Про Берлинскую Операцию
В целях создания паники в войсках противника и дезорганизации работы его тыла командующий войсками фронта приказал:
«1. Выбросить в тыл противника отряды с задачами: а) занимать переправы, узлы дорог, дефиле и расстреливать огнем проходящие войсковые и тыловые колонны, и этим создавать панику в тылу противника; б) разрушать узлы и линии связи, и этим нарушать управление войсками противника. [119]
2. В отряды назначить проверенных и смелых офицеров и бойцов, вооруженных автоматами, а для подрывных работ в состав отряда включать саперов-подрывников с взрывчаткой.
3. О количестве высланных отрядов с указанием состава отряда, времени высадки и его задаче доложить командующему войсками фронта к 14.00 19 апреля 1945 года.
Малинин»{140}.
Это указание маршала Жукова было отправлено из штаба фронта в 1.30 ночи 17 апреля. Развивавшееся крайне трудно наступление войск 1-го Белорусского фронта на Берлин вызывало обеспокоенность не только у командования фронтом, но и в Москве. Нужно было любым путем и любыми средствами переломить ход борьбы на поле боя в свою пользу. В этом свою роль должны были сыграть и диверсионные отряды.
Такие отряды армии начали формировать утром 17 апреля. Командующий 8-й гвардейской армией генерал В. Чуйков приказал выделить диверсионные отряды от каждого корпуса. Отряды, численность которых составляла 35–40 человек, возглавляли наиболее подготовленные и смелые командиры разведрот. Вместе с бойцами-разведчиками в каждом отряде действовали по 6 саперов-подрывников.
Диверсионным отрядам ставилась задача сеять панику в рядах противника и дезорганизовывать его тыл и систему связи в полосе наступления своего корпуса на глубину до 10–15 километров от передовых отрядов корпусов{141}.
С раннего утра 17 апреля, после некоторой ночной паузы, на всех участках фронта вновь разгорелись ожесточенные бои и сражения. Несмотря на упорное сопротивление немцев, советские войска на ряде участков пробили оборону на Зееловских высотах. Противник начал отступать.
И все же маршал Жуков был недоволен. Наступление развивалось очень тяжело, и пока не было уверенности [120] в том, что цель операции будет достигнута. Время работало против Жукова. По мнению командующего фронта, войска действовали неуверенно, командный состав армий и подчиненных войск плохо руководил боями.
Вечером 17 апреля Жуков продиктовал телеграмму всем командующим армиями и командирам отдельных корпусов. В присущем ему резком стиле он писал:
«1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова.
Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.
Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действиями своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10–12 километров). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся, израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.
Я требую: а) Немедля развить стремительность наступления. 1-й и 2-й танковым армиям и 9-му танковому корпусу прорваться при поддержке 3-й, 5-й и 8-й гвардейской армий в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина.
б) Всем командармам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командирам корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении.
Нахождение в тылу войск категорически запрещаю.
в) Всю артиллерию, в том числе большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2–3 километров за эшелоном, ведущим бой. [121]
Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв.
3. Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех немцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству...»
Прочитав продиктованный им самим текст, Жуков, подумав немного, взял карандаш и вписал своей рукой последний, 4-й пункт:
«4. Бейте беспощадно немцев и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин будет очень скоро наш»{142}.
Даже отправив телеграмму в войска, Жуков долго не мог успокоиться. Вызвав своего начальника штаба генерала Малинина, маршал гневно приказал ему запретить выдачу водки танкистам. В 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии и 9-й танковый корпус пошла обидная и несправедливая по отношению к рядовым танкистам телеграмма: «До особого распоряжения выдачу водки всему личному составу запретить»{143}.
Резкие по своему тону телеграммы Г. Жуков будет посылать командармам в ходе всей операции. Испытанные в боях военачальники, генералы подвергались со стороны маршала незаслуженному унижению.
О том, какая обстановка складывалась для немецких войск 17 апреля, дает представление фрагмент из допроса генерала Вейдлинга, командовавшего в те дни 56-м танковым корпусом:
«...17 апреля русские войска продолжали оказывать сильнейшее давление на всем фронте 56-го танкового корпуса, стремясь одновременно расширить прорывы между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом с другой стороны.
Чтобы предотвратить дальнейшее разобщение корпусов 9-й армии и сохранить фронт, 11-й танковый корпус [122] СС 17 апреля ввел в бой на участке прорыва русских, т.е. на стыке между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом, мотодивизию «Курмарк», что дало возможность частично восстановить связь между обоими корпусами.
Я 17 апреля ввел в бой 18-ю мотодивизию в районе Хермерсдорф, Вульков (6–8 км северо-восточнее Мюнхеберг) с задачей контролировать русские части и восстановить связь со 101-м армейским корпусом.
18-я мотодивизия сумела ценой больших потерь задержать дальнейшее наступление русских, но ликвидировать разрыв между 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом она не сумела. Наоборот, русские продолжали вводить в бой все новые силы и разрыв между этими двумя корпусами достиг 16 километров. К исходу 17 апреля я был вынужден под сильным давлением русских отвести войска корпуса на линию Дидерсдорф (3 км юго-западнее Зеелов), Альт Розенталь (5 км северо-западнее Зеелов), Хермерсдорф, 2 км северо-западнее Хермерсдорф (6 км северо-восточнее Мюнхеберг)»{144}.
Утром 18 апреля Зееловские высоты были взяты. Это позволило ввести в оперативный прорыв все наличные танковые и механизированные войска фронта. Противник по-прежнему ожесточенно сопротивлялся, бросая навстречу советским войскам все наличные резервы и даже части, снятые с оборонительных рубежей Берлина.
По итогам наступления за день маршал Жуков поздно вечером 18 апреля послал войскам 1-й и 2-й гвардейских танковых,5-й ударной,8-й гвардейской и 33-й армий приказание об улучшении организации наступления. И вновь там прозвучали резкие нотки недовольства:
«1. Наступление на Берлин у вас развивается недопустимо медленно. Если так будет операция и дальше проходить, то наступление может захлебнуться.
2. Основная причина плохого наступления кроется в неорганизованности, отсутствии взаимодействия войск [123] и отсутствии требовательности к лицам, не выполняющим боевых задач»{145}.
Комфронта приказал всем командующим и командирам от армии до бригады выехать в передовые части и лично разобраться с обстановкой.
Далее маршал потребовал к полудню следующего дня привести части в порядок и ровно в полдень по всему фронту начать артиллерийскую и авиационную подготовку с последующим переходом в решительное наступление.
И вновь командующий фронтом по итогам дня 18 апреля был недоволен танкистами. В полночь из штаба фронта за подписью Жукова летят телеграммы командирам 9-го и 11-го танковых корпусов. Маршал «давит», заставляет танкистов идти вперед, не обращая внимания на большие потери.
Командир 9-го гвардейского танкового корпуса генерал Н. Веденеев получил телеграмму:
«9-й гвардейский танковый корпус действует очень плохо и нерешительно. За плохие действия объявляю Вам выговор. К исходу дня 19 апреля любой ценой корпусу под Вашу ответственность выйти в район Фройденберга. Исполнение донести лично мне.
Жуков»{146}.
Еще более строгое послание получает командир 11-го танкового корпуса генерал И. Ющук:
«Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно.
Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.
Любой ценой 19 апреля выйти в район Вердер, Беторсхаген. Исполнение донести лично мне.
Жуков»{147}.
Еще более строгие приказания командиры корпусов отправили в подчиненные им бригады. Приказ Жукова — не шутка, и все понимали фразу «любой ценой» в прямом смысле — не считаясь ни с какими потерями и жертвами. [124]
Насколько обоснованными были претензии командующего войсками фронта к своим танкистам? Не все зависело только от мужества и героизма танкистов, которых им было не занимать. Огромное количество войск и техники запрудило все оставшиеся не разрушенными дороги, по которым к тому же двигались колонны немецких военнопленных и толпы местных жителей. Все это мешало движению танковых бригад, создавало пробки на дорогах.
Однако определенные нарекания на танкистов были не только у штаба фронта, но и у пехоты. Жукову докладывали о том, что танкисты «болтаются сзади боевых порядков пехоты», не хотят взаимодействовать со стрелковыми дивизиями.
Недостаточно решительные действия танковых войск объяснялись также и сильной многослойной противотанковой обороной немцев на всех направлениях. В результате всего этого танки теряли самое главное свое достоинство — ударную силу, подвижность в сочетании с большой огневой мощью.
Упорное и стойкое сопротивление немцев продолжалось вплоть до 19 апреля. Только затем стало ясно, что п
«1. Выбросить в тыл противника отряды с задачами: а) занимать переправы, узлы дорог, дефиле и расстреливать огнем проходящие войсковые и тыловые колонны, и этим создавать панику в тылу противника; б) разрушать узлы и линии связи, и этим нарушать управление войсками противника. [119]
2. В отряды назначить проверенных и смелых офицеров и бойцов, вооруженных автоматами, а для подрывных работ в состав отряда включать саперов-подрывников с взрывчаткой.
3. О количестве высланных отрядов с указанием состава отряда, времени высадки и его задаче доложить командующему войсками фронта к 14.00 19 апреля 1945 года.
Малинин»{140}.
Это указание маршала Жукова было отправлено из штаба фронта в 1.30 ночи 17 апреля. Развивавшееся крайне трудно наступление войск 1-го Белорусского фронта на Берлин вызывало обеспокоенность не только у командования фронтом, но и в Москве. Нужно было любым путем и любыми средствами переломить ход борьбы на поле боя в свою пользу. В этом свою роль должны были сыграть и диверсионные отряды.
Такие отряды армии начали формировать утром 17 апреля. Командующий 8-й гвардейской армией генерал В. Чуйков приказал выделить диверсионные отряды от каждого корпуса. Отряды, численность которых составляла 35–40 человек, возглавляли наиболее подготовленные и смелые командиры разведрот. Вместе с бойцами-разведчиками в каждом отряде действовали по 6 саперов-подрывников.
Диверсионным отрядам ставилась задача сеять панику в рядах противника и дезорганизовывать его тыл и систему связи в полосе наступления своего корпуса на глубину до 10–15 километров от передовых отрядов корпусов{141}.
С раннего утра 17 апреля, после некоторой ночной паузы, на всех участках фронта вновь разгорелись ожесточенные бои и сражения. Несмотря на упорное сопротивление немцев, советские войска на ряде участков пробили оборону на Зееловских высотах. Противник начал отступать.
И все же маршал Жуков был недоволен. Наступление развивалось очень тяжело, и пока не было уверенности [120] в том, что цель операции будет достигнута. Время работало против Жукова. По мнению командующего фронта, войска действовали неуверенно, командный состав армий и подчиненных войск плохо руководил боями.
Вечером 17 апреля Жуков продиктовал телеграмму всем командующим армиями и командирам отдельных корпусов. В присущем ему резком стиле он писал:
«1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова.
Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.
Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действиями своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10–12 километров). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся, израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.
Я требую: а) Немедля развить стремительность наступления. 1-й и 2-й танковым армиям и 9-му танковому корпусу прорваться при поддержке 3-й, 5-й и 8-й гвардейской армий в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина.
б) Всем командармам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командирам корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении.
Нахождение в тылу войск категорически запрещаю.
в) Всю артиллерию, в том числе большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2–3 километров за эшелоном, ведущим бой. [121]
Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв.
3. Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех немцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству...»
Прочитав продиктованный им самим текст, Жуков, подумав немного, взял карандаш и вписал своей рукой последний, 4-й пункт:
«4. Бейте беспощадно немцев и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин будет очень скоро наш»{142}.
Даже отправив телеграмму в войска, Жуков долго не мог успокоиться. Вызвав своего начальника штаба генерала Малинина, маршал гневно приказал ему запретить выдачу водки танкистам. В 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии и 9-й танковый корпус пошла обидная и несправедливая по отношению к рядовым танкистам телеграмма: «До особого распоряжения выдачу водки всему личному составу запретить»{143}.
Резкие по своему тону телеграммы Г. Жуков будет посылать командармам в ходе всей операции. Испытанные в боях военачальники, генералы подвергались со стороны маршала незаслуженному унижению.
О том, какая обстановка складывалась для немецких войск 17 апреля, дает представление фрагмент из допроса генерала Вейдлинга, командовавшего в те дни 56-м танковым корпусом:
«...17 апреля русские войска продолжали оказывать сильнейшее давление на всем фронте 56-го танкового корпуса, стремясь одновременно расширить прорывы между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом с другой стороны.
Чтобы предотвратить дальнейшее разобщение корпусов 9-й армии и сохранить фронт, 11-й танковый корпус [122] СС 17 апреля ввел в бой на участке прорыва русских, т.е. на стыке между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом, мотодивизию «Курмарк», что дало возможность частично восстановить связь между обоими корпусами.
Я 17 апреля ввел в бой 18-ю мотодивизию в районе Хермерсдорф, Вульков (6–8 км северо-восточнее Мюнхеберг) с задачей контролировать русские части и восстановить связь со 101-м армейским корпусом.
18-я мотодивизия сумела ценой больших потерь задержать дальнейшее наступление русских, но ликвидировать разрыв между 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом она не сумела. Наоборот, русские продолжали вводить в бой все новые силы и разрыв между этими двумя корпусами достиг 16 километров. К исходу 17 апреля я был вынужден под сильным давлением русских отвести войска корпуса на линию Дидерсдорф (3 км юго-западнее Зеелов), Альт Розенталь (5 км северо-западнее Зеелов), Хермерсдорф, 2 км северо-западнее Хермерсдорф (6 км северо-восточнее Мюнхеберг)»{144}.
Утром 18 апреля Зееловские высоты были взяты. Это позволило ввести в оперативный прорыв все наличные танковые и механизированные войска фронта. Противник по-прежнему ожесточенно сопротивлялся, бросая навстречу советским войскам все наличные резервы и даже части, снятые с оборонительных рубежей Берлина.
По итогам наступления за день маршал Жуков поздно вечером 18 апреля послал войскам 1-й и 2-й гвардейских танковых,5-й ударной,8-й гвардейской и 33-й армий приказание об улучшении организации наступления. И вновь там прозвучали резкие нотки недовольства:
«1. Наступление на Берлин у вас развивается недопустимо медленно. Если так будет операция и дальше проходить, то наступление может захлебнуться.
2. Основная причина плохого наступления кроется в неорганизованности, отсутствии взаимодействия войск [123] и отсутствии требовательности к лицам, не выполняющим боевых задач»{145}.
Комфронта приказал всем командующим и командирам от армии до бригады выехать в передовые части и лично разобраться с обстановкой.
Далее маршал потребовал к полудню следующего дня привести части в порядок и ровно в полдень по всему фронту начать артиллерийскую и авиационную подготовку с последующим переходом в решительное наступление.
И вновь командующий фронтом по итогам дня 18 апреля был недоволен танкистами. В полночь из штаба фронта за подписью Жукова летят телеграммы командирам 9-го и 11-го танковых корпусов. Маршал «давит», заставляет танкистов идти вперед, не обращая внимания на большие потери.
Командир 9-го гвардейского танкового корпуса генерал Н. Веденеев получил телеграмму:
«9-й гвардейский танковый корпус действует очень плохо и нерешительно. За плохие действия объявляю Вам выговор. К исходу дня 19 апреля любой ценой корпусу под Вашу ответственность выйти в район Фройденберга. Исполнение донести лично мне.
Жуков»{146}.
Еще более строгое послание получает командир 11-го танкового корпуса генерал И. Ющук:
«Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно.
Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.
Любой ценой 19 апреля выйти в район Вердер, Беторсхаген. Исполнение донести лично мне.
Жуков»{147}.
Еще более строгие приказания командиры корпусов отправили в подчиненные им бригады. Приказ Жукова — не шутка, и все понимали фразу «любой ценой» в прямом смысле — не считаясь ни с какими потерями и жертвами. [124]
Насколько обоснованными были претензии командующего войсками фронта к своим танкистам? Не все зависело только от мужества и героизма танкистов, которых им было не занимать. Огромное количество войск и техники запрудило все оставшиеся не разрушенными дороги, по которым к тому же двигались колонны немецких военнопленных и толпы местных жителей. Все это мешало движению танковых бригад, создавало пробки на дорогах.
Однако определенные нарекания на танкистов были не только у штаба фронта, но и у пехоты. Жукову докладывали о том, что танкисты «болтаются сзади боевых порядков пехоты», не хотят взаимодействовать со стрелковыми дивизиями.
Недостаточно решительные действия танковых войск объяснялись также и сильной многослойной противотанковой обороной немцев на всех направлениях. В результате всего этого танки теряли самое главное свое достоинство — ударную силу, подвижность в сочетании с большой огневой мощью.
Упорное и стойкое сопротивление немцев продолжалось вплоть до 19 апреля. Только затем стало ясно, что п