BerezinPishet

Что-то схожее есть вот с этой историей:

https://pikabu.ru/story/kak_menya_babka_razvela_5254732

Самые коварные существа на планете – это бабушки.

Это просто серые кардиналы будней. Мастера перевоплощений и манипуляций. Они всегда умеют грамотно развернуть любую ситуацию в свою пользу. Их внешность обманчива. Вот трусит она с котомочкой в старом пальтишке и платке, еле переставляя ноги. Жалко ее. А на самом деле там под платком скрывается расчетливый мозг, помноженный на вековой опыт, приправленный отточенным годами характером. Характером, который был отшлифован в Советском Союзе, закален в перестроечную смуту и окроплён кровью лихих девяностых.

Я не раз убеждался в том, что бабушки не так просты и беззащитны, как кажется. В силу своего человеколюбия, я часто вызывался помочь им из самых лучших побуждений. А в результате пропускал такие подачи в голову, что потом неделю восстанавливал самооценку.

Вот вам один такой случай.

Это был воскресный вечер. Я, студент третьего курса, приехал из родного Н-ска в Екатеринбург накануне очередной рабоче-учебной недели. Привычным маршрутом дошел до остановки и вскоре уже ехал домой на 23-м трамвае.

В вагоне было достаточно много народу, но мое любимое стоячее место, перед передним сидением у схемы городского трамвайного движения, пустовало. Как хорошо воспитанный юноша, я не любил занимать сидячие места, чтобы потом не попадать в неловкую ситуацию с людьми пожилого возраста. Ну знаете, когда ты встаешь со словами «Садитесь», а тебе отвечают «Да не надо». И вот что делать в этой ситуации? Садиться обратно? Я так и отвечал в этом случае «Поздно отказываться, уже встал!».

Еще я любил этот закуток у расписания, как обладатель рюкзака, с которым практически не расставался. Только в этом промежутке между передним сидением и стенкой кабины водителя можно было встать и не снимать рюкзак. Ведь стоя с рюкзаком на плечах в проходе, ты одновременно мешаешь тем, кто по нему идет, и паришься, что кто-то в рюкзак может залезть.

Но я отвлекся. Итак, я встал спиной к расписанию, прислонился к стенке и стал изучать соседей по вагону. Прямо передо мной на сидении сидела бабушка. Не бесформенная бабуля, а стройная пожилая женщина в пестрой куртке и берете. На коленях у нее стояла большая сумка. Женщина смотрела в окно и легонько улыбалась каким-то своим мыслям.

На Пионерской в переднюю дверь вагона зашел парень моего возраста. Он не стал проходить далеко, а встал тут же, держась за поручень на спинке переднего сидения. Бабушка повернулась посмотреть на молодого человека. Задержала взгляд на его лице, а потом снова перевела взгляд в окно. Улыбка на ее лице стала шире, а в глазах заплясали огоньки.

Через минуту она снова повернулась к молодому человеку и совершенно неожиданно произнесла тихим голосом «Знаете, молодой человек, я на этом трамвае езжу уже сорок лет. Я здесь недалеко работаю в библиотеке. А еще он меня возит на вокзал, откуда я добираюсь до сада на электричке».

Парень понял, что обращаются к нему и засмущался. Я чувствовал неудобство, которое он испытывает от этого внимания незнакомой пожилой женщины. Он поднял голову и стал растерянно смотреть по сторонам. При этом он все таки кивал женщине в ответ и выдавливал из себя односложные ответы типа «да» и «нет» на поток вопросов «Вы студент?», «Домой едете?», «Спортом занимаетесь?»

Несмотря на то, что парень всем видом показывал, что этот диалог ему неудобен, голос женщины креп и наливался уверенностью. В какой-то момент, после небольшой паузы, она развернулась всем корпусом к молодому человеку, подняла голову и громко спросила «А хотите я вам стихи почитаю?»

Парень совсем потерялся. Не знаю до какой остановки он ехал, но я думаю он просто мечтал, чтобы трамвай оказался в месте назначения как можно скорее. Прямо сейчас!

- Не надо, – очень тихо сказал юноша.

- Почему? – с искренним удивлением спросила женщина.

- Это как-то неудобно. - немного замявшись, ответил он.

Улыбка слетела с лица трамвайной поэтессы. Она как-то вся осунулась. Повернулась обратно к окну и уставилась в одну точку. Через секунду я увидел, что она тихонько плачет. По ее морщинистым щекам побежали ручейки слез. Мне стало нереально жаль эту женщину, в которой вдруг проснулось романтически-игривое настроение, оказавшееся невостребованным. И я, как это часто со мной бывает, из лучших побуждений, решил проявить благородство.

- А почитайте мне! - улыбаясь во весь рот, максимально приветливо и четко сказал я, глядя на объект своего благородного порыва.

Женщина перевела на меня растерянный взгляд. Слезы моментально высохли на ее щеках (кстати, эта суперспособность тоже свойственна только бабушкам, как и возможность вызывать слезы в любой момент). Она придирчиво окинула меня взглядом, а потом громко произнесла:

- С чего это вдруг! Ты не симпатичный!

Меня как будто ледяной водой окатили из ведра. А потом еще и по башке им ударили. Мне показалось, что сейчас все пассажиры (коих набрался уже полный вагон) повернутся в мою сторону, будут показывать пальцем и говорить «смотрите, какой не симпатичный пикапер! Даже бабушку не смог снять!». Я видел улыбки, которые люди прятали в шарфы и перчатки.

Предательская бабушка продолжала смотреть мне прямо в глаза. Взгляд ее был беспощадно холоден.

От «достать шнур, выдавить стекло и свалить нахрен из этого вагона» меня спасло только то, что трамвай подъехал к моей остановке. Не поднимая глаз, собирая все углы и поручни, я вывалился на улицу. Лицо мое пылало, во рту пересохло. Я повернулся и снова встретился с холодным взглядом старой предательницы. Дверь закрылась, и трамвай с членами клуба симпатичных любителей поэзии поехал дальше на ЖБИ.

С тех пор я крайне аккуратен в общении с представителями этого коварного племени. На моем сердце хватает зарубок, от метких ударов исподтишка. Даже от хулиганов и гопников я так не страдал, как от бабушек. Но теперь я опытный. Я всегда на чеку. Ни одной бабушке меня врасплох не застать.

В жизни любой молодой ячейки общества присутствует такая вещь как встреча семьями. С такими же молодыми родителями и их отпрысками. Для меня любимым форматом таких встреч является совместный отдых в выходные в коттедже моих родителей, когда последние куда-нибудь уезжают.

В рамках этого отдыха, есть отдельные приятные минуты для отцов. А именно, вечером, когда жены идут укладывать детей спать. Мужчины остаются в компании друг друга, алкоголя и брутальных разговоров.

Так было и в этот раз. К нам приехали Алексей и Ольга со своим сыном Пряником, по прозвищу Андрей. Весь день мы бездельничали, жарили шашлыки, гуляли по округе. Но вот спустилась ночь, жены ушли, и мы с Алексеем остались в компании друг друга и остатков коньяка. Спустя час коньяк закончился, а жены дали недвусмысленно понять, что пора бы идти спать. Никто из нас не возражал, но…

- Надо бы заполировать, – немного заплетающимся языком предложил я, – в баре была початая бутылка коньяка. Я принесу по стопочке.

- Давай, – согласился Алексей.

В гостиной стоял богатый родительский бар, забитый напитками из Duty Free. При всем изобилии, бутылки с коньяком я не нашел. И тут, мне на глаза попался огромный сосуд из темного стекла с коричневой жидкостью внутри. Я взял его в руки. Бутылка практически не имела маркировки, кроме криво наклеенной бумажки с тремя данными: Rum, spirit, 80. Бутылка как будто сошла со страниц книг Стивенсона. Квадратная, тяжелая, с огромной пробкой. Я прямо увидел, как ее берет в руки какой-нибудь одноного-одноглазый флибустьер, зубами выдирает пробку и прикладывается к бутылке, запрокинув голову. Кадык начинает жадно ходить по небритому горлу.

Картинка была такой вкусной, что я решил, что ром вполне достойная замена коньяку. Я взял наши бокалы (надо сказать, что пили мы из простых стаканов цилиндрической формы с широким плоским дном) и налил в каждый на два пальца. На вид от коньяка не отличить, если бы не аромат. Он шибал похлеще нашатыря. Но мне уже было неважно, я несся с бутылкой на улицу, подгоняемый укорами Светки, доносившимися из спальни.

- Вот держи, – я протянул стакан Алексею, который стоял и думал о чем-то своем, глядя на полыхающие в мангале дрова. Я сел на скамеечку рядом.

- Ну, за хороший вечер, – не отводя взгляда от огня, сказал Алексей, и мы одновременно опрокинули стаканы.

Сначала я решил, что мой рот наполнился раскаленным металлом. Жжение было таким неожиданным, что я не нашел ничего лучше, как быстро проглотить всю порцию напитка. Огненной рекой он понесся по пищеводу, и я в первый раз в жизни прочувствовал какой он длинный. Через долю секунды эта ромовая спиртяга рухнула в желудок ядерным взрывом, окутывая жаром все пространство внутри меня. Из моих глаз брызнули слезы. Я яростно затопал ногами, чтобы как-то погасить кинетическую энергию совершенной операции.

Несколько секунд я боялся пошевелиться и ждал, когда огненные волны внутри меня успокоятся. Я вытер слезы и посмотрел на Алексея. Он стоял в той же позе с пустым стаканом в руке. Только стеклянный взгляд и капельки пота на лбу могли навести на мысль о том, что что-то пошло не так. Через пару секунд этот железный человек перевел на меня взгляд, открыл рот и хрипло произнес:

- Стас, я не хочу тебя обидеть, но, по-моему, этот коньяк был паленым!

Неожиданно для себя самого я внес изменения в свой внешний вид. Я стал зарастать. Перестал брить усы и бороду. Перестал коротко стричься машинкой, как это привычно делал в течение последних десяти лет.

И вот я зарос. Борода, усы. Все как надо. Правда, получился «Ильич-стайл»: на щеках щетина так и не показалась, хоть я и позволил ей расти, как захочет. Вылезло несколько некрасивых кустов. И я решил, что мой бородатый удел – скромная поросль под носом и на подбородке, срощенная в единый ансамбль.

Зато на верхней части головы – заколосились кудри, загляденье. Черные вперемешку с седыми. Все это в разные стороны. Шапка налазит все плотнее. В помещении ее снимаешь, а оттуда каааак рассыплется по плечам. И тишина. Только чужие дети тихонько плачут.

В общем, решил, что надо навести порядок на голове. А то в четверг в столицу на переговоры лететь совестно.

Одно время друзья мне сватали один барбершоп на районе. Мол, ребята турки там работают. Стригут мастерски. Бреют опасными бритвами, горячим полотенцем вытирают и волосы из носа и ушей огнем изгоняют.

И я решил сходить.

Сам салон – вполне обычный. Я бы даже сказал, очень скромный и аскетичный. С лестницы сразу попадаешь в зал. Ни прихожей, ни тамбура. Сразу комната квадратов тридцать. И в ней всё – девочка за стойкой, пара диванов со столиком и журналами и, самое главное, два кресла перед зеркалами.

Я пришел вовремя. Кроме меня был еще один клиент – седой аккуратный мужчина лет пятидесяти. Мы сели в кресла одновременно. Вышли мастера. Первый – молодой лет тридцати турок, с красивой ухоженной прической, направился к моему соседу. Мой мастер оказался лысым, бородатым, с мускулистыми руками, испещренными татуировками.

- Как вас стричь? – спросила девушка, оказавшись слева от меня. Турок встал сзади, скрестив руки на груди. Он на секунду стал похож на ифрита из арабской сказки. Только вместо кривых мечей – расческа и ножницы.

- Вы будете переводить? – спросил я, глядя на девушку в зеркало.

- Да, - просто ответила она.

- Вы знаете, я решил отращивать волосы, - начал я издалека, - и решил, что надо сделать поаккуратней, на данной стадии. Длину оставить, но подравнять, прибрать, убрать с висков и боков эти кусты…

Еще минуты три я перечислял свои пожелания.

Девушка терпеливо выслушала, потом повернулась к молодому турку, который уже стриг моего соседа, и сказала:

- A little bit shorter.

И ушла куда-то за ширму.

Молодой турок что-то быстро сказал моему ифриту на турецком и тот, лязгнув инструментами (чем еще более усилил схожесть со сказочным стражем) принялся за мою голову.

Я немного опешил от краткости девушки, но добавить было нечего. Ведь девушка ушла. И я решил довериться судьбе.

Происходившее далее сломало все мои представления о стрижке, салонах и сервисе. Каждую секунду я думал, что теперь готов ко всему, и в следующую секунду со мной случалось то, что ломало мое предыдущее убеждение.

Ифрит меня немного почесал для порядка. А потом положил на плечи полотенце и придвинул ближе к зеркалу. Только тут я увидел, что под зеркалом стоит мойка. Обычная такая мойка со смесителем. Отличие только в том, что смеситель снимается и превращается в душ на шланге.

Сильным отточенным движением профессионального топителя щенков мой ифрит взял меня за шею и положил мою голову в раковину. Включился душ, из него на мои кудри полился кипяток. Волосы крепко и жестко мяла сильная рука. По моему лицу лилась вода вперемешку с пеной. Пару раз я ослабил мышцы шеи, за что незамедлительно был ткнут носом в фаянс. Я понял, что не время расслабляться.

Через минуту экзекуции та же рука откинула меня в кресло и набросила полотенце на голову. Несколькими круговыми движениями рука вытерла мне волосы, и я увидел в зеркале прежнего себя, но с чуть более подавленным и офигевшим взглядом.

Потом была стрижка. Иногда мне казалось, что я баран и с меня стригут шерсть перед тем как зарезать. Ну то есть не особо церемонятся. Турок быстрыми и сильным движениями брал в кулак кусок волос и что-то с них состригал. При этом кожа на моей голове немного отделялась от черепа.

Это длилось минут 5.

Потом турок взял огромный фен, брашинг и начал делать натуральный начес. Через 10 минут я увидел себя с шарообразной прической, как у Майкла Джексона времен Джексон Файв.

Я уже ничему не удивлялся, и был готов, что сейчас мне скажут, что стрижка окончена.

Но это было только начало. Меня обрызгали водой из пульвера и снова начали стричь. Турок вертелся вокруг меня с каменным сосредоточенным лицом и плотно сжатыми губами. Мне постоянно прилетало в глаз ножницами или расческой. Я начал щуриться, а правый глаз задергался в легком тике. Но турок не обращал на эти мелочи никакого внимания.

Еще полчаса турок колдовал вокруг меня. Вся магия заключалась в четкости и отточенности его действий с одновременной кажущейся топорностью и небрежностью. В какой-то момент он мог запросто остановиться, и в задумчивости смотреть на меня в зеркало отвлеченным взглядом секунд тридцать, накрыв при этом ладонью мою голову и барабаня по ней пальцами.

Все закончилось также неожиданно, как и началось.

Турок небрежно обмел меня сметкой и снова придвинул вперед, к мойке. Я покорно полез в чашу.

Все то же самое. Двойное мытье головы. Напоследок сильные пальцы залезли мне в уши, а потом чужая ладонь характерным круговым движением помыла мне лицо.

Это был финальный аккорд моего охреневания. Так меня в последний раз умывала бабушка тридцать лет назад, когда я объелся черноплодки во дворе и извазюкал ягодами всю Т-зону. Я даже не удивился бы крепкому подзатыльнику напоследок. Ведь тридцать лет назад он присутствовал в этой процедуре.

А потом начался отходняк: легкая сушка феном, последние воздушные касания ножницами моих волос и бровей(!), работа машинкой.

И вдруг я встретился в зеркале глазами со вполне себе молодым человеком с высокой аккуратной прической, которая небрежной прядью чуть спадала на лоб. У человека было посвежевшее лицо и горящие глаза. Это была реальная трансформация. Мне казалось, что сейчас утро субботы, и я только что проснулся. Я пытался выразить свои эмоции словами, но из меня вылетало что-то нечленораздельное.

В этот момент мужику справа от меня горящим спиртовым факелом убирали волосы из ушей. Но меня уже трудно было удивить или напугать. Я был счастлив и расслаблен.

Я расплатился, оставил на чай и вышел в прекрасный летний вечер.