***

Полковник жил один давно. Ни семьи, ни друзей. Все как надо. Как удобно. И в этом они были очень похожи, так как у Антона тоже никого не было. Точнее, были, но там, в прошлой жизни, когда он был честным полицейским, а дома его ждала семья.

Он вытащил «Капитан блэк», который стащил у Ольги. Тяжелый привкус этого зловонного табака придавал ему сил. Особенно сейчас, когда на душе так скребли кошки, что хотелось повеситься. А все потому, что он просто ненавидел дождь. Всей своей душой ненавидел эти чертовы черные капли, смешавшие его жизнь с дерьмом и кровью.

Выдохнул. На улице было холодно, но это он понял лишь по пару, а вовсе не по причине того, что замерз. Наоборот, он даже расстегнул свою куртку. Старые воспоминания грели не хуже хороших батарей.

Он посмотрел на окна старика. Света не было. Но это вовсе не означало, что полковник спит. Его мучила в последние годы бессонница, и он довольно часто смотрел ящик, засыпая лишь под самое утро. Да, да, виделся он с ним нечасто. Старик, как и он для него, был самым последним прибежищем для отставного мента.

Тяжело отрыв железную дверь, он шагнул в подъезд. Старый, сырой, провонявший. Его учитель никогда не брал взяток, вполне естественно, что и его этому не научил. А потому, как тот говорил, он был в ответе за все его страдания. Только вот уволиться не мог, прирос жопой к рабочему креслу. Увы.

Антон поднялся на второй этаж. К черту лифт, он – игрушка для богатых. Здесь всего пять этажей. Он тяжело облокотился о стенку. Сейчас они сядут, выпьют водки, включат синий ящик. Непонятно почему, но сейчас ему было это очень нужно. Именно сейчас. Горячий от алкоголя ученик и холодный от плохо отапливаемого помещения учитель.

Добравшись до полковника, Антон понял, что был неправ, холодным тот не был, был, наоборот, на самом пике теплоты. Даже пар шел из изрезанного крестом живота, медленно растворяясь в холодном воздухе. Он подошел к телу – всего несколько минут разделяли их с убийцей, разрезавшего несчастного копа.

Да, многое покажет вскрытие, но и так понятно, что боли было много. Живот – это всегда болезненно. Да и кляп обычно не используют, если хотят сразу убить. К тому же раны. Все говорило о предсмертных муках.

Бровицкий почувствовал, как бледнеет. Но только вот явно не от вида крови, мяса и кишок. Бледность давала злость. Злость на самого себя.

– Кто? – тихо проговорил он, сжимая кулаки. – Кто же это сделал?

Сзади раздалось движение. Бровицкий повернулся и увидел, как него смотрит дуло пистолета с глушителем. Все как надо в такой щекотливой ситуации. Доли секунды – вот, что было ему нужно. Всего лишь доли секунды, которые помогли бы решить разом все проблемы. А ещё он вдруг вспомнил, что точно так же на него смотрел пистолет того бандита, убившего его жену и сына. А ведь тогда тоже был дождь. Черный. Мерзкий. Липкий. Но ничего, теперь ему хватит смелости рвануться вперед, ведь самое главное он уже потерял.

– Только без фокусов, – раздался хриплый голос, но Бровицкий его не слышал, рванувшись к убийце.

Бах, бах, бах. Тихие, практически беззвучные выстрелы прозвучали в мрачной темной комнате. Бровицкий стремительно погрузился в непроглядную тьму. Последнее, что у него пронеслось в голове, это мысли об Ольге, беззащитно лежавшей на диване, нежно укрытой одеялом.

***

Полбутылки – ровно столько понадобилось Ольге, чтобы сделать первый перерыв. Бровицкий хмуро посмотрел на бутылку, всё же она немного лукавила, когда говорила, что пить они будут что-то попроще.

– Ты что кислый такой, – ухмыльнулась Ольга, внимательно рассматривая стриптизера. – Отдых, как-никак, а ты пригорюнился.

– Да я всё о том парне думаю.

– Эй, дружище, если бы я думала о каждом мужике, кто меня вырубал, то я бы, наверное, как Аристотель умной была, – Ольга схватила бутылку и налила ему. – Давай, а то ты почти не притронулся.

– Твое здоровье, – Антон опрокинул рюмку, и виски приятно обжег горло. – Все то же дерьмо, что и всегда.

– За то и любимо. Слушай, по-моему, у них танцор болеет. Раньше вроде другой был, поритмичнее.

– Я не знаю. Не люблю стриптиз.

– Даже женский?

– Это падшие женщины.

– А я, Бровицкий, какая я?

– Ты солдат. С солдата спрос другой.

– Это потому, что в меня стреляли, а я убивала? Так я тебе скажу, это нисколько не затормозило во мне женщину. Более того, если ко мне подойдет вон тот танцующий мальчик, то я ему даже больному и хромому дам, лишь бы удовольствие получить.

– Твое право. Делай что хочешь.

– Эй, я, кажется, знаю, чего ты такой грустный, – вдруг улыбнулась она. – Я знаю, что с тобой. Ты думаешь, я забыла про наш уговор? Ну, давай, сколько ты там насчитал пуль? Говори.

– Да я забыл уже про это.

– Ой, не ври. Думаешь, я не знаю, что ты там в своей голове держишь? Ты парень хоть куда, конечно, но не настолько умный, чтобы мне врать. Давай, сколько?

– Семь.

– Это три в парке, две в квартире. А где ещё две?

– В машине. Когда стреляли, я ещё две поймал.

– И мне не сказал. Ах, ты какой хороший!

– Да, не сказал.

– Тогда давай семь. Семь стопок. Я готова, Бровицкий, давай развяжем чертов узелок тоски! Эй, гарсон, несите ещё бутылку, мы будем тут, походу, до конца.

– Думаешь, меня лишь это беспокоит, сколько рюмок ты должна опрокинуть? Нет. Просто за эту неделю только тебе предназначалось семь пуль. Если бы не этот бронежилет и не моя привычка, то кто знает…

– Так вот ты чего такой грустный… Ты за меня переживаешь? – подсела к нему Ольга и обняла Бровицкого за крепкую шею. – Увалень ты увалень, я же ловкая как кошка.

– Да знаю я, – покраснел Антон, освобождаясь из её крепких объятий. – Просто, черт, все так осложнилось. Я уже не знаю, где может поджидать засада.

– О, ты опять ругаешься!

– Да к черту!

– Два раза подряд, Бровицкий!

– Хоть три.

– О, водочка. Мерси. Пожалуйста, ещё семь стопок подряд. Исключительно для дамы, – улыбнулась Ольга. – И, знаете, запишите всё на меня. Вискарь тоже. Кстати, он у вас просто восхитительный, вы, наверное, его в собственном погребке готовите.

– Э, да, конечно, – засмущался официант, – я сейчас всё принесу.

– Эх, обходят меня молодые мальчики. Снова шрама смущаются. Скажи, Бровицкий, неужели во мне так сложно разглядеть женщину? Это же просто чертов небольшой шрам.

– Так-то он немаленький.

– Ах ты, грубиян. Ты как можешь такое женщине говорить! Я же чувствительная.

– Все, все, все, я понял. Это просто глупая шутка.

– Ну, хорошо, шутка так шутка, – она отодвинулась, давая официанту разложить на столе рюмки. – Так, только аккуратно, тут важна очередность. Эту сюда, эту туда. Главное – не перепутать. Вот. Теперь всё нормально. Ну что, Бровицкий, заснимешь мой подвиг?

– Ага, ещё съемок не хватало о том, как инквизиция бухает.

– Я тебя умоляю. Знаешь, сколько этого говна в сети. Мы явно не первые, – сказала Ольга, вытаскивая телефон. – Итак, сейчас для вас будет исполнено убойное видео с поглощение семи стопок подряд. Исключительно для внутренних сотрудников.

– Отдай, – буркнул Бровицкий и вырвал телефон из её рук, – я пока у себя подержу.

– Окей, хозяин – барин, гляди, – сказала она и поочерёдно опустошила все семь рюмок разом. – О да, черт меня дери, сильная дрянь. Уух, Бровицкий, а теперь пошли бить морды.

– Кому?

– Да кому угодно, хотя бы тому чертову стриптизеру, который отвратительно танцует.

– Он же тебе нравился.

– Нет, Бровицкий, то, что я могу дать и то, что он мне нравится – совершенно разные вещи.

– Боже, какая же ты, эх. Ты действительно падшая.

– Бровицкий! Ну, ты чего ругаешься, малыш? Зачем снова гадости говорить. Кто у нас хороший?

– Только не надо сейчас ко мне по пьяни лезть. Хорошо? Мы это уже обсуждали.

– Ты просто боишься женщин.

– Нет. Я их не подпускаю. Особенно пьяных, особенно коллег.

– Тебе, наверное, тоже мой шрам не нравится, да? – прищурилась Ольга. – Признайся.

– Ты можешь говорить о чём-нибудь ещё, кроме своего шрама?

– Да. О тебе. О нас. О работе. О чем угодно, даже об этом педике Диме. Я вольна в высказываниях и мыслях, Бровицкий, как никто в этой структуре.

– Тогда скажи, почему ты не уходишь? Ты же хочешь туда вернуться. К чему здесь работать?

– Неплохие комиссионные, на войне так не заработаешь. Да и к дому поближе. Это не секрет совсем. Люблю платную любовь, а она, сука, дорогая.

– Ты очень красивая, Оль. Тебе не зачем тратить на это деньги.

– Что? Подожди, подожди, что ты там промычал, я красивая?

– Да. Ты красивая.

– О, Бровицкий, ты снова стал нежен. Обожаю эти моменты. Только знаешь, по-моему, алкоголь на тебя совершенно неправильно действует, ты чем больше пьешь, тем больше замыкаешься. Тебя в кабаке вообще ни на что раскрутить нереально. А поэтому – ты лучший собутыльник.

– Спасибо, – буркнул Бровицкий, наливая себе виски, – твое здоровье, Оль. Надеюсь, следующая неделя не принесет нам столько же пуль.

– Дрогнем, – сказала Ольга и опрокинула в себя очередную стопку, после чего, откинув голову, блаженно отрубилась.

А спустя десять минут Бровицкий стоял на остановке и ждал такси. Ольга была у него на руках, нежно обхватившая его за шею и прижавшаяся к нему, словно маленькая девочка. Он аккуратно поправил её волосы и посмотрел на небо. Надвигалась гроза. И притом сильная.

Когда пришло такси, он бережно положил её на заднее сиденье, вытащив из сумки ключи. Привычно отработанная схема, по которой он уже несколько раз возил её домой. Таксист с улыбкой посмотрел на стройную фигуру.

– Смотрю, хороший улов, – усмехнулся он.

– Да. Неплохой, – согласился Бровицкий и хмуро добавил: – Дорожная, сорок семь, третий подъезд.

Больше таксист ничего не сказал, так как люди, встречающиеся Антону на пути, всегда инстинктивно понимали, когда лучше промолчать, сохранив себе здоровье. Бровицкий внимательно наблюдал, как падали небольшие капли, постепенно увеличиваясь в размерах и всё сильнее барабаня по лобовому стеклу. Он не любил дождь, слишком много плохих воспоминаний.

Но только не теперь. Сейчас он проводит девушку до самых дверей, уложит в кровать и закроет за собой дверь, дав ей хорошо проспаться. А потом поедет к полковнику и уже с ним потрет по душам, вспомнив те дрянные моменты, от которых так ноет душа.

***

Отпустив ворот куртки, Бровицкий услышал тяжелый глухой стук тела. Несчастный бандит уже не сопротивлялся, полностью отдавшись новому течению своей тяжелой судьбы. Он повернулся к Ольге, она тоже занималась допросом, только куда более жестким.

– Я ещё раз повторяю, что был за груз?

– Да не знаю я! – прорычал второй бандит, выплевывая выбитый зуб. – Не знаю. Со мной это не обсуждают.

– Это очень плохо. Потому что я тебе совершенно не верю. Абсолютно. Думаешь, тебя искать будут? Ты в этом уверен? – спросила она и ещё раз приложилась по его физиономии. – Может, к яйцам перейти? Как думаешь, Бровицкий?

Антон с грустью посмотрел на второго детину, валявшегося без сознания у его ног. Наверное, он даже помог ему, так как потеря сознания и обработки Ольгиных ног – понятия совершенно не совместимые по болезненным ощущениям.

– Думаю, пока рановато, – осторожно заметил он. – Он просто тебя ещё совсем не знает. Дай ему время.

– Слышишь, какая забота. И всё о тебе, несчастном.

– Я не знаю насчет груза, я вообще ничего не знаю. Я просто исполнитель. Мне сказали – надо встретить и всё.

– Что встретить? – вскипела Ольга, хлёстко ударив ладонью. – Говори, ублюдок, что ты должен был встретить?

– Не знаю.

– Играем в игры, хорошо, я это тоже умею. Прости, Антоша, но выбора нет, – скривилась она и со всей силы наступила каблуком в пах. Бандит взревел от дикой боли. – О, тебе больно? Правда?

Бровицкий покачал головой. Он не любил подобных мер. Тем более в отношении столь мягких, слабозащищенных и жизненно важных мест. Одна надежда, что уголовник быстро осознает, коль легко все можно потерять.

– Хорошо, хорошо, сука, я всё скажу, только убери её, умоляю.

– О, как ты заговорил, приятель, – улыбнулась Ольга, ещё сильнее нажимая на штанину. – А так, так легче вспоминается? А?

– Хватит, Оль. Довольно! – подошёл к ней Бровицкий и как можно мягче отодвинул от несчастного бандита. – Он уже согласился на всё. Хватит. Ты же расскажешь про груз, верно?

– Всё расскажу, только убери ее, пожалуйста, – едва ли не заплаканным голосом проревел тот. – Прошу, только не туда.

– Ну и хорошо, – сказал Антон, вставая между ним и Ольгой. – Итак, что это за груз?

– Это не груз, это человек. Надо было встретить и охранять девушку.

– Девушку?

– Да.

– Как зовут?

― Я не знаю, нам было велено встретить и все. Встретить и отправить. Правда, я больше ничего не знаю.

– А кому?

– Я видел лишь краем глаза, когда они с боссом договаривались. Блондин, иностранец. Я не лгу, правда. Я даже лица не запомнил. Он еще говорил непонятно.

– Видишь, как просто все? – с удовлетворением заметила Ольга. – Стоит только немного надавить на мужскую гордость.

– Опять ты со своим каламбуром.

– Это факт. Что ещё знаешь о встречающем?

– Я же говорю, это все, с ним общался босс.

– Боюсь, старший нам теперь ничем помочь не сможет. Остались только вы двое, – вздохнул Антон.

– Что? Вы его убили?

– Не мы. Очевидно, ваш клиент, – Антон повернулся к Ольге. – Какие наши действия? Что с этими будем делать?

– Да что с ними делать? Оставим здесь. Толку от них ноль, а всё, что надо, он сказал. Всё равно он не жилец. Что с ним работать?

– Логично, – Антон встал. – Ладно, спасибо за информацию.

– Подожди секунду, – сказала Ольга и со всей силы ударила бандита ногой в пах. – Это тебе за суку, мразь!

Тот жалобно взвыл и покатился по полу среди разбитых бутылок, перевернутого стола и сломанных стульев, ещё недавно активно использованных в драке. Антон покачал головой уже, наверное, в третий раз за эти долгие десять минут.

– У тебя проблемы с гневом. Ты очень нервная стала.

– Да? А может, я просто не люблю неуважения к женщине? Это некрасиво, Бровицкий.

– Это же не клуб джентльменов. Здесь свои правила.

– Да мне плевать на их правила, пусть скажут спасибо, что я сама их не прибила. Что с машиной, пробьешь среди своих корешков номер?

– Можно. Но не сейчас, я слишком устал от всей этой беготни. Давай выпьем что-нибудь.

– Снова в тот кабак?

– А мне он показался сносным.

– Только теперь платишь ты.

– Так я и в прошлый раз платил.

– Это потому что ты джентльмен, Бровицкий, платить за женщину для тебя нормально.

– Это да, но зачем брать самый дорогой вискарь? Есть же попроще. Один черт их все в местной помойке делают.

– Что за меркантильность? Сам приглашаешь и тут же ноешь о ценах.

– Ладно, я так, окей. Раз пригласил, значит, заплачу.

– Ты моя прелесть. Настоящий мужик! – она потрепала его за щеку. – Ладно, постараюсь не надираться как в прошлый раз. Во всякий случае, не самым дорогим. Что-то настроение стало хорошим.

– Кажется, я знаю, отчего, – он посмотрел на корчившегося в углу бандита. – Эх, жалко их. Хотя сами виноваты.

– Бровицкий, хватит ныть, – раздался голос из коридора, – пора вести даму в ресторан.

Антон усмехнулся и, откинув ногой разряженный пистолет, пошел к двери. Три плюс пять, ровно столько рюмок, по идее, она ему должна. По одной на каждую пулю, которую он поймал за эти дни. Впрочем, быть может, она это ещё вспомнит.

Он оглядел комнату. Кто же он такой, этот снайпер, если так легко мог справиться с ними, только что отделавшими двоих до зубов вооруженных уголовников. Кто же? Он задумчиво вздохнул и аккуратно закрыл дверь, рассыпав упавшую с потолка штукатурку.

***

Вернувшись в свой кабинет, Михаил разложил перед собой фотографии, всё то, что могло помочь в подготовке убийства полковника. В принципе, ничего особо сложного тут не было, так как если все пойдет по правильному пути, то расследование передадут в их отдел. Там останется лишь подвести нужного человека и всё. Карьера пойдет вверх. И главное, всё для высшей цели, продвижения закона Божьего.

Аэлита, неужели это правда? И он проморгал их прибытие в его город. Встреча в порту. Паспорта. Как можно было так не знать свой город? А ещё этот неведомый убийца. Кто он? Ведь и Ольга, и Антон – бывалые бойцы. Победить их сложно. А тут дважды. Да и в живых оставил. Что тоже странно, но подтверждает некий фанатизм. Впрочем, надо просто довериться епископу. Как оказалось, тот знает куда больше, чем он.

А значит, надо просто ждать, когда епископ даст добро и быть готовым выполнить приказ. Поэтому необходимо уже сейчас передать всё Дмитрию. Пусть найдет нужных людей, изучит местность, узнает распорядок полковника. Михаил вдруг ощутил сильную головную боль. Столько времени без сна не прошли даром. Нужен был отдых.

– Святой отец, вызывали? – негромко постучал в дверь Дмитрий Корнеев, плотно за собой её закрывая. – Чем могу быть полезен?

– Чем? Да вот чем, – сказал гончий, пододвигая папку. – Узнаешь стиль?

– Да, конечно. Это фанатики из Европы. Аэлита, кажется.

– Верно. Все верно.

– А что, они появились здесь?

– Возможно. Послушай, я ведь могу быть с тобой откровенным, верно?

– Вы же знаете, насколько я вам предан, святой отец.

– Это хорошо. Ты ведь слышал, что в скором времени выйдет новый закон касательно еретизма в России?

– Да.

– Я говорил с епископом. Он сказал, что для этого мы должны убить полицейского полковника и обставить всё так, будто это дело рук секты. Создать прецедент, так сказать, а затем, расследуя его, использовать как козырь при продвижении наших интересов в Кремле. Нужен последний рывок в этой политической битве.

Дмитрий еще раз посмотрел на фотографии. Михаил пододвинул к себе кофе. Иногда он помогал от головной боли. Тем временем Корнеев, задумчиво пожевав губу, снова посмотрел на него.

– Это очень рискованно.

– Да. Потому и выбрали нас. Точнее, меня, а я в свою очередь – тебя.

– И что мне от этого будет?

– О как, – усмехнулся Михаил. С одной стороны так было даже проще, когда на место фанатизма приходил холодный расчет. – Что тебе будет? Ты ведь всегда мечтал о моем месте, не так ли?

― Да.

– Оно твое.

― А куда пойдете вы, святой отец?

– Если всё будет хорошо, то я стану главным инквизитором России.

– Ого!

– Да, планы грандиозные. Хорошая цена за одного еретика и клятвопреступника, согласен?

– Согласен. Только вот кто будет отвечать за смерть этого человека?

– Пока не знаю. Но это не должен быть простой обыватель. Нужен обязательно с криминальным прошлым. Поговори с Антоном и Ольгой, они как раз занимаются расследованием связи полковника с сектой.

– Да, точно, Бровицкий. Есть ещё одна просьба. Я хочу, чтобы вы отдали мне Бровицкого в качестве дополнительного соглашения. Он всё равно почти наемник и не подчиняется нам как надо. А его боевые навыки не столь уж незаменимы.

– Зачем тебе Бровицкий?

– Он мне не нравится, – блеснул глазами Корнеев.

– Послушай. Я тебе доверяю одно из самых сложных заданий. Я очень полагаюсь на тебя, поэтому постарайся держать свои личные счеты при себе. Сейчас главное – холодная голова. Расчетливость и осторожность. Личные амбиции, мотивы, это всегда ведет к краху. Или же создает ненужное натяжение.

– Хорошо. Тогда можно сделать это позже. Мне лишь нужно ваше согласие. Ведь когда я стану гончим, а вы – главным Инквизитором, я хочу, чтобы у вас не было ко мне вопросов по поводу исчезновения этого человека.

Михаил задумчиво посмотрел на Корнеева. Садизм, вложенный в него природой, мог быть одинаково полезен и опасен. И хотя он когда-то уже принял решение, что лучше принять его таким, то сейчас, когда это стало проявляться в столь болезненной форме да ещё к сослуживцам, он стал сомневаться в правильности своего решения. Хотя польза была даже тут, ведь чем меньше свидетелей их работы с сектой, тем лучше.

– Хорошо. Он твой. Только знай, едва исчезнет Бровицкий, то его смертью начнёт интересоваться Ольга. Как ты разберешься с ней?

– Я не уверен, что он ей так интересен. Однако ничто не мешает отправить её работать на периферию. Она человек военный. Приказы исполнять привыкла.

– Я вижу, ты всё продумал.

– Как всегда, святой отец, – поклонился Дмитрий. – Как скоро нужно его убить?

– Три дня у тебя точно есть. Изучи местность, найди человека. Главное, постарайся как можно детальнее имитировать Аэлиту. Скорее всего, до нас там пройдутся репортеры. А они любят красочные фотографии.

– Знаете, пожалуй, нам не нужны лишние руки. Я сделаю это сам. Если вы не возражаете.

– Это рискованно.

– Не настолько как с наемником. Поверьте, я сумею сделать всё как надо. И, исходя из этого, думаю, что мне не нужно лишний раз вмешиваться в расследования Бровицкого и Ольги. Если вы предоставите мне их отчеты, этого будет вполне достаточно для того, чтобы затем найти крайних среди уголовников.

– Полковник не так прост, – усмехнулся Михаил, – он хоть и пьянь, но обладает исключительными профессиональными навыками. Его порок – это алкоголь и нежелание жить по законам его системы. Но сражаться за жизнь он может крайне активно.

– Это даже хорошо. Я давно не тестировал себя, – сухо ответил Дмитрий. – Могу я забрать папку?

– Фотографий будет более чем достаточно. Папка останется у меня. Для убийства много данных не нужно. А вот для работы с прессой я должен знать все, – глубоко выдохнув, заметил Михаил.

– Спасибо за доверие, святой отец.

– Тебе тоже. Иногда мне кажется, что тут нас лишь двое истинных служителей церкви.

***

Афанасий спускаться не стал. Он очень не любил свое подземелье, предпочитая под любым предлогом оставаться наверху. Что, в принципе, зря, тут было не так уж и плохо, в любом случае – куда лучше, чем у них в подвале, пропахшим мочой, фекалиями и ладаном. Послушник встал возле одной из камер и постучал по клетке. В коридоре было светло, но там, внутри, света почти не было.

– Спасибо. Дальше я сам, – одарил его полуулыбкой Михаил.

– Отец Афанасий сказал, что у вас полчаса.

– Да. Этого хватит, – ответил Михаил, обратив всё свое внимание на клетку. Послушник немного поморщился и пошёл к выходу.

– Наконец-то он ушел, – раздался тихий голос. – Ненавижу этого тупицу. Каждый ваш фанатик как под копирку.

– Мы же людей не из пробирки берем. Их рожают обычные женщины.

– Это и пугает.

– А здесь неплохо, да?– Михаил оглядел помещение. – Немного света, тепло, кормят сносно, даже стены чистые.

– Вижу, у тебя хорошее настроение.

В камере послышалось движение, затем под тусклый свет коридорной лампы появилась часть лица с блеснувшим глазом. Михаил сразу же отметил порядком заросшее лицо, раньше Олег за этим тщательно следил.

– Всё-таки она обратилась к тебе. А я ведь предупреждал её. Но всё без толку, одна сплошная вера.

– В хорошее?

– В бывшую любовь.

– Я же здесь, значит, в чём-то она была права.

– Ты пришел за поиском дивидендов и ради удовольствия.

– Боюсь, удовольствия тут мало, дивидендов тоже. Твой компромат жидковат. Там нет ничего такого, что могло бы меня удивить.

– Тогда зачем ты здесь?

Михаил задумался, что-то внутри него говорило, что не стоит спешить с ответом на этот вопрос. Но ведь не для того, чтобы просто постоять, он пришёл сюда. Выбор сделан, и если он хочет что-то узнать, то надо спрашивать.

– Эльза.

– Эльза? – Олег быстро перебил его и, живо поднявшись с койки, подошёл вплотную к решетке. – Ты видел её, скажи?

– Какая разница? – нахмурился Михаил, вид у Олега был неприятный – синяки, запекшаяся кровь, заплывший глаз. – Я смотрю, над тобой поработали.

– Это неважно. Так значит, ты видел её. Как же я не догадался сразу, ты видел её и именно поэтому пришёл сюда. Тобой движет любопытство, ты ведь всегда был любопытным. Да, да, ты всегда был любопытным, – сказал он затихающим голосом.

– Так зачем она тебе?

– Как зачем? Она – самое главное. Она суть всего. Божественное откровение, божественное, – быстро повторил он, уходя в тень.

– Ты что, спятил?

– Нет. Наоборот. Прозрел. Увидел все, что надо, – Олег снова подошёл к клетке. – Я прозрел, а теперь прозреешь и ты. Ведь ты пришел сюда. И, поверь, это им не понравится.

– Им? Кому – им?

– Им. Не знаю, кому именно. Но власти у них много. Им очень не понравилось, что я что-то узнал. Вот и посадили сюда.

– Хочешь сказать, это не из-за твоего расследования про епископа?

– Боже, да кому он нужен?! Конечно, нет. Всё дело в ней, в Эльзе. Она слишком опасна для них. Она – божественное вмешательство. И это никому не нужно.

– Что за бред ты несешь, какое, к черту, вмешательство, ты спятил?

– Да, точно? – Олег резко повернулся к нему. – А ты разве не видел снов?

Михаил побледнел и невольно отступил. Заметив это, Олег снисходительно улыбнулся:

– Вот, видишь? И так у всех. У всех такая реакция.

– Это бред.

– Да, я тоже поначалу так думал. А потом сны стали четче. Там появился этот, как же его…

– Вадим?

– Да. Он самый. Только это никакой не Вадим.

– А кто же?

– Ты знаешь, кто это. Знаешь.

– Олег, послушай. Мне кажется, ты просто спятил. Тебе нужен врач. Помощь.

– Нет. Боюсь, мне теперь нужен лишь священник. Ты ведь наверняка знаешь, сколько ваши меня тут продержат, правда, ведь? – Олег опустил голову. – Послушай, у меня к тебе большая просьба. Не надо говорить ничего Татьяне. Пусть думает, что дело в епископе. Нельзя, чтобы она узнала правду. Её сразу уничтожат. Как и меня, и тебя.

– И меня?

– Конечно. Тебя коснулись сны. А значит, она разглядела в тебе что-то хорошее. Что может её защитить. Увидела надежду. Значит, она поверила в тебя.

– Смотрю, тебе её вера не особо помогла.

– Да, я был неосторожен. Я подвел её.

– Не говори ерунды.

– Нет, послушай. Она в большой опасности. Ты должен ей помочь, ей угрожает большая опасность.

– И что мне делать? Быстрее бежать и её спасать, правильно?

– Да. Но помни, теперь ты тоже на крючке. Они не дадут тебе спокойно существовать.

– Да кто они?

– Демоны.

– Боже, ты действительно спятил. Какие, к черту, демоны? Олег, послушай, что ты несешь? Тебе остался от силы месяц. Подумай о прошлом.

– Я каждый день об этом думаю, – сказал он, прижавшись к решетке. – И знаешь, если бы мне предложили разменять мою другую, сладкую жизнь на эту, я бы выбрал эту. Она не просто человек. Ты ведь понял уже.

– А кто?

– Пропуск в рай.

Михаил покачал головой. С одной стороны так даже лучше. Чем сильнее у несчастного оторвало крышу, тем проще ему будет встречать свой конец и тем проще церкви отправить его на эшафот, или же в психологическую больницу, что, по сути, одно и то же. Только второе подольше. Михаил пошел к лестнице и, уже поднявшись, вдруг развернулся и, посмотрев на Олега, сухо сказал:

– Я не скажу Тане про Эльзу. Обещаю.

– Спасибо, – улыбнулся тот, – береги себя.

***

– Олег Винный, журналист, я слышал, вы его задержали? – накалывая мясо на вилку, заметил Михаил.

– Да, есть такой. Но тут даже я уже ничего не смог сделать. Бедный парень полез не туда, куда надо. Приказ есть приказ. Ты ведь знаешь, как я не люблю все эти конфликты, тем более с прессой. Но тут и выбора-то особого не было. Сказал взять, я и взял.

– Серьезно?

– Да. Он на епископа копал. Теперь не копает. А зачем он тебе?

– Да у меня жена его была. Решил помочь по старой дружбе.

– Ахаха, по старой дружбе, теперь это так называется? – засмеялся Афанасий, подняв хрустальный бокал с вином. – За встречу.

– За встречу, – согласился Михаил, выпив воды. – Завязывал бы ты с этим. Ещё и двенадцати нет.

– Да к черту это всё! Я тут не ради идеи, сам знаешь. Не хватало ещё и этого лишиться. Между прочим, я и так бегать начал. Представляешь? Бегать! Плюс эти микстурки. Этот врач меня когда-нибудь убьет. Ужасный человек.

– От родни?

– Да. Папа крайне озабочен моим здоровьем. И ведь не открыто говорит, все как обычно – через кого-то, через что-то.

– Может, он просто не умеет иначе заботиться, сан обязывает. Сам знаешь.

– Послушай, мы уже много раз это обсуждали. Я же не просил меня к себе устраивать. Я вообще этого не понимаю. Ну если тебя твой сан обязывает не иметь связей, так зачем ты свое потомство рядом держишь? Я никогда не был против островов. Более того, свежий гавайский воздух мне крайне полезен.

– Да откуда тебе знать?

– Как откуда, я ж там был, – икнул отец Афанасий, внимательно наблюдая, как послушник наполняет ему бокал. – Отличное место, просто отличное. Только до берега доплыть не дали. А я почти километр сделал.

– На яхте плавал?

– Не на самолете же, – захохотал гончий. – Вздрогнем, чтобы все сидели кроме нас.

– Тосты же у тебя, – вздохнул Михаил, но, по правде, его всегда привлекала эта открытость. – Ты вообще хоть работаешь? Хотя бы иногда?

– До обеда два часа. После ужина один. Только так и борюсь с депрессией. Я же сказал, сейчас фитнес этот прибавился, плюс массаж и терапия. Что-то там обнаружили, прохожу курс реабилитации.

– Что именно?

– Да с почками что-то. Вообще, я им сразу сказал, что достать новый орган – не проблема, но пока решают. Врач-то у меня толковый. Говорит – лучше свое, чем чужое.

– Дай угадаю. По причине злоупотребления спиртным?

– А как без этого? Я же говорю, меня мучает хандра, – сказал святой отец, разрезая кусок обжаренной свинины. – Ммм, как же вкусно, Алевтина просто творит чудеса на кухне. Между прочим, с Казани её выписал.

– Здесь давай без подробностей. Наслышан.

– Разве это не повод для гордости? – снова засмеялся Афанасий. – Я, между прочим, ещё ого-го, мы должны дарить тепло и убеждения, а что это, если не то же самое. Обращаю, как могу.

– Она была атеисткой?

– Раньше. Теперь уже нет. Поняла, что Бог милосерден, может за послушание и одарить, и побаловать, и даже немного наказать.

– Ладно. Мне нужно повидаться с Олегом, устроишь?

– С журналистом? – нахмурился захмелевший инквизитор. – Не то, чтобы прям сложно, тем более, как я понял, ты для своей прошлой пассии, но он мутный весь. Скользкий. Там по нему, по сути, уже дыба плачет. Я, если честно, давно такого нетерпения по поводу наших падших душ не наблюдал.

– Да ладно. Всё так серьезно?

– Ага. Папенька, видимо, решил, что подобное дело можно лишь мне доверить, точнее, опять же, через кого-то решил посодействовать. Видимо, надумал снова куда-то двигать, только теперь по инквизиторской линии.

– На главного по Москве?

– Да черт его знает. Но раз этот журналист копал на епископа и раз он такой важный, то, сам понимаешь, его задержание – это стимул для повышения. Вот мне его и передали. Держи, корми, жди, когда наверх потянут.

– Грустно тебе, поди, наверх-то лезть одному, – съехидничал Михаил.

– А я и не один, я все свое с собой прихвачу. Вместе с кухней. Привык к ней.

– Хорошее решение, правильное. Кто мы без друзей?

– Ой, да ладно, уже тебе-то точно мои рукопожатия не нужны, любому глотку перегрызешь. Думаешь, я не знаю, что там у вас творится на юге? Одних атеистов больше, чем во всей Москве вместе взятой.

– А как же север?

– А что с ним? Они тебе в спину не дышат.

– Дело Вальшевой? Репост в интернете, не более.

– Да? Самого митрополита и в таком виде?

– Это французский плакат. Официальный продукт.

– Но не у нас. За рубежом. Все остальное – вульгарное продвижение западной ереси. Так что всё там нормально. К тому же, у них тоже не было выбора. Она ведь северянка. Пропустить такое и слететь с места, по сути, одно и то же.

– Ты пропустил.

– Я да. Но у меня папа – митрополит, а у Александра нет. Ну вот, ты снова начинаешь, не можешь не затронуть мою родню.

– Ладно, ладно. Ты ж меня знаешь. Это просто зависть, – улыбнулся Михаил, – но я с ней борюсь.

– Ага, как я с похотью и алкоголем, – засмеялся отец Афанасий. – Ладно, вздрогнем, кто знает, сколько ещё таких встреч осталось в нашей стремительной жизни.

– Все же ты явно стал профи в тостах. С каждым годом лишь прибавляешь.

– Ага, иду семимильными шагами.

– Я слышал, у нас наверху намечаются переставления, ты что-нибудь об этом знаешь?

– Да откуда? Меня уже по факту уведомляют. Пришла бумажка – вот тебе место. Да и не горю я этим. Есть – хорошо, нет – тоже. Кого там куда тащат, это не особо мне интересно. А вот когда стол пришел, я думал, от счастья лопну. Умеют всё-таки за границей вещи делать. И ведь гладкий какой, аж попа липнет, – сладко сощурившись, промычал Афанасий. Сон начал приближаться к нему все ближе.

Михаил не стал расспрашивать чья именно попа липнет к столу и, обтерев губы платком, сложил приборы на пустой тарелке.

– Так что с моим посещением, организуешь?

– Да, да, – словно встрепенувшись, покрутил головой инквизитор. – Черт, опять немного всхрапнул, вот всегда так после еды. Старею брат, старею. Тебе сегодня?

– Желательно сейчас.

– Ууу, ну, в принципе… Да черт с ним! Пошли. Как раз смена мягкая. Всё-таки за ним и федеральный контроль, и наш. Да, не повезло парню с его покровителями. Идиот, больше и не скажешь.

– А когда его убрать хотят?

– Я думаю, в течение месяца. Сейчас сложно, как мне сказали. Подержать надо. Да и для карьеры моей полезно. Так что, думаю, месяц. Но вытаскивать его точно не будут. Очень уж насолил. Хотя, по моему мнению, Дворжецкий пишет куда пакостливее.

– Ага, но мы-то знаем, кто за ним.

– Да, уж. Мы знаем, – кряхтя, Афанасий вылез из-за стола и потянулся. – Ну вот, весь мой рабочий ритм сбил. На что только ради старого товарища не иду.

– Ты же хороший человек, – положил ему руки на плечи Михаил. – Старый друг.

– Ага, а как за спиной, то толстячок.

– Это любя. И опять же, кто из добрых людей тебе это передал?

– Ой, да таких добрых всегда навалом было. Только и успевай, что спасибо говори. За свежие сплетни.

Они вышли из столовой и стали спускаться вниз. Тюрьма для особенных атеистов, как обычно, находилась при отделе. Чтобы у местных правоохранительных органов не было ни желания, ни возможности хоть как-то повлиять на ход церковного расследования. Не говоря уже о родственниках, порой очень влиятельных.

***

Афанасий Петрович, гончий юго-западного округа, был удивительным человеком. Лысым, толстым, с устрашающим взглядом, абсолютно всеми приметами типичного бандита, но в тоже время довольно добрым, веселым и крайне лояльным ко многим проявления атеизма инквизитором.

Он встал на должность лишь по причине долгой службы и знакомств, и сильно ею тяготился, постоянно отлынивая от исполнения своих прямых обязанностей, считаясь самым мягким гончим из всех округов.

А потому договариваться с ним о частном визите к заключенному было делом, по идее, не трудным, во всяком случае, так предполагалось. Но волновало Михаила не это. Он думал, что куда грустнее то, что он вообще этим делом заинтересован, особенно после визита к епископу, который уже обозначил самые главные приоритеты в его работе. И всё же он заехал. Пусть и сочинив для себя нелепую отговорку, что якобы по дороге. Как будто объехать было нельзя.

Выйдя из машины, он посмотрел вверх. Храм местной инквизиции был абсолютно новым, сочетающим в себе старый декор и новые технологии. Ставка на современность. Но только вот это стекло и бетон уже не могли донести истинного аромата святой церкви. И к тому же, выглядело это несколько странно. Как будто тут находились не священнослужители, а полицейская контора. И все же Афанасию разрешили. Как-никак он состоял в родственных связях с самим митрополитом, пожелавшим держать родственничка как можно дальше от основной церкви и в тоже время под боком.

С этими мыслями Михаил и стал подниматься наверх, благо, как дойти до кабинета, он знал.

– Какие люди! – широко распахнул крупные руки Афанасий Петрович, вставая из-за рабочего стола. – Какими судьбами в наших краях, соседушка?

– Да хорошо все. Много дел, но мы стараемся, святой отец.

– Не называй меня так, знаешь ведь, не люблю, – нахмурился Афанасий Петрович.

– Хорошо, хорошо. Смотрю, ты ремонт сделал, выглядит стильно, – Михаил прошёлся взглядом по кабинету. – Ты его что, каждый год проводишь? Смотрю, даже мебель поменял.

– Да. Не люблю, когда что-то долго задерживается подолгу. К тому же, все эти современные фактуры куда лучше нашего оборудования.

– Мы же о столах вроде. Какое оборудование?

– Сейчас всё встроенное, – улыбнулся Афанасий, поглаживая гладкий деревянный стол, – смотри, сейчас покажу.

Он нажал на поверхность стола и из неё мягко вышел крупный черный монитор, явно сделанный на заказ. Афанасий довольно усмехнулся и, нажав еще несколько кнопок, показал на сделанную в цвет клавиатуру, так же встроенную в стол.

– Да. Впечатляет, – Михаил провел рукой по электронике.

– Но не так, как то, что выйдет через год, всем правят сенсоры. Сейчас это уже старье.

– Ты просто насилуешь наш бюджет.

– Согласен, не так элегантно как ты со своим механическим английский лордом, но что поделать. Мне так проще работать.

– Не дает покоя моя машина, да?

– Слишком уж вызывающе, – потер ладони Афанасий. – Ты ел?

– Да. Пряники с чаем.

– Так давай я тебя угощу, у меня как раз всё готово.

– Вообще-то я спешу. Дел много, – неуверенно начал Михаил, прислушиваясь к желудку. Ведь он, по сути, ещё со вчерашнего обеда так нормально и не поел. – Хотя, знаешь, давай, заодно и поболтаем.

– Минутку, – Афанасий театрально нащупал кнопочку на столе, из которого тут же вылез миниатюрный телефонный черный аппарат, – вот, отдельно заказал, шесть в одном, десять в одном, тут я несколько староват. Кирилл, накрой на двоих, пожалуйста.

– Уже все готово.

– Отлично, прошу к столу, – развел пухлыми руками гончий.

– Надеюсь, обойдемся без рябчиков?

– Это просто был каприз. Я же не виноват, что они такие вкусные.

– Да, я помню. Я тогда килограмма два прибавил.

– Грехи на то и нужны, чтобы с ними бороться, – похлопал его по спине Афанасий Петрович. – Так какое у тебя ко мне дело?

Михаил напряг спину. Рука у отца Афанасия хоть и была мягкой, но в тяжести заметно превосходила многих. Он посмотрел на мясистое лицо гончего. Добродушный, веселый. Хорошо, что именно к нему попал Олег. А то договариваться с тем же северным или северо-восточным отделом было бы куда как тяжелее, а то и вовсе невозможно.