Бабушка, мама и я... Часть вторая.⁠⁠

После моего рождения родители прожили вместе недолго. Родственники отца пристроили его работать в угольную шахту, где он мог хоть как-то зарабатывать. За это он впоследствии корил маму, мол, "это она его туда загнала". Ребенок, то есть я, отцу был до лампочки. Он приходил с работы и смотрел телевизор. Со мной, в основном, сидела бабушка. Все трое, родители и бабушка, постоянно ругались. Когда мне исполнился год, они, наконец, развелись. При разводе отец силой забрал и вынес, что мог из квартиры, магнитофон, мамины украшения, хотя это покупалось не на его средства. Больше выносить было нечего.

После развода мама не стала искать работу, а решила, что матерью-одиночкой она ни за что не будет, и начала поиски нового мужа. Мне не исполнилось еще и двух, когда она снова вышла замуж. Второй муж был человеком мягким и более адекватным, чем мой отец. И в детстве я думала, что он мне родной. Через девять месяцев у них родился мой брат, а меня на первое время отправили к бабушкиной сестре в другой город. Мне было почти три года.

В гостях мне понравилось, бабушкина сестра была добрая женщина, жили они богаче моей семьи, и отношения в той семье были лучше. Воспоминания о том времени смутные, но приятные. А потом мне пришлось возвращаться.

Когда я вернулась и вошла в квартиру, все показалось мне очень мрачным, бабушку я подзабыла, она сидела в кресле, выжидающе на меня смотрела, рядом стояли костыли, все это меня немного напугало. И я не кинулась к бабушке в объятия. За это бабушка на меня обиделась и отругала, говорила что я плохая девочка, не люблю бабушку, стою тут как чужая... И я думала, что, наверное, я и вправду плохая.

На самом деле бабушку в детстве я любила, уж точно больше, чем маму. Она умела вызывать чувство вины, и часто расстраивалась, и я ее жалела и боялась обидеть лишний раз. Но вместе с этим она много со мной занималась, научила читать и считать, рассказывала сказки, пела песни, пекла блины, и все остальное тоже вкусно готовила. У нее был талант приготовить что-то вкусное практически из ничего. Бабушке очень нравилось, что я быстро учусь, и она неустанно хвасталась моими успехами всем знакомым.

Маму я, в основном, боялась. Мама много нервничала и кричала. Если она заводилась, то могла ходить орать целый день, а то и несколько дней подряд. Она не просто орала, а ходила туда-сюда, хлопала дверьми, повторяла одно и то же много раз, могла утихнуть ненадолго, а потом снова приходила, гремела, кричала. Вспоминала все старые обиды, ставила в укор какие-то мелочи. Могла сама себе противоречить. Выдергивала меня из постели, из-за стола, и орала. Я нервничала, и теребила пуговицы на одежде, за это она тоже орала и била меня по рукам. Она хотела, чтобы я была такая, как она хочет, и чтобы делала то, что она хочет. Тотальный контроль. Она никогда не давала мне выбирать, помню как я обрадовалась и даже удивилась, что могу выбирать, что мне надеть, это было уже в более старшем возрасте. Даже если я хотела что-то съесть, я должна была спрашивать у нее разрешения. Эта привычка у меня сохранялась очень долго.

Мне было страшно просыпаться, и страшно приходить домой, я никогда не знала, на что еще могла разозлиться мать. Хорошее настроение у нее было редко и как-то циклично. Ходит орет, орет неделю, потом просвет на несколько дней, потом все по новой. Иногда она могла злиться, но при этом долго молчать и никак не реагировать на мое поведение, но потом все равно ужасно взрывалась. Иногда она плакала и просила прощения за свое поведение, и тогда обнимала меня и вела себя, как нормальная любящая мать. Но потом она говорила, что все это было неискренне, и что она говорила это просто, чтобы помириться, а на самом деле думала совсем другое.

Когда мне было три-четыре года, она в порыве гнева выставила меня за дверь, что она тогда сказала, я не помню, но я расценила это как то, что она меня выгнала насовсем. Я особо не расстроилась, вышла из дома и пошла по автомобильной дороге, ведущей из нашего микрорайона в другой, с мыслями о том, что я сейчас найду себе новую добрую маму. Неизвестно, куда бы я забрела, если бы меня не встретил отец брата, который возвращался с работы, и не отвел домой.

Внешне я была больше похожа на своего отца, и ее это бесило. Отца она ненавидела, а я ее постоянно раздражала. Я не так ходила, не так сидела, не так себя вела. Оглядываясь назад, я думаю, что мама меня не любила. Ей нравилось наряжать меня в красивые платья, как куклу. Когда у нее были просветы, она водила меня по магазинам и покупала одежду, игрушки. Кажется, это было ее любимое занятие. Но платья сидели на мне не очень, я была длинная, тощая и сутулая, физически слабая. Все купленные мне вещи она не забывала упоминать в скандалах, говорила, что я ничего не ценю, что она ходит в старом, а мне новое покупает, и если вдруг я что-то портила, то все, туши свет.

За сутулость она тоже ругала. Развивать физически ребенка? Зачем, поорать же легче. Чем сильнее я сутулилась, тем больше она ругалась, чем больше она ругалась, тем сильнее я сутулилась. Кроме того, я косолапила и у меня было плоскостопие. За это она ко мне тоже придиралась. По врачам мать ходить никогда не любила, и к ортопеду меня не водила, к педиатру - и то водила с трудом, на врачей злилась за их некомпетентность. А хороших врачей надо поискать, это же надо усилия приложить какие-то, зачем, если можно забить, и просто гнобить ребенка, авось сама исправится. Став взрослой и пройдя обследование, я выяснила, что у меня если не с рождения, то с раннего детства больной позвоночник. И что у меня скорее всего был рахит.

В раннем детстве, по рассказам, у меня был жуткий диатез, были корки, я раздирала щеки в кровь. Все это преподносилось в контексте, что я опять какая-то неправильная, и как им пришлось со мной намучиться. О том, что это была аллергия, они не думали. Когда много позже я им об этом напомнила, они сказали, что думали, что это у меня кожа такая плохая. "Паршивая, как твой отец же". Потом диатез прошел, но появился поллиноз. Сначала думали, что это насморк от простуды посреди лета. И снова им пришлось мучиться со мной.

Моя слабость мать тоже бесила, когда меня обижали на улице, я не могла за себя постоять, она за это шпыняла меня дома. Называла меня лохушкой натуральной, говорила, что меня любой вокруг пальца обведет, что я бесхарактерная, причитала, что нет во мне наглости и хитрости. Наглость - второе счастье, говорила она.

На пару с бабушкой они любили обсуждать мою внешность, бабушке это особенно нравилось. Разговоры о чьей-либо внешности - ее любимая тема. "Ты хоть и не красавица, но симпатичная", "у тебя нос картошкой, как у отца", "у тебя уши торчат, надо их прикрывать", "у тебя некрасивый лоб, придется всю жизнь с челкой ходить", "у тебя ноги спички и спина колесом" - это все бабушка. До третьего класса я ходила с дебильной прической, которую придумала мне бабушка: сзади была коса из длинных волос, спереди челка, а сбоку были остриженные виски, которые закрывали мои "ужасные уши". Потом я пошла в парикмахерскую, где мне сделали каре, и очень долго так стриглась. Собирать волосы в хвост и открывать уши я решилась только к старшим классам, а отрастить челку и открыть лоб - в этом году.

Кроме внешности мой характер тоже сравнивали с отцовским. Но чаще даже не с отцовским, а с "бабкой Зинкой", его матерью. Мать моего отца была "гулящая баба", ребенка оставила родителям, а сама свалила в закат навсегда. Если матери или бабушке что-то не нравилось в моем поведении, то я была как бабка Зинка, "вся в их породу поганую", говорили они.

Когда родился брат, я вдруг резко стала "большая" (мне было 2 и 10), мне постоянно об этом напоминали, что я уже большая, а брат маленький, поэтому ему что-то можно, а мне нет. От меня ждали ответственности и взрослого поведения. Когда брат немного подрос, мать стала заставлять меня гулять с ним, мне это не нравилось, и я могла оставить его у подъезда и убежать к подружкам. Брат с ревом шел домой, и мать потом кричала на меня. Неудивительно, что брата я невзлюбила, мы с ним много ругались и дрались, на что мать приходила и орала на всех, говорила, что мы ей "нервы треплем" и "жить мешаем" и "когда же все это кончится".

В детский садик мы с братом почти не ходили. Она пробовала нас отдавать, но мы начинали болеть, и она нас забирала. Возможно это было связано с ее собственным негативным опытом - в три года бабушка отдала ее в круглосуточный детский сад и забирала только на выходные. Но скорее это был повод не выходить на работу. Хотя даже и без детского сада она могла бы работать - дома всегда была бабушка, мы бы справились. Стоит сказать, что в жизни она работала только какое-то время после колледжа и до моего рождения. Больше никогда. Сначала мы были маленькие, потом она прикрывалась больной бабушкой, и говорила, что без нее тут весь дом рухнет.

Мужей своих она не любила. Воспринимала их как средство добывания денег. Как бы жестоко это ни звучало, мне теперь кажется, что и детей она для этого рожала, что-то вроде "ты сделал мне ребенка и теперь должен по гроб жизни". Ей кругом были все должны. Мой родной отец платил ей алименты, потому что его заставили. Больше он никак в моей жизни не участвовал.

Она хотела все и всех контролировать. Деньгами в семье всегда заведовала она, требовала отдавать ей зарплату и пенсию. Бабушке было все равно, хотя иногда она причитала, что не может себе ничего купить, что захочет - все надо у матери выпрашивать. Муж тоже зарплату отдавал, не без скандалов, конечно. И, конечно, оставлял себе заначку, что маму выводило из себя. Она постоянно пыталась выяснить, сколько он себе оставил, и на что потратил деньги. Она считала, что только она знает, что нужно покупать, и если мужу что-то нужно, то он должен просить денег у нее. Она втихушку шарила по карманам отцовской куртки, и злостно радовалась, когда что-то находила.

В какой-то момент отец брата стал выпивать, это приводило ее в ярость. Она говорила, что терпеть не может алкоголиков. Он приходил домой, она начинала ходить и вынюхивать, и если чуяла хоть малейший запах пива, то устраивала скандал. Отец же скандалить не любил, все больше уходил в себя и чаще не появлялся дома. Она стала настраивать нас с братом против него.

Когда мне исполнилось десять, родной отец вдруг появился в моей жизни, они с матерью стали часто общаться, меня даже отправили в лагерь по путевке с его работы. Отношения матери с отцом брата все ухудшались, а родной отец предложил ей попробовать все сначала, он красиво говорил и много обещал, и мама повелась. Я отчетливо помню, как мать спрашивала совета у меня и бабушки - стоит ли это делать, и мы сказали, что не знаем, что это ее жизнь и ей решать, а через несколько лет она орала, что это мы заставили ее сойтись с отцом. Маленького брата никто, конечно, не спрашивал. Через какое-то время она развелась с мужем, и снова вышла замуж за моего отца. А еще через год он перевез нас из бывшей совесткой республики на пмж в Россию. И начался ад.