ты не ел немытый щавель из оврага, как ты это любишь делать.
Когда я рассказал эту историю своему сыну, тогда ещё ребёнку, он мне ожидаемо не поверил, сказал, что кто-то другой написал мне письмо от Артура. И тогда я спросил его:
- А как же этот «кто-то другой» узнал про щавель? Об этом знали только я, бабушка и Артур.
И сын задумался. Надеюсь, после этого он в Артура поверил.
Истра. 25-26 декабря 2019 г
