За 14-ть до 43-х
Переходя по зебре неожиданно заметил, как улица волной прокатилась. Словно скатерть встряхнули и обратно она осела на гладкую полировку стола. Сквозь стеклянные двери вошел в магазин, спустился по эскалатору в продуктовый. Яркий, до тошноты яркий свет. В глазах блики, витрины разъезжаются, рассыпаются в световых сполохах, касаюсь прилавка рукой, чтобы удержать себя в пространстве. И ребер, за которыми пришел, только одна, явно несильно свежая, пачка. Они тонкие, почти голые, там есть нечего. Блики плохо, обморок совсем плохо, но пачку эту я брать не буду.
Как трамвай, но питаясь холодом железом прилавка, иду на выход. Надо сесть. Около эскалатора есть лавочка, но там уже ждет кого-то упитанный мальчик, шорты, майка, мороженное, которое он любит. И еще он любит жизнь, потому что в ней можно есть. Черт с ним, с вашим мальчиком, дойду до улицы, не сгонять же его. Цветы жизни. На улице сажусь у мусорного бака. Достаю сигарету. Не знаю, будет от неё хуже или лучше, но нельзя же ничего не делать. Не лучше, не хуже. Просто через время отпускает, само по себе. Пот по лбу, организм что-то там творит по алгоритмам, ему лучше знать. Пространство всё еще подрагивает, но уже терпимо, пошли в другой магазин.
Странно, что я вполне с собой могу говорить, что-то там думать, впрочем, чаще не, а сложная автоматика организма может мне лишь болевые импульсы передавать, да устраивать без предупреждения такие радужные кондебобли, вот и всё общение. Меня он говорить научил, а себя не сподобился.
В другом продуктовом я смелею настолько, что иду без корзины, держа в руках продукты, но стойку с алкоголем огибаю по большому радиусу, потому как упасть и перебить коньяка на зарплату вперед всё же не хочу.
К засадам нам, конечно, не привыкать, пройдём через туман, но, блин, когда и за себя уверенным быть не получается – это конечно напрягает. Ну и плюсом, как любил говорить один мой друг «и самое примечательное, Андрюха, во всем этом, что дальше лучше явно не будет».
Ребра, кстати, получились. Ну и на том спасибо.