В наследство своему старшему сыну Николай I оставил разорённую войной, но всё ещё воюющую страну, окружённую «железным занавесом», с массой нерешённых внутренних проблем. Но врагам, прежде всего англичанам и французам, не хватило сплочённости. Если в Лондоне сильны были милитаристские настроения (в частности, премьер-министр Генри Палмерстон ратовал за расчленение Российской империи), то в Париже императору Наполеону III вполне хватило морального реванша за неудачи своего дядюшки Бонапарта: укрепив личный престиж внутри Франции, он теперь спешил к скорейшему замирению.
Сыграло на руку России и обаяние нового государя. Важным его внешнеполитическим успехом стала, например, тайная договорённость о союзе с прусским королём Фридрихом Вильгельмом VI, которому Александр II приходился племянником по матери. Король, между прочим, невзирая на столь близкое родство, поступил по-свински.
Перенесёмся ненадолго в май 1818 года. Прусский монарх Фридрих Вильгельм III гуляет с сыновьями по отстраивающейся после разорения Москве. На короле и его старшем сыне-тёзке русские мундиры и голубые ленты Андреевского ордена через плечо. Приехало семейство в Первопрестольную, кстати сказать, по случаю рождения тут великого князя Александра Николаевича, будущего Александра II, чтобы засвидетельствовать глубочайшее почтение: благодаря России, разгромившей Наполеона, под крыло пруссаков вернулись отобранные у них французами владения.
Фридриху Вильгельму милостиво простили тот неприятный факт, что по требованию Бонапарта он отправил прусские войска в поход на Москву. Ну ладно, дело прошлое. Поболтались, значит, немцы по улицам. Подивились, поохали. Под конец изъявили желание взглянуть на город с какого-нибудь места повыше. Им посоветовали подняться на смотровую площадку дома Пашкова (дворец этот тоже сильно пострадал при пожаре, но ударно восстанавливался за государственный счёт). Так и сделали. И вот именно там, откуда потом булгаковский Воланд будет взирать на Москву своими разноцветными глазами, не литературные, а вполне реальные персонажи разыграли небольшую политическую комедию, тут же превратившуюся едва ли не в исторический анекдот.
Существует несколько версий того, что произошло. Перескажем одну. Бросив взгляд на панораму, прусский король пустил слезу, опустился на одно колено и, обращаясь к сыновьям, патетически воскликнул на выразительном языке Фридриха Шиллера и Иоганна Гёте: «На колени! Вот она, наша спасительница! Себя не пощадила, но мир спасла!».
Потом эту сцену изображали, конечно, живописцы; наиболее горячие головы предлагали даже установить на доме Пашкова коленопреклонённую скульптурную группу. Однако пронесло. Иначе пришлось бы скидывать бронзовых колбасников со смотровой площадки: через несколько дней после смерти царя Николая I, в марте 1855 года, Александр Николаевич получил послание от очередного Фридриха Вильгельма, старшего из стоявших тут когда-то с папенькой на коленях немецких принцев: если не примете ультиматум, сделанный Австрией, Пруссия откроет военные действия на стороне антироссийской коалиции.
Но продолжим об Александре. В отличие от своего отца, чьё обучение было неосмотрительно вверено тупоумному Матвею Ламздорфу, цесаревич изначально воспитывался в качестве наследника престола. И какая тут подобралась команда воспитателей! Известный либерал граф Михаил Сперанский учил будущего царя-освободителя законодательству, историю преподавал ему Константин Арсеньев, основоположник российской статистики, азы экономики – граф Егор Канкрин, реформатор денежной системы империи. А в русском языке наставлял юного Александра выдающийся поэт своего времени Василий Жуковский. На него же возложили и общее руководство учебным процессом.
Хотя Николай I либералом и не являлся, вольнодумцев по-своему ценил. Иной раз выходил из себя, кричал, требуя, чтобы сыну не подсовывали, например, «богомерзкого» «Фауста», но соображал, что Жуковский всё-таки получше Ламздорфа.
Когда цесаревич подрос, его стали активно привлекать к решению самых серьёзных вопросов; по достижении совершеннолетия ввели в Сенат и Синод, затем в Государственный совет и в Комитет министров, отправили в вояж по России в 1837-м и по Европе в 1838–1839 годах.
Это в Отечественную войну Ламздорф на пушечный выстрел не подпускал своих августейших воспитанников к полям сражений. Александр же в восемнадцать лет произведён в генерал-майоры, а в двадцать шесть — в полные генералы. Он начальствует над гвардейской пехотой.
В Крымскую войну тоже не сидел без дела: наследнику поручили стратегически важное направление — Петербург, гарнизоном которого он командовал. Правда, полководческого таланта у Александра не имелось. Но к этой теме ещё вернёмся.
Как бы то ни было, правление его оказалось довольно удачным как раз в смысле военных успехов. После замирения с Европой всей силой навалились на Кавказ и Среднюю Азию. Для начала пришлось, конечно, основательно перетряхнуть армию, сократив её численность до разумной, заменить ставший анахронизмом рекрутский набор на всеобщую воинскую повинность, уделить внимание перевооружению и переоснащению войск.
Модернизация ещё только началась, а её первые результаты не заставили себя ждать: были окончательно покорены Чечня и Дагестан. Здесь летом 1859-го имам Шамиль с немногочисленными оставшимися верными ему мюридами оказался осаждён в аварском ауле Гуниб и принужден к сдаче. Правда, прежде чем горцы сложили оружие, они оказали ожесточённое сопротивление на своей почти неприступной позиции.
Бывая в современном Дагестане и посещая Гуниб, мы не раз поднимались выше нынешнего аула, туда, где теперь расположен санаторий для больных с бронхолёгочной патологией. Воздух здесь и со здоровыми людьми творит чудеса. Восходя наверх, не чувствуешь ни малейшей одышки. Это если идти по дороге, а не взбираться по практически отвесным горным склонам, с трёх сторон окружающим Гунибское плато.
Однако именно по ним и пришлось карабкаться солдатам Апшеронского полка, перед рассветом 25 августа поднявшимся на плато с южной стороны. Будь у Шамиля побольше народу, русским ни за что не удался бы такой манёвр. Но на сторожевых постах людей не хватало (наравне с мужчинами несли здесь вахту и женщины), поэтому апшеронцев заметили, когда уже было поздно.
Вскоре и с других сторон на плато поднялись солдаты. Последовал решительный приступ. Горцы дорого отдавали свои жизни. Их перебили бы, в конце концов, всех до единого, если бы русское командование больше всего не желало взять Шамиля живьём: пленный имам значил больше, чем мёртвый, ведь в последнем случае сопротивление в Дагестане продолжилось бы под руководством какого-нибудь нового вождя.
Часов в пять пополудни желаемое произошло: Шамиль сдался в плен. На полдороги из аула вверх, к санаторию, до сих пор лежит камень, на котором, принимая капитуляцию имама, сидел в тенёчке командующий Кавказской армией князь Александр Барятинский.
Шамиля с сыновьями отправили сначала в Петербург, где на них ходили смотреть, как на диковинку, а потом в Калугу на постоянное жительство, и там предводитель мятежных горцев принёс клятву на верность России. Говорят, по пути в русскую столицу Шамиль, не выдержав долгой и тряской дороги, в сердцах воскликнул: мол, знай он, что Россия такая большая, ни за что не стал бы с ней воевать. Но это, вероятно, всё-таки исторический анекдот — дикарём в географии аварец точно не был.
Серебряной медалью «За покорение Чечни и Дагестана» награждались генералы, офицеры и рядовые Кавказской армии, местная милиция, чиновники, священники и врачи. На лицевой её стороне изображён вензель императора под короной, на оборотной — круговая надпись, воспроизводящая название. В центре указаны последние три года боевых действий: 1857-й, 1858-й и 1859-й. Лента медали комбинированная, Георгиевско-Александровская.
В 1864 году Кавказская война завершилась окончательным покорением черкесов, сопровождавшимся истреблением и массовым выселением этого народа в Турцию. Участники боевых действий на стороне России получили серебряную медаль «За покорение Западного Кавказа» (а многие к ней ещё и крест «За службу на Кавказе»: офицеры — серебряный, нижние чины — бронзовый). Медаль (автор штемпеля — Николай Козин) на лицевой стороне несёт профиль Александра II, а на оборотной — круговую надпись-название и годы заключительного периода войны: «1859–1864». Лента та же, что и у медали-предшественницы.
Ввиду наступившего мира через несколько лет стала возможной поездка Александра по Кавказу. Для сопровождавших и встречавших императора лиц была отчеканена особая медаль «Кавказ 1871 год» на ленте Владимирского ордена. Дизайн её, впрочем, ничем не примечателен: профиль самодержца, только повёрнутый вправо, с пояснительной надписью на аверсе, надпись-название на реверсе, под крошечной пятиконечной звездой.
В январе 1863 года вновь всколыхнулась было Польша, но её довольно быстро утихомирили — крупных военных событий тут не произошло. Поэтому серебро решили не тратить, ограничившись раздачей, сообразно заслугам, медалей «За усмирение Польского мятежа» (двуглавый орёл на аверсе и надпись-название с датой на реверсе) из светлой или тёмной бронзы. Тут примечательна медальная лента — чёрно-оранжево-белая, соответствующая цветам старого флага Российской империи.
Поляки, однако, недаром проливали свою и русскую кровь. Проведённая вскоре в польских областях крестьянская реформа была куда либеральнее той, что затронула собственно русские губернии империи. Медаль «За труды по устройству крестьян в Царстве Польском» тоже уникальная — не круглая, а с выступающей за обод императорской короной (снова работа медальера Николая Козина). Сзади к короне крепилось медальное ушко. На лицевой стороне — профили двух царей, Николая и Александра, в профиль. При чём здесь Николай? Да ведь 26 мая (7 июня) 1846 года был обнародован его указ, ослабляющий крепостную зависимость в Польше. Дата этого события, как и дата выхода нового указа об устройстве польских крестьян, даны и по основному тогда юлианскому, и по григорианскому календарю, принятому в Польше, а затем и в Советской России. Так что с датой ни по старому, ни по новому стилям не ошибёмся: «19 февраля/2 марта 1864 года».
Столь грандиозное событие, как отмена крепостного права, само собой, не могло остаться без награды. Странно только, что единственным награждённым медалью «19 февраля 1861 года» оказался царь. Медаль, естественно, золотая со «всевидящим оком» и датой на лицевой стороне и уже знакомой нам библейской надписью «НЕ НАМЪ, — НЕ НАМЪ, — А ИМЕНИ — ТВОЕМУ» на обороте. Лента, понятное дело, Андреевская. Хотя в некоторых источниках значится как Александровская.
Чиновникам, трудившимся над проведением затеянной царём реформы в жизнь, полагалась другая медаль — «За труды по освобождению крестьян». Она была двух видов — золотая и серебряная, но одинакового дизайна. На лицевой стороне портрет царя, надпись вверху вдоль бортика — «БЛАГОДАРЮ», внизу — историческая дата. На обороте, в пять строк: «ЗА — ТРУДЫ — ПО — ОСВОБОЖДЕНIЮ — КРЕСТЬЯНЪ». Медаль эту, уже точно на ленте Александровского ордена, впоследствии (при Николае II) получили право носить потомки награждённых. Всего было изготовлено не так уж и много её оттисков: 250 золотых и 1500 серебряных.
К 70-м годам XIX века Российская империя подчинила себе два крупнейших среднеазиатских государства — Бухарское и Кокандское ханства. На очереди было последнее независимое владение — Хива, со всех сторон окружённое землями России и её вассалов. Отсюда, из Мангышлака, Оренбурга, форта Петровский, Джизака и Красноводска, через пустыню с редкими колодцами, которые приходилось брать с боем, в конце февраля 1873 года русские войска двинулись по сходящимся направлениям на Хиву.
Начатый суровой зимой, поход окончился в палящую жару. Не все отряды достигли намеченной цели. Так, например, Красноводский отряд полковника Василия Маркозова вынужден был повернуть назад, так как, по воспоминанию очевидца, «термометры все полопались». Другие части благополучно достигли столицы ханства. Хивинцы капитулировали. Но из-за царившей в городе неразберихи Шахабатские ворота в северной части города остались запертыми, в то время как войска генерал-адьютанта Константина фон-Кауфмана уже начали заходить в Хиву с юга. Прикомандированный к Оренбургскому отряду офицер Генерального штаба Михаил Скобелев с двумя ротами бросился на приступ, первым взошёл на вал, согнал с него ошеломлённых хивинцев и удерживал укрепления до тех пор, пока все защитники города не сложили оружие. Так начала восходить звезда будущего сокрушителя турок.
За разведку в пустыне Скобелева наградили орденом Святого Георгия IV класса, а кроме того, он получил, как и все его сослуживцы, серебряную медаль «За хивинский поход»: вензель императора под короной — на аверсе, надпись, соответствующая названию, скрещённые дубовая и лавровая ветви и год — на реверсе. Лента Георгиевско-Владимирская.
По коммерческому соглашению с Россией Кокандское ханство с 1868 года сделалось фактически зависимым от империи государством. Бестолкового Худояр-хана даже произвели в «светлости» и вручили ему бриллиантовые знаки ордена Святого Станислава I степени. Поторопились. В ханстве то и дело вспыхивали народные мятежи. А весной 1875 года недовольная ханом против него восстала местная знать, заодно призвавшая к газавату против русских.
Выбравшись из осаждённого Коканда, Худояр с постепенно тающим отрядом приверженцев и русским посольством, при котором находился Скобелев, с трудом пробился в контролируемый императорскими войсками Ходжент. Кокандцы последовали за ним. Их отряды нападали на устроенные русскими почтовые станции, убивали и забирали в плен случайных проезжих. С пленными расправлялись потом без малейшей жалости. Хотя иной раз встречали решительное сопротивление. Так, на почтовой станции Мурза-рабат, что на тракте из Ташкента в Самарканд, ямщицким старостой был отставной солдат Степан Яковлев. Он предусмотрительно забаррикадировал станционный двор, а сам засел на вышке у ворот. Когда разбойники приблизились, ветеран открыл по ним огонь из винтовки. Почти двое суток оборонял ямщик свою станцию, а затем азиаты подожгли её. Яковлев бросился на них, круша черепа прикладом, но в конце концов был зарублен. Голову его увезли в Коканд для всеобщего обозрения. Двадцать лет спустя на месте героической гибели Яковлева установили гранитный обелиск с мраморным крестом.
В августе 50-тысячное войско Абдурахмана Автобачи подступило к Ходженту, однако было отбито с большими потерями. Кауфман энергично преследовал отступавших. Вскоре заключили мир, нарушив который кокандцы сами подписали своему ханству смертный приговор: формально независимое владение упразднялось, территория его вошла в состав Туркестанского генерал-губернаторства в качестве Ферганской области. Военным губернатором здесь стал Скобелев.
Руководителя мятежа Автобачи выслали в Россию, а отличавшегося особой жестокостью его сподвижника Пулат-бека, публично расправлявшегося с русскими пленниками, казнили на площади в Маргилане.
Успехи русского оружия были отмечены медалью «За покорение Ханства Кокандского», идентичной предыдущей во всём, включая медальную ленту. Разница только в надписи и датах («1875–1876») на реверсе. Да ещё ветви отсутствуют.
