Сейлор-мент. Часть 2. Глава 4

За ночь я ни черта не выспалась и утром кое-как подняла свое вялое тело с кровати. Сунула ноги в тапки, посидела немного и потянулась за халатом, висевшим на спинке стула. Тут же испытала тянущую боль в животе. Случилось то, что происходит со всеми женщинами каждый месяц. От неловкого движения одеяло упало на пол, я перешагнула через него и отправилась на кухню. Вытащила из шкафчика коробку с лекарствами, отыскала нужные таблетки. Одно недомогание смешалось с другим, и потому состояние было прескверным. Завтрак в меня не полез. Обошлась охлажденным чаем с медом и лимоном да двумя стаканами минералки. Я слышала, что где-то за границей женщины в таких случаях имеют право на два дня отдыха, но в нашей полиции нет женщин – там все полицейские.
Кошка зашла на кухню, потерлась об ноги и бросила на меня взгляд, полный сострадания. Она всегда реагировала на мое настроение, чувствовала, когда мне плохо, и считала своим долгом лечить в меру кошачьих возможностей. Лечение заключалось в передаче положительно заряженных ионов от ее шерсти к моему телу. Мама сегодня, глядя на меня, не могла скрыть ехидной улыбки. Наверное, вспоминала, как я вчера несла всякую чепуху.
На работу добиралась околицами. Я не боялась, что меня остановят гаишники, всего лишь решила подстраховаться от неприятностей и предпочла маршрут, где движение послабее. А все из-за Юлиного скользящего графика, который не позволяет нормально отметить день рождения и выбрать такой день, чтобы следующий оказался выходным.
Почти все алкоголики, которых я должна проверить, вчера тоже накачались. Половина из них дверь мне не открыли. Совпадение? Но это и к лучшему. Вести воспитательные беседы, когда организм требует лечебного покоя, совершенно невозможно. Машу я с утра видела, она приветственно помахала мне рукой, закрылась в кабинете, а потом и вовсе куда-то испарилась.

В обед я съездила в кафе. Мясной салат и холодненький литовский борщ привели меня в чувство. Вспомнила баламута Вадика с его детьми из инкубатора, немного поднялось настроение. Мария в опорном не появилась, подозреваю – попросту слиняла.
Лена Трофимчук так и не дала о себе знать.  Жаль, конечно, что мы не догадались спросить у нее номер телефона. Юля права – мы ее запугали и неправильно себя повели.
Я честно доработала до конца дня, закрыла «контору», заехала отчитаться перед начальником Колпиным и отправилась домой. Мамы в квартире не обнаружила, скорей всего она ушла по магазинам. Мне самой нетрудно сходить, но раньше восьми вечера я редко могу попасть домой. Все ложится на плечи мамы, но она не вредничает и даже утверждает, что для нее это удовольствие. Обычно она заходит в супермаркет и не торопясь просматривает все коробочки и пакетики, так как спешить ей некуда. Красивая упаковка и качество продуктов порой сильно разнятся. Что оказалось невкусным и несъедобным летит в помойное ведро. Маме, воспитанной в старых правилах, жалко продукты и она пытается скормить их кошке. Муня или плохо помнит свое бездомное существование, или уже привыкла к вкусной и здоровой пище. Потому есть всякую «гадость» не собирается и брезгливо зарывает лапой, вынося очередной приговор каким-нибудь вонючим сосискам.
Поскольку самочувствие оставляло желать лучшего, я решила просмотреть электронную почту и завалиться спать до следующего утра. В «ящике» обнаружилось всего одно письмо от старой знакомой по институту. Я прочитала его и уже хотела выключить компьютер, но опять вспомнила о девушке, приходившей к нам за помощью. Постоянно всплывающие мысли о ней не давали мне покоя. Подумав немного, я залезла в популярную социальную сеть и в строке поиска ввела: Елена Трофимчук, Галатов. Сразу нашлась. Вчера она заходила на страничку, возможно, с кем-то общалась. Я передумала писать ей сообщение и быстро посмотрела фотографии. Парня как будто нет, только подружка, с которой она по-детски дурачится, строя за ее спиной рожки. Я представила себе Лену на занятиях: девушка сидит в пустой аудитории, рядом никого кроме педагога нет. Как выглядел преподаватель я не знала, но вообразила его с лицемерной и лживой улыбочкой… Балакова. Внезапно вернувшийся отголосок прежних воспоминаний заставил сердце екнуть. По спине пробежал холодок и неприятно заныли зубы. Щемящая жалость к почти неизвестной мне девушке, стала такой сильной и растворяющей все внутри, что я не выдержала. Я поняла, что больше не смогу сидеть за компьютером просто так, когда где-то происходит очень страшное. Мне необходимо срочно вмешаться.
Если не я, то кто?
Я открыла ящик стола, нашла под ворохом бумаг переносной дисковод со служебной информацией и подцепила к компьютеру. Всегда держала его дома на всякий случай. Иной раз приходила со службы, а какое-нибудь происшествие еще крутилось в голове, тогда я обдумывала его и проверяла информацию. Иногда решение приходило во сне: я засыпала, а мозг, словно процессор, продолжал трудиться.
Винчестер тихонечко по-мышиному пискнул и автоматически подключился. Я щелкнула по всплывшему окошку и запустила базу данных. Лена Трофимчук проживала с матерью в Тихом переулке неподалеку от нашего опорного пункта. Вероятно, она тогда шла мимо нас и решила зайти. Что же предпринять? Я быстро натянула на себя джинсы, красную вязаную шапочку, накинула пуховик и поехала на Тихий переулок. Девушка жила в серой пятиэтажной коробочке. Такими стандартными и скучными домами был застроен весь этот микрорайон. Домофона на входе в подъезд не имелось, вместо него стоял старый кодовый замок. Затертые кнопки подсказали мне нужную комбинацию. Я спокойно пробралась внутрь и нажала на звонок.
Дверь отворилась, на пороге появилась женщина лет сорока, лицо обычное, неприметное. Встретишь такую в городе и не запомнишь. Скорее всего, мама девушки.
– Здравствуйте, а мне бы Лену, – попросила я.
– У себя, – коротко бросила она и ушла в гостиную.
Я тихо прикрыла за собой дверь, постучалась в комнату и вошла. Лена лежала на кровати и смотрела телевизор, стоящий напротив. Небольшая комнатка оклеена бежевыми обоями, за дверью у стены стояла чертежная доска на подставке. В углу у окна компьютерный стол и над ним постер с какой-то девушкой.
Лена повернула голову и недоуменно посмотрела на меня. Лицо спокойное, совсем не такое, когда она приходила к нам.
– Добрый вечер, Лена, я хотела бы с тобой поговорить. Можно разденусь? – спросила я и расстегнула молнию.
– А ты кто? – удивилась она, видно не признала.
– Ты позавчера приходила к нам в опорный пункт, – пояснила я.
– Ой, вы же Лилия Сергеевна… извините, не узнала вас, – растерялась она и приподнялась с кровати. – Вы там в форме были. А тут… я подумала какая-то незнакомая девчонка с улицы зашла непонятно зачем.
– Ну раз приняла меня за девчонку, то давай на «ты». Форма она порой мешает. Я не намного тебя старше и называй меня – Лиля, просто Лиля.
– Хорошо, Лиля, – согласилась она.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась невеселая и виноватая. Лена перехватила у меня пуховик и повесила в коридоре. Мы сели друг напротив друга. Она на кровать, я в кресло. Я еще не знала, как начать разговор и потому делала вид, будто рассматриваю комнату. Я заметила, что Лена немного пришла в себя и первый шок от случившегося у нее уже прошел.
– Вы меня ждали? – нарушила она молчание и застыла в напряженной позе.
– А ты подумала – нет? До сих пор ждем и переживаем, – повернулась я к ней.
– Почему?
– Как почему? Ты нас взбудоражила, мы настроились тебе помочь, а ты не явилась и не позвонила.
– Неужели вам там не все равно? – изумленно спросила она.
– Лен, я не знаю, какие люди тебя окружают, но мне точно не безразлична твоя история, – ответила я, прямо глядя ей в глаза.
Лена вздохнула, подтянула подушку себе на колени, навалилась на нее и задумалась.
– Я пришла домой от вас… а он мне позвонил, – сообщила Лена после паузы.
– Кто он? – не поняла я.
– Муравский, кто же еще? Первый раз он звонил на следующий день, после того как все случилось, но я его слушать не стала и трубку бросила. Потом он опять названивал, прощения просил, про какую-то страсть говорил… чувства у него… такого больше не повторится… отметки мне все исправит… умолял, чтобы я вернулась на занятия.
«Вот гад!» – подумала я.
– Я крикнула «не звоните мне» и отключила телефон. Номер мой наверно в личном деле узнал.
– Ты ему поверила?
– Ты думаешь, он врет? – подняла она на меня глаза.
– Конечно!  – ответила я убежденно и тут же догадалась, почему он так поступает. – Завтра он опять скажет то же самое.
– Не знаю, как насчет завтра, но сегодня днем я с ним разговаривала. Мол, возвращайся, Лена, все будет хорошо. Предложил встретиться, подарок дорогой обещал подарить.
«Хитер, однако…» – размышляла я про себя.
– Он испугался – вдруг ты с собой покончить решила. Наглотаешься таблеток и оставишь предсмертную записку со всеми подробностями. А его потом по судам затаскают. Теперь он убедился, что ты жива и здорова, разговариваешь спокойно, и готовит сети.
– Откуда ты знаешь? – засомневалась Лена.
– Знаю. Лучше скажи, что ты собираешься делать дальше?
– Мама требует, чтобы я окончила техникум любой ценой. Мне хоть восемнадцать, но я от нее пока полностью завишу. Вот пойду в понедельник на занятия… у меня есть еще немного времени попробовать успокоиться окончательно.
– Не успокоишься, будешь учиться в вечном страхе. Каждый раз, когда ты увидишь Муравского, в твоей душе начнет кипеть жуткая гадость. Поверь мне. Я не понимаю твою маму. Как вообще можно послать свою дочь на урок к человеку, который ее изнасиловал?
– Да… я тоже не знаю, как так можно… потому и дома сижу, – печально ответила Лена.
– Ты совершеннолетняя и вправе поступать по-своему. Давай найдем другой путь. Я желаю тебе добра, а он должен ответить за свой поступок. Я понимаю – тебе страшно, что кто-то узнает про это в нашем небольшом городе и станут показывать пальцем. Но людям быстро надоест. И парень у тебя появится, не переживай.
– Достаточно ему узнать про случившееся, и он тут же исчезнет.
– Если он дерьмо, то да. Если нет – останется и никогда не напомнит. Будет легче отсеять, поверь мне, – ободряюще улыбнулась я.
Лена задумалась, опустила голову, словно рассматривала мои ботинки, а я уже размышляла и разрабатывала план. Надо забрать ее отсюда. От давления матери и звонков Муравского. Главное – написать заявление. Я сделаю все, чтобы мерзавец больше не работал педагогом.
– А можно сделать так, чтоб Муравский больше в техникуме не появлялся? – вышла она, наконец, из задумчивости.
– Запросто. Лен! Ты доверишься мне? Приходилось ли тебе слышать когда-нибудь о государственной программе защиты потерпевших и свидетелей?
– Слышала.
– Предлагаю воспользоваться ею и довести дело до суда. Мне хочется посадить этого негодяя не меньше, чем тебе. Я заберу тебя и обещаю, что поддержу и постараюсь защитить от всех неприятностей. Если в какой-то момент не смогу быть рядом, то мои подруги никогда не дадут тебя в обиду.
– Это что – опасно? – испугалась она.
– Просто мера предосторожности. Мне нужно исключить возможность постоянного общения с твоей мамой. Она задолбит тебя и все закончится провалом. На занятия не пойдешь, пока там Муравский. Я помогу тебе с учебой, получишь свой диплом. Просто собирайся и поедем.
– Мне трудно решиться… а долго мне прятаться?
– Зависит от разных обстоятельств. Но тебе же не взаперти там сидеть. Свободно сможешь выходить на улицу. Всего лишь придется находиться под моим присмотром и все!
– А куда и где находится это место?
– У меня дома.
– Ехать к тебе?! – она подняла голову, удивленно уставилась на меня и выпустила подушку из рук.
– Да, ко мне. Нас там три женщины: мама, кошка и я. Будешь четвертой.
– Даже не знаю… К тому же, тебя я вижу второй раз в жизни.
– Ты меня боишься или чего-то другого? Скажи честно.
– Нет, тебя я не боюсь. Неожиданно… сидела дома и тут на тебе… Лиля, зачем ты так стараешься для меня? – по-прежнему не понимала она.
– Тут ты ошибаешься, я стараюсь не только для тебя, но и для других девушек, которые окажутся на твоем месте. Я предполагаю, что ты у него не первая.
Лена все колебалась, и я решила не тянуть быка за рога. Предложила помочь ей сложить необходимые вещи и прямо сейчас переехать ко мне. Как отнесется к этому моя мама, я в тот момент не думала.
– А своей матери как я объясню? – спросила Лена.
– Придумай что-нибудь. Ты же лучше знаешь ее. Только ничего не говори про заявление, которое ты напишешь на Муравского.
– Может не надо всего этого?
Все же я уломала ее. Сказала так: если ей что-то не понравится в моем доме, то я отвезу ее назад в ту же секунду. Лена собрала сумку с вещами, а я взяла ее документы в целлофановой обертке. Приоткрыв дверь в гостиную, она громко, чтобы ее услышали, произнесла в глубину комнаты:
– Мам, я у подруги пару дней поживу.
Не знаю почему, но от слова «подруга» у меня кольнуло в душе. Не в том смысле, что мне стало неприятно, совсем наоборот – Лена доверилась мне, а раз так, то придется брать на себя ответственность за все свои поступки.
– Больше ничего умного в голову не пришло?! – услышали мы сердитый голос матери. – Вместо того чтобы учиться, начнешь по рукам ходить. Потом только мне не жалуйся! В понедельник обязательно пойдешь в техникум! Поняла?!
– Поняла…
Я потянула Лену за рукав, мы вышли и закрыли дверь. Спустились к машине и через полчаса уже находились в моей квартире.

Моя мама сначала не обратила особого внимания на девушку с сумкой. Подумала, что какая-то знакомая пришла в гости. Мы даже поужинали все втроем, и когда Лена удалилась в мою комнату, я огорошила:
– Мама, девушка поживет у нас некоторое время. Не ругайся только.
– Почему? У нее никого нет или негде жить? – растерялась она. После окончания школы фокусы я выкидывала редко, потому новость для нее оказалась полной неожиданностью.
Мне пришлось ей объяснить все, что я задумала и рассказать про насилие, которое учинил преподаватель. Попросила пока никому ни о чем не распространяться.
– Мама, что бы ты сделала, если бы меня изнасиловали, и я прибежала к тебе жаловаться?
Мама разнервничалась, такие вещи она принимает близко к сердцу.
– Лиля! Да я бы… не знаю... нож схватила… или кислоту в рожу ему сразу кинула. Ты же мой ребенок! Не говори больше так, я не хочу об этом думать. Мне одного Балакова на всю жизнь хватило.
– У нее другая мама, потому она здесь.
– Лиля, ты единственная участковая в России, которая приводит потерпевших к себе домой? – поинтересовалась мама, заглянув мне в глаза.
– Глубоко ошибаешься, мам. В Интернете на полицейском форуме я каких только историй не читала. Я и с сотрудниками там переписываюсь.
– Она… порядочная?
– Боишься, что обворует? Так у нас красть особо нечего. Кроме древних бабушкиных серебряных ложек, но, надеюсь, до этого не дойдет, – ответила я с улыбкой.
– Ладно, пусть остается, – сдалась мама.

Я вернулась в свою комнату. Лена притихшая, прижав ладошки друг к другу, сидела на стуле возле выключенного компьютера.
– Ну что, страшно в моем доме? – спросила я.
– Мне неудобно перед твоей мамой, – тихо ответила она.
– Освоишься… делай, что хочешь. Хоть за компьютером сиди, хоть книги читай. В ванную или туалет ходи не стесняйся. Днем мы на работе, если проголодаешься – продукты в холодильнике. Кошку заодно покормишь. Только не перекармливай, а то она меры не знает. Раздевайся пока, я тебе халат дам. А маму я предупредила, она не против.
Лена оглядела комнату и увидела висящую на плечиках форму. Она встала, провела пальцем по рукаву и произнесла:
– Ты завтра наденешь ее и опять станешь другой…
– Да, ты права. Форма волшебная – надену и превращусь в воина. Сокрушу всех врагов, а когда скину ее опять стану обычной девушкой, – засмеялась я. Вероятно, я вела себя с ней слишком раскованно, но ведь нужно как-то вывести ее из «зажатости».
– А где я буду спать? – задала Лена вполне резонный вопрос.
Я показала на кресло.
– Здесь. Оно раздвигается, думаю, тебе вполне будет удобно. Я раньше спала на нем, когда бабушка к нам в гости приезжала.
Ближе к ночи мы разделись и остались в одних сорочках. Лена легла в кресло-кровать, а я стала укладываться на свой диван.
– Да, и вправду ты совсем обыкновенная, – сказала она, разглядывая меня. – В том смысле, что даже и не поймешь, сколько тебе лет.
– Много, через пять лет в гроб ложиться, – пошутила я.
– Почему? – удивилась она.
– Есть люди, и моя мама в том числе, которые считают, что после тридцати все женщины старухи.
– Значит двадцать пять… – произнесла Лена, и мне показалось – она обрадовалась.
Она все ворочалась, а я довольная тем, что первая часть задуманного мною плана осуществилась, заснула быстро и не просыпалась до самого утра.

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 6

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 3

Прошли сутки. Мы прождали с Меркушевой в штабе полдня, но Елена Трофимчук так и не появилась и не позвонила.
– Я же тебе говорила – не придет она. Такие дела сразу делаются, пока первый шок не прошел. Потом уже заявление вряд ли напишут. А Лена пять дней металась, – рассуждала Мария.
– Жаль, а я настроилась ей помочь, – ответила я грустно.
– Да знаешь, Лиль, сколько еще  таких будет? На твой век хватит.
– Ладно, Маш, я пойду по адресам. Что-то детки у старичков расшалились – один картошку тырит в погребе, второй у старика пенсию упер. Звонил дежурный сейчас, просил разобраться. Брякни, если объявится наша Лена.
– Ты не забудь – сегодня у Юли день рождения, она просила не опаздывать, – напомнила мне Мария.
– Как же забудешь – два раза звонила, все переживала – придем мы или нет.
Я покинула кабинет и поехала сначала на Каштановый переулок к дедушке. Надо спасать пенсию старика, а картошка подождет.
Из бессвязного рассказа восьмидесятипятилетнего деда выяснилось следующее. Внучек, «родная кровинушка», пришел утром и вызвался сбегать за продуктами. Старик несказанно расчувствовался, дал ему денег на товары для себя и на «леденцы». Но обратно помощника так и не дождался. Собрался идти в магазин сам, но не обнаружил пенсию, обычно хранившуюся в ящике комода. Он разнервничался, позвонил в полицию, а оттуда перезвонили мне. Не первый раз уже внук поступает подобным образом.
– К кому ваш Денис мог податься? – спросила я.
– Да он все с Витькой Гребневым и Лисевцевым Петькой дружил, может у них? Он с ними на прошлой неделе ко мне приходил, денег в долг просил.
Эти два гаврика – Лисевцев и Гребнев по прозвищу «Гребень» – не раз попадали в мое поле зрения. Вечно у них пьянки да гулянки дома. Сперва я наведалась к Лисевцеву, но его дома не оказалось. Потом поехала проверить Гребнева. Я добралась до его квартиры и прижала ухо к двери, прислушиваясь. Так и есть – шумно и весело. Одна зайти не рискнула, запросила по рации свободный наряд ППС. Приехали два сержанта с автоматами АКМ: один высокий, второй пониже, очень плотный, с лицом широким и круглым, как арбуз. Маленькая не по размеру ушанка, казалось, еле держится на его голове. Я вкратце изложила суть дела.
– Поняли, товарищ лейтенант, стучитесь, – улыбнулись они дружно.
Я громко стукнула кулаком в дверь пару раз и замерла.
– Кто там пришел? – прокричал изнутри беспечный пьяный мужской голос.
– Это я – Лиля ваша пришла, открывайте быстрее! – крикнула я на весь подъезд.
– Ах, Лиля! – раздался радостный возглас и дверь отворилась. На пороге возник шатающийся Гребень. При виде троих полицейских беззаботная улыбка у прожигателя жизни сразу потухла. Он расстроился и помотал головой: – Не-е… нам такой Лили не надо.
– А я не к тебе, Гребнев. Рудин здесь? – бесцеремонно спросила я.
– У меня, а что? – сказал он, обдав меня водочными парами.
Я отодвинула мужчину плечом и вошла, сержанты зашли следом, затолкав Гребнева еще дальше на кухню, и встали за моей спиной. В гостиной, плотно окружив большой стол, сидела дружная компания немолодых алкоголиков обоего пола. Гости, завидев нас, загорланили и предложили присесть с ними.
Я обвела глазами компанию в поисках внучка, кивнула крепкому сержанту, указав на белобрысого мужчину, и он довольно неаккуратно вытащил того за шкирку из-за стола.
– Денис, где твоя куртка? – первым делом спросила я у дяденьки лет сорока, выведя его в коридор.
– Вот она, – указал он на изрядно потертую одежонку буро-красного цвета, висящую на вешалке.
Я проверила карманы: деньги, слава богу, не все пропил – из восьми тысяч осталось три, но может этого хватит старику на пару недель.
– Одевайся, поедем, – приказала я Денису.
«Надо соцработникам позвонить, пусть дедушкой займутся», – подумала я.
Пока Рудин с трудом, без конца падая на задницу, надевал ботинки, я переписала в блокнот имена присутствующих. Пригодится потом, если появится необходимость кого-то разыскивать. Деньги дедушке мы завезли по пути, а Рудина отправили отсыпаться в «обезьянник» ГУВД. Там, как только он проснется, ему обязательно организуют трудотерапию, и поелозит Денис с тряпочкой не только по своей камере, но и по всему первому этажу, включая фойе. Дед вряд ли напишет на внука заявление, пройдет пара месяцев и история повторится. В моей практике был случай, когда мать написала заявление на своего сына-наркомана за то, что он украл у нее норковую шубу. Как часто водится, подобные дела закрывали, но эта женщина на попятную не пошла. Сыну теперь три года придется лечиться в местах не столь отдаленных.
Осталось теперь разобраться с картофелекрадом. Сомнения в бабулькиных утверждениях укрепились, едва ее сын открыл мне дверь. Из коридора просматривался шикарный интерьер квартиры. Сам мужчина выглядел солидно, скорее всего, бизнесмен или начальник. Я коротко объяснила ему, зачем пожаловала.
– Вот тебе раз… – растерянно прокомментировал он и уселся на телефонную тумбочку.
Подошла его жена, выслушала меня и разразилась саркастическим смехом.
– Ха-ха-ха! Леша, я же говорила тебе – не надо этого делать! Благими намерениями вымощена дорога в ад! Попался воришка. Так тебе и надо!
Они наперебой стали мне объяснять, что все это недоразумение. Старушка-мать непомерно гордая и ни в какую не хочет принимать помощь из рук сына. Такая вот очень неправильная.
– Я и телевизор ей новый предлагал, и шубу теплую. Диван старый поменять. Все, что захочет. Уперлась, словно ненормальная – я у детей своих ничего брать не буду. Деньги в карман подкладывал, назад принесла. Ну не знаю, как с ней бороться.
Жалостливый Леша, когда приходил в кооперативный погреб, каждый раз подбрасывал матери из своих запасов несколько клубней. Старушка заметила, что мешки после его посещения как-то по-другому закрыты и, естественно, заподозрила сыночка в краже.
– Что теперь делать? – искренне расстроился мужчина. – Я старался помочь, а оказался негодяем. Представляю, как она сейчас ненавидит меня…
Я подумала и пообещала попробовать помирить их.
– Позвоню и скажу ей, что жулика нашли, но это не ее сын.
Я прямо при них набрала номер и наплела бабуле целую историю про бомжа в желтом пальто, укравшего у нее картошку.
– Сегодня на месте преступления мы его застукали, он не только у вас воровал, но и у соседей банки с огурцами таскал. Целую связку ключей у него отобрали, – красочно расписывала я, ведь чем больше врешь, тем легче тебе поверят.
– Ой, ужасы какие рассказываете! А я-то, дура старая, на Лешку грешила, а тут вон оно что. Бомжа с голоду на воровство потянуло. Вы уж его строго-то не судите, – отвечала старенькая мама Алексея. Но главное - неприятный инцидент исчерпан.
– Все, теперь спокойно звоните маме, и отношения ваши наладятся, – сказала я, положив трубку.
Растроганный мужчина наговорил мне кучу комплиментов и предложил выпить настоящий кофе, но я отказалась.
– Можно я вашу фамилию и имя запишу на всякий случай? – спросил он и достал из телефонной тумбочки блокнот с ручкой.
– Касаткина Лилия Сергеевна, – ответила я, смущенно прикрыв лицо папкой.

К восьми вечера гости собрались у Юли отмечать ее двадцатисемилетие. Мария за две недели до события прозрачно намекала на ресторан, но Юля ответила, что любит готовить и позовет нас к себе. Помимо меня и Меркушевой приглашение получили Таня Сорокина и ее муж Вадик. С Таней и Вадиком я познакомилась здесь же у Юли в прошлом году. Они дружат с Самойловыми, как оказалось, давно. Таня работает у криминалистов лаборанткой, а Вадим где-то инженером на предприятии.
Андрей Самойлов, муж Юли, помог дамам раздеться. Именинница цвела от наших комплиментов. С утра она побывала в парикмахерской, где мастера лака и фена сотворили на ее голове какую-то башню. Конструкция здорово прибавляла лет, можно было подумать, что Юля отмечает сорокалетний юбилей. Дабы не обидеть и не испортить настроение имениннице, я держала свои мысли при себе.

Мы уселись за праздничный стол. Мне досталось место рядом с Андреем, напротив меня расположились Сорокины, а слева Мария. Поскольку такие посиделки мало чем отличаются от других, то главное в них не еда и не выпивка. Хорошо, когда в компании имеется достойный собеседник.
Вадим Сорокин из тех людей, кто никому не даст заснуть за столом. Если возникает в разговорах пауза и гости затрудняются с темой беседы, он тут как тут. Напившись, никогда не теряет человеческого облика, а напротив – становится еще веселее и раскованней. Я знаю, что он Маше очень нравится, и она даже Тане немножко завидует.
– Пройдет буквально десять лет и мир изменится до неузнаваемости. Новые технологии позволят избавиться почти от всех гаишников и полицейских, – сказал Вадик после очередного тоста за здоровье именинницы.
– Фантазер, – сказала Таня.
– Хм… неужели? – хмыкнула я недоверчиво.
– Сейчас гаишников гораздо меньше стало, камеры автоматически фиксируют нарушения и потом квитанции со штрафами рассылают водителям. Представьте себе такое – в машины прямо на заводе встроят специальные компьютеры. Только подъедешь к знаку «40 километров в час», сразу ограничитель блокирует педаль газа и как бы вы ни давили на нее, с большей скоростью автомобиль не поедет.
– А что, неплохо придумано, – согласилась я.
– Население зачипуют: вживят всем без исключения маленькие микросхемы, изготовленные по нанотехнологиям. Исчезнут всякие банковские карточки и бумажные деньги. Пойдешь в магазин, наберешь товаров, подойдешь к кассе. Кассовый аппарат просканирует данные с твоего чипа, ты пальцем дотронешься до кнопочки, и сигнал сразу передастся в единую банковскую систему, в которой определят, соответствует ли чип отпечатку пальца. Если да, то с твоего счета снимут деньги. Карманников тогда не станет, воровать-то как? У полиции работы поубавится, сокращения пойдут.
– А откуда мы узнаем, сколько у нас денег осталось? – спросил Самойлов.
– Чек дадут или к терминалу подойдешь, они ведь и сейчас на каждом углу стоят, палец приложишь, там фамилия твоя высветится и сколько на счете, – пояснил Вадик.
– Непривычно.
– Что непривычно? Так же как по банковской карте. Только она внутри где-нибудь у тебя.
– А вообще-то здорово! – согласились все.
– Люди пропадать перестанут. Сканеров вместе с камерами видеонаблюдения везде понаставят. В любой момент можно определить, где человек в последний раз находился. Ключи к домофонам и квартирам не понадобятся.
– Размечтался ты, Вадик, – засомневалась я. – Простые домофоны и то не в каждом подъезде установлены.
– Рано или поздно везде поставят! Рожать скоро станут по-другому! По-новому! Это самое интересное, – продолжал удивлять Вадик.
– И как же?! – я засмеялась.
– Ну, кто не захочет, сможет традиционно размножаться. Допустим, мы с Таней придем в Центр семьи. Там она сдаст свою яйцеклетку, а я свой материал. Перемешают, произойдет оплодотворение. Сразу посмотрят – нет ли отклонений. О даунах человечество забудет как о страшном сне. Если наследственные болезни есть, то заменят больные гены на здоровые. А еще если родители, допустим, оба рыжие и не хотят рыжего ребенка, тогда они заменят рыжий ген на блондина или брюнета. После нас спросят: что выберете дальше – обычный способ или современный? При обычном способе эмбрион поместят матери в матку, и через девять месяцев она родит здорового ребенка. Супер?!
– Да не то слово! – поддержал Самойлов.
– Но мы с Таней пойдем по самому современному пути, – важно заявил Вадик.
– Сам решил, а меня не спросил, – рассмеялась его жена.
–  И каков он – современный путь? – заинтересовалась Мария.
Вадик замолчал и напустил на себя загадочный вид. Чувствовалось, что он сейчас выдаст…
– Какой? Так вот, наш эмбрион поместят в Центр младенца. Там везде установят камеры, похожие на аквариум. Ребенок девять месяцев будет развиваться в ней. Единое правильное питание для всех детей. Кальций, магний, витамины А, В, С, микроэлементы… Зубы, значит, у женщин останутся целыми. Улавливаете? Для каждой ячейки своя веб-камера. Нам с Таней дадут пароль допуска, и мы сможем через Интернет рассматривать, как развивается ребенок. Температура, вес и прочее. Даже звук сердца услышим. Если что-то смущает, в любой момент позвоним в Центр и разузнаем подробности. Там проверят и перезвонят. В три месяца уже писька появится, мы с Таней имя сразу подберем. Будем по очереди каждые два часа к монитору подбегать и наблюдать, как он улыбается… ну что вы так на меня смотрите? Как ножками дрыгать начнет тоже увидим. В назначенный день наша семья придет в Центр младенца. Танины родители и мои, естественно. Персонал торжественно подведет нас к ячейке с нашей фамилией. Таня нажмет красную кнопку, вода отойдет и окно откроется. Я перережу пуповину ножницами и подам младенца маме или теще,  а она его по попке шлепнет. Он сразу: «У-а-а! У-а!». Мы захлопаем в ладоши, уложим малыша в конверт, завернем и пойдем домой по улице счастливые! И заметьте – никакой послеродовой травмы.
– А кормить-то чем малыша? Молоко-то у матери откуда возьмется? – хихикнула Мария.
– С бутылочки, я так понимаю, – ответила Таня.
Выслушав рассказ Вадика, мы все развеселились, кроме Юли.
– Представляю… дети-роботы из инкубатора… – озадачено произнесла именинница. – Всегда же говорили – ребенка нужно зачинать в любви и страсти… ерунда какая-то… и ножки дрыгаться должны не в аквариуме, а вот здесь… – она пошлепала Вадика по животу. –  Его под сердцем надо выносить!
– Юля, я же сказал тебе – по желанию! – захохотал Вадик. – Вы с Самойловым можете по старинке. Никто вас не заставит туда идти.

Мужчины захотели курить и, накинув куртки, вышли на прохладную лоджию. Таня достала из сумки свои тонюсенькие сигареты и присоединилась к ним. Мы остались втроем. Юля вспомнила про Лену.
– Передумала девушка, значит… – со вздохом сказала Юля. – Может, вы ее сильно напугали? Я ведь не знаю, как вы разговаривали с ней. Мы на драку ездили, а вернулись – вас и след простыл.
– Я честно объяснила ситуацию. А остальное зависит от нее. Я предполагаю, она морально раздавлена, а поддержки нет никакой, мать и то предала, – ответила Мария. – По-хорошему, ей к психологу надо сходить.
– Чтобы услышать от них стандартный набор советов, вычитанных из учебников: сходи погуляй, подыши свежим воздухом, убедись, что мир прекрасен и все забудется? Знаю я таких помощников. Не спорю, есть настоящие профессионалы, но где их найти? – не согласилась я. – Однозначно психолог должна быть женщиной.
– Вся проблема в том, что она не пришла, – сказала Юля. – Я пошла бы вместе с ней в техникум и мордой эту свинью об пол… об пол!.. Он бы не заявил на меня, точно вам говорю.
– Теперь меня совесть мучает. Что с девушкой? Опять в техникум вернулась? Мне не по себе от таких мыслей, жалко ее… ростиком небольшая и глазки такие наивные… – произнесла я.
Скрипнула балконная дверь, Сорокины и Самойлов вернулись за стол, и нам пришлось прервать беседу. Вадик опять начал рассказывать что-то смешное. А что я уже и не помню, от выпитого вина сильно кружилась голова. Посидев еще часик, я поблагодарила Юлю и остальных гостей за мило проведенное время и уехала на такси.
Приехав домой, долго не могла улечься спать, села рядом с мамой в кресло, подперла рукой подбородок и рассказала, как прошел вечер у Юли. Рассуждения Вадика о детях в аквариуме ей показались комичными и она долго смеялась. За беседой я не заметила, что часы уже показывают первый час ночи.
– Ладно, мам, пойду спать. Завтра на работу, – сказала я.
– Спокойной ночи, – пожелала мама.
Я подхватила проходящую мимо кошку на руки и унесла к себе в кровать. Только Муня не захотела лежать со мной, она мяукала до тех пор, пока я ее не отпустила. Кошка выскочила из-под одеяла и удрала в другую комнату.

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 5

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 2

Февральский снег валил крупными хлопьями. Я посматривала в окно и не знала, как буду добираться после работы домой. Видимость не дальше пяти метров. Никакие фары не пробьют эту плотную пелену. Сегодня пришлось задержаться – у меня часы приема по личным вопросам. Но то ли погода такая, то ли вопросы ко мне кончились, никто не пришел. Я составляла отчет в ГУВД, возле окна сидела Мария и мечтательно смотрела на пушинки снега. Может, они вдохновят ее на написание новой картины? Машин рабочий день закончился, но ей не хотелось добираться домой по снегопаду, и она терпеливо ожидала, когда я освобожусь и отвезу ее на машине. Младшего сына-первоклассника Илью она забрала с продленки еще три часа назад и теперь он рубился в компьютерные игры в нашем кабинете. А старший Сергей недавно поступил в кадетское училище областного центра. Уехал туда вслед за другом, с которым не захотел расставаться. Мария пыталась его отговорить, но он ничего не хотел слышать.
Мне кажется, что детская дружба не только более искренняя, но и крепче взрослой. Она сродни настоящей любви. Я до сих пор с теплотой вспоминаю свою подругу детства Таню Валееву. Разлучались с ней только на ночь, а выходные и вовсе проводили вместе. А как ревновали друг друга ко всем… Если ссорились, то мирили нас мамы, потому что ни мой ни ее характер не позволял попросить прощения первой, а страдали поодиночке ужасно. Жаль, жизнь раскидала нас после школы в разные стороны.
– А снег все валит и валит! – восторженно произнесла Мария. – Похоже, скоро нас совсем заметет, и мы будем отрезаны от всего мира. Через неделю нас откопают, и мы выйдем на белый свет. Даже интересно, правда?
– Не очень, – наморщила я нос. – У меня из припасов только полбаночки кофе и маленькая пачка вафель, а сахар вообще кончился. В такой вечер уютней сидеть дома.
– Ты сегодня не романтична, Лиля, – с шутливым недовольством ответила Маша.
– Устала что-то, – тяжело вздохнув, объяснила я бесцветным тоном.
Я отвлеклась от компьютера и бросила взгляд в окно: снегопад вроде стихал, а Юля, добрая душа, вооружившись веником, скидывала снег с моей машины. Тут в дверь постучались и зашли двое припорошенных снегом мужчин. Один очень красивый, похожий на знаменитого английского актера Бенедикта Камбербэтча, а второй неприметной внешности. Они отбывали наказание по разным статьям и в разных колониях, но после отсидки где-то сдружились и отмечаться всегда приходили вместе. Мне такая дружба не по душе, но запретить я не имела права.
– Здравствуйте, – почти хором поздоровались они с нами.
Мария бросила на них мимолетный взгляд и отвернулась. Я ответила на приветствие, достала журнал для «удошников» и записала их фамилии. Я узнала, что работают они там же, где раньше и живут по старым адресам. Мне известно, за какие дела их посадили. Красавец всю ночь убивал своего собутыльника и никак не мог добить, живучим оказался. Несчастный скончался под утро. Протрезвев и осознав, что натворил, преступник сам сдался в полицию. Свою вспышку ярости он ничем объяснить не смог. «Пьян был, не помню», – все, что он сказал тогда. Несмотря на явку с повинной, срок он получил приличный – одиннадцать лет. Отпустили его через восемь, три года будет отмечаться у нас. Несимпатичный получил срок за угон автомобиля. Надеюсь, он не повторит судьбу бывшего друга «Камбербэтча». Они расписались в журнале, натянули на головы одинаковые черные вязаные шапочки и ушли, так же вежливо попрощавшись.
– Там Юля с девушкой разговаривает, а она плачет, – сказала Мария, глядя в окно.
– Плачет, значит, помощь ей нужна, – рассудила я и попросила Машу: – Позови Юлю сюда.  Чего она человека на улице под снегопадом держит?
Мария постучала по стеклу и показала знаками, чтобы они зашли. Самойлова кивнула головой, обняла девушку и повела в здание. Дверь моего кабинета приоткрылась, девушка вошла первой, но, увидев нас с Машей, испугалась и хотела повернуть назад. Но в проходе стояла Юля, и у нее ничего не получилось.
– Да не бойся ты, проходи.
Юля, по-прежнему придерживая девушку за плечи, усадила ее на стул передо мной. Она оказалась совсем молоденькой, худенькой, ниже среднего роста, черные волосы аккуратно собраны в хвост и скреплены широкой заколкой. Карие глаза и брови гармонично расположились на овальном лице с прямым аккуратным носиком. Сейчас оно у девушки было бледным и расстроенным, на глазах блестели злые слезы.
Мария встала, подвинула стул ближе к столу и села рядом с ней. Юля устроилась по другую сторону. Таким образом, девушка оказалась как бы окружена нами.
– Никого не бойся, мы втроем представляем тайное общество. Нас должно быть пятеро, но пока только трое. Если будем впятером, то мы станем… – приободрила Юля и показала свой кулак. – У нас друг от друга нет секретов, так что рассказывай.
Девушка нерешительно посматривала на меня и на Марию. Может, наши лица казались ей чересчур суровыми?
За окном загудел полицейский «Уазик», все пространство на улице осветилось от синей мигалки. Тут же дверь распахнулась, в кабинет вбежал Гена Приходько и, схватив Юлю за рукав куртки, бесцеремонно потащил к выходу.
– Юля, быстрее! Срочный вызов! –  приговаривал он при этом.
– Ничего не бойся! – только и успела она произнести.
Мы остались втроем. С уходом Юли девушка сжалась, словно загнанный воробушек.
– Я – Лилия Сергеевна, а она – Мария Владимировна, а как вас зовут? – я задала вопрос первой, надо же устанавливать контакт.
– Лена… Трофимчук Елена, – вымолвила она.
– Очень приятно. Считай, мы познакомились.
– А что за тайное общество? – робко поинтересовалась Лена.
– Юля – веселый человек, это она так шутит, просто мы втроем не только сослуживцы, но и близкие подруги, – объяснила Мария: – Что у тебя произошло?
Она вздохнула и принялась рассказывать:
– Я шла мимо, была в таком отчаянии и увидела Юлю Самойлову, она как раз машину чистила. Я ее сразу узнала. Фото Юли в газете как-то печатали: случай в городе тогда был резонансный – она преступника обезвредила и товарища спасла. Я подумала, что могу попросить у нее совета, а она к вам привела. Меня изнасиловали… и я не знаю что теперь делать…
«Ну вот...», – искренне расстроилась я.
– Ты написала заявление в полицию? – спросила Мария.
– Да, но его не приняли… послали подальше и еще следователь сказал – это я сама себя…  я только что оттуда, – начала всхлипывать девушка.
– Что за бред?  – поразилась я. – Кто этот следователь, ты фамилию запомнила?
– Да… Елисеев…
Я с таким не встречалась, но Мария, оказывается, его хорошо знает.
– Есть такой, на втором этаже его кабинет. Лена, а почему ты тогда в прокуратуру не пошла?
– Мне никто ничего не сказал! – Лена разрыдалась, я вскочила и принесла ей стакан с водой.
– Успокойся и расскажи все по порядку, – попросила Мария и девушка кивнула головой.
Из рваного и сбивчивого рассказа я кое-как нарисовала для себя картину произошедшего. Преподаватель техникума Муравский Дмитрий Валерьевич систематически незаслуженно занижал, по мнению Елены, оценки по своим предметам. Мало того, он высмеивал ее перед однокурсниками, когда она отвечала у доски. В тот день после занятий он попросил ее помочь отнести плакаты в методический кабинет, пообещал дать хороший учебник. Девушка, не ожидая подвоха, согласилась, там все и произошло. Лена не смогла объяснить, почему не стала звать на помощь. Она находилась в шоковом состоянии, сыграли роль неожиданность и растерянность от подобного поступка взрослого человека.
– Он сказал – теперь я могу рассчитывать на пятерки... что-то еще говорил… Я не стала его слушать, выскочила из кабинета и убежала домой.
Мария придвинулась к девушке поближе.
– У тебя мама, отец есть? Ты им сказала, что произошло?
– А как же – сразу… я кинулась к маме и пожаловалась, что случилось ужасное. А она заявила: это страшный позор для нашей семьи, никто не должен о нем узнать. Всем известно, что хороших девочек не насилуют. Мама уговаривала меня: доучись как-нибудь четыре месяца и больше его никогда не увидишь. Она даже к нему не пошла… А отец наш очень давно ушел… Она заставила меня все смыть…
Я встретилась взглядом с Марией и прочла в ее глазах ту же мысль: «Мама предала дочь».
– На следующий день я не пошла в техникум и вообще боюсь туда идти. Я как представлю, у меня ноги становятся ватными… вы понимаете?
– Ну как тут не понять, – посочувствовали мы с Марией.
– Я поделилась об этом с подружкой, мы с ней учились раньше в одном классе. Она посоветовала мне все же обратиться в полицию. Я подумала, что мне только стоит написать заявление, как того преподавателя уберут из техникума. Я пришла в отдел и меня направили на экспертизу. Я принесла акт следователю, он прочитал, что прошло уже пять дней, накричал на меня, будто я все выдумала. Потому что все приходят сразу, а не через неделю. А то, что я была девственницей ничего не значит, для этого в магазине огурцы продаются… а у меня еще ни с кем ни разу…
«Ну и хамло этот Елисеев»,  – подумала я.
– Точнее скажи – когда это произошло? –  спросила Мария.
– Четырнадцатого февраля.
– М-да… Действительно большой период, – произнесла я. –  Три дня максимум… а сколько тебе лет?
– В декабре восемнадцать исполнилось.
Мария кивнула мне головой, и мы вышли в коридор.
–  День влюбленных…  словно насмешка какая-то над девушкой, – сказала я.
¬– Что будем делать?
–  Мне хочется помочь ей, – ответила я.
– Да это понятно, а как?
– Маш, я надеялась, ты подскажешь. Ты же опытней меня.
– Опыт-то есть, но не в таких делах. Ладно, подумаем. У меня был в практике случай, когда пятеро несовершеннолетних подонков надругались над девушкой, но там сразу всех задержали. Буквально через два часа.
Мария поправила свой узенький галстук, подтянула пиджак, и мы вернулись кабинет.
– Лена, ты хочешь, чтобы его наказали? Я так понимаю? – обратилась Мария к девушке.
– Да, – твердо сказала она.
– Давай расставим акценты. Все мужчины прекрасно осведомлены, что если на них не заявили сразу, нет побоев и других следов насилия, отсутствуют свидетели, то доказать их причастность к преступлению очень трудно. Порой и невозможно. Сегодня пятый день с того момента, как все произошло, улики теперь смыты и исчезли.
– Но у меня же есть акт экспертизы!
– Там мало данных. Если запустить дело, не один месяц придется ждать суда. Тебе придется пройти очень серьезное испытание. Помногу раз будут задавать одни и те же вопросы. Каждый раз твое сознание будет возвращаться к этому неприятному эпизоду снова и снова. Многие не выдерживают, не хотят больше бороться и дело разваливается. Некоторые соглашаются на отступные от преступника. Есть те, кто не хочет огласки, а она всегда будет. Об этом узнают твои преподаватели, сокурсники, знакомые. Много было случаев, когда преступников оправдывали. Да, можно попытаться тебе помочь, но ты должна решить для себя – идти до конца или сдаться. Насильники об этом знают, потому позволяют себе подобное.
– Мне надо подумать, – всхлипнула Лена.
– Думай, но недолго. Время уходит. И чем дальше, тем сложнее будет доказать. Сегодня вечером или крайний срок завтра рано утром ты позвонишь мне и скажешь о своем решении, – сказала Мария девушке и повернулась ко мне: – Лиля, ты что скажешь?
– Если бы это произошло со мной, то пусть хоть весь мир рухнет, но я не успокоилась бы, пока насильник не понесет наказания. Решать Елене, а я окажу всяческую помощь в привлечении негодяя к ответственности.
Лена занесла наши телефоны в память своего мобильника, попрощалась и ушла.
– Не придет и не позвонит, – твердо сказала Мария.
– Ты почему так уверена? – удивилась я.
– Я многих повидала, она не боец по натуре. А мерзавец обнаглеет и будет насиловать ее все чаще и чаще, а она будет терпеть и думать, что ей просто не повезло. Мы ему ничего предъявить не сможем. Нет заявления – нет дела… – Мария поднялась со стула и положила ладонь на мое плечо. – Подруга, ты скоро закончишь население обслуживать?
Я глянула на любимые часы, подарок Данилова, и сказала:
– Пять минут. Одевайтесь пока, я машину очищу от снега, потом вас с Илюшей отвезу.
Я выключила свет в кабинете, проверила входную дверь, убедилась в том, что сигнализация включена, но тут за моей спиной в помещении нарисовалась старушка. Как всегда к окончанию рабочего дня кого-нибудь черт принесет… закон Мерфи…
– Что вы хотели, бабушка? – я старалась выглядеть вежливой и не показывать своего неудовольствия.
– Сынок у меня картошку в погребе крадет, воспитала ирода, совсем совесть потерял! Я его растила, во всем себе отказывала, а он у нищей матери последнее забирает! – начала она бурно жаловаться.
У старушки на лице явные признаки старческого маразма и сенильного психоза. Я достала блокнот, записала адрес и номер телефона сына, пообещала завтра разобраться. Бабулька заупрямилась и потребовала расправы незамедлительно. Аккуратно легким толчком в спину я выпроводила ее в коридор и проследила, чтобы она покинула здание. Как только она скрылась за углом, я облегченно вздохнула и побежала к автомобилю. На заднем сидении уже ждали Мария с Ильей. Снегопад хоть и стих немного, но видимость на дороге все равно плохая. В пути на трассе встретили две аварии, я решила сбавить скорость еще больше. Оказалось не зря – пешеходы, сгорбившись и закрывшись капюшонами от летящих снежинок, не смотрели по сторонам и лезли под колеса на каждом перекрестке. На дорогу до дома Марии ушло в три раза больше времени, чем обычно. Маша посмотрела в темные окна своей квартиры и печально вздохнула.
– Не могу привыкнуть, что Сережи нет. Постоянно беспокоюсь за него, – грустно произнесла она.
– Маш, а он всерьез решил стать офицером?
– Ну прям...
– Но у него есть мечта? С профессией определился?
– Да ничего он не определился. Я помню, он во втором классе учился, увидел, как пожарные машины на вызов мчатся, захотел стать пожарником. В живой уголок сходили – зоологом себя возомнил. Сейчас ему всего двенадцать. Может не сегодня-завтра все это кадетство ему надоест, и он пойдет в обычную школу. Пусть учится. Меня одно успокаивает: отец его там же в Саратове живет, присматривает за ним. Гошенька наш…
– Георгием его зовут?
– Почти… Эдик он,  – как-то странно ответила Мария.
– Объяснить можно? – не поняла я.
– Да что тут объяснять? Ты фильм «Москва слезам не верит» смотрела?
– Я видела только несколько отрывков, но наслышана о нем от других.
– Вся страна смотрела, а ты отрывками, – удивилась Маша.
– Маме моей этот Георгий Иванович нравится. А мне нет. Меня от фразы «а заодно запомни, что все и всегда я буду решать сам, на том простом основании, что я мужчина» начинает бить эпилептический припадок. Еще и показали, как героиня носик опустила и ротик прикрыла. Ну неужели нельзя строить в семье отношения на равных? А ведь почти вся страна от Гоши без ума.
– Мне раньше Гоша тоже нравился. А когда в полиции зарплату подняли, я стала приносить домой денег в два раза больше Эдика и все прелести этого фильма сразу ощутила на себе. Слышала бы ты, как мой муж кричал: «Да я сам себя не буду уважать, если моя жена будет зарабатывать больше меня! Ты понимаешь, какое это унижение мужчины?!». Я его ни разу не попрекнула, сказала – ничего страшного, у нас двое пацанов растет, посвяти лучше свободное время их воспитанию. Я ведь постоянно на работе задерживаюсь. Брыкался, дергался, потом ушел.
– Да, Маш, грустно… – посочувствовала я.

Она еще хотела что-то сказать, но в это время призывно зазвонил мой мобильный. Мария помахала мне на прощанье, взяла сына за руку и ушла.
– Привет, Лиля, – услышала до боли знакомый голос Виталика.
– Привет, никак молодожены из путешествия вернулись? – постаралась спросить я без язвительности, обычным тоном, но получилось наоборот.
– Давно уже. Есть предложение – давай в кафе посидим немного?
– Я не хожу по кафе и ресторанам с женатыми мужчинами, – ответила я, сразу решив поставить какие-то рамки.
Услышав такой ответ, Виталик засмеялся.
– Я знаю твои принципы, посидим полчасика и разойдемся. Я уезжаю, последняя встреча – не могу взять просто так и исчезнуть не повидавшись.
– Куда подъехать? – сдалась я.
– В «Изумрудный город».
– Это рядом, сейчас приеду.

Через пятнадцать минут я уютно расположилась за столиком, накрытым скатертью малахитового цвета, на удобном стуле с высокой зеленой спинкой; кругом светили белые и зеленые светильники, играла тихая фоновая музыка. За весь день кроме чая с печеньем у меня во рту ничего не было, я ужасно проголодалась и сейчас уписывала за обе щеки салат «ассорти» из морепродуктов. Виталик с улыбкой наблюдал за мной. Сам он ничего себе не заказал кроме чашки кофе и бутерброда с красной икрой. Мы обменялись короткими дежурными сообщениями «как мама, как работа» и замолчали. Про путешествие он не обмолвился, а меня донимали посторонние мысли. Не знали, что еще друг другу сказать. Ужин закончится, мы оба выйдем из кафе и разойдемся в разные стороны, и спустя несколько лет станем совсем чужими людьми. Он, возможно, будет известным адвокатом, а я останусь в провинциальном Галатове зарабатывать звездочки и выслугу лет.
– Ты вроде чем-то озабочена? – спросил Виталик.
– Да, есть одна проблема, вот и думаю… – когда-то я считала его самым близким человеком, поэтому поделилась с ним сегодняшней историей Елены Трофимчук. Виталик внимательно меня выслушал и утвердительно сказал:
– Надо было сразу ей в прокуратуру тогда.
– Это мы понимаем. Но какова вероятность выиграть дело?
– Сложно. С каждым пропущенным днем вероятность стремится к нулю. Нужен хороший адвокат и грамотно проведенное расследование. Если обвинитель собирается доказывать его вину на основании одних косвенных улик, то их должно быть столько, чтобы никто не сомневался. А, значит, придется собирать море информации. Кто это будет делать? Может, твоя Трофимчук и не придет завтра, а ты уже голову себе забиваешь. Ты уверена, что она не разводит вас? А то были в прокурорской практике и такие дела.
– Не похоже на развод, нас там трое было, и никто подвоха не почувствовал. Да и зачем бы мошеннице с такими вопросами к сержанту ППС обращаться?
– М-да… логика в твоих словах, конечно, есть… – призадумался Виталий.
– А ты сможешь быть адвокатом у нее? – поинтересовалась я.
Виталик нахмурился  и чуть опустил голову, не ожидал такого вопроса.
– Лиля, сразу говорю – не возьмусь за такое. Этим ты только окажешь мне медвежью услугу. Начинать с провалов для дебютанта-защитника слишком рискованно. У меня потом клиентов не будет. Кому интересен профессионал, который проигрывает? Мой совет: обратись в Саратов, в общественный Центр помощи женщинам, пострадавшим от насилия. Там даже фонд имеется для оплаты юристов, представляющих в суде интересы потерпевших.
– Я поняла, извини. Но консультироваться по некоторым вопросам можно у тебя?
– Ради бога. А ты что, всем будешь помогать? Зачем тебе это надо, Лиля? Всем не поможешь. Честное слово, ты мне часто напоминаешь воина, который вынимает из ножен шашку и кидается с ней на армаду танков.
Я уже поела, допила сок, вытерла губы салфеткой и раздраженно бросила ее в стакан. Может, говорить подобное на прощальном ужине некрасиво с моей стороны, но я не удержалась:
– Нет, не всем. Но она именно к нам пришла за помощью, мы не можем отказать. Мне жалко женщин. Общество прикрывается уродливой идеей под названием «традиционные семейные ценности», где женщина определена как человек второго сорта. Мужчины занимают доминирующее положение и могут делать все, что захотят, а женщина должна его обслуживать, проводить время на кухне и воспитывать детей. И он ее за это будет защищать. А человека второго сорта можно оскорбить, унизить, изнасиловать как тот преподаватель, или вообще не считаться с желаниями женщины как, например, твой покойный папаша. Девушке не повезло – мать с отцом развелись давно и помощи ждать неоткуда. Ладно, Виталик, удачи на новом месте. Прости, если испортила ужин.
Я оплатила счет, поднялась и пошла в гардероб. Одеваясь, глянула в сторону зала. Виталик по-прежнему сидел на месте и обиженно смотрел на меня исподлобья.

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 1.2

Утром после завтрака я решила долго не рассиживаться у компьютера, а сразу отправиться в деревню доделывать вчерашние дела. Солнце давно поднялось, снег за окном отсвечивал искристым сиянием, от которого на улице наверняка будет слепить глаза.
– Ты куда собралась? Выходной ведь, – спросила мама, увидев, как я складываю папку в сумку и распихиваю по карманам разные мелочи.
– Разбираться с трупом в Борисовку поеду. Родственников искать.
– А завтра разве нельзя? Хоть один денек нормально отдохни, книжки почитай, телевизор посмотри, – по доброте душевной предложила мама.
– Можно завтра, и послезавтра можно, через полгода тоже можно. Ничего страшного – в камере хранения морга пусть полежит… лет десять,  – ответила я с иронией, застегивая молнию на пуховике.
– Так бы и сказала, что срочно. Но, Лиля, ты же без оружия.
– Лучшее оружие участкового – его папка, – вспомнила я шутку Данилова.
Мне не раз коллеги делали замечание, что я становлюсь самоуверенной. Это рискованно, но пока мне везет.
– Лиля, я буду звонить каждый час. Если не ответишь – сразу 02 наберу.
– Давай каждые три, я не всегда могу взять телефон.
Не хватало еще доставать дежурных звонками.
– Ладно, через три часа звякну.
– Скажи, как я выгляжу, – попросила я маму, когда уже была при полном параде.
В выходной день мне полицейская форма ни к чему. Вместо нее я облачилась в новый красный пуховик с капюшоном и меховой опушкой, теплые джинсы и ботинки, внешне напоминающие мужские. В таких ботинках удобно по снегу бегать и на льду они меньше скользят.
– Отвратительно! – недовольно сморщив нос, безапелляционно высказалась мама.
– Почему? – растерялась я и осмотрела себя в зеркале еще раз.
– Мне не нравится, что ты капюшон на голову накидываешь, а шапочку не носишь. У тебя сквозняк  в волосах гуляет, так можно и менингит схватить.
– Я же на машине, сяду в салон и там его скину.
– Все равно не нравится.
Я нащупала на верней полке красную вязаную шапочку с маленьким козырьком, расправила и натянула ее до самых бровей.
– А так?
– Просто прелесть! Теперь тебе лет двадцать на вид… даже меньше… подросток-хулиганка, – умилилась мама.
– Хорошо, что не десять. Ладно, уговорила,  – засмеялась я, поцеловала ее и открыла дверь.

Натужно покряхтев стартером, автомобиль кое-как завелся. Пока мотор грелся, я понаблюдала за соседкой. Она вывела своего ротвейлера на прогулку, и тот еще непривыкший к морозу прыгал, словно на горячей сковородке, поднимая каждую лапу по очереди, стараясь не касаться голыми подушечками холодного снега. Я мысленно пожалела беднягу. Наконец из печки подул чуть теплый воздух, и я тронулась в путь.

Я быстренько заскочила в свой опорный пункт и нашла адрес Стожковой. Дорога в Борисовку занимает немного времени. Это старая деревня, домов на тридцать, жители ее работают в основном в городе. Она прикреплена к моему участку. Я решила не выезжать на трассу, а проехать по тому маршруту, которым добирался Вихров. Поэтому я сначала добралась до его подъезда, а оттуда уже поехала в деревню. Судя по спидометру, расстояние составляет около полутора километров. Да… упорства Вихрову не занимать. Если бы снег выпал на день раньше, то по этой дороге он вряд ли добрался бы до цели на комнатной инвалидной коляске.
Многое предстоит выяснить. Если бы коляска стояла на дороге с трупом или лежала бы на боку, то было бы все ясно. А тут тело оказалось от нее в двух метрах. Не мог он так далеко вылететь. Может, кто-то «помог»? Ладно, чего думать, приедем – разберемся.
Возле дома Стожковой лежал снег до самого порога, окна были заколочены, а дверь на замке. Я в растерянности, похлопывая себя по бокам словно пингвин, походила взад-вперед вдоль оградки и пошла в соседний дом. Дверь мне открыла сгорбленная старушка и сразу прищурилась от яркого солнечного света.
– Здравствуйте, бабушка. Не подскажете, где Стожкову найти? – обратилась я с вежливой улыбкой.
– В городе у старшей дочери она, а где точно – не знаю. А ты кто?
– Я участковая ваша.
– Врач?! – обрадовалась бабушка и пошире распахнула дверь, надеясь заманить к себе и поговорить о болячках.
– Нет, я из полиции.
– Из полиции? Так ты же ребенок совсем, – не поверила бабуся.
– Мне двадцать пять лет, какой же я ребенок? – обиделась я. – Лучше помогите ее найти.
– А-а... ты выйдешь от меня, пойдешь по дороге в сторону города. По правой стороне будет сине-зеленый забор. Он один такой яркий, не ошибешься. Там Юрка Протасов живет. Его Нинка тебе и скажет, где мать ее.
«Наверное, это Нина Вихрова и есть», – подумала я и через полминуты на машине добралась до нужного забора.
Я засунула подмышку папку и закрыла дверь электронным брелоком. «Хонда» три раза пискнула, бодренько ответив, что все в порядке. Я открыла калитку цвета морской волны и… стоп! Вспомнила! Такая же сине-зеленая отметина имелась на коляске. Я наклонилась, внимательно осмотрела столбики, держащие петли калитки. Как раз примерно на высоте подножника коляски виднелась свежая довольно глубокая царапина. Одно из двух: либо Вихров так разогнался, что с силой врезался в столбик, но, учитывая его пьяное состояние, это маловероятно, либо кто-то посторонний толкал его сзади. На самой калитке с обратной стороны имелись такие же царапины, которые еще не успели потускнеть. Я разгребла снег и увидела четкий след, напоминающий велосипедный. Что же я вчера не догадалась пройтись вдоль деревни и посмотреть? Получается, патрульные сбили меня с толку. Еще и Дима со своими идиотскими шуточками. Доверяй, но проверяй. Выходит, Олег был здесь. А ППСникам хозяева ничего не сказали. Почему? Странно как-то. Я достала из кармана миниатюрный выкидной ножик, отыскала в бардачке полиэтиленовый пакетик и отковыряла от древесины несколько кусочков краски. Надо будет отправить эти образцы на экспертизу.
Из трубы на крыше поднимался кудрявыми завитушками светлый дым. Я не увидела ни одного свежего следа во дворе, значит, хозяева находятся дома и сегодня на улицу не выходили. Да и немудрено – выходной. Хрустя подошвами по свежему снегу, я пробралась к дверям. На заднем дворе послышалось похрюкивание свиньи, ей сразу протяжным мычанием ответила корова. О чем они переговаривались непонятно, наверно обсуждали деревенские сплетни.

– Входи! Чего стучишься?! – пробасил мужской голос из-за двери.
Я потянула за сальную ручку и перешагнула порог. В деревянной избе пахло пирогами, а за кухонным столом сидели двое: женщина лет сорока, маленького роста, худенькая, черноглазая, с темными кудрявыми волосами, а напротив нее, скрестив руки на груди, расположился светловолосый мужчина, чуть помладше Данилова, но выше и покрепче. Он бросил короткий взгляд на папку в моих  руках и нахмурился.
– Я подумал – соседи стучатся. Вам чего надо? – спросил он. Судя по тону, вежливостью и гостеприимством хозяин не отличался.
– Извините за вторжение, я разыскиваю Нину  Аркадьевну  Вихрову.
– Это я – Вихрова! – бойко откликнулась женщина, вытянув шею. – А для чего я вам?
–  Мне бы хотелось задать несколько вопросов по поводу…
– А вы вообще кто будете?! – перебил меня мужчина.
– Я участковая по вашему району – Касаткина Лилия Сергеевна, лейтенант полиции.
Тут мужчина повел себя весьма странно.
– Мы вчера все сказали вашим ментам. Никого у нас не было. Нечего нам надоедать, – он вскочил со стула и, напирая всей тушей, попытался вывести меня за порог.
Я уперлась, схватилась одной рукой за косяк, а другой надавила на его грудь и со всей силы оттолкнула неотесанного деревенского чурбана. Мужчина не ожидал от меня такого сопротивления и отлетел к стене напротив.
– Гражданин Протасов! Либо сядьте на место, либо я сейчас вызову наряд, и вам устроят в отделе отдельный допрос с пристрастием, – властно потребовала я.
– Это мой дом! Захочу – впущу,  захочу – выгоню! – не унимался он.
– Юра! Прекрати! – прикрикнула Нина.
Хозяин, сверля меня недовольным взглядом, сел обратно на стул. Я сняла пуховик, повесила его на вешалку и прошла к столу. Достала из папки листы и принялась заполнять. В натопленной избе было очень жарко, пришлось и шапочку снять.
– Ищут чего-то, вынюхивают, говорили же – мы никого не видели, – гундел опять Протасов. – Лучше бы делом занимались.
– Гражданин, вы курите? Сходите, покурите или поросят покормите. А я вас чуть позже позову, – начала заводиться я. – Не заставляйте меня принимать кардинальные меры!
– Юра! Выйди, пожалуйста! Почему ты так себя ведешь? – крикнула на него Нина.
Тот, не переставая ворчать, нехотя поднялся, надел фуфайку и вышел за дверь. Что-то в сенях стукнуло, и через полминуты я услышала, как скребет лопата по дорожке, ведущей к дому.
– Итак, приступим…  – произнесла я. – Вы наверно уже в курсе, что вчера на краю деревни  нашли тело вашего мужа Олега Вихрова? Рядом стояла его инвалидная коляска.
– О, боже! Нет, первый раз слышу, – растерялась Нина. – Как он сюда попал? Но он бывший муж.
– Вы с ним формально не разведены, значит, официально – муж. Странно, я думала, в деревне буквально через час все узнают о случившемся.
– Я не выходила на улицу вчера, кто бы мне рассказал? А что с ним произошло?
– По предварительной версии гражданин, находясь в сильном алкогольном опьянении, выпал из коляски, заснул и потом замерз.
– Почему Олег здесь очутился и как он вообще сюда добрался? Ничего не понимаю. Он мог бы позвонить.
– Павел Синельников прислал его к вам. Я была у него вчера, он мне так и объяснил.
– Зачем?! – поразилась она.
– Прощения у вас просить и чтобы вернулись к Олегу назад.
– Прощения просить? Для чего? Ведь все закончилось… – Нина разволновалась еще больше, поднялась со стула и стала открывать ящики стола и дверцы шкафов.
– Вы сигареты ищете? – догадалась я.
– Да.
Я достала из сумки нераспечатанную пачку «LM», зажигалку и предложила:
– Курите, я держу у себя на всякий случай.
– Спасибо! – поблагодарила она меня и, жадно вдыхая дым, раскурила сигарету. – Я уж полгода назад бросила, но стоит понервничать, так опять хватаюсь. Павлик послал… Павлик добрый и наивный как ребенок, про таких говорят – ему бы девочкой родиться надо.
– Не знаю как насчет девочки, по-моему, он обычный интеллигентный мужчина, – не согласилась я. –  Беседовала с ним довольно долго и кое-что о том, как вы жили с Олегом, он мне рассказал.
– Что он может знать? Он к нам почти не ходил. Подозреваю, чужих пересудов наслушался.
– Знает. От него мне известно, что вы в больницу попали с травмами.
– И все?!
– Муж вас частенько жестоко поколачивал.
– А вот и нет. Как говорят – лучше спросить у самого человека, чем доверять неизвестно кому, – раздосадовано покачала головой Нина.
– Вот я и приехала к вам во всем разобраться.
– Давайте я расскажу. Мы по молодости с Юрой дружили, но однажды Олег приехал к нам Борисовку на дискотеку с Павликом и пригласил меня на танец. Когда-то здесь клуб был небольшой. Так мы и познакомились, дальше пошли встречи под луной, посиделки у реки… Юрка не хотел уступать, даже дрался с Олегом. Только смысла уже в этом не было, душа моя принадлежала другому. Свадьбу сыграли. Двоих детей родила. Счастливая была – муж непьющий, работящий, ребятишки у нас редко болели. Беда пришла неожиданно. Олег на мальчишник к Петренко пошел, там подшутить решил над друзьями. Хотел постучаться с балкона в соседнее окно, где все сидели. Пошутил. Не удержался и сорвался с пятого этажа. Стал инвалидом…
Мы с ним надеялись до последнего, что можно что-то исправить. Я возила его по больницам, в областном центре три месяца пролежал, но, в конце концов, врачи вынесли вердикт – ничем помочь нельзя. Я переживала за него, в ванне запрусь и реву в полотенце. Поддерживала, как могла. Потом и вовсе смирилась, решила – такова наша с ним судьба. Жили, работали. Я в магазине продавцом  на полторы ставки, он дома обувь чинил. На жизнь нам хватало, подумывали автомобиль купить с ручным управлением. Старший сын в школу пошел, учился хорошо. Олег не хотел быть обузой, помогал мне во всем. Заедет на кухню, нож отберет и сам картошку чистит. Даже пылесосить наловчился. Трубу удлинил, а пылесос на коленях держал и по ковру туда-сюда щеткой…
Нина замолчала и несколько раз затянулась сигаретой.
–  Когда перелом в отношениях произошел у нас, даже не поняла сначала. Ни с того ни с сего возникли вспышки ревности. Выпьет с мужиками во дворе, придет домой и начинает – ты с грузчиками спишь да с шоферами. Я ему клялась и божилась: одного тебя люблю и не надо мне никого. Мне хватало того, что он мог приласкать, прижать к себе…
Нина прервала рассказ, поскольку из комнаты выбежала девочка лет восьми и принялась дергать мать за руку.
– Мама, а можно я гулять пойду? – спросила она.
– Иди, иди, только шарф и варежки пуховые надень.
Девочка убежала одеваться, а Нина некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.
– Как-то раз Олег предложил с Павликом переспать. Мне тогда так смешно стало. Всерьез не воспринимала его ревность. Думала – перебесится, поверит, что я ему верна. Он пьяный руки попробовал один раз распустить, но не получилось. Я маленькая ростом и верткая как юла, разверну коляску или на диван запрыгну, а он бесится, катается на ней взад-вперед и ничего сделать не может. Олег нашел выход из положения: подобрал палку во дворе, привез ее домой и хотел меня отлупить. Я вырвала эту дубинку из рук, замахнулась и предупредила – еще раз так сделает, получит промеж глаз. После этого он больше никогда ко мне не лез. Так что тут Павлик не прав, постоять я за себя всегда могла.
Нина замолчала, а я не торопила ее.
– Мама, я пошла, – сообщила у дверей уже одетая дочка.
– Иди! Вот егоза! – ответила Вихрова и продолжила свой рассказ. – С какого-то времени к нему все реже и реже обращались, количество заказов уменьшилось. Люди начали жить лучше и старую обувь чаще выкидывали, чем ремонтировали. Если вдруг появлялся клиент, Олег отремонтирует ему обувь и на заработанные деньги тут же водку покупает, для семьи ничего не давал. Напьется, уставится на меня красными глазами и бубнит: «Шлюха ты да бл… подзаборная». Я все терпела, стиснув зубы. Потом предложила ему попробовать в Интернете деньги зарабатывать. Хотела отвлечь от пьянства. Вон старший сын целыми днями за компьютером сидит, за уши его не оттащишь. Но ничего у меня не вышло.
Нина потянулась за следующей сигаретой. Слава богу, изба просторная, табачный дым рассеивался в пространстве и меня не раздражал.
– …уговаривала его закодироваться, но если человек сам не желает, смысла тогда нет. С какого-то момента я поняла, что не могу видеть его рядом и перешла спать на кровать дочери. Олег меня окончательно возненавидел, и мы превратились в двух зверей, готовых в любую минуту вцепиться друг другу в глотку. Я не выдержала и в один прекрасный момент, услышав очередное «шлюха», сорвалась и стала кричать: «Я ненавижу тебя, чтоб ты сдох!». Он схватил хрустальную вазу со стола и кинул со всего размаху в меня, я успела пригнуться, но она в дверь попала и разлетелась, а все осколки отпружинили и в спину вошли… потом больница… два месяца только на животе спать могла. Вылечили, выписалась и вернулась в Борисовку, в отчий дом. Юра все эти годы не был женат, встретил меня случайно на улице, а когда разговорились, предложил к нему переехать. Он хороший человек. Дети мои хоть и не очень нравятся ему, но виду не показывает. Вот такая жизнь у нас с Олегом и была…
Обычная банальная история, подумала я. Единственное отличие от других: женщина нашла в себе силы признаться, что тащить крест на плечах ей оказалось не под силу.
– А почему вы не ушли к матери, как только он начал вас оскорблять? Возможно, это его бы отрезвило, – спросила я.
– Хотела, но мать и сестры накинулись на меня: «Ты что?! Его надо жалеть! Бабья доля такая…». Вот именно, что бабья. У нас в магазине Зина Зайцева работала. Она нечаянно упала под перрон в тот момент, когда поезд проходил мимо. Осталась без ног. Так муж ушел от нее в тот же час, как ему сообщили трагическую новость. Даже в больницу не приехал. Видите ли, мужикам неприятно на женщин без ног смотреть. Это им можно сбегать от трудностей, а нам нельзя.
– У меня последний вопрос к вам, если не захотите, можете не отвечать. Допустим, Олег пришел бы к вам, попросил прощения и уговаривал вернуться к нему, что бы  вы ему сказали?
Я думала, что она ответит сразу, но Нина молчала и словно ушла глубоко в себя, разматывая в душе клубок противоречий. Наконец, она произнесла:
– Я бы предложила ему бросить пить, а там видно будет.
– Ясно. Нина Аркадьевна, прочитайте и распишитесь в протоколе, – попросила я.
Она взяла лист, посмотрела и удивленно подняла глаза на меня.
– Так тут всего две строчки: «…с мужем Вихровым О.А. отношения не поддерживала и не встречалась. 25 октября находилась в доме по адресу… откуда не выходила до 26 октября». А я столько рассказывала…
– Вашу семейную историю я записала на диктофон, а протокол это всего лишь протокол, – ответила я и стала собираться.
– А с Юрой вы не будете разговаривать?
– На улице побеседую. Как его отчество?
– Иванович.
Я попрощалась с Ниной. Она стояла рядом: маленькая, хрупкая с узенькими плечами, в серенькой кофточке, а под ней на спине прятались шрамы… от креста…
Протасов продолжал старательно скрести дорожку. Я остановилась рядом, понаблюдала за ним и с усмешкой бросила:
– Хорошо следы отскребли? А то от коляски глубокие отметины могут остаться.
Протасов остановился, метнул в меня недовольный взгляд и ответил:
– Что за следы от коляски? Тут один снег.
– Погода в ночь с пятницы на субботу сначала была теплой, значит, следы от протектора хорошенько отпечатались в грязи. Юрий Иванович, я вам сразу скажу – в полиции не дураки работают. Хоть заскребитесь, но я знаю точно: вы разговаривали с Вихровым прямо на этой дорожке.
– А вы видели? Нет? Ни с кем я не разговаривал. Я спал ночью.
– А откуда тогда вы знаете, что он приезжал именно ночью, а не под утро или поздно вечером?
Неожиданный вопрос застал Протасова врасплох.
– Ну… вечером мы ничего не слышали…
– Давайте отойдем подальше, мне не хочется, чтобы наш разговор услышала Нина, – предложила я.
Мы дошли до машины, я открыла дверь и положила папку с сумочкой на сиденье. Морозец все крепчал, и руки быстро замерзли. Я пошарила в карманах пуховика и надела кроличьи вязаные варежки.
– Не хотите признаться? – спросила я прямо.
– В чем?
– В том, что выбросили Олега возле дороги. Благодаря вам он замерз и скончался.
Протасов злобно сверкнул глазами, ему так хотелось, чтобы я от него отвязалась, но он не знал, как это сделать. Была бы его воля, он точно бы прихлопнул меня своей широкой деревянной лопатой, словно надоедливого комара.
– Вы что, русского языка не понимаете?! Я его вообще не видел, – в привычной для себя манере ответил он.
Мне надоело смотреть на его туповатое лицо и слушать жалкие отговорки, и я решила перейти в наступление.
– Я не знаю, Юрий Иванович, что вы собой представляете. Может, Нина и считает вас хорошим, даже прекрасным человеком, но судя по тому, как вы грубо выталкивали меня из своего дома, вы им не являетесь. Давайте так. Вы мне рассказываете все, что произошло вчера. Если честно признаетесь, то даю вам слово офицера, что подумаю, чем вам помочь и постараюсь переквалифицировать преступление в менее тяжкое. Хотя вы этого не заслуживаете. Если откажетесь, то, как бы вы там ни скребли во дворе, у меня найдутся все доказательства вашей вины. На коляске остались частицы краски с вашего забора.
– Ну и что с того? Значит, он где-то наехал на мой забор, а я виноват в его смерти?
– Юрий Иванович, дурака не надо включать. Я даже то место нашла, откуда она содрана. Если не хватит этой улики, я еще накопаю. Поверьте, я дотошная – все найду. Наследили кругом, ни о чем не подумали. Обещаю – завтра утром вы уже будете арестованы. Лет семь потом придется махать лопатой на Крайнем Севере. Зима там долгая да и снега побольше.
Протасов сразу изменился в лице, сглотнул слюну, облизал губы и, выдержав паузу, тихо спросил:
– А какая статья менее тяжкая?
– Все понятно – уже торгуетесь. Ну что, будем признаваться?
Протасов нервно затоптался на месте. Я задрала рукав пуховика, подставила часы ему под нос и показала на секундную стрелку.
– Даю вам одну минуту и потом вызываю экспертов.

Юрий Иванович как загипнотизированный смотрел на часы, а стрелка неумолимо двигалась. Пятьдесят  восемь секунд… пятьдесят  девять…
– У вас часы мужские, – произнес он.
– Это что-то меняет? – удивилась я.
– Да… то есть нет… сознаюсь… в общем это я сделал…  думал он очнется и заползет на свою коляску.  Не знал я, что к утру мороз ударит. Дурацкая случайность. Так нелепо получилось…
– Давайте подробно и с самого начала.
Юрий Иванович отвернулся в сторону и затараторил:
– Вихров приехал на своей тележке где-то в полвторого ночи. У нас на калитке замка нет, он свободно проехал во двор и закричал: «Нина! Нина!». Я сразу поднялся с кровати. Нина крепко спала и ничего не слышала. Я открыл форточку и цыкнул: «Тихо! Не ори – всех разбудишь, я сейчас выйду». В ту ночь было тепло, я шибко не одевался – накинул фуфайку на голое тело и вышел.  Жутко пьяный Вихров, еле ворочавший языком, принялся меня упрашивать, чтобы я разрешил ему поговорить с Ниной. А на меня такая злость напала, всю жизнь его ненавидел – увел ведь Нину у меня когда-то. Я ему отказал и послал подальше: «Вали отсюда на фиг и больше здесь никогда не появляйся». Он еще что-то бубнил нечленораздельное, я не стал его слушать, схватил коляску за ручки и повез в сторону выезда из Борисовки. Олег тем временем отрубился. На окраине деревни я приподнял поручни и выкинул его возле дороги. Снегопада еще не было, так маленькие редкие снежинки кружились. Утром ко мне полиция нагрянула, я увидел сколько вокруг снега намело и сразу все понял. Вот так.
– Это все?
– Все.
– Вывалили из коляски живого беспомощного человека на снег, словно помои из тачки, и спокойно отправились спать. Утром к вам пришли полицейские, а вы сказали, что ничего не знаете. Вы меня поражаете! Вас ничто не мучает, не скребут кошки в душе? В ту ночь хорошо спали? – возмутилась я и посмотрела ему прямо в глаза.
Протасов, понурив голову, молчал, а я раздумывала, что делать дальше. Можно арестовать его прямо сейчас. Диктофон, лежащий в кармане, я незаметно включила заранее, теперь признание записано, осталось сделать анализ краски и отлить слепки следов обуви Протасова возле места трагедии. Почистить землю от снега, наверняка они там обнаружатся.
– Но Вихров нехороший человек, он Нину чуть не искалечил, – произнес Протасов неестественным для  него тусклым голосом, не поднимая лица.
– Пытаетесь оправдаться или считаете, что поступили правильно? Вы понимаете, что фактически являетесь убийцей? – высказалась я резким тоном.
Он ничего не ответил, а я продолжала размышлять, как действовать. Если его посадят в тюрьму, будет ли от этого какая-то польза? С другой стороны люди, совершившие преступление, все равно должны отвечать перед законом. Я решила вопрос по-своему.
– Я не стану возбуждать против вас дело, но при двух условиях.
– Каких? – встряхнулся он и в глазах появились проблески надежды.
– Первое – похороните Олега Вихрова по-человечески, как полагается, а то у него нет здесь родных. Его тело находится в первом городском морге. Это самое простое. А второе – вы расскажете Нине всю правду.
– Я не смогу, – растерялся Протасов, и искорки в глазах исчезли. – Вдруг она не так все поймет?
– Придется. Я обязательно проверю. Жаль, совести у вас совсем нет или она слишком крепко спит. Буду надеяться, что когда-нибудь проснется. Потому оставлю вас в покое… и еще мне хочется, чтобы мы с вами никогда больше не встречались.
Я забралась в свою «Хонду», завела двигатель и уехала. В зеркале заднего вида отражалась только снежная пыль, не видно – стоял ли на дороге Юрий Иванович или уже ушел. О случившемся я никому не заикнулась: ни Данилову, ни девчонкам из опорного, ни маме. До сих пор не понимаю, почему я так поступила? Если кого и пожалела, то не Юрия Ивановича. Признался он Нине во всем или нет, мне неизвестно. Через пару месяцев я проезжала мимо Лермонтова 6, свет в квартире Вихровых горел, но кто там находился – не знаю. А расследование оказалось совсем простым.

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 3

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 1.2

Утром после завтрака я решила долго не рассиживаться у компьютера, а сразу отправиться в деревню доделывать вчерашние дела. Солнце давно поднялось, снег за окном отсвечивал искристым сиянием, от которого на улице наверняка будет слепить глаза.
– Ты куда собралась? Выходной ведь, – спросила мама, увидев, как я складываю папку в сумку и распихиваю по карманам разные мелочи.
– Разбираться с трупом в Борисовку поеду. Родственников искать.
– А завтра разве нельзя? Хоть один денек нормально отдохни, книжки почитай, телевизор посмотри, – по доброте душевной предложила мама.
– Можно завтра, и послезавтра можно, через полгода тоже можно. Ничего страшного – в камере хранения морга пусть полежит… лет десять,  – ответила я с иронией, застегивая молнию на пуховике.
– Так бы и сказала, что срочно. Но, Лиля, ты же без оружия.
– Лучшее оружие участкового – его папка, – вспомнила я шутку Данилова.
Мне не раз коллеги делали замечание, что я становлюсь самоуверенной. Это рискованно, но пока мне везет.
– Лиля, я буду звонить каждый час. Если не ответишь – сразу 02 наберу.
– Давай каждые три, я не всегда могу взять телефон.
Не хватало еще доставать дежурных звонками.
– Ладно, через три часа звякну.
– Скажи, как я выгляжу, – попросила я маму, когда уже была при полном параде.
В выходной день мне полицейская форма ни к чему. Вместо нее я облачилась в новый красный пуховик с капюшоном и меховой опушкой, теплые джинсы и ботинки, внешне напоминающие мужские. В таких ботинках удобно по снегу бегать и на льду они меньше скользят.
– Отвратительно! – недовольно сморщив нос, безапелляционно высказалась мама.
– Почему? – растерялась я и осмотрела себя в зеркале еще раз.
– Мне не нравится, что ты капюшон на голову накидываешь, а шапочку не носишь. У тебя сквозняк  в волосах гуляет, так можно и менингит схватить.
– Я же на машине, сяду в салон и там его скину.
– Все равно не нравится.
Я нащупала на верней полке красную вязаную шапочку с маленьким козырьком, расправила и натянула ее до самых бровей.
– А так?
– Просто прелесть! Теперь тебе лет двадцать на вид… даже меньше… подросток-хулиганка, – умилилась мама.
– Хорошо, что не десять. Ладно, уговорила,  – засмеялась я, поцеловала ее и открыла дверь.

Натужно покряхтев стартером, автомобиль кое-как завелся. Пока мотор грелся, я понаблюдала за соседкой. Она вывела своего ротвейлера на прогулку, и тот еще непривыкший к морозу прыгал, словно на горячей сковородке, поднимая каждую лапу по очереди, стараясь не касаться голыми подушечками холодного снега. Я мысленно пожалела беднягу. Наконец из печки подул чуть теплый воздух, и я тронулась в путь.

Я быстренько заскочила в свой опорный пункт и нашла адрес Стожковой. Дорога в Борисовку занимает немного времени. Это старая деревня, домов на тридцать, жители ее работают в основном в городе. Она прикреплена к моему участку. Я решила не выезжать на трассу, а проехать по тому маршруту, которым добирался Вихров. Поэтому я сначала добралась до его подъезда, а оттуда уже поехала в деревню. Судя по спидометру, расстояние составляет около полутора километров. Да… упорства Вихрову не занимать. Если бы снег выпал на день раньше, то по этой дороге он вряд ли добрался бы до цели на комнатной инвалидной коляске.
Многое предстоит выяснить. Если бы коляска стояла на дороге с трупом или лежала бы на боку, то было бы все ясно. А тут тело оказалось от нее в двух метрах. Не мог он так далеко вылететь. Может, кто-то «помог»? Ладно, чего думать, приедем – разберемся.
Возле дома Стожковой лежал снег до самого порога, окна были заколочены, а дверь на замке. Я в растерянности, похлопывая себя по бокам словно пингвин, походила взад-вперед вдоль оградки и пошла в соседний дом. Дверь мне открыла сгорбленная старушка и сразу прищурилась от яркого солнечного света.
– Здравствуйте, бабушка. Не подскажете, где Стожкову найти? – обратилась я с вежливой улыбкой.
– В городе у старшей дочери она, а где точно – не знаю. А ты кто?
– Я участковая ваша.
– Врач?! – обрадовалась бабушка и пошире распахнула дверь, надеясь заманить к себе и поговорить о болячках.
– Нет, я из полиции.
– Из полиции? Так ты же ребенок совсем, – не поверила бабуся.
– Мне двадцать пять лет, какой же я ребенок? – обиделась я. – Лучше помогите ее найти.
– А-а... ты выйдешь от меня, пойдешь по дороге в сторону города. По правой стороне будет сине-зеленый забор. Он один такой яркий, не ошибешься. Там Юрка Протасов живет. Его Нинка тебе и скажет, где мать ее.
«Наверное, это Нина Вихрова и есть», – подумала я и через полминуты на машине добралась до нужного забора.
Я засунула подмышку папку и закрыла дверь электронным брелоком. «Хонда» три раза пискнула, бодренько ответив, что все в порядке. Я открыла калитку цвета морской волны и… стоп! Вспомнила! Такая же сине-зеленая отметина имелась на коляске. Я наклонилась, внимательно осмотрела столбики, держащие петли калитки. Как раз примерно на высоте подножника коляски виднелась свежая довольно глубокая царапина. Одно из двух: либо Вихров так разогнался, что с силой врезался в столбик, но, учитывая его пьяное состояние, это маловероятно, либо кто-то посторонний толкал его сзади. На самой калитке с обратной стороны имелись такие же царапины, которые еще не успели потускнеть. Я разгребла снег и увидела четкий след, напоминающий велосипедный. Что же я вчера не догадалась пройтись вдоль деревни и посмотреть? Получается, патрульные сбили меня с толку. Еще и Дима со своими идиотскими шуточками. Доверяй, но проверяй. Выходит, Олег был здесь. А ППСникам хозяева ничего не сказали. Почему? Странно как-то. Я достала из кармана миниатюрный выкидной ножик, отыскала в бардачке полиэтиленовый пакетик и отковыряла от древесины несколько кусочков краски. Надо будет отправить эти образцы на экспертизу.
Из трубы на крыше поднимался кудрявыми завитушками светлый дым. Я не увидела ни одного свежего следа во дворе, значит, хозяева находятся дома и сегодня на улицу не выходили. Да и немудрено – выходной. Хрустя подошвами по свежему снегу, я пробралась к дверям. На заднем дворе послышалось похрюкивание свиньи, ей сразу протяжным мычанием ответила корова. О чем они переговаривались непонятно, наверно обсуждали деревенские сплетни.

– Входи! Чего стучишься?! – пробасил мужской голос из-за двери.
Я потянула за сальную ручку и перешагнула порог. В деревянной избе пахло пирогами, а за кухонным столом сидели двое: женщина лет сорока, маленького роста, худенькая, черноглазая, с темными кудрявыми волосами, а напротив нее, скрестив руки на груди, расположился светловолосый мужчина, чуть помладше Данилова, но выше и покрепче. Он бросил короткий взгляд на папку в моих  руках и нахмурился.
– Я подумал – соседи стучатся. Вам чего надо? – спросил он. Судя по тону, вежливостью и гостеприимством хозяин не отличался.
– Извините за вторжение, я разыскиваю Нину  Аркадьевну  Вихрову.
– Это я – Вихрова! – бойко откликнулась женщина, вытянув шею. – А для чего я вам?
–  Мне бы хотелось задать несколько вопросов по поводу…
– А вы вообще кто будете?! – перебил меня мужчина.
– Я участковая по вашему району – Касаткина Лилия Сергеевна, лейтенант полиции.
Тут мужчина повел себя весьма странно.
– Мы вчера все сказали вашим ментам. Никого у нас не было. Нечего нам надоедать, – он вскочил со стула и, напирая всей тушей, попытался вывести меня за порог.
Я уперлась, схватилась одной рукой за косяк, а другой надавила на его грудь и со всей силы оттолкнула неотесанного деревенского чурбана. Мужчина не ожидал от меня такого сопротивления и отлетел к стене напротив.
– Гражданин Протасов! Либо сядьте на место, либо я сейчас вызову наряд, и вам устроят в отделе отдельный допрос с пристрастием, – властно потребовала я.
– Это мой дом! Захочу – впущу,  захочу – выгоню! – не унимался он.
– Юра! Прекрати! – прикрикнула Нина.
Хозяин, сверля меня недовольным взглядом, сел обратно на стул. Я сняла пуховик, повесила его на вешалку и прошла к столу. Достала из папки листы и принялась заполнять. В натопленной избе было очень жарко, пришлось и шапочку снять.
– Ищут чего-то, вынюхивают, говорили же – мы никого не видели, – гундел опять Протасов. – Лучше бы делом занимались.
– Гражданин, вы курите? Сходите, покурите или поросят покормите. А я вас чуть позже позову, – начала заводиться я. – Не заставляйте меня принимать кардинальные меры!
– Юра! Выйди, пожалуйста! Почему ты так себя ведешь? – крикнула на него Нина.
Тот, не переставая ворчать, нехотя поднялся, надел фуфайку и вышел за дверь. Что-то в сенях стукнуло, и через полминуты я услышала, как скребет лопата по дорожке, ведущей к дому.
– Итак, приступим…  – произнесла я. – Вы наверно уже в курсе, что вчера на краю деревни  нашли тело вашего мужа Олега Вихрова? Рядом стояла его инвалидная коляска.
– О, боже! Нет, первый раз слышу, – растерялась Нина. – Как он сюда попал? Но он бывший муж.
– Вы с ним формально не разведены, значит, официально – муж. Странно, я думала, в деревне буквально через час все узнают о случившемся.
– Я не выходила на улицу вчера, кто бы мне рассказал? А что с ним произошло?
– По предварительной версии гражданин, находясь в сильном алкогольном опьянении, выпал из коляски, заснул и потом замерз.
– Почему Олег здесь очутился и как он вообще сюда добрался? Ничего не понимаю. Он мог бы позвонить.
– Павел Синельников прислал его к вам. Я была у него вчера, он мне так и объяснил.
– Зачем?! – поразилась она.
– Прощения у вас просить и чтобы вернулись к Олегу назад.
– Прощения просить? Для чего? Ведь все закончилось… – Нина разволновалась еще больше, поднялась со стула и стала открывать ящики стола и дверцы шкафов.
– Вы сигареты ищете? – догадалась я.
– Да.
Я достала из сумки нераспечатанную пачку «LM», зажигалку и предложила:
– Курите, я держу у себя на всякий случай.
– Спасибо! – поблагодарила она меня и, жадно вдыхая дым, раскурила сигарету. – Я уж полгода назад бросила, но стоит понервничать, так опять хватаюсь. Павлик послал… Павлик добрый и наивный как ребенок, про таких говорят – ему бы девочкой родиться надо.
– Не знаю как насчет девочки, по-моему, он обычный интеллигентный мужчина, – не согласилась я. –  Беседовала с ним довольно долго и кое-что о том, как вы жили с Олегом, он мне рассказал.
– Что он может знать? Он к нам почти не ходил. Подозреваю, чужих пересудов наслушался.
– Знает. От него мне известно, что вы в больницу попали с травмами.
– И все?!
– Муж вас частенько жестоко поколачивал.
– А вот и нет. Как говорят – лучше спросить у самого человека, чем доверять неизвестно кому, – раздосадовано покачала головой Нина.
– Вот я и приехала к вам во всем разобраться.
– Давайте я расскажу. Мы по молодости с Юрой дружили, но однажды Олег приехал к нам Борисовку на дискотеку с Павликом и пригласил меня на танец. Когда-то здесь клуб был небольшой. Так мы и познакомились, дальше пошли встречи под луной, посиделки у реки… Юрка не хотел уступать, даже дрался с Олегом. Только смысла уже в этом не было, душа моя принадлежала другому. Свадьбу сыграли. Двоих детей родила. Счастливая была – муж непьющий, работящий, ребятишки у нас редко болели. Беда пришла неожиданно. Олег на мальчишник к Петренко пошел, там подшутить решил над друзьями. Хотел постучаться с балкона в соседнее окно, где все сидели. Пошутил. Не удержался и сорвался с пятого этажа. Стал инвалидом…
Мы с ним надеялись до последнего, что можно что-то исправить. Я возила его по больницам, в областном центре три месяца пролежал, но, в конце концов, врачи вынесли вердикт – ничем помочь нельзя. Я переживала за него, в ванне запрусь и реву в полотенце. Поддерживала, как могла. Потом и вовсе смирилась, решила – такова наша с ним судьба. Жили, работали. Я в магазине продавцом  на полторы ставки, он дома обувь чинил. На жизнь нам хватало, подумывали автомобиль купить с ручным управлением. Старший сын в школу пошел, учился хорошо. Олег не хотел быть обузой, помогал мне во всем. Заедет на кухню, нож отберет и сам картошку чистит. Даже пылесосить наловчился. Трубу удлинил, а пылесос на коленях держал и по ковру туда-сюда щеткой…
Нина замолчала и несколько раз затянулась сигаретой.
–  Когда перелом в отношениях произошел у нас, даже не поняла сначала. Ни с того ни с сего возникли вспышки ревности. Выпьет с мужиками во дворе, придет домой и начинает – ты с грузчиками спишь да с шоферами. Я ему клялась и божилась: одного тебя люблю и не надо мне никого. Мне хватало того, что он мог приласкать, прижать к себе…
Нина прервала рассказ, поскольку из комнаты выбежала девочка лет восьми и принялась дергать мать за руку.
– Мама, а можно я гулять пойду? – спросила она.
– Иди, иди, только шарф и варежки пуховые надень.
Девочка убежала одеваться, а Нина некоторое время помолчала, собираясь с мыслями.
– Как-то раз Олег предложил с Павликом переспать. Мне тогда так смешно стало. Всерьез не воспринимала его ревность. Думала – перебесится, поверит, что я ему верна. Он пьяный руки попробовал один раз распустить, но не получилось. Я маленькая ростом и верткая как юла, разверну коляску или на диван запрыгну, а он бесится, катается на ней взад-вперед и ничего сделать не может. Олег нашел выход из положения: подобрал палку во дворе, привез ее домой и хотел меня отлупить. Я вырвала эту дубинку из рук, замахнулась и предупредила – еще раз так сделает, получит промеж глаз. После этого он больше никогда ко мне не лез. Так что тут Павлик не прав, постоять я за себя всегда могла.
Нина замолчала, а я не торопила ее.
– Мама, я пошла, – сообщила у дверей уже одетая дочка.
– Иди! Вот егоза! – ответила Вихрова и продолжила свой рассказ. – С какого-то времени к нему все реже и реже обращались, количество заказов уменьшилось. Люди начали жить лучше и старую обувь чаще выкидывали, чем ремонтировали. Если вдруг появлялся клиент, Олег отремонтирует ему обувь и на заработанные деньги тут же водку покупает, для семьи ничего не давал. Напьется, уставится на меня красными глазами и бубнит: «Шлюха ты да бл… подзаборная». Я все терпела, стиснув зубы. Потом предложила ему попробовать в Интернете деньги зарабатывать. Хотела отвлечь от пьянства. Вон старший сын целыми днями за компьютером сидит, за уши его не оттащишь. Но ничего у меня не вышло.
Нина потянулась за следующей сигаретой. Слава богу, изба просторная, табачный дым рассеивался в пространстве и меня не раздражал.
– …уговаривала его закодироваться, но если человек сам не желает, смысла тогда нет. С какого-то момента я поняла, что не могу видеть его рядом и перешла спать на кровать дочери. Олег меня окончательно возненавидел, и мы превратились в двух зверей, готовых в любую минуту вцепиться друг другу в глотку. Я не выдержала и в один прекрасный момент, услышав очередное «шлюха», сорвалась и стала кричать: «Я ненавижу тебя, чтоб ты сдох!». Он схватил хрустальную вазу со стола и кинул со всего размаху в меня, я успела пригнуться, но она в дверь попала и разлетелась, а все осколки отпружинили и в спину вошли… потом больница… два месяца только на животе спать могла. Вылечили, выписалась и вернулась в Борисовку, в отчий дом. Юра все эти годы не был женат, встретил меня случайно на улице, а когда разговорились, предложил к нему переехать. Он хороший человек. Дети мои хоть и не очень нравятся ему, но виду не показывает. Вот такая жизнь у нас с Олегом и была…
Обычная банальная история, подумала я. Единственное отличие от других: женщина нашла в себе силы признаться, что тащить крест на плечах ей оказалось не под силу.
– А почему вы не ушли к матери, как только он начал вас оскорблять? Возможно, это его бы отрезвило, – спросила я.
– Хотела, но мать и сестры накинулись на меня: «Ты что?! Его надо жалеть! Бабья доля такая…». Вот именно, что бабья. У нас в магазине Зина Зайцева работала. Она нечаянно упала под перрон в тот момент, когда поезд проходил мимо. Осталась без ног. Так муж ушел от нее в тот же час, как ему сообщили трагическую новость. Даже в больницу не приехал. Видите ли, мужикам неприятно на женщин без ног смотреть. Это им можно сбегать от трудностей, а нам нельзя.
– У меня последний вопрос к вам, если не захотите, можете не отвечать. Допустим, Олег пришел бы к вам, попросил прощения и уговаривал вернуться к нему, что бы  вы ему сказали?
Я думала, что она ответит сразу, но Нина молчала и словно ушла глубоко в себя, разматывая в душе клубок противоречий. Наконец, она произнесла:
– Я бы предложила ему бросить пить, а там видно будет.
– Ясно. Нина Аркадьевна, прочитайте и распишитесь в протоколе, – попросила я.
Она взяла лист, посмотрела и удивленно подняла глаза на меня.
– Так тут всего две строчки: «…с мужем Вихровым О.А. отношения не поддерживала и не встречалась. 25 октября находилась в доме по адресу… откуда не выходила до 26 октября». А я столько рассказывала…
– Вашу семейную историю я записала на диктофон, а протокол это всего лишь протокол, – ответила я и стала собираться.
– А с Юрой вы не будете разговаривать?
– На улице побеседую. Как его отчество?
– Иванович.
Я попрощалась с Ниной. Она стояла рядом: маленькая, хрупкая с узенькими плечами, в серенькой кофточке, а под ней на спине прятались шрамы… от креста…
Протасов продолжал старательно скрести дорожку. Я остановилась рядом, понаблюдала за ним и с усмешкой бросила:
– Хорошо следы отскребли? А то от коляски глубокие отметины могут остаться.
Протасов остановился, метнул в меня недовольный взгляд и ответил:
– Что за следы от коляски? Тут один снег.
– Погода в ночь с пятницы на субботу сначала была теплой, значит, следы от протектора хорошенько отпечатались в грязи. Юрий Иванович, я вам сразу скажу – в полиции не дураки работают. Хоть заскребитесь, но я знаю точно: вы разговаривали с Вихровым прямо на этой дорожке.
– А вы видели? Нет? Ни с кем я не разговаривал. Я спал ночью.
– А откуда тогда вы знаете, что он приезжал именно ночью, а не под утро или поздно вечером?
Неожиданный вопрос застал Протасова врасплох.
– Ну… вечером мы ничего не слышали…
– Давайте отойдем подальше, мне не хочется, чтобы наш разговор услышала Нина, – предложила я.
Мы дошли до машины, я открыла дверь и положила папку на сиденье. Морозец все крепчал, и руки быстро замерзли. Я пошарила в карманах пуховика и надела кроличьи вязаные варежки.
– Не хотите признаться? – спросила я прямо.
– В чем?
– В том, что выбросили Олега возле дороги. Благодаря вам он замерз и скончался.
Протасов злобно сверкнул глазами, ему так хотелось, чтобы я от него отвязалась, но он не знал, как это сделать. Была бы его воля, он точно бы прихлопнул меня своей широкой деревянной лопатой, словно надоедливого комара.
– Вы что, русского языка не понимаете?! Я его вообще не видел, – в привычной для себя манере ответил он.
Мне надоело смотреть на его туповатое лицо и слушать жалкие отговорки, и я решила перейти в наступление.
– Я не знаю, Юрий Иванович, что вы собой представляете. Может, Нина и считает вас хорошим, даже прекрасным человеком, но судя по тому, как вы грубо выталкивали меня из своего дома, вы им не являетесь. Давайте так. Вы мне рассказываете все, что произошло вчера. Если честно признаетесь, то даю вам слово офицера, что подумаю, чем вам помочь и постараюсь переквалифицировать преступление в менее тяжкое. Хотя вы этого не заслуживаете. Если откажетесь, то, как бы вы там ни скребли во дворе, у меня найдутся все доказательства вашей вины. На коляске остались частицы краски с вашего забора.
– Ну и что с того? Значит, он где-то наехал на мой забор, а я виноват в его смерти?
– Юрий Иванович, дурака не надо включать. Я даже то место нашла, откуда она содрана. Если не хватит этой улики, я еще накопаю. Поверьте, я дотошная – все найду. Наследили кругом, ни о чем не подумали. Обещаю – завтра утром вы уже будете арестованы. Лет семь потом придется махать лопатой на Крайнем Севере. Зима там долгая да и снега побольше.
Протасов сразу изменился в лице, сглотнул слюну, облизал губы и, выдержав паузу, тихо спросил:
– А какая статья менее тяжкая?
– Все понятно – уже торгуетесь. Ну что, будем признаваться?
Протасов нервно затоптался на месте. Я задрала рукав пуховика, подставила часы ему под нос и показала на секундную стрелку.
– Даю вам одну минуту и потом вызываю экспертов.

Юрий Иванович как загипнотизированный смотрел на часы, а стрелка неумолимо двигалась. Пятьдесят  восемь секунд… пятьдесят  девять…
– У вас часы мужские, – произнес он.
– Это что-то меняет? – удивилась я.
– Да… то есть нет… сознаюсь… в общем это я сделал…  думал он очнется и заползет на свою коляску.  Не знал я, что к утру мороз ударит. Дурацкая случайность. Так нелепо получилось…
– Давайте подробно и с самого начала.
Юрий Иванович отвернулся в сторону и затараторил:
– Вихров приехал на своей тележке где-то в полвторого ночи. У нас на калитке замка нет, он свободно проехал во двор и закричал: «Нина! Нина!». Я сразу поднялся с кровати. Нина крепко спала и ничего не слышала. Я открыл форточку и цыкнул: «Тихо! Не ори – всех разбудишь, я сейчас выйду». В ту ночь было тепло, я шибко не одевался – накинул фуфайку на голое тело и вышел.  Жутко пьяный Вихров, еле ворочавший языком, принялся меня упрашивать, чтобы я разрешил ему поговорить с Ниной. А на меня такая злость напала, всю жизнь его ненавидел – увел ведь Нину у меня когда-то. Я ему отказал и послал подальше: «Вали отсюда на фиг и больше здесь никогда не появляйся». Он еще что-то бубнил нечленораздельное, я не стал его слушать, схватил коляску за ручки и повез в сторону выезда из Борисовки. Олег тем временем отрубился. На окраине деревни я приподнял поручни и выкинул его возле дороги. Снегопада еще не было, так маленькие редкие снежинки кружились. Утром ко мне полиция нагрянула, я увидел сколько вокруг снега намело и сразу все понял. Вот так.
– Это все?
– Все.
– Вывалили из коляски живого беспомощного человека на снег, словно помои из тачки, и спокойно отправились спать. Утром к вам пришли полицейские, а вы сказали, что ничего не знаете. Вы меня поражаете! Вас ничто не мучает, не скребут кошки в душе? В ту ночь хорошо спали? – возмутилась я и посмотрела ему прямо в глаза.
Протасов, понурив голову, молчал, а я раздумывала, что делать дальше. Можно арестовать его прямо сейчас. Диктофон, лежащий в кармане, я незаметно включила заранее, теперь признание записано, осталось сделать анализ краски и отлить слепки следов обуви Протасова возле места трагедии. Почистить землю от снега, наверняка они там обнаружатся.
– Но Вихров нехороший человек, он Нину чуть не искалечил, – произнес Протасов неестественным для  него тусклым голосом, не поднимая лица.
– Пытаетесь оправдаться или считаете, что поступили правильно? Вы понимаете, что фактически являетесь убийцей? – высказалась я резким тоном.
Он ничего не ответил, а я продолжала размышлять, как действовать. Если его посадят в тюрьму, будет ли от этого какая-то польза? С другой стороны люди, совершившие преступление, все равно должны отвечать перед законом. Я решила вопрос по-своему.
– Я не стану возбуждать против вас дело, но при двух условиях.
– Каких? – встряхнулся он и в глазах появились проблески надежды.
– Первое – похороните Олега Вихрова по-человечески, как полагается, а то у него нет здесь родных. Его тело находится в первом городском морге. Это самое простое. А второе – вы расскажете Нине всю правду.
– Я не смогу, – растерялся Протасов, и искорки в глазах исчезли. – Вдруг она не так все поймет?
– Придется. Я обязательно проверю. Жаль, совести у вас совсем нет или она слишком крепко спит. Буду надеяться, что когда-нибудь проснется. Потому оставлю вас в покое… и еще мне хочется, чтобы мы с вами никогда больше не встречались.
Я забралась в свою «Хонду», завела двигатель и уехала. В зеркале заднего вида отражалась только снежная пыль, не видно – стоял ли на дороге Юрий Иванович или уже ушел. О случившемся я никому не заикнулась: ни Данилову, ни девчонкам из опорного, ни маме. До сих пор не понимаю, почему я так поступила? Если кого и пожалела, то не Юрия Ивановича. Признался он Нине во всем или нет, мне неизвестно. Через пару месяцев я проезжала мимо Лермонтова 6, свет в квартире Вихровых горел, но кто там находился – не знаю. А расследование оказалось совсем простым.

продолжение вечером

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 1.1

Моя неутомимая полноприводная «Хонда», наконец, доставила хозяйку к цели. Я позвонила в домофон нового десятиэтажного дома и мужской голос произнес: «Кто?». Я без обиняков ответила: «Полиция». Послышался мягкий щелчок магнитного замка и дверь открылась. «Черный риелтор» оказался дома. Мне сегодня, несомненно, везло. Жаль, нет с собой наручников и пистолета. Кто его знает, что за тип Синельников? В прошлом году брали банду Кошелева: негодяи обманывали стариков с квартирами. Члены банды искали одиноких пенсионеров, социально-неблагополучных людей и устраивали «исчезновение» этих граждан, преступным путем затем оформляя их недвижимость на нужных людей. Слышала, что при задержании без стрельбы не обошлось. Я добралась на лифте до восьмого этажа и нерешительно нажала на звонок нужной квартиры.
– Здравствуйте, Павел Игнатьевич Синельников, я из полиции. Догадываетесь, по какому поводу вами интересуются? – задала я вопрос в лоб, как только он открыл дверь.
– Нет, а что-то случилось? – Синельников ни капли не смахивал на матерого уголовника, но в голосе слышался страх.
– Да, случилось.
Это был слегка полноватый мужчина выше среднего роста, лет сорока, в очках с тонкой оправой, интеллигентного вида и с мягкими манерами. Следом из гостиной выглянула жена и недоуменно воззрилась на меня. Я показала ей удостоверение и сказала:
– Я из полиции, мне надо задать вашему мужу несколько вопросов. Мы можем спокойно побеседовать?
– Пожалуйста, проходите, – растерянно согласился Павел.
Я разделась в прихожей, прошла на кухню, разложила на обеденном столе папку, достала протокол и не торопясь задала формальные вопросы. Фамилия, год рождения, место работы. Есть такой психологический прием – забрасывать простыми вопросами. Если человек в чем-то виноват, он напрягается и не знает, с какой стороны нанесут удар. А Павел уже беспокойно ерзал на табуретке.
– Павел Игнатьевич, когда вы видели Олега Вихрова в последний раз? – неожиданно спросила я и, прищурившись, посмотрела ему в глаза.
– Так вы о нем? Черт возьми, а я-то думаю, почему полиция мною заинтересовалась, вроде ничего криминального не совершал. Законопослушный вообще-то. Вчера я забегал к нему вечером. Я так понимаю – Вихрь все-таки повесился? – ответил он, вздохнув с облегчением.
Его ответ словно выбил из-под меня табуретку, настала очередь поразиться мне:
– Он что, должен был повеситься?!
– Да, он собирался это сделать. Но я тут ни при чем, сразу говорю. Я провел весь вечер и всю ночь дома, могу представить доказательства: жена, дети, соседи подтвердят. И совать голову в петлю я Олега не заставлял, это его осознанное решение.
– Мы утром нашли его мертвым на въезде в деревню Борисовка. Предположительная причина смерти – переохлаждение в нетрезвом виде.
– Около Борисовки? Тогда понятно. На фиг я ему сказал… а он потащился туда… идиот… Хотя что так, что по-другому… – расстроился Павел. – Ушел Вихрь в чисто поле.
Я заметила, что он произнес это чистосердечно. Хорошо бы поподробней объяснил, что к чему.
– Знаете, я могу вам рассказать, но это долгая история. Возможно, она к делу не относится, – неуверенно начал он.
Я достала из сумочки миниатюрный диктофон, включила и положила на стол рядом с собой.
– Павел Игнатьевич, я послушаю, а потом решу: относится она к делу или нет.
– Мы с Вихровым знакомы с детства. Друзьями были не разлей вода. Вихрь – его прозвище. После школы я пошел работать телемастером, а он на резиновую фабрику. Работал Олег в цехе модельной обуви на итальянском оборудовании. Там хорошо платили в те времена. Женился на девушке из Борисовки, двоих ребятишек она родила. Трехкомнатную квартиру в девятиэтажном доме купил, правда, на первом этаже, но я и о такой тогда не помышлял. Потом пришла беда: выпил с друзьями, решил над ними подшутить – с балкона постучаться в кухонное окно, где все гости сидели. Напугать захотелось. Постучался и упал. С пятого этажа. Результат – перелом позвоночника. Травма оказалась тяжелой. Ходить он больше не смог. Инвалидная коляска заменила ему ноги… – Павел сделал паузу и поднялся со стула. – Давайте кофе налью обоим, а то неудобно перед вами.
– С удовольствием, – согласилась я. К тому времени мне так хотелось кушать, что если б он предложил мне котлет, ни за что бы не отказалась.
Синельников заварил две чашки быстрорастворимого кофе и поставил на стол.
– Глоток сделаю, а то в горле до сих пор сухо. Напугали меня своим приходом. Жена Нина никогда не попрекала его, ухаживала за ним. У Олега золотые руки, не раскис после такой травмы, открыл дома у себя сапожную мастерскую. Для этого они переоборудовали маленькую комнату. Купили станки, инструменты… Жили не тужили, пока ему моча в голову не ударила. Я даже знаю, откуда ветер прилетел…
Павел сделал несколько глотков кофе и продолжил:
– Нина на полторы ставки в магазинчике пахала, а у Олега работы не так много было, ему дома скучно станет – он во двор к доминошникам-алкашам присаживался. Они начали ему мозги промывать, мол, твоей жене хахаль нужен, она ведь неудовлетворенная ходит, а ты инвалид ее совсем не жалеешь… свои услуги даже предлагали…
Павел замолчал и, судя по еле заметной улыбке, явно ушел в какие-то интересные воспоминания.
– Что дальше? – поторопила я.
– Он связался со мной, попросил его навестить. Я пришел к нему. Олег стал объяснять проблему, я сначала не понял, что ему от меня надо, только потом дошло. Он предложил, чтобы я спал с его женой два раза в неделю. Мол, я для него не чужой и не так сильно ревновать Нину будет. Я, разумеется, сказал, что он рехнулся. Вы уж не думайте, что все мужики одинаковые, готовые хоть с кем…
– Я так не думаю, продолжайте.
– Олег позвал Нину и сообщил ей, что мы можем стать любовниками. Он ничего против этого иметь не будет. Она его обругала, назвала дураком и ответила, чтобы он не забивал голову ерундой, а она прекрасно проживет и без секса.
– Действительно дурак, – согласилась я.
– Я ушел и не появлялся у него года три. У меня проблемы с работой возникли, не до него стало. Потом узнал, как развивались события. Олег потихонечку спивался, а на почве алкоголизма возник бред ревности. Он постоянно скандалил, бил жестоко жену. Как-то раз в ярости бросил вазу в дверь. Она разбилась и отлетела тысячей осколков прямиком Нине в спину. Весь затылок и спина у нее в ранах были, как от кассетной бомбы… два месяца вытаскивали из тела малюсенькие стеклышки…
– Ужас! – посочувствовала я Нине, а у самой мурашки по коже побежали от его рассказа. Будто это моя спина…
– Да, вот так. Она выписалась, забрала детей и умотала к матери. Не выдержала. Про нее я больше ничего не слышал. А Олег скатывался дальше и дальше. Местные алкаши все у него в квартире пропили да вынесли. За полгода до сегодняшнего дня Вихров вспомнил обо мне и начал названивать с просьбами: то телевизор найди ему старенький, то конфорку исправную – не на чем еду готовить. Я его жалел, чем мог помогал. Продукты частенько покупал. В последнее время Олег уговаривал меня вынести его на крышу и сбросить, а лучше повесить. Представляете? Я сказал, что не буду такой грех на душу брать. Пусть сам делает, раз так решил. Вчера я заходил к нему вечером. Он решил попрощаться со мной и собирался повеситься сразу после моего ухода. Я его долго отговаривал, но он уже принял решение. Ключ мне дал, попросил зайти через день – не хотел, чтобы труп вонял. Друзей, кроме меня у него не осталось, родных в этом городе тоже никого, – Павел опять замолчал.
– И вы ушли?
– Нет, не сразу. Он сидел передо мной в коляске, лил слезы, а в руке бутылка пластиковая с дешевым пойлом, которое в каждом дворе продают. Хлебал его словно газировку.
«Надо разобраться с этими продавцами», – мелькнуло у меня в голове.
– Я не выдержал и все Олегу высказал: «Ты сам виноват – тебе судьба подарила хорошую жену, а ты ее прогнал. Жизнь свою всю просрал. Ты, вместо того чтобы в петлю лезть, езжай хоть на коляске, хоть на брюхе к Нине ползи и за все обиды у нее прощения проси. Может она не простит тебя, но хоть пожалеет и вернется». Я не думал, что он воспримет всерьез мои слова и попрется к ней. Получилось почти по-щедрински.
– Почему по-щедрински? – не поняла я.
– Иудушку Головлева помните? Всю семью свою погубил, потом совесть проснулась, к маменьке на могилу пошел и замерз насмерть.
Мне стало немного стыдно. Я большая любительница книг, а о Головлеве не читала. В школе это произведение как назло не проходили. Пришлось соврать, чтобы не показаться невеждой:
– Вспомнила... да, похоже. А как найти его жену? Судя по картотеке, она не выписывалась из квартиры, а другого адреса я не знаю.
Павел почесал затылок, потом принес записную книжку, полистал, но ничего в ней не нашел.
– Раз он туда путь держал, значит где-то в Борисовке. К матери попробуйте заскочить, фамилию девичью Нинкину сейчас вспомню… сама из деревни и фамилия деревенская…
Я попыталась помочь и предложила первое, что пришло в голову.
– Василькова? Хренкова?
– Нет, что вы… Вспомнил – Стожкова!
Мне больше от Павла ничего не требовалось. Я поднялась, выключила диктофон, поблагодарила за рассказ и пошла одеваться. Дополнительно выяснила, что «черный риелтор» работает в компьютерной фирме. А наговорили…
– Я вам чем-нибудь помог? А то вы не стали протокол заполнять, – поинтересовался Павел, снимая с вешалки мой пуховик.
– Конечно, помогли. Если что – я вызову, – ответила я, еще раз поблагодарила за кофе, попрощалась и ушла.
Завтра с утра обязательно поеду искать Нину Вихрову, решила я. На улице темень, смысла сейчас нет ехать в Борисовку. Сбегая по лестнице, я почувствовала, как в кармане загудел сотовый.
– Да, мамусь, – ответила я сразу.
– Ты где?
– Еду домой.
– Наверно голодная? Тебе разогревать жаркое?
– Да, голодная. Приеду, сожру и жаркое, и тебя, и Муню.
– Давай, приезжай, – засмеялась мама.

Я добралась до своей квартиры уже поздним вечером. Быстро разделась, помыла руки и отправилась на кухню. Маманя разговаривала с кем-то по телефону. Я наложила себе полную тарелку тушеной картошки с мясом, намазала маслом кусок хлеба и достала из холодильника салат с капустой. Ужинать так ужинать. Зашла мама, села рядом и грустно вздохнула.
– Виталик, значит, не стал ждать, когда ты поумнеешь. А ведь ты мне не все сообщила. Екатерина Васильевна кое-чем поделилась.
Материна подруга Екатерина Васильевна из тех людей, про которых никто ничего не знает, но зато она умудряется знать про всех и все. Как ей это удается неизвестно, возможно у нее большая агентурная сеть, разбросанная по нашей области. Мне по идее точно такую же надо заводить. У каждого полицейского должны быть свои осведомители.
– Чем интересно поделилась? – начала я раздражаться.
– Виталик поедет с женой в Таиланд медовый месяц проводить и назад в Галатов не вернется, будет в областном центре адвокатом. Ты упустила выгодную партию.
– Мама! Я устала! Отстань и дай поесть! – вышла я из себя.
Я так проголодалась, что ела, рискуя подавиться. Вся кровь из головы ушла в желудок и спустя несколько минут я почувствовала себя словно охмелевшей. А мама все сидела возле меня и ждала реакции на новость о Виталике.
– Мам, пусть он хоть что делает. Выходят замуж за человека, а не за его профессию. Знаешь, почему я не с ним? Да потому что он патриархален до самых костей, как и его покойный отец. Недавно мама Виталика, наконец, смогла осуществить свою мечту – уйти в творческую жизнь, чего ей постоянно запрещали. Само собой в актрисы ей уже не пробиться, но она упросила взять ее хотя бы на полставки помощником режиссера в детском театре. Сейчас помогает ставить спектакли для самых маленьких зрителей. А Виталик…  в нем всегда не хватало чуткости, которую я бы хотела видеть в своем будущем муже. Он прислал как-то мне на компьютер видеофайл со следственным экспериментом Балакова. Посмотри, Лиленька, в подробностях как все там происходило. Я из-за этого выродка такой стресс перенесла: два человека ужасную смерть приняли, Елизавета Петровна скончалась, я сама чуть не погибла и в больнице оказалась, а он что – бесчувственный болван и ничего не понимает?! – взорвалась я.
Мама растерялась и не нашлась, что ответить. Я поднялась из-за стола, сложила тарелки в раковину и отправилась в свою комнату. Мыть за собой посуду сил не осталось.
Уже за полночь я вытащила в гостиной из шкафа Салтыкова-Щедрина и улеглась читать «Господа Головлевы». Не знаю, что нашел Павел Синельников общего между Иудушкой и Олегом, разве что оба замерзли, и пробудившаяся совесть для них стала грозным, беспощадным возмездием за содеянное зло. С другой стороны, у каждого свои ассоциации.
Покончив с чтением, я выключила свет и подошла к окну. Город спал. Столбик термометра опустился еще ниже, чем днем и показывал минус двадцать пять. Звезды на морозе мерцали, а я выискивала взглядом Венеру и не слышала, как ко мне подошла мама.
– Что ты там смотришь, доченька?
– Звезды. Венеру ищу.
– С улицы лучше видно, а из окна нет смысла за небом наблюдать.
– Я знаю. Мама, ты хочешь, чтобы я вышла замуж. Говоришь – дети, внуки… Вот ты меня родила, а я ведь получилась совершенно не такая, как тебе хотелось. То же самое случится со мной: как бы я ни воспитывала ребенка, он не будет похож ни на кого. В первый день работы в участке мы с Даниловым отобрали девочку у матери алкоголички. Мне она так понравилась: чудесная, умная, просто прелесть. Я с ней почти два часа общалась. В нас с ней есть что-то необъяснимо общее. К сожалению, забыла как ее зовут, в памяти моей она навсегда останется Венерой.
– Почему Венерой? – не поняла мама.
– Долго рассказывать. Мне бы хотелось, чтобы у меня была точно такая же. Жаль, что детей могут усыновлять только семейные пары. Я как вспомню ее, мне сразу становится очень грустно. Сейчас она, скорей всего, в интернате и уже ходит в школу.
– Лиля, зачем тебе чужая девочка?
– Я не ожидала от тебя другого ответа, – ответила я и залезла в кровать.
Мама вздохнула и ушла в свою комнату, но через три минуты вернулась и села рядом.
– Лиля, а давай найдем ее и купим подарков, сладостей…
– Не надо мама, если я ее увижу, то уйти уже не смогу.
Мама ласково погладила меня по плечу, тихо поднялась и вышла.

продолжение следует

Сейлор-мент (глава 11)

Я проснулась от странного ощущения, будто меня шлепают по лицу мягким предметом. Открыла глаза и увидела перед собой кошку Муню, которая расположилась рядом и бесцеремонно стучала хвостом по щекам. Она часто так делает, потому что ей не нравится, когда мой сон затягивается чересчур надолго. Да, у меня появилась кошка. Однажды во время прогулки я встретила ее на улице. Она была настолько худой и облезлой, что представляла собой «скелет на лапках». Несчастное создание с жалобным мяуканьем увязалось за мной. Сердце мое не выдержало и я забрала ее домой. Нам с мамой немало пришлось потрудиться, чтобы больной скелетик превратился в полосатую красавицу с блестящей шерстью. Мы ее очень любим, кошка это чувствует и, не желая обидеть, спит с нами по очереди.
Я поднялась с кровати, подошла к окну и обомлела. Если в прошлые дни температура плавала около нуля, а снег белел только на газонах, то сейчас весь город покрылся толстым слоем белого пуха. Даже дороги замело. Термометр показывал минус пятнадцать. Вчера была поздняя осень, а сегодня уже зима в самом разгаре. Нам к такому не привыкать, главное, чтобы одежда имелась подходящая.
Сегодня суббота. У нормальных людей выходной, а мне надо собираться на службу. Нашему начальству всегда наплевать на подчиненных. Раньше я работала пять дней в неделю и еще в выходные вызывали по всяким пустякам. Но в управлении этого показалось мало. Они решили в целях улучшения реагирования на жалобы от населения сделать приемными пару часов в субботу. А то, что мы и так по десять часов работаем ежедневно, никого не волнует. Мария ушла в отпуск, теперь вдобавок и участок ее будет за мной. Между прочим, в первую субботу мне повезло. Об изменении графика мало кто знал, и я просидела одна. Никто ко мне не пришел. Впрочем, забот хватает и в выходной день. Я обязана заполнить кучу всяческих отчетов, докладов, служебных записок, от которых к вечеру начинает рябить в глазах. Но самое печальное, что результат работы оценивается не по положению на участке, а по количеству написанных бумажек.
Мамы дома нет, ей тоже приходится работать по субботам, но она за много лет привыкла. Придет домой к часу дня. Я поплелась на кухню и никто не ворчал, почему я неумытая позволяю себе завтракать. Кошка терлась рядом, я поделилась с ней колбасой и тут же стала дразнить: попыталась ногой отобрать у нее кусок докторской. Она нервно заурчала, схватила колбасу в зубы и умчалась с ней в комнату.
В половине одиннадцатого я села в свой автомобиль и поехала на работу, по дороге остановившись у коммерческой палатки, чтобы купить несколько шоколадок «Марс» и «Сникерс» к чаю.
Опорный пункт полиции встретил меня негостеприимно. Входная дверь оказалась заперта. Я сняла сигнализацию и направилась к кабинету, по дороге скользя глазами по стендам, увешанным наглядной агитацией. В коридоре сегодня почему-то грязно. Неужели уборщица заболела? Вполне возможно ¬– в городе свирепствовала эпидемия гриппа. Данилова сегодня не будет – его тоже постигла участь подхватить эту заразу. Неделю я его не увижу точно. Не успела я повесить пуховик и шарф, как дверь кабинета распахнулась и ко мне бросилась девушка, бухнулась на колени и обняла мои ноги. От неожиданности я вздрогнула и уронила одежду.
– Лилечка Сергеевна, пожалуйста, не отправляйте моего Мишеньку в тюрьму! – запричитала она.
Я оправилась от испуга и строго приказала:
– Встань! Немедленно встань!
Она, придерживая свой большой живот, поднялась, и я помогла ей усесться на стул. Девушка поблагодарила и тут же ухватилась за мою ладонь. Я узнала ее – сожительница Михаила Воропаева. Это «удошник», который так и не появился в опорном отметиться в положенное время.
– Не надо так себя вести, – сказала я. – Это он должен в ногах у меня валяться, а не вы. Почему он опять не пришел?
– Он выпил вчера много и сейчас не в состоянии встать с дивана. Он хороший, не надо его в тюрьму. Миша поругался с бригадиром, его уволили, он очень расстроился и запил.
– Знаешь, мой бывший наставник с такими вообще не церемонится. Не явился вовремя – езжай досиживать назад. Меньше головной боли потом. А я вашего Мишеньку предупредила по телефону заранее, еще в понедельник.
– Он придет.
– Придет? А сейчас где он? Вдруг он в данный момент преступление совершает, а вы меня за нос водите, прикрываете его?
– Он дома, давайте сходим и посмотрим, – заплакала девушка, по-прежнему цепко держа мою кисть, а я не знала, как ее вырвать. – Если его посадят, я покончу с собой! Вы хотите, чтобы погибли сразу два человека? Мне нельзя нервничать! Я могу прямо здесь родить.
– Прекрати! Я не собираюсь бегать за ним и не надо меня шантажировать! Со мной это не проходит, – сказала я очень жестко и, наконец, с усилием освободила руку и села за свой стол.
– Я вас не обманываю. Миша очень ранимый и вспыльчивый. Творческие люди все такие, – оправдывала она его.
– Творческий? – усомнилась я. С другой стороны, в тюрьму даже профессоры попадают.
– Да! Он сам сочиняет песни и музыку, – девушка полезла в сумку, вытащила сотовый, порылась в файлах, нажала на кнопку, и из телефона понеслось: «Ты пришли мне малявочку милая, милая, милая…».
– Выключи! – резко сказала я.
– Вам не нравится?
– К счастью, нет. Вот у меня на столе лежит рапорт, составленный на вашего Мишеньку. В пять часов вечера в понедельник я отвезу эту бумагу в отдел. Меня на месте не будет, пусть ищет где угодно на участке, но если творческий человек так и не появится…
Я многозначительно хлопнула ладонью по бумажному листу и добавила:
– Это в последний раз! А теперь идите домой.
– Спасибо, вы такая добрая! Он придет. Я сама его приведу, – обрадовано со счастливой улыбкой закивала она головой, поднялась и попятилась к двери.
Она ушла, а я подошла к подоконнику и включила электрочайник.
– Ты пришли мне малявочку ми… – пропела я машинально и тут же выругалась: – Тьфу ты черт, привяжется к зубам какая-нибудь гадость…
Чайник вскипел, я налила чашку кофе, достала шоколадку, уселась за стол и в тишине предалась воспоминаниям.
С того дня как я стала полноправной участковой прошло восемь месяцев. Четыре из них я прожила в Саратове, обучаясь в центре МВД. В моей группе среди стажеров оказалось трое старых друзей по институту. Так что я не скучала. Когда вернулась домой, мою старенькую «Хондочку» ППСник Гена Приходько выпросил для себя. Я снова купила в рассрочку подержанный автомобиль той же марки, но с другой непонятной аббревиатурой «Си-Эр-Вэ» и на этот раз у Юлькиного брата. Солидный внедорожник. Он больше в два раза и выше. На нем удобно в потоке машин поглядывать на всех сверху. Хотя какие тут у нас в провинции потоки. Пробки лишь изредка в гололед бывают.
Балакова осудили совсем недавно, получил двадцать лет тюрьмы. Сказались хорошие адвокаты и надежда судей, что это последнее его преступление. На суде он сидел, потупив  глаза, и старался ни с кем не встречаться взглядом. Суд проходил в областном центре, чтобы не накалять страсти в нашем городке. Родителям девочки Балаков выплатит миллион. Скромная цена за жизнь ребенка. Я не стала подавать иск за полученные травмы, мне от Игоря ничего не нужно. Мама тогда со мной не согласилась, и мы даже поссорились.

Зазвонил служебный телефон, пьяный мужской голос попросил позвать какую-то Таню. Все ясно – с пятничного перепоя ошиблись номером. Надеюсь, что эта суббота пройдет тихо и без происшествий, а вечером я смогу свободно отдохнуть. Не спугнуть бы удачу раньше времени. «Вот вышла бы замуж за Виталика и жила бы спокойно», – с ехидцей сообщил внутренний голос мамиными интонациями. Я глубоко вздохнула. На столе запищал сотовый. Виталик. Легок на помине. Я ужасно удивилась: вчера у него состоялась свадьба, а он уже тут как тут. Соскучился что ли?
– Ты на меня обиделась? – спросил он виноватым тоном.
– За что?
– Я тебя на свадьбу не пригласил.
– Виталик, ты меня иногда убиваешь, а что мне там делать? Кричать «горько» и смотреть, как некогда близкий человек целует другую? – с сарказмом ответила я.
– Сколько раз я тебе делал предложение? Сто, если не больше, а ты не захотела выйти за меня замуж.
– Я вообще не хочу, зачем мне торопиться? А у тебя будет все, как у людей. Жена, дети, суп в обед, секс по расписанию…
– Женщина должна родить до тридцати, потом для нее это будет проблематичнее, – выдал Виталик, словно какую-то догму.
Не знаю почему, но меня эта фраза развеселила.
– Ха-ха, Виталик. Кому должна? Ну ты сказанул! Я вчера с мамой поделилась, что ты женишься, она ужасно расстроилась и напомнила, что мне скоро тридцать, а старые девы – это живые покойники, бесцельно влачащие свое существование. Я обязательно сегодня закажу в интернет-магазине симпатичный синенький бархат себе на гроб. Пора готовиться.
Виталик тоже засмеялся.
– Лиля, тебе я вижу весело.
– А что мне грустить? Виталик, вы же три дня собирались отмечать, ты ведь должен быть в ресторане?
– Мы и так там, я за угол вышел, захотелось тебе позвонить. Слушай, Лиль, может, я зря женился?
– Ты у меня спрашиваешь?! – расхохоталась я и осеклась. В дверь постучались и вошли заплаканная девушка с парнем.
– Все, пока, мне некогда, – я повесила трубку и обратилась к посетителям: – Что у вас?
– У нас мама умерла час назад, сказали – к вам сначала, – ответил молодой человек.
«Как всегда – кому свадьба, а кому похороны», – подумала я и прошла к вешалке одеваться.
– Далеко живете? – спросила я.
– Нет, рядом дом, – всхлипнула девушка.
– Пойдемте.
Я вернулась в штаб из квартиры умершей женщины и собиралась мирно провести время до конца рабочего дня, но по рации прозвучал вызов от Самойловой.
–  Касаткина, приезжай, у нас труп. Замерз тут один инвалид возле деревни.
– Так у вас труп, а не у меня, – пошутила я.
– Не издевайся, прилетай, а то темнеет рано. Мы уже замерзли – мороз такой на улице.  Опишешь да домой поедем. За час-то управишься.
– Куда?
– Со стороны Чернышевского заедешь в Борисовку. Там нас и увидишь.
Вот так отдохнула в субботу, а чего злиться, знала ведь куда устраивалась. Ни одного праздника дома не отметила, а что про выходные говорить.
Борисовка совсем рядом с городом: на машине от опорного пункта до нее десять минут. За деревней протекает речка Краснуха, впадающая в Волгу. Она не красная, вода в ней чистая-чистая. А вот песок из-за большого содержания железа кирпичного цвета. В детстве я с другими ребятишками со двора любила в ней купаться. Напрямую попасть на пляж быстрее, но мы всегда делали крюк через Борисовку, ведь из заборов торчали ветки с ягодами малины, крыжовника и смородины. Ну как не попробовать, особенно крыжовник! Ягоды чуть мохнатые, покрытые желтоватой пыльцой. Они хрустят на зубах. И сладкие какие!..
Я въехала на проселочную дорогу и издалека приметила за деревьями серебристый полицейский «уазик», а рядом белую «Газель» из криминалистического отдела. Я подъехала ближе, остановила машину, вышла и поздоровалась с коллегами. ППСники Юля Самойлова и Гена Приходько уже заметно продрогли. Гена бил нога об ногу и дышал себе на руки. Криминалист Дима Колесов стоял возле инвалидной коляски, рядом с которой лежал человек без признаков жизни.
– Что здесь? Давайте рассказывайте, – попросила я всех.
– Подснежник. Только недавно от снега почистили, – скучно ответил Гена.
– Понятно. Кто нашел?
– Дед проходил мимо, увидел засыпанную снегом коляску, подумал – кто-то выкинул, а раз так, то можно забрать. В хозяйстве пригодится. Обрадовался он, подошел ближе и заметил неподалеку какой-то мешок. Любопытно стало, что еще люди выбросили. Очистил он его, а там не мешок с мусором, а нога человеческая. Дедок не на шутку перепугался и кинулся быстрее в полицию звонить.
Мы опросили всю улицу, но никто ничего не видел и не знает. Получается, этот инвалид здесь ночью непонятно как оказался. Хрень в общем какая-то. Возможно, привезли из города и выбросили. Судя по несвежей одежде и щетине – асоциальный элемент. Сейчас Дима сделает экспресс-анализ крови, узнаем: трезвый он был или нет.
Я осмотрелась вокруг, вытащила свой фотоаппарат из машины и стала снимать: труп, окружающую обстановку, коляску со всех сторон…
– Димон давно все сфотографировал, – сказал Приходько таким тоном, будто я занималась ерундой.
– Мне для себя надо, – ответила я.
– Понял, Гена? Не лезь не в свое дело, – заткнула его Юля.
Дверь «Газели» с противным металлическим визгом распахнулась, и оттуда вылез Дима Колесов. Вид у него не из лучших: то ли похмельный синдром, то ли простыл. Диме тридцать пять лет, он симпатичный брюнет с восточными чертами лица. Со всеми в ГУВД на короткой ноге, вплоть до Корягина. Живчик и весельчак. Маша говорит про него – сангвиник в сангвинике.
– Три промилле, двух не хватает, – сообщил он.
– Где? Кому? – не поняла я.
– Чтобы копыта отбросить еще дома. Вот смотри туда, – Дима одной рукой обнял меня за плечи, а другой показал на дорогу. – Небольшой спуск, пусть градусов пять-десять, но есть. Скатился и не справился с управлением. Вот и все. Ночь выдалась теплая, он решил поспать на улице. Видишь, калачиком свернулся. В четыре утра повалил снег, потом подморозило. Куртяшка у покойничка на «рыбьем меху». Если бы не коляска, то нашли бы его весной. Никакого криминала лично я не вижу. В карманах деньги рублей двести, ключи, паспорт на имя Олега Алексеевича Вихрова, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения. Следы насилия отсутствуют. Отпечатков на задних поручнях нет или они не остались там. Слишком рельефная поверхность. Что еще хочешь знать?
– Как он здесь оказался?
– Знаешь, Лилечка, у меня оборудования нет такого, чтобы его предсмертные мысли считывать, – с усмешкой ответил Дима. – Я закончил, держи описание. Мне пора сворачиваться, что-то нездоровится. Труповозка через двадцать минут приедет.
Я достала из своей папки рапорт, заполнила и осмотрелась. В сторону города шли девушка с парнем. Я объяснила им, что здесь найден труп и пригласила в качестве понятых. Они поставили в протоколе осмотра свои подписи и отправились дальше.
– Коляску завези в отдел, – попросила я Диму, когда все формальности закончились.
– На хрена она там нужна? Ищи его родню и пусть забирают. Не люблю с женщинами работать, вечно они что-нибудь выдумывают, – запротестовал Колесов.
– Что ты там про женщин сказал? – грозно поинтересовалась подошедшая Юля.
– Молчу, молчу… грузите тогда, – сдался Дима. – Я поставлю ее на третьем этаже под лестницей, ведущей на чердак.
Он открыл заднюю дверь и уже хотел вкатить коляску внутрь, но я решила осмотреть ее еще раз и остановила его. Ничего подозрительного не увидела. Потертая ткань. Помятый дюралевый подножник со следами краски разных цветов от ударов об косяки. Синих с зелеными было мало, больше всего белых и коричневых отметин. Погнутые перекладины, недостает нескольких спиц, обычная видавшая виды домашняя инвалидная коляска. Дима с ехидной ухмылкой наклонился ко мне.
– Ты обязательно сиденье понюхай и железяку языком попробуй, если что – у меня термос имеется – отольем, – сказал он и заржал вместе с Приходько.
– Как смешно! Идиоты… – ответила я и задвинула коляску в салон.
Раньше подобные шуточки на фоне покойников воспринимались как нечто нелепое и дикое, но сейчас я привыкла. Работа у нас такая. Конечно, при посторонних никто так себя не ведет.

Я вернулась в опорный пункт и полазила в базе данных жителей города, отыскивая родственников погибшего. Выяснила, что у него есть жена и двое детей. В поле зрения участковых Вихров ни разу не попадал.
Я подъехала на Лермонтова 6 к месту прописки покойного, поднялась на площадку первого этажа и постучалась в нужную дверь. Несмотря на то, что долбила я довольно громко и долго, никто мне не ответил. Где же они могут быть? Уехали? Ключи забрал Дима, но все равно открывать квартиру без ордера я не имела права. Что ж будем опрашивать соседей. Я позвонила в квартиру слева от Вихровых. Дверь отворила симпатичная дородная женщина. Она не удивилась, услышав, что ее сосед найден погибшим.
– Сколько веревочке не виться, а алкашам один конец, – перефразировала она известную поговорку.
– А где его жена, дети?
– Да бог его знает, больше года уж не видела. Променял на дружков своих со двора таких же пропащих, как и сам.
Я попросила вспомнить кого-нибудь из них. Она назвала только двоих. Негусто… Я решила поинтересоваться в других квартирах, и там меня ожидал богатый улов. Полная соседка, с которой я только что разговаривала, оказалась любопытной и осталась на пороге наблюдать за мной.
– Я знала, что так получится, – вкрадчиво и мягко рассказывала мне моложавая женщина с обесцвеченными волосами, уложенными в пышную прическу. – Друзья-алкаши к нему перестали ходить – лишний рот им не нужен. Ведь Олег без денег сидел, ему никто из соседей в подъезде в долг не давал. Черный риелтор в последнее время начал его обхаживать.
– Но откуда вы знаете, что он риелтор и вдобавок черный? – выразила я свое сомнение.
– Мы наученные – телевизор смотрим. Что он за хмырь я сразу сообразила. Чистенький, аккуратный, в очках, под интеллигента подстраивается. Прежде чем к Олегу зайти, в нашем павильоне сосисок самых дешевых накупит. Круп, макарон наберет недорогих. Даже яйца брал второго сорта. Экономный мерзавец. Хочет побольше прибыли получить. Вчера последний раз у Вихрова был в девять вечера, я через стенку слышала, как он кричал на Олега. А ночью шум из подъезда раздался: коляска по ступенькам застучала. Вихров давно сам без посторонней помощи наловчился спускаться. Я тогда подумала – Олег копейки от барыги получил и опять за спиртом поехал, а оно вон как вышло. Теперь другим людям продадут эту квартиру. Все Вихров в своей жизни потерял, ничего не осталось.
– Любопытные вещи рассказываете. Не приедете завтра в отдел? Мы фоторобот риелтора составим. Я позвоню днем и заеду за вами, а потом отвезу назад, – предложила я.
– Боязно как-то, – испугалась женщина и тревожно покосилась за мою спину. – Подкараулят меня, а потом по голове чем-нибудь тяжелым тюкнут.
– Никто об этом не узнает, – успокоила я.
– Хорошо, – сдалась она.
За моей спиной раздался голос полненькой соседки:
– Надя, я поняла, какого риелтора ты имеешь в виду. Две или три недели назад я видела, как он разговаривал с Катькой Ивановой из третьего подъезда. Она всем этим руководит. Барыга и сволочь! Дорогие иномарки меняет каждые полгода, две трехкомнатные квартиры соединила в одну. Скоро и до нас доберутся.
– Да ты что, Марина?! – ужаснулась Надя. – А я-то думаю – откуда у них столько денег?!
Я выяснила у женщин, в какой квартире проживает Екатерина Иванова и отправилась к ней. Дверь мне открыла приятная ухоженная дама лет около сорока с тойтерьером в руках. Мне эта порода никогда не нравилась и внушала отвращение. Ушастая шавка, словно почуяв неприязнь, злобно затявкала визгливым голосом и не успокоилась, пока ее не заперли на кухне.
Мои расспросы повергли Иванову в ступор, она терла висок, вздыхала, закатывала глаза, но ничего не могла вспомнить. Мне показалось, еще минута, и она стала бы стучать лбом о косяк.
– Я рада вам помочь, – сказала Иванова вроде искренне. – Ну, хоть убейте, не знаю и не помню никакого риелтора: ни черного, ни белого, ни зеленого. В моем окружении только порядочные и серьезные люди. Они ничего не напутали, мои соседи?
– Это исключено, они вас так «любят»… – произнесла я с иронией.
– Понятно – черная зависть. Кто же это может быть? У меня много деловых партнеров – я ведь держу большой магазин меховых изделий «Медея». На ум приходит лишь Павел Синельников, я с ним недавно действительно во дворе разговаривала. Я уже и забыла. Может, он и перешел в риелторы, но я знаю его как телемастера. Мы пользовались его услугами лет десять назад. Родителям моим он очень нравился: никогда не опоздает, обязательно внутренности у телевизора пропылесосит. А сейчас мы новой техникой обзавелись. Я случайно увидела его во дворе и спросила, какую лучше спутниковую антенну купить. Больше никого не припомню.
– А где его найти?
– Без понятия, – пожала плечами Иванова.

Я поблагодарила Екатерину и поехала в отдел. Найти сведения о Павле Синельникове оказалось проще, чем распечатать лист с его фотографией. Вечер выходного дня и почти все кабинеты закрыты. В одном из принтеров закончился тонер, другой нагло требовал драйвер, и как мы ни мучились с капитаном Сергеем Филатовым, ничего у нас не получилось. Удалось распечатать фото только у дежурного, и я отправилась опять на Лермонтова. Подъехав к подъезду и выйдя из машины, я шлепнулась на скользкую дорогу. Лист выскочил из рук и его подхватил хулиганистый ветер. Я гонялась за порхающей бумажкой по всему двору на потеху поздногуляющей мамаше с ребенком. Малыш явно был уверен, что вся эта замечательная забава придумана исключительно ради него, и потому весело хохотал, наблюдая за мной. Все же я поймала злосчастный листок.
Я поднялась по ступенькам и позвонила в квартиру соседки Вихрова, которую звали Надя. Она не заставила себя долго ждать, открыла быстро и я протянула ей фотографию.
– Это он? – осипшим голосом спросила я, тяжело дыша и держась за косяк.
– Да, он! – подтвердила она, удивленно переводя взгляд то на меня, то на фотографию. – Быстро вы находите мерзавцев.
– Спасибо за помощь, до свидания, – попрощалась я и поехала к Синельникову.
Ехать пришлось мимо азербайджанского кафе, откуда вкусно пахнуло шашлыками, и я почувствовала спазмы в желудке. Я бывала там один раз случайно с Марией и опером Сабитовым. Как раз в праздничный день 23 февраля. Я тогда только из «учебки» вернулась. ГУВД заставило всех сотрудников патрулировать город вечером, это у нас называется «усиление». Мы втроем замерзли, проголодались, и Сабитов предложил зайти в кафе к своим собратьям по вере. Несмотря на то, что зал был набит битком, нам нашли место. Мы заказали каждый по шашлыку и салатику. На сцене юная красавица-азербайджанка исполняла танец живота под переливчатый голос арабской певицы. Я наблюдала за ее движениями как завороженная, а девушка танцевала и улыбалась нам. Было здорово!
Когда мы вышли из кафе, я поделилась восторгом со своими сослуживцами. Сабитов похвастался, что он прекрасно знает ее семью и все подробности их жизни. До четырнадцати лет лицо девушки портил большой нос, но родители подсуетились и нашли деньги на пластическую операцию. Сейчас у нее от женихов отбоя нет.
И зачем Сабитов это ляпнул? Он разрушил гармонию красивого образа. Если я снова окажусь в том кафе, то не смогу сконцентрироваться на танце и стану рассматривать нос девушки, переживая, правильно ли сделали операцию. Маше тоже не понравилось хвастовство Сабитова и она с сарказмом спросила:
– Рустам Шамильевич, вы у нас как желтая пресса! А вам ничего не исправляли?
Сабитов смешался, не нашелся с ответом и быстро перевел разговор на другую тему. Он начал рассказывать какой сделал евроремонт в квартире и сколько денег на него потратил. Я его почти не слушала.

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 1.2