"Сон" Просто захотел поделиться этой историей (многобукв).
«Конец. Я умер. Я разбился об асфальт и умер.»
Он резко открыл глаза и судорожно вдохнул. По всей коже «бегали мурашки», будто он долго находился в очень неудобной позе, а теперь тело приходило в норму. Намокшие от холодного пота пряди волос налипли на лицо, и сперва ему показалось, что это потеки запекшейся крови после удара. Он аккуратно поднял руки и провел ими по вискам, привычным движением убирая волосы за уши. Скосив глаза немного влево, он увидел в темноте зеленые цифры электронных часов. Как и некоторые другие вещи в его квартире, эти часы были неизменной частью обстановки и не обязательно было видеть их полностью, чтобы спросонок понять, что он дома. Достаточно просто уловить глазами еле заметный зеленоватый отблеск на обоях или легкий блик на экране телевизора и внутренний центр «все нормально, я дома» сразу давал команду телу расслабиться. Так было и в этот раз, но он все равно посмотрел на часы. На табло светились цифры ноль, два, четыре, четыре. Последняя четверка превратилась в пятерку.
«Без четверти три. Еще ночь.»
Спать больше не хотелось, но было нужно. Утром на работу. Он перевернулся со спины на бок и поморщился от неприятного прикосновения к щеке влажной и холодной от пота наволочки. Мокрая футболка прилипла к груди и между лопаток.
«Придется вставать.»
Он откинул одеяло и сел на краю кровати. Пошарил ногами по полу, но тапок нашелся только один. Левый.
«Лучше чем ничего.»
Надев тапок на ногу он встал. В призрачно-зеленоватом свечении часов он подошел к шкафу и достал сухую футболку. Свежесть этой футболки можно было поставить под сомнение, но она была сухой, и этого было вполне достаточно. Мокрая футболка отправилась на вершину небольшой кучи вещей рядом с кроватью.
Мочевой пузырь напомнил о своем существовании, и он направился в туалет. В комнате включать свет не было смысла, он прекрасно ориентировался в своей квартире и в темноте, но туалет – это другое дело. Открывая дверь в уборную, щелкнул выключателем. В еще не проснувшемся мозгу пронеслась мысль:
«Раз включает, значит - включатель.»
Обращать внимание на ненужные мелочи и сразу о них забывать с какого-то времени стало для него привычкой. Хотя на глобальные события, окружающих людей, прожитый день и прочие, более весомые, моменты он мог просто не обратить внимание.
Яркий свет от лампочки резанул по глазам, и он зажмурился. Несколько раз моргнув и потерев глаза кулаками он близоруко посмотрел в унитаз. Через пару секунд глаза привыкли к свету и картинка перед ними сфокусировалась. В унитазе плавал окурок. Он не смог вспомнить курил ли он в туалете и, если курил, то когда. Справил нужду, стоя упершись лбом в нависший над унитазом бойлер. В месте соприкосновения лба и белого бока бойлера отчетливо виднелось жирное пятно и несколькими налипшими волосками. Пара последних капель мочи упала на пластиковый кружок унитаза, но ему было все равно, ведь теперь некому сделать ему замечание и вытирать их он не стал. В следующий раз.
Выходя из туалета, он споткнулся, зацепившись тапком за порог. Тапок слетел и остался по ту сторону двери. Он выключил свет, не обратив внимания на боль в ноге.
«Теперь точно выключатель. Слил или не слил?»
Босиком, в трусах и футболке он прошел на кухню. Слабого света от уличного фонаря хватало чтобы не включать лампу. Он сел за стол и закурил. Вкус первой затяжки, как всегда, был дерьмовым, но он знал, что скоро он станет приятнее. Щелкнул кнопкой электрочайника и через две минуты уже пил кофе. В сочетании со вкусом кофе, вкус сигареты был намного лучше.
Чашка несладкого кофе пробудила его окончательно, но картинки из сна все еще стояли у него перед глазами: слева - дорожка к входу в подъезд, выложенная из серой цементной плитки, и перекосившаяся скамейка вдоль нее; позади скамейки – кусты; грязная крыша подъездного козырька с сигаретными окурками и разным мусором, выброшенным жильцами из окон; зеленый контейнер для мусора немного правее; спиленное наполовину дерево в палисаднике справа; небольшой цементный парапет со ступенями к двери, ведущей в комнату с мусоропроводом. Все это он видел раньше - в детстве, и знал, где находится это место. Это был один из подъездов девятиэтажного дома, находившегося по соседству с домом его родителей, в котором он прожил, пожалуй, большую половину своей жизни. Но если раньше почти все это он видел снизу, то в этих снах ракурс всех этих предметов кардинально изменился. Вся эта картина неслась на сумасшедшей скорости, на него. Хотя и это не совсем верно. Это он летел навстречу грязному асфальту между мусорным контейнером и цементным парапетом. Несся чтобы в конце пути разбиться об асфальт и умереть.
Когда-то давно кто-то ему сказал, что летать во сне означает расти. И старая дурацкая реклама подтверждала тоже самое: «Бабушка я опять летал во сне! Значит, ты растешь, внучик!». Ну или что-то в этом роде. Когда он еще был десятилетним мальчиком ему иногда снились сны в которых он летал: просто отталкивался ногами от земли и взмывал в воздух, а потом, без всяких взмахов руками и ногами, просто расслабленно парил над деревьями или пролетал между ними, с особой опаской пролетая скопления проводов между столбами и не взлетая слишком высоко до облаков. С приземлением тоже проблем никогда не возникало. Да, это были хорошие сны, и просыпаясь после таких снов он чувствовал себя наполненным силой и здорово отдохнувшим. Позже эти сны уступили место другим. Каждый мальчишка, становясь взрослее, проходит через такие сны. Когда гормоны ломают голос и украшают лицо прыщами, а озабоченность своим внешним видом и отсутствием внимания со стороны девочек граничит с исступлением, приходят поллюционные сны. Пожалуй, это самые яркие сны с очень неожиданным и приятным финалом.
Однако прошло время и его сны исчезли совсем. Их просто не стало. Когда они пропали он не отследил, ведь в потоке взрослой жизни есть дела поважней, чем отслеживать свои сны. Куда более важней.
Но стоит ли считать полетом во сне падение? Ответа он не знал. Да и о каком росте может идти речь когда тебе уже перевалило за тридцать? Значит, все-таки он падал.
Лишь однажды, уже во взрослой жизни, на совсем короткий период, сны снова вернулись к нему.
Это случилось, когда он встретил ее и влюбился.
Эти сны невозможно было описать. Просто не было таких слов ни в одном из языков на планете. Да и не было у него необходимости в этом. Картинки и образы из этих снов можно было только чувствовать и переживать. Просто были он и она, и была любовь между ними, и были сны. И днем он наслаждался ею, ночью упивался их близостью, а после, до пробуждения – были сны.
Но и они закончились. Хотя не совсем так. Они изменились.
Из несметно огромного количества ярких образов и видений появился один единственный эпизод. И теперь, на протяжении долгих девяти месяцев, он видел его из ночи в ночь. Если бы кто-нибудь спросил у него точную дату появления именно этого сна, он смог бы назвать ее так же четко как дату своего рождения, ведь такие даты не забываются. Никогда.
Первый такой сон он увидел в ночь после ее смерти.
Ее смерть была нелепой ошибкой всего сущего, разорвавшей его сердце и душу на мелкие клочья. Раздавившей его жизнелюбие и желание видеть или чувствовать жизнь и радость. Он умер тогда вместе с ней. Он четко это понимал. И несмотря на, то, что его оболочка все еще дышала, питалась, испражнялась и ходила на работу – внутри ничего не было. Ни души, ни сердца – только черная пустота. С каждым новым днем он все глубже и глубже погружался в бездну одиночества и совершенно не испытывал желания выбираться из этой черной дыры. Зачем? Ведь ее больше нет. А по ночам он видел этот сон и всякий раз просыпался в холодном поту.
Все предыдущие ночи он видел, что летит с крыши вдоль стены. Он не отталкивался от края крыши, не стоял на краю за арматурным ограждением, он сразу летел вниз. Но за все девять месяцев в этом сне он ни разу не падал и не касался асфальта. Пробуждение всегда прерывало полет за считанные сантиметры до удара о грязь.
Только этой ночью сон изменился. Он упал, разбился об асфальт и умер. Во сне.
«Значит пора.»
Эта мысль не вызвала никаких эмоций, хотя со стороны можно было заметить какое-то облегчение в выражении его лица.
Он вернулся в комнату и призрачно-зеленоватого свечения часов уже не было видно. Слабый свет из окна комнаты, предвещающий еще не скорый рассвет, победил тусклое свечение цифр на электронном табло. Как и на кухне свет он включать не стал, все, что было ему нужно находилось на видных местах. Он натянул джинсы и застегнул молнию на ширинке. Похлопал по правому карману и убедился, что маленькая фотография с ее улыбающимся лицом, истрепанная и затертая все еще в нем. Натянул синий свитер с нелепым рисунком улыбающегося оленя на груди и бережно провел по рисунку рукой. Когда она подарила ему этот свитер, он смеялся над этим рисунком и сквозь смех кричал, что никогда не будет его носить. Хотя одевал его пару раз, когда хотел ей сделать приятное. Но после того чертового дня он носил этот свитер постоянно и снимал его только когда шел спать.
На часах горели цифры: ноль, три, три, один.
Вернулся на кухню и засунул в задний карман джинсов сигареты и зажигалку. В коридоре на босые ноги надел кроссовки и, не закрывая входную дверь на замок, вышел из квартиры.
«Ключи. Незачем теперь.»
Когда часы в его комнате показывали ноль, четыре, ноль, ноль, он уже стоял под знакомым ему подъездом и смотрел на доску объявлений слева от двери. Старые и новые листки бумаги наклеенные один поверх другого с прослойками клея между собой смахивали на расслоившиеся ногти неведомого исполинского зверя. «Продам», «Поменяю», «Лечу мазью»………… Но взгляд остановился на: «Отдам пушистого котенка в хорошие руки». Он оторвал язычок с номером телефона и зажал его в кулаке. Толкнул дверь со сломанным кодовым замком и вошел в подъезд.
...продолжение ниже...
Он резко открыл глаза и судорожно вдохнул. По всей коже «бегали мурашки», будто он долго находился в очень неудобной позе, а теперь тело приходило в норму. Намокшие от холодного пота пряди волос налипли на лицо, и сперва ему показалось, что это потеки запекшейся крови после удара. Он аккуратно поднял руки и провел ими по вискам, привычным движением убирая волосы за уши. Скосив глаза немного влево, он увидел в темноте зеленые цифры электронных часов. Как и некоторые другие вещи в его квартире, эти часы были неизменной частью обстановки и не обязательно было видеть их полностью, чтобы спросонок понять, что он дома. Достаточно просто уловить глазами еле заметный зеленоватый отблеск на обоях или легкий блик на экране телевизора и внутренний центр «все нормально, я дома» сразу давал команду телу расслабиться. Так было и в этот раз, но он все равно посмотрел на часы. На табло светились цифры ноль, два, четыре, четыре. Последняя четверка превратилась в пятерку.
«Без четверти три. Еще ночь.»
Спать больше не хотелось, но было нужно. Утром на работу. Он перевернулся со спины на бок и поморщился от неприятного прикосновения к щеке влажной и холодной от пота наволочки. Мокрая футболка прилипла к груди и между лопаток.
«Придется вставать.»
Он откинул одеяло и сел на краю кровати. Пошарил ногами по полу, но тапок нашелся только один. Левый.
«Лучше чем ничего.»
Надев тапок на ногу он встал. В призрачно-зеленоватом свечении часов он подошел к шкафу и достал сухую футболку. Свежесть этой футболки можно было поставить под сомнение, но она была сухой, и этого было вполне достаточно. Мокрая футболка отправилась на вершину небольшой кучи вещей рядом с кроватью.
Мочевой пузырь напомнил о своем существовании, и он направился в туалет. В комнате включать свет не было смысла, он прекрасно ориентировался в своей квартире и в темноте, но туалет – это другое дело. Открывая дверь в уборную, щелкнул выключателем. В еще не проснувшемся мозгу пронеслась мысль:
«Раз включает, значит - включатель.»
Обращать внимание на ненужные мелочи и сразу о них забывать с какого-то времени стало для него привычкой. Хотя на глобальные события, окружающих людей, прожитый день и прочие, более весомые, моменты он мог просто не обратить внимание.
Яркий свет от лампочки резанул по глазам, и он зажмурился. Несколько раз моргнув и потерев глаза кулаками он близоруко посмотрел в унитаз. Через пару секунд глаза привыкли к свету и картинка перед ними сфокусировалась. В унитазе плавал окурок. Он не смог вспомнить курил ли он в туалете и, если курил, то когда. Справил нужду, стоя упершись лбом в нависший над унитазом бойлер. В месте соприкосновения лба и белого бока бойлера отчетливо виднелось жирное пятно и несколькими налипшими волосками. Пара последних капель мочи упала на пластиковый кружок унитаза, но ему было все равно, ведь теперь некому сделать ему замечание и вытирать их он не стал. В следующий раз.
Выходя из туалета, он споткнулся, зацепившись тапком за порог. Тапок слетел и остался по ту сторону двери. Он выключил свет, не обратив внимания на боль в ноге.
«Теперь точно выключатель. Слил или не слил?»
Босиком, в трусах и футболке он прошел на кухню. Слабого света от уличного фонаря хватало чтобы не включать лампу. Он сел за стол и закурил. Вкус первой затяжки, как всегда, был дерьмовым, но он знал, что скоро он станет приятнее. Щелкнул кнопкой электрочайника и через две минуты уже пил кофе. В сочетании со вкусом кофе, вкус сигареты был намного лучше.
Чашка несладкого кофе пробудила его окончательно, но картинки из сна все еще стояли у него перед глазами: слева - дорожка к входу в подъезд, выложенная из серой цементной плитки, и перекосившаяся скамейка вдоль нее; позади скамейки – кусты; грязная крыша подъездного козырька с сигаретными окурками и разным мусором, выброшенным жильцами из окон; зеленый контейнер для мусора немного правее; спиленное наполовину дерево в палисаднике справа; небольшой цементный парапет со ступенями к двери, ведущей в комнату с мусоропроводом. Все это он видел раньше - в детстве, и знал, где находится это место. Это был один из подъездов девятиэтажного дома, находившегося по соседству с домом его родителей, в котором он прожил, пожалуй, большую половину своей жизни. Но если раньше почти все это он видел снизу, то в этих снах ракурс всех этих предметов кардинально изменился. Вся эта картина неслась на сумасшедшей скорости, на него. Хотя и это не совсем верно. Это он летел навстречу грязному асфальту между мусорным контейнером и цементным парапетом. Несся чтобы в конце пути разбиться об асфальт и умереть.
Когда-то давно кто-то ему сказал, что летать во сне означает расти. И старая дурацкая реклама подтверждала тоже самое: «Бабушка я опять летал во сне! Значит, ты растешь, внучик!». Ну или что-то в этом роде. Когда он еще был десятилетним мальчиком ему иногда снились сны в которых он летал: просто отталкивался ногами от земли и взмывал в воздух, а потом, без всяких взмахов руками и ногами, просто расслабленно парил над деревьями или пролетал между ними, с особой опаской пролетая скопления проводов между столбами и не взлетая слишком высоко до облаков. С приземлением тоже проблем никогда не возникало. Да, это были хорошие сны, и просыпаясь после таких снов он чувствовал себя наполненным силой и здорово отдохнувшим. Позже эти сны уступили место другим. Каждый мальчишка, становясь взрослее, проходит через такие сны. Когда гормоны ломают голос и украшают лицо прыщами, а озабоченность своим внешним видом и отсутствием внимания со стороны девочек граничит с исступлением, приходят поллюционные сны. Пожалуй, это самые яркие сны с очень неожиданным и приятным финалом.
Однако прошло время и его сны исчезли совсем. Их просто не стало. Когда они пропали он не отследил, ведь в потоке взрослой жизни есть дела поважней, чем отслеживать свои сны. Куда более важней.
Но стоит ли считать полетом во сне падение? Ответа он не знал. Да и о каком росте может идти речь когда тебе уже перевалило за тридцать? Значит, все-таки он падал.
Лишь однажды, уже во взрослой жизни, на совсем короткий период, сны снова вернулись к нему.
Это случилось, когда он встретил ее и влюбился.
Эти сны невозможно было описать. Просто не было таких слов ни в одном из языков на планете. Да и не было у него необходимости в этом. Картинки и образы из этих снов можно было только чувствовать и переживать. Просто были он и она, и была любовь между ними, и были сны. И днем он наслаждался ею, ночью упивался их близостью, а после, до пробуждения – были сны.
Но и они закончились. Хотя не совсем так. Они изменились.
Из несметно огромного количества ярких образов и видений появился один единственный эпизод. И теперь, на протяжении долгих девяти месяцев, он видел его из ночи в ночь. Если бы кто-нибудь спросил у него точную дату появления именно этого сна, он смог бы назвать ее так же четко как дату своего рождения, ведь такие даты не забываются. Никогда.
Первый такой сон он увидел в ночь после ее смерти.
Ее смерть была нелепой ошибкой всего сущего, разорвавшей его сердце и душу на мелкие клочья. Раздавившей его жизнелюбие и желание видеть или чувствовать жизнь и радость. Он умер тогда вместе с ней. Он четко это понимал. И несмотря на, то, что его оболочка все еще дышала, питалась, испражнялась и ходила на работу – внутри ничего не было. Ни души, ни сердца – только черная пустота. С каждым новым днем он все глубже и глубже погружался в бездну одиночества и совершенно не испытывал желания выбираться из этой черной дыры. Зачем? Ведь ее больше нет. А по ночам он видел этот сон и всякий раз просыпался в холодном поту.
Все предыдущие ночи он видел, что летит с крыши вдоль стены. Он не отталкивался от края крыши, не стоял на краю за арматурным ограждением, он сразу летел вниз. Но за все девять месяцев в этом сне он ни разу не падал и не касался асфальта. Пробуждение всегда прерывало полет за считанные сантиметры до удара о грязь.
Только этой ночью сон изменился. Он упал, разбился об асфальт и умер. Во сне.
«Значит пора.»
Эта мысль не вызвала никаких эмоций, хотя со стороны можно было заметить какое-то облегчение в выражении его лица.
Он вернулся в комнату и призрачно-зеленоватого свечения часов уже не было видно. Слабый свет из окна комнаты, предвещающий еще не скорый рассвет, победил тусклое свечение цифр на электронном табло. Как и на кухне свет он включать не стал, все, что было ему нужно находилось на видных местах. Он натянул джинсы и застегнул молнию на ширинке. Похлопал по правому карману и убедился, что маленькая фотография с ее улыбающимся лицом, истрепанная и затертая все еще в нем. Натянул синий свитер с нелепым рисунком улыбающегося оленя на груди и бережно провел по рисунку рукой. Когда она подарила ему этот свитер, он смеялся над этим рисунком и сквозь смех кричал, что никогда не будет его носить. Хотя одевал его пару раз, когда хотел ей сделать приятное. Но после того чертового дня он носил этот свитер постоянно и снимал его только когда шел спать.
На часах горели цифры: ноль, три, три, один.
Вернулся на кухню и засунул в задний карман джинсов сигареты и зажигалку. В коридоре на босые ноги надел кроссовки и, не закрывая входную дверь на замок, вышел из квартиры.
«Ключи. Незачем теперь.»
Когда часы в его комнате показывали ноль, четыре, ноль, ноль, он уже стоял под знакомым ему подъездом и смотрел на доску объявлений слева от двери. Старые и новые листки бумаги наклеенные один поверх другого с прослойками клея между собой смахивали на расслоившиеся ногти неведомого исполинского зверя. «Продам», «Поменяю», «Лечу мазью»………… Но взгляд остановился на: «Отдам пушистого котенка в хорошие руки». Он оторвал язычок с номером телефона и зажал его в кулаке. Толкнул дверь со сломанным кодовым замком и вошел в подъезд.
...продолжение ниже...