- Плюй, плюй, плюй, - кричали они мне, все как один, один за другого.
- Что?
- Плюй, плюй! – не унимались, черти.
- А зачем?
- ПЛЮЙ!
Ну, я и плюнул, а что оставалось? Все так просят – кто я такой, чтобы сопротивляться?
Я плюнул, и сон мой оставил меня, я увидел, что лежу на подушке, а слюна тянет свой след от моих губ до края перины, не та слюна, что приятна - в поцелуе с девушкой, а та, что пахнет утренним чувством, нечищеными зубами и вообще - что сияет неприятной дугой. До самого края. Фууууууу.
Я отвернулся от стенки, и тут солнце принялось донимать меня, глядеть своим оком прямо в глаза, отражаясь алым. Я зажмурился. А оно продолжило, как будто было недовольно чем-то, вообще-то, оно всеми всегда недовольно (особенно теми, кто не вышел светом), а мной и тем более, еще и в этот час и утро. Подремать немного, но там ведь «эти» кричат. Я снова уткнулся в стенку и закрыл глаза – спать и еще раз спать, хоть бы и до следующего утра, почему нет? Уж сейчас-то можно.
К сожалению, не все мечты сбываются, не все кони ржут – я почувствовал сильное давление в области «чуть ниже пояса», и мне пришлось все же встать, дойти до туалета и выссать все свои мечты и желания. Сначала я сделал все это в своем воображении: вот я встаю, добираюсь до унитаза, делаю свое дело – все хорошо. Хорошо? Нихера – фантазия рисует много, все, что угодно, кроме собственных чувств, ссать-то все еще хочется. Ох-ох. Я все же встал (на самом деле), я все же дошел до туалета и сходил «по-маленькому» (на самом деле? - Ага). Слава Богу!
Воскресенье и весна - нежные чувства испытывал бы кто-то, будь он не с похмелья. Я же подошел к раковине, умылся, почистил зубы, сдержав блевотное чувство, а затем вернулся на кухню. Где-то бывают чудеса, а, может, и мне повезет? Я заглянул в холодильник – так и есть: шесть банок темного, я приоткрыл дверцу морозильника (а вдруг?), но водки там не оказалось. Ладно уж, и так неплохо. Похмелье, еб твою мать, не видеть бы тебя, не знать, но ты ведь все равно вернешься и уничтожишь еще не одно утро…
Я открыл банку пива, присел на диван и включил телек – живем. Сэндвичей не хватает на утро или чего – кто бы знал, но и без этого бывает хорошо, а с похмелья, здесь и сейчас, тем более, пусть мысли путаются, но главное - это сосредоточиться на выживании.
Я вышел на балкон и закурил. Седьмой этаж – дороги и пролеты, я глянул вниз, так далеко до асфальта. В детстве я всегда боялся вот так запросто посмотреть чуть ниже – с балкона верхнего этажа, все переживал, что не выдержу однажды, переклинет или что, короче, просто заебусь и сигану наружу. Глупые чувства, но до сих пор они со мной, я стоял и курил, но все же не приближался к краю. Какого хуя? Надо сделать то, что «надо сделать однажды», я подошел к перегородке, наклонился буквой «Г» наружу. Я все еще могу ЭТО СДЕЛАТЬ. Постояв несколько минут, подумав не всерьез, я выкинул сигарету и вернулся к первоначальному местоположению. Не сейчас. Телефон прервал мысли, и я метнулся вовнутрь квартиры – где ты, сука? Я почти заблудился в своих пяти стенах, словно в преисподней, а дурацкая мелодия все продолжала играть. Чуть ближе. Вот он! Я взял трубку.
- Ну, ты и мудило, Макс!
- Эм… и Вам привет!
- Хуйло – вот ты кто! Ничего у тебя никогда не выйдет.
- Кто это?
- Я тебя убью, тварь! Только попробуй еще раз приблизиться ко мне, ей-Богу, я тебя прибью!
- Девушка, милая, давайте по порядку…
- По порядку? Пиздец тебе!
- Я…
- Иди в жопу!
И бросила трубку. Я взглянул в исходящие – Машка, жена моего друга, Сани. Чего хотела-то? Я всегда знал, что она слегка «двинута», чего только стоят ее истерики у всех на виду, когда мы собирались вместе. Она била его сумкой, а если сумки не было под рукой, то раздавала ему пощечины – за малую провинность с его стороны или просто так. Хорошо-хорошо, это их дела, я никогда не вмешивался, но как я-то перед ней оказался неправым? Вчера мы были вместе, вечеринка, все дела. Что же там произошло… Память, работай! Отказывается, нихера не помню, только жуткое похмелье сейчас, пиво, где ты? Я взял банку темного, приложился посильней, разум очистился, но вечер вчерашний вспоминать так и не хотел. Ох, уж это чувство. Неизвестность и вина. Да ПОХУЙ. Очередной алкаш и пьяница, какой с меня спрос?
Звонок – еще один. Ну, чего они заладили?
- Максим Михайлович?
- Да, это я.
- Здравствуйте.
- Привет.
- Я звоню Вам напомнить, что завтра мы ждем Ваш рассказ. Вы сказали, что все будет готово к пятнице, но сегодня уже воскресенье, а верстка журнала будет в среду, так что мы ждем Ваш рассказ сегодня или, максимум, завтра утром.
- Погоди, погоди, эээ…
- Николай.
- Да, Николай, а что если я не смогу? В смысле, если я не успею?
- В этом случае, думаю, нам придется отказаться от Ваших услуг.
- Не, ну я…
- Да, я знаю, что Вы все любите делать в последний момент, но Вы все равно обычно успеваете, именно поэтому мы всегда закрывали глаза на Ваши чудачества.
- Чудачества?
- Вы пьяны?
- Что? Нет!
- Хорошо. Мы ждем Ваш рассказ сегодня, либо завтра утром. До свидания, Максим Михайлович.
- Я…
Бросил трубку. Нехорошая привычка подростков, а уж «этих-то» тем более.
Память играет порою со мной в поддавки, и в этот раз снова сделала это. Я вспомнил кое-что. А именно? Около года назад я уволился со своей работы – менеджера по закупу, в тот момент, когда моя писанина начала приносить мне хоть какой-то доход. Все началось с литературных сообществ и журналов, потом я как-то смог «пробиться» в серьезные издания. Что-то они во мне нашли. Затем я понял, что за два-три рассказа можно получать мой месячный заработок. К чему мне вставать в восемь утра? Снова и снова идти в эти стены. Я уволился и с чего-то решил, что теперь все будет по-иному. Меняем стены офиса на стены своей квартиры – свобода и разбег, они рисовали передо мной так много вкусного и не очень, но все же больше первого, что я поддался, и стал «творческим» изыскателем своей судьбы. Мечта в зародыше. Что было потом, спросишь ты. А потом я начал срывать сроки, сначала в одном издании, потом в другом. Не так уж все просто и с писательской работой – свои начальники имеются, а еще и графики их, и планы. Все пошло по накатанной. Я пил и много, свобода эта не шила закаты, она твердила лишь о своем, я не справился и начал опускаться все ниже и ниже. Грезы все так же рисовали мои виденья меня, МЕНЯ великим и безумным, но дни усердно чертили другое. Я зацепился за женские журналы, за короткие заметки и статьи. Доход все тот же, только усердия меньше, чего еще просить?
Я пил чуть больше, чем требуется, мне это нужно было, но кто бы мог понять со стороны. Моя жена ушла, мои родственники отвернулись от меня, этот доход казался им нестабильным и таким непривычным, короче, все повернулось жопой, огромной жопой, а не мечтой, но ничего другого я делать уже не мог, поэтому и продолжал.
Зачем мне взгляды вокруг?
Я не думал больше и не вспоминал, мне нужно было написать рассказ о любви – по всем канонам, по всем чувствам, что могли бы задеть пульсирующие трепеты домохозяек, одинокие женские сердца или несмелые взоры девушек-тинейджеров.
Хуй на них клал! Ха!
Я взял «лентяйку», так называемый пульт в свои руки и стал щелкать по каналам. Воскресенье, весна, немного похмелья и пиво рядом – чувствуешь, да? Счастье.
Внезапно я наткнулся на местный музыкальный канал. Врубил погромче, а там… А там ОНА пела. Как ее? Лана Дель Рей, твердила подпись внизу экрана. Клипы, живые выступления, интервью. Перебрось за забор свои переживания. Я все забыл, ибо она пела, она пела ДЛЯ МЕНЯ, и как-то понесло меня – далеко, такая блажь напала. Лана смотрела на меня, будто все уже знала. Сука. Я не выдержал и начал дрочить. Смотри на меня, Лана, смотри. Она и смотрела. Мне хотелось взять ее за длинные волосы, дать ей пощечину, поставить раком. Ох, ты Боже мой, я дрочил и смотрел на все ее верные движения. Секс, он всегда с похмелья спасает, но с ним столько возни, а тут она, и все так просто… Еще чуть-чуть, Ланочка. Еще немного.
Телефон снова зазвонил.
Заткнись!
Но он опять и опять звонит. Сука-сука-сука!
- Да! АЛЁ!
- Здарова, дружище, как ты?
- КТО ЭТО?
- Макс, ты че? Это я, Ванька.
- Ванька? А… Вано. Привет.
- Слушай, ну ты вчера отжег. Как ты вообще?
- Я… (Мисс Дель Рей смотрела на меня все тем же похотливым взглядом) Я нормально.
- Ты вообще помнишь, что вчера было?
- Не очень. Мне Машка звонила…
- Гыгы. Ты помнишь, что ты ее за жопу вчера хватал?
- Не. Да ладно?
- Ага! Она тебе тут же пощечину влепила. А потом и Саньку заодно, только непонятно было – за что ему-то.
- Бля.
- Да не, весело было. А еще че помнишь?
- Нет.
- Ты же не только ее за жопу хватал.
- А?
- Ага. Ты там на балконе всем бабам в любви признавался. А еще кричал, что ты один такой.
- В смысле, такой?
- Великий писатель. Макс Чернов!
- Бля!
- Ой, блин. Ты реально ничего не помнишь?
- Нет.
- Там же много девчонок молодых было – на этой вечеринке, а тебе только дай повод. Ты кричал, что Бандини знаешь, а еще, что с Чинаски бухал не раз…
- Погоди-погоди. Это ж… Это же вымышленные герои.
- Ага.
- То есть я что-то говорил кому-то, что я пишу? Это ж вроде как тайна.
- Охуенная тайна, чувак. Вчера все знали о том, что ты самого старика Хэма переплюнешь, что у тебя несколько романов в лучших издательствах лежат. «Чернов. Максим Чернов – запомните это имя», ты кричал, гыгы.
- Завязывай.
- Ладно, не буду. Но, чувак, тебя запомнили. Меня девицы вчера одолели. Все спрашивали – все ли правда, о чем ты говорил им на балконе.
- А ты что?
- Да так. Сказал, делить на два все, что ты там орешь, а так - вообще, что человек ты хороший.
- Хм…
- Ладно. Ты главное – не грусти. Я к тебе заеду на днях, добро?
- Давай.
- Ну, не грусти, серьезно, все образуется. Бывай.
Я положил трубку на диван, а Лана Дель Рей все пела о чем-то важном.
- Will you still love me, when I’m no longer young and beautiful?
- Lora, ot’ebis’. Ne do tebya.
Я захворал – не физически, мыслями. Стояк мой упал, и как-то не до него уже было. Смешно. Смешно, но даже не весело, вед